§ 7. Существует ли панхроническая точка зрения?
До сих пор мы понимали термин «закон» в юридическом смысле. Но быть может, в языке существуют законы в том смысле, как их понимают науки физические и естественные, то есть отношения, об-
наруживающие свою истинность всюду и всегда? Иначе говоря, нельзя ли изучать язык с точки зрения панхронической?
Разумеется, можно.
Поскольку, например, всегда происходили и будут происходить фонетические изменения, постольку можно рассматривать это явление вообще как одно из постоянных свойств языка—это, таким образом, один из его законов. В лингвистике, как и в шахматной игре (см. стр. 120 и сл.), есть правила, переживающие все события. Но это лишь общие принципы, не зависимые от конкретных фактов; в отношении же частных и осязаемых фактов никакой панхронической точки зрения быть не может. Так, всякое фонетическое изменение, каково бы ни было его распространение, всегда ограничено определенным временем и определенной территорией; оно отнюдь не простирается на все времена и все местности, оно существует лишь диахронически. В этом мы и можем найти критерий для отличения того, что относится к языку, от того, что к нему не относится. Конкретный факт, допускающий панхроническое объяснение, не может принадлежать языку. Возьмем французское слово chose «вещь»; с диахронической точки зрения оно противопоставлено лат. causa, от которого оно происходит, а с синхронической точки зрения — всем словам, которые могут быть с ним ассоциированы в современном французском языке. Одни лишь звуки этого слова, взятые сами по себе (,fo:z), допускают панхронический подход, но они не имеют лингвистической значимости; и даже с панхронической точки зрения Jo:z, взятое в потоке речи, например в составе yn Jo:z admirable (une chose admirable «восхитительная вещь»), не является единицей; это бесформенная масса, не ограниченная ничем. В самом деле, почему именно }o:z, а не o:za или п}о:? Все это не обладает значимостью, потому что не имеет смысла. Конкретные факты языка не могут изучаться с панхронической точки зрения.§ 8. Последствия смешения синхронии и диахронии
Могут представиться два случая:
а) При поверхностном взгляде может показаться, что синхроническая истина отрицает истину диахроническую и что между ними надо выбирать; в действительности этого не требуется: ни одна из этих истин не исключает другую. Если французское слово depit «досада» прежде означало «презрение», это не мешает ему ныне иметь совершенно иной смысл; этимология и синхроническая значимость — это две различные вещи. Или еще: традиционная грамматика современного французского языка учит, что причастие настоящего времени в одних случаях изменяется и согласуется с существительным как прилагательное (например, une eau courante «проточная (букв, «бегущая») вода»), а в других случаях остается неизменяемым (например, une personnecourant dans la rue «человек, бегущий по ули* це»). Однако историческая грамматика нам показывает, что в данном случае дело идет не об одной форме, а о двух: первая из них восходит к латинскому причастию currentem, которое изменяется по родам, а второе происходит от неизменяющегося по родам творительного падежа герундия currendo *. Противоречит ли синхроническая истина истине диахронической и нужно ли осудить традиционную грамматику во имя грамматики исторической? Нет, потому что поступать так значило бы видеть лишь половину действительности; не следует думать, что только исторический факт важен и достаточен для образования языка. Разумеется, причастие courant имеет два разных источника, но языковое сознание их сближает и сводит к одному — эта синхроническая истина столь же абсолютна и непререкаема, как и другая, диахроническая.
б) Синхроническая истина до такой степени согласуется с истиной диахронической, что их смешивают или считают излишним их различать. Считают, например, достаточным для объяснения нынешнего значения франц. рёге «отец» сказать, что латинское pater имело то же значение.
Другой пример: латинское краткое а в открытом, не начальном слоге изменилось в і: наряду с facio «делаю» мы имеем conficio «совершаю», наряду с amicus «друг» — inimlcus «недруг» и т. д. Часто закон формулируется так, что а в слове facio переході т в і в слове conficio потому, что оно оказывается уже не в первом слоге. Это неточно: никогда а в слове facio не «переходило в» і в слове conficio. Для восстановления истины необходимо различать две эпохи и четыре члена отношения: сперва говорили facio — confacio; затем, после того как confacio превратилось в conficio, a facio осталось без изменения, стали произносить facio — conficio. Получается таким образом следующее:
confacio
сопІісіб
Эпоха А
facio
Л
facio
Эпоха В
Если говорить об «изменении», то произошло оно между confacio и conficio; правило же, приведенное выше, было столь плохо сформулировано, что даже не упоминало о первом изменении! Далее, наряду с этим изменением, которое является, конечно, фактом диахроническим, существует другой факт, абсолютно отличный от первого и касающийся чисто синхронического противопоставления между facio и conficio. Обычно говорят, что это не факт, а результат. Однако это факт определенного порядка, и нужно подчеркнуть, что такими именно фактами являются все синхронические явления. Вскрыть истинный вес противопоставления facio — conficio мешает то обстоятельство, что значимость этого противопоставления невелика. Однако если рассмотреть пары Gast — Gaste, gebe — gibt, то нетрудно убедиться, что эти противопоставления, хотя они тоже являются случайным результатом фонетической эволюции, образу-
ют в синхроническом срезе существеннейшие грамматические феномены. Поскольку оба ряда явлений, сверх того, тесно между собою связаны и взаимообусловлены, возникает мысль, что нечего их и различать,— и, действительно, лингвистика их смешивала в течение целых десятилетий, не замечая, что метод ее никуда не годится.
Однако в некоторых случаях эта ошибка явно бросается в глаза. Так, для объяснения греч. phuktos «избежный», казалось бы, достаточно сказать: в греческом g и kh изменяются в к перед глухими согласными, что и обнаруживается в таких синхронических соответствиях, как phugein «бежать»: phuktos «избежный», lekhos «ложе»: lektron «ложе» (вин. п.) и т. д. Но тут мы наталкиваемся на такие случаи, как trikhes «волосы» : thriksi «волосам», где налицо осложнение в виде «перехода» t в th. Формы этого слова могут быть объяснены лишь исторически, путем использования относительной хронологизации явлений. Первоначальная основа *thrikh при наличии окончания -si дала thriksi — явление весьма древнее, тождественное тому, которое произвело lektron от корня lekh-. Впоследствии всякий придыхательный, за которым в том же слове следовал другой придыхательный, перешел в соответствующий глухой, и *thrikhes превратилось в trikhes; естественно, что thriksi избежало действия этого закона.