ПРЕДИСЛОВИЕ

То, что мы называем «воскресением из мертвых», древние египтяне именовали «выходом на свет». Эта книжка и является таким выходом на свет, интеллектуальным воскресением в двух смыслах.

В названии книжки есть два слова, которые требуют пояснения. Прежде всего, я не совсем уверен, что слово «суеверие» выбрано удачно — скорее надо говорить о заблуждениях и даже об ошибках. Ибо в «суеверии» есть оттенок чего-то магического: «суеверным» называют человека, убежденного, что достигнуть чего-либо можно, произнося заклинания или пронзая иглой восковую куклу. Значит, обычно речь идет о чем-то практическом, о своего рода «технике» абсурда.

6

Многие же из рассматриваемых здесь точек зрения— быть может, даже большинство — носят теоретический, а не практический и, стало быть, не магический характер. И если я все-таки употребляю этот термин, то исключительно потому, что в нашем языке он порой обозначает и теоретические ошибки, а кроме того, более точно и полно выражает мою позицию в отношении тех нелепостей, какими являются суеверия. В любом случае я определяю суеверие следующим образом: верование, которое (1), конечно, в высшей степени ложно, но, несмотря на это, (2) считается несомненно истинным. Так, например, астрология представляет собой суеверие в моем понимании этого слова, ибо, будучи безусловно далекой от истины, тем не менее часто принимается за собрание аксиом.

Меня могут упрекнуть в том, что, употребляя этот скорее оскорбительный термин, я нарушаю правила корректных отношений с коллегами.

7

учтивости по отношению к суеверным мудрецам. Пора покончить с этим, отделить научную гипотезу от демагогического вымысла, науку — от фантазии, добросовестную философскую работу — от пустой болтовни. Тем более что эта болтовня, к сожалению, приводит к трагическим результатам; вспомним о диалектике Гегеля и совершенных во имя нее убийствах.

Это что касается «суеверий». В отношении слова «философские», должен признать, что если применяемый мною подход всегда остается философским (т. е. максимально отвлеченным), то рассматриваемые в этой книге заблуждения не всегда носят философский характер — некоторые из них принадлежат сфере политической экономии и социологии. И если я ими занимаюсь, то делаю это по трем причинам. Во-первых, потому что сам был жертвой этих заблуждений. Во-вторых, уважаемые коллеги экономисты и социологи обычно настолько заняты своими исследованиями, что времени на преодоление предрассудков и суеверий, относящихся к областям их собственной деятельности, у них уже не остается. Кому известна, к примеру, современная критика марксистской политэкономии (являющейся собранием явных заблуждений), предпринятая ученым-экономистом? Философы написали по меньшей мере дюжину критических монографий о заблуждениях, содержащихся в марксистской философии; экономисты же обычно отсылают нас к сочинениям, написанным еще в прошлом веке. Волей-неволей философ должен взять на себя роль

8

разрушителя суеверий в вопросах, относящихся к области экономики и социологии.

Конечно, можно было бы считать, что некоторые— назовем их вульгарными — суеверия, такие как астрология и нумерология, не имеют ничего общего с философией, даже если понимать ее в самом широком смысле слова. Но вглядимся повнимательнее, и мы без труда обнаружим в их основании философские взгляды. Астрология проистекает непосредственно из философской веры в «разум», управляющий звездами,— из веры, в которой некогда признавались даже выдающиеся философы, например Аверроэс. А нумерология обязана своим возникновением, по крайней мере частично, Пифагору и его ученикам, утверждавшим, что числа суть нечто чрезвычайно важное, если не основное, в Космосе. Сам Платон разделял эту точку зрения; по его учению, числа являются сущностью вещей. Следует также отметить, что Галилей, творец науки Нового времени, был в то же время философом и открыто исповедовал платонизм.

Но если так обстоят дела с астрологией и нумерологией, то что же говорить о диалектике, идеализме, гуманизме и других суевериях, которым поклоняется мир? Пожалуй, источник этих предрассудков очевиден,— они проистекают из давних

9

сочинений моих коллег по профессии. Философу гордиться нечем. Но об этом — чуть позже.

Имеется группа верований (отнесенных мною к суевериям), которые вызывают трудность иного рода. Речь идет о верованиях в области морали, т. е. о тех, которые касаются норм поведения, как, например, альтруизм, наказание и любовь. Трудность связана с тем, что философия, на мой взгляд, является (или по крайней мере должна быть) наукой, а наука рассматривает исключительно факты, то, что есть, а не то, что должно быть, не нормы; во всяком случае, она не вправе ничего предписывать. И если в словаре речь идет также и об этих верованиях, то лишь потому, что люди, их разделяющие, нарушают нормы, которые сами же считают обязательными.

Наряду с разделением суеверий на менее философские и более философские существует и иное их различение. Надеюсь, что большинство суеверий, рассмотренных в этом словаре, будут интересны и философу-непрофессионалу, однако некоторые из них весьма специальны, и публика наверняка обратит на них внимание лишь в порядке исключения. Примером может служить теоретико-познавательный идеализм. И эти на первый взгляд чисто технические и абстрактные ошибки рассматриваются здесь, несмотря на присущую им эзотеричность, только из-за своих пагубных последствий. Если соответствующие выводы покажутся кому-то чересчур сложными, автор про10

сит опустить их при чтении, а в качестве оправдания позволит себе напомнить ту известную истину, что философия исследует проблемы, интересные только самим философам (Бертран Рассел).

Возможно, заслуживает внимания и то, что если некоторые суеверия — к примеру, гуманизм— возникают вследствие отрицания фактов, а другие, скажем астрология, в результате нарушения фундаментальных принципов методологии, то причиной третьих является смешение понятий. Таковы, например, заблуждения, касающиеся демократии (целых шесть значений слова!), идеализма и коммунизма. Факт смешения понятий требует осмысления. По моему мнению, вина здесь лежит на философах Нового времени (XVI— XIX вв.), которые, в противоположность их предшественникам, пренебрегали анализом языка и занимались спекуляциями с понятиями «самими по себе», забывая, что понятия — всего лишь значения слов. Как удачно выразился один из моих учеников, они фантазировали по поводу понятий, витавших в воздухе. В результате люди перестали обращать внимание на многозначность большинства слов, что и привело к возникновению заблуждений.

Кроме того, в названии книжки обозначено, что речь идет о «кратком» словаре. Дело не только в том, что анализируемые заблуждения рассматриваются в нем вкратце, но и в том, что разбирается лишь малая часть философских предрассудков.

ствовался при составлении словника. Отвечаю: ничем. Я писал о том, что мне приходило в голову, и, разумеется, меня интересовали прежде всего те суеверия, жертвой которых некогда был я сам. Из-за этого, наверное, упущено из виду множество важных заблуждений — но тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, мне кажется, что дозы нелепостей, рассмотренных ниже, хватит для исцеления сознания, его прояснения, «выхода на свет».

Просматривая список суеверий, с которыми я расправился, не могу отделаться от неприятного чувства, которое немцы называют, кажется, Katzenjammer, что по-польски можно передать словом «хандра» (словом, правда, не очень польским). Мой «Словарь» показывает, что в мире царит множество предрассудков — и каких! Не нужно становиться жертвой суеверия о Постоянном Прогрессе Человечества, чтобы считать людей XX века чуть-чуть более сознательными, более разумными, чем троглодиты. Но количество заблуждений, разделяемых миллионами людей в Лондоне, Нью-Йорке и Париже, таково, что эта праведная вера начинает угасать. Трудно противиться чувству стыда за то, что принадлежишь к тому же поколению. Особенно досадно, что мне и самому пришлось быть слепым приверженцем многих суеверий. Хуже того, мой стыд, скажем так, «цеховой»: философы-профессионалы, к которым я принадлежу, либо прямо виновны в измышлении суеверий, либо причастны к их возникновению.

12

Наконец, позволю себе сделать замечание личного характера. Легко убедиться, что этот словарь является «иконоборческим», ибо суевериями здесь названы взгляды, всеми почитаемые за истинные, "благие, достойные, чуть не за священные, такие, например, как альтруизм и гуманизм. Да, так оно и есть. Призвание философа — в том, что он иконоборец, ниспровергатель предрассудков и суеверий. Его главная задача — свержение идолов. Другое дело, что это занятие не сулит ему никаких выгод. Напротив, философ, верный своему призванию, должен быть готов к преследованиям со стороны благочестивых идолопоклонников и других адептов суеверия.

Но тут уж ничего не поделаешь. Кроме того, в наше время каждый, кто чувствует в себе силы, просто обязан бороться с суевериями. Столько людей — среди них и подлинные философы — самым недостойным образом пасуют перед заблуждением марксизма. В Польше человек вообще зачастую может выбирать только из двух типов суеверий: из тех, что провозглашены компартией или же невежественными католиками.

Что касается суеверий второго типа, у автора есть предшественник в истории, некий св. Фома Аквинский, которого подвергли проклятию и в Париже, и в Оксфорде за то, что он осмелился посягнуть на учение реизма о душе и высказать

13

(единственно истинное) суждение, что душа есть сущность тела (forma corporeitatis). Таким образом, хотя св. Фома и не является моим гуру, именно его следует считать небесным покровителем иконоборчества, с которым читатель встретится в этом словаре.

АВТОРИТЕТ. Это понятие окружено множеством опасных суеверий. Прежде всего, следует выяснить значение термина «авторитет». Мы говорим, что один человек является авторитетом для другого в том случае, если все, что относится к какой-то определенной области, целенаправленно доведено им до сведения этого другого (например, в форме обучения, приказа и т. д.) и воспринято, освоено последним. Есть два вида авторитета: авторитет знатока, специалиста, называемый по-научному «эпистемическим», и авторитет вышестоящего лица, начальника, называемый «деонтическим». В первом случае некто является для меня авторитетом, когда я убежден, что он знает данную область лучше меня и что он говорит правду. Например, Эйнштейн для меня — эпистемический авторитет в физике, школьный учитель для своих учеников — эпистемический авторитет в географии и т.д. Некто является для меня деонтическим авторитетом, когда я убежден, что смогу достичь цели, к которой стремлюсь, только выполняя его указания. Мастер—деонтический авторитет для работников мастерской, командир

15

отделения — для рядовых и т.д. Деонтический авторитет в свою очередь подразделяется на авторитет санкции (в случае, если цели авторитета отличаются от моих, но я выполняю его приказы, опасаясь наказания) и авторитет солидарности (в случае, если у нас с ним общая цель, как, например, у матросов и капитана судна в момент опасности).

1. Первым суеверием, связанным с авторитетом, является мнение о том, что авторитет и разум— вещи, противоречащие друг другу. На самом деле прислушиваться к авторитету — значит вести себя вполне благоразумно, в соответствии с разумом. Если, к примеру, мать говорит ребенку, что существует большой город Варшава, ребенок поступает разумно, считая это правдой; столь же разумно поступает пилот, когда верит метеорологу, сообщающему, что в эту минуту в Варшаве высокое давление, западный ветер скоростью 15 узлов,— поскольку знания авторитета в обоих случаях превосходят знания ребенка или пилота. Более того, даже в науке мы прибегаем к авторитету. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на обширные библиотеки, имеющиеся в любом научном институте. Книги в этих библиотеках чаще всего содержат обзоры научных результатов, полученных другими учеными, т.е. высказывания эпистемических авторитетов. Подчинение авторитету, например капитану судна, иногда оказывается наиболее разумной позицией. Утверждение о том, что авторитет и разум

16

всегда противоречат друг другу, является предрассудком.

2. Второе заблуждение касается веры в абсолютные авторитеты, т. е. в то, что существуют люди, авторитетные во всех областях. Конечно же, это неверно — человек может быть авторитетным в какой-то одной области, даже в нескольких областях, но уж никак не во всем на свете. К примеру, Эйнштейн был авторитетом в области физики, но отнюдь не в сфере морали, политики или религии. К сожалению, признание существования подобных абсолютных авторитетов — весьма распространенное заблуждение. Так, если группа университетских профессоров подписывает политический манифест, предполагается, что их сочтут авторитетами в области политики, каковыми они, безусловно, не являются; здесь мы сталкиваемся с признанием абсолютного авторитета, которым якобы обладают ученые. Эти профессора могут быть авторитетами в области истории Французской революции, китайской керамики или теории вероятностей, но никак не в сфере политики, и, подписывая манифест, они злоупотребляют авторитетом, которым действительно обладают.
3. Третьим, особенно опасным суеверием является смешение деонтического авторитета (авторитета начальника) с авторитетом эпистемическим (авторитетом специалиста). Многие полагают, что тот, у кого есть власть, т. е. деонтический авторитет, имеет также и авторитет эпистемический, так что может поучать своих подчиненных, например, по проблемам астрономии. Пишущий

17

эти строки был некогда свидетелем «доклада» военного чина, ничего не смыслившего в астрономии, причем доклад был сделан в подразделении, где служил стрелком доцент астрономии. Иногда жертвами этого предрассудка становятся и выдающиеся личности. В качестве примера можно привести св. Игнатия Лойолу, основателя ордена иезуитов, который в известном письме к португальским отцам церкви потребовал, чтобы они «подчинили свой разум вышестоящему лицу», т. е. деонтическому авторитету.

См.:   гуру,   интеллектуал,   разум,   рационализм.