2.2. “Коперниканская революция” до Коперника.
И все же, в чем конкретно, если не считать вроде бы ни на чем не основанной самоуверенности, проявляется "новый ум", новая позиция мысли, новое ее самоопределение? Как это новшество сказывается в структуре коперниковского мира, если конструкции математической астрономии по существу ничего нового не являют, (ведь первым делом в глаза бросается как раз верное следование птолемеевской парадигме)?
В самом деле, по куновским критериям Коперник не только работает целиком в птолемеевской парадигме, но даже доводит ее до совершенства.
О. Нейгебауэр, например, видит одно из основных достижений Коперника в том, что он вернулся к строго птолемеевской методологии. «Нет лучшего способа убедиться во внутренней согласованности древней и средневековой астрономии, — пишет историк, — чем положить бок о бокКант И. Соч. Т. 3. С. 85.
339
"Альмагест", "Opus astronomicum" ал Баттани и "De revolutionibus" Коперника. Глава за главой, теорема за теоремой, таблица за таблицей, эти сочинения идут параллельно»456. Переход к гелиоцентрической системе нисколько не затрагивает эту формальную парадигму. Что же касается более глубоких пластов — космологического и физического, — то здесь Коперник опирается на иные парадигмальные основы. Не случайно, скажем, он описывает гелиоцентрический космос в терминах так называемого "герметизма", с которым он познакомился, видимо, в Падуе: «В середине всего находится Солнце. Действительно, в таком великолепном храме кто мог бы поместить этот светильник в другом и лучшем месте, как не в том, откуда он может одновременно все освещать. Ведь не напрасно некоторые называют Солнце светильником Мира, другие
— умом, а третьи — правителем. Гермес Трисмегист называет его видимым богом...»457.
Дело тут, разумеется, не просто в перенесении центра мира из Земли в окрестность Солнца, а в полном устранении физической и метафизической иерархии аристотелевского Космоса.
Первым следствием, имеющим фундаментальное физическое значение, было глубокое изменение того, что можно было бы назвать космической динамикой. Согласно Аристотелю и средневековой космологии, движущая сила передается от периферии — от перводвигателя — к центру. В коперниканской системе энергия движения должна была исходить из центра, от Солнца, и Кеплер, например, делает в «Новой астрономии» именно Солнце перводвигателем458. Трудности новой динамики были бы непреодолимыми, если бы не существовало другое течение средневековой мысли, собственно физико-астрономическое, развивавшееся на почве оккамовского номинализма. Именно здесь был создан тот вариант космической динамики, в котором была стерта "лунная грань", грань между сферой "физического" и сферой "небесного", — была стерта, иными словами, грань между физическими предположениями и астрономической теорией. Мир стал познавательно однороден.Номиналисты, как известно, развивали физику "импетуса", согласно которой тело продолжает двигаться после того, как отделилось от двигателя благодаря «оставленной в нем силе» (virtus derelicta ab ipso
456 Нейгебауэр О. Точные науки в древности, с. 197.
457 Коперник Н. Цит.соч., с.35. Этот “герметизм” сыграл значительную роль в высвобождении
космологического воображения из жестких схем средневекового аристотелизма и был использован
как эзотерический язык ля оппонирования ему. Внимание историков науки к этой ренессансной
традиции было привлечено книгой британского историка Ф. Йейтс — Yates F. Giordano Bruno and
Hermetism. Chicago. 1964 (Рус. пер. Г. Дашевской: Йейтс Ф. А. Джордано Бруно и герметическая
традиция. М. 2000.). Критический разбор этого труда , а также детальный анализ самой проблемы см.
в кн. Визгин В. П. На пути к другому.М. 2004. (главы: Герметическая традиция и генезис науки;
Герметизм, эксперимент и чудо; “Двойная звезда” Джордано Бруно; “Эзотерика” и наука).
458 См. Идельсон Н.И. Этюды по истории небесной механики.
М., 1975. С. 204.340
primo motore), почему и оказывается способным продолжать движение459. Жан Буридан в середине XIV в. начинает использовать это понятие для объяснения не только насильственного, но и естественного движения, в результате чего их различие перестает быть принципиальным. Ученик Буридана Н. Орем переносит естественность кругового движения в подлунный мир, а это значит, что возникает возможность приписать такое движение Земле в качестве естественного (что, как упоминалось, он и обсуждает). "Лунная грань" утрачивает свой принципиальный характер. В этой однородной сфере сфер сменить один центр на другой оказывается уже не столь трудным делом460.
Более того, чтобы объяснить отсутствие видимого параллакса неподвижных звезд вследствие годичного движения Земли, Копернику пришлось допустить увеличение размеров космоса чуть не в 2000 раз. Он говорит, что мир «неизмерим и подобен бесконечности», оставляя решать физикам, конечен он или бесконечен461. Но образ совершенного космоса все же склоняет мысль к его внутренней завершенности. Коперник традиционно строит образ совершенного и прекрасного космоса, но допустимость хотя бы одной только мысли о его бесконечности свидетельствует, что сам он "обитает" уже в другом мире. Он именно не строит образ нового мира — образ-то как раз парадигматически мало отличается от старого — а незаметно для себя уже обитает в новом мире, в мире, который может быть и бесконечным...462.
Словом, многое становится возможным, допустимым на закате средневековья, но ни астрономия, ни математика, ни физика не подскажут нам, почему все это становится мыслимым.
Так можно ли вообще считать новацию Коперника началом "коперниканской революции"? Или его труд — лишь симптом, свидетельство уже свершившегося глубинного переворота? Почему же тогда мы склонны именовать этот переворот "коперниканской" революцией? Что дает основания считать появление книги Коперника в 1543 г. историческим событием?
Главное, пожалуй, состоит в том, что коперниканская система стала местом встречи как раз традиционной математической астрономии (аксиома совершенства кругового движения, от которой впервые отказался только Кеплер) и нетрадиционного космологического воображения,
459 Blumenberg H., op.
cit. S. 176. Maier A. Zwei Grundprobleme der scholastischen Naturphilosophie. Rom,1951. S. 166. Clagett M. The science of mechanics in the Middle Ages. Madison, 1961. P. 526-531.
460 Blumenberg H., op. cit. S. 196. «Бог пребывает на небе, — пишет Н. Орем, — не более, чем в
другом месте». Цит. по Fellman F. Scholasctik und kosmologische Reform. Munster, 1971. S. 42.
461 Коперник Н. Цит. соч. С. 23—25.
462 См. обсуждение этой открывшейся возможности в кн. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки.
Становление и развитие первых научных программ. М., 1980. С. 528-541.
341
свойственного новому образу мысли. Натурфилософская идея, кажется, выдуманная новым умом (или почерпнутая в источниках “герметической” мудрости), и точная астрономическая теория могли теперь подтвердить друг друга. Модель Коперника осталась бы гипотезой математического рассудка, противоречащей здравому смыслу и — что важнее — метафизическому разуму, если бы она не была неявно допущена и явно подхвачена самостоятельной работой философского разума, идеи которого сами остались бы натурфилософскими мечтаниями, если бы в технически точной модели Коперника не обрели фактически-наглядную документальность. Система Коперника открыла некое пустое пространство, для "заполнения" которого у разума уже имелись идеи, но эти спекулятивные идеи обрели в системе Коперника силу научного факта463. Верно, система Коперника как произведение точной науки, профессионально и глубоко укорененная в традиции, сделала предположение натурфилософской космологии реальной научной проблемой, но и сама гелиоцентрическая модель осталась бы среди множества гипотетических курьезов и была бы благополучно "снята" традиционным умом, если бы в культуре не существовало напряженное поле соответствующих космологических и философских проблем, если бы новый образ мышления не вызывал на свет новые образы мира464.
У немногословного астронома-математика этот культурный пласт мысли основательно скрыт. Но уже у Дж.
Бруно он начинает обнажаться. Благодаря Бруно, родившемуся через пять лет после смерти Коперника, мы можем выяснить философскую подоплеку коперниканства465 и, соответственно, точнее определить историческое место рождения "коперниканского" ума. Фундаментальнейший архитектонический сдвиг, о котором напоминает нам натурфилософия Бруно, глубинное метафизическое допущение, определившее возможность нового образа мира и нового образа мысли, пожалуй, отчетливей всего выражается и продумывается в XV в. Н. Кузанским466. В размышлениях этого богослова463 Такой способ действия — теоретическая критика факта с точки зрения универсальной идеи разума
и критика проблематической идеи разума со стороны соответствующего ей факта — становится в
дальнейшем универсальным методом науки. «...Мы можем подвергать испытанию только
допущенные понятия и основоположения, построив их так, чтобы одни и те же предметы могли бы
рассматриваться с двух различных сторон: с одной стороны, как предметы чувств и рассудка для
опыта, с другой же стороны, как предметы, которые мы только мыслим и которые существуют лишь
для изолированного и стремящегося за пределы опыта разума". Кант И. Соч. Т. 3. С. 88-89.
464 Точно так же — только потому, что в культуре (логике, философии, литературе) конца XIX —
начала ХХ века уже произошел некий неклассический сдвиг, нашлись ученые, которые были в
состоянии не только заметить "поризмы" и сконструировать "монстры" квантовой механики, но и
увидеть в них новый тип проблем, новое понятие предмета, новую идею реальности. См. Джеммер М.
Эволюция понятий квантовой механики. М., 1985. С. 167-181, 337-338, 344, 365-369.
465 Эта философская подоплека и остается философски значимой в отличие от подоплеки
“магической”, “эзотерической”, имебщей только историческое или идеологическое значение.
466 О Н. Кузанском в этом аспекте см. Библер В.С. Мышление как творчество. Введение в логику
342
подвергаются радикальному переосмыслению метафизические и логические начала того образа мысли, который можно было бы назвать средневековой культурой разумения, иными словами, принципиально изменяется смысл разумения, смысл ответа на вопрос: что значит разуметь, понимать, постигать. Присмотримся же внимательней к тому, как это происходит, как зарождается сам замысел новой идеи разумности, нового понимания, нового истолкования, новой логики разумения.