4.1. Ego vivens.

Задуманная В. Дильтеем критика исторического разума не может быть простым дополнением к критике чистого разума. Это не просто

838 О мета-историческом, эсхатологическом истоке историчности хорошо сказал Н.А.Бердяев: «Без идеи исторического завершения нет восприятия истории, потому что история по существу — эсхатологична, потому что она предполагает разрешающий конец, разрешающий исход, предполагает катастрофическое свершение, где начинается какой-то новый мир…».

582

проблема метода, дело не только в том, чтобы выработать “способ образования понятий”, сообразный новому — гуманитарному — предмету839. Здесь ставится под вопрос сама идея "чистоты" (универсальности, всеобщности) чистого — естественно- (по логике, а не по предмету) -научного, картезианского в философских основаниях (впрочем также и спинозистского, и кантианского, и гегельянского…), нововременного разума. Речь, кажется сперва, идет о новой идее чистого разума, — о разуме, ориентированном не на объективное (т.е. объективирующее) познание (природы ли, человека ли, не важно), а на… какую-то иную идею истинности, соотв., разумности. Тогда научный “логос” Нового времени в самом деле смог бы выйти за пределы самого себя, радикально отстраниться от себя, осознать себя как “чужое”. Но разве не предположим мы тогда какую-то мета-мета-(и т.д.)-позицию, с которой видны разные идеи чистых разумов?! Так не следует ли, отстраняясь от “логоса” научного познания, вернуться в ту стихию, где этот разум (“логос”), как и все прочее, зарождается, в до-разумную стихию общей исторической жизни?

Итак, мы совершаем очередную революцию: свергаем коперниканского наблюдателя с его божественного трона, возвращаем ego cogitans в средоточие исторической жизни человека, в его, так сказать, ego vivens.

(1) Первично — переживание840.

Переживание есть форма, в которой переживающий и переживаемое —

одно. Оно непосредственно, фактично (здесь, теперь, так) и цельно

(неделимо на “сферы”). Однако, —

(2) Переживание есть понимающее переживание, понимание

имманентно жизни. Это значит: а) жизнь до всякого специального

познания всегда уже есть понимающая жизнь, это понимание, так сказать,

всегда уже случилось; б) в состав переживаемого вовлечено то, что

непосредственно налицо не имеется: памятуемое, ожидаемое,

предвосхищаемое, воображаемое, соображаемое…; в) переживание

переживает, поскольку всегда уже толкует переживаемое, помещая его в

контекст целого, относительно которого переживаемое есть опыт,

позволяющий в свою очередь уяснить или перетолковать смысл целого:

жизнь как сама себя истолковывающее заключена в герменевтический

круг.

839 Как ставили вопрос неокантианцы. Ведь в «Критике чистого разума» исследуется метод не

«естественно-научного образования понятий», а понятий как таковых, понятий «чистого разума», где

бы и как бы он ни применялся..

840 Далее я следую схеме В. Дильтея в «Строении исторического мира в науках о духе» (Dilthey W.

Gesammelte Schriften. Stuttgart, Gottingen. Bd.VII. 1973)

583

Это — дильтеевское — понимание сразу же намечает возможность совершенно иной, чем в научной культурологии, ориентации мысли в “науках о духе” (причем “наука” и “дух” в этом названии вынуждены будут выяснять отношения). С одной стороны, имманентное жизни понимание отличается от замкнутой в себе “ментальности”, оно озадачено собой и открыто. С другой, — понимание — не познание, это иное отношение мысли к мыслимому. Тут мы — понимающие историческую жизнь — остаемся в той же самой жизни, что и понимаемая нами, соучаствуем, сопонимаем. Поэтому аналитика понимающего разума — в отличие от познающего разума —в самом деле могла бы стать основанием критики исторического разума как новой идеи чистого разума.

Понимающее переживание находит себе выражение, в котором запечатлевается схваченный пониманием жизненный смысл.

если в формах культуры запечатлеваются (объективируются) понимания жизни, она способна и “распечатывать” их, возвращать жизнь этим формам, т.е. понимать путем сопереживания.

Не увлекающийся своей однобокой универсальностью разум (разум научного познания), а стихия исторической жизни человека, — вот то общее, что несет в себе саму возможность исторического общения, взаимопонимания людей самых разных времен и народов. А стало быть, и основание “наук о духе”841. Только, пожалуй, уже не “наук”, а “пониманий”, т.е. — основание самого понимающего бытия в жизни как жизни духа.

Таким образом, парадокс кльтуро-логии разрешается вроде бы тем, что мы возвращаем оторвавшегося от жизни теоретического субъекта в первичную стихию жизни, в мир понимающих переживаний, в непосредственности которых нет, кажется, никакой (чреватой парадоксами) раздвоенности. Эта историческая жизнь не представима ни биологически, ни психологически, ни социологически, никаким иным универсально объективирующим или наутрализирующим ее образом. Она

841 «Науки о духе основываются на отношении переживания, выражения и понимания». — Dilthey W. Op.cit. S.131.

584

есть то и так, что и как она сама понимает, переживает и выражает в собственных объективациях.

Ego vivens, “жизнь” претендует теперь на то место исторического субъекта, которое занимал, скажем, гегелевский объективный Дух842. Впрочем, всеисторическая универсальность достигается здесь как раз за счет расплывания сосредоточенного ego в стихии жизни, в сплетенности ее переживаний, среди которых может быть конечно также и такое, как переживание “Я”. Но и всякие “культуры” как формообразующие средоточия или хотя бы как целостные формообразования духа растворяются в общем духе исторической жизни. Мировые религии, эпохальные художественные стили, мировоззренческие доктрины, научные, этические, эстетические системы и прочие «поэмы в понятиях», — все это лишь выражения понимающих переживаний единой жизни, волнения жизненного океана, «от коего все родилося».