9.2. Вопрос Хайдеггера.
...Стоит, пожалуй, оговориться. Мы пока вовсе не касаемся философии М.Хайдеггера, не занимаемся ни ее судьбой, ни тем более критикой. Мне в самом деле хотелось бы здесь дать слово самому слову, не рассчитывая свести его разнотолки в некое собственное, настоящее, сокровенное слово, а давая ему нести все, что оно готово сказать и что оно способно вместить, если в него вслушивается поэт или мыслитель.
Будучи хором возможных смыслов, слово всегда уже как-то мыслит (дает понять, озадачивает, подсказывает, противоречит и сбивает с толку), мысль же со своей стороны всегда отвечает на вопросы, утверждает и отрицает, бормочется словами, цепляется за слова, надеясь на их подсказку, намек, пояснение, внутренне выговаривается, чтобы услышать себя и так узнать, что, собственно, она — мысль — думает. Уже и мои случайные, далекие от полноты заметки по поводу слова Dasein позволяют, думаю, заметить, как слово оказывается местом возможного и уже как-то в нем ведущегося разговора, спора. Мы только что могли убедиться, сколь разные — вплоть до противоположных — смыслы могут быть вызваны к жизни в слове Dasein (не нарушая его “естественного” звучания) даже одним, причем весьма строгим мыслителем. Мы можем заметить также и те смысловые возможности, которые, кажется, остались Хайдеггером не тематизированными, не пробужденными. Например, внутренняя эпохальность (историчность) человеческого бытия, его своеобразная двубытийность или двумирность, его поэтичность в смысле обращенности всем своим бытием к бытию другого, включение Ты-бытия в существо собственного бытия778.Для философского же разговора особо важным было бы прочтение
777 Safranski R. Op.cit. S. 310. (См. рус. пер. С. 359). «В философской традиции, — пишет Сафрански,
— .уже давно проделывается один сбивающий с толку терминологический фокус: в ней всегда идет
речь только о человеке, тогда как имеются в виду люди.
На философской сцене действует Бог ичеловек, или “я” и мир, или “ego cogitans” («мыслящее “я”») и “res extensa” («протяженная вещь»,
«природа»), или, как у Хайдеггера, присутствие и бытие». (Там же).
778 См. ниже статью «На полях “Я и Ты” М. Бубера».
530
Хайдеггеровского Dasein в контексте немецкой философии (Канта и Гегеля, в особенности), где Dasein имеет характер понятия, т.е. не прикидывается естественно значащим словом. Понятие существования у Канта и Гегеля — существенно разные понятия — заставляют определить и Хайдеггеровское Dasein в смысле понятия, т.е. раскрыть, выявить определенную логику в том понимании существования (сущего, человеческого существования, бытия), которое изначально (априорно)) для Хайдеггера.
Изначальное понимание изначального, первичного (т.е. философия), кажется, не допускает никакой логики (изначальное невыводимо, необосновываемо…), оно принципиально феноменологично, т.е. до-логично, непосредственно, интуитивно, просто внимательно, поскольку внемлет самой простоте. Но ведь это-то, вот только что сказанное — определенное суждение, даже умозаключение («поскольку»). Ведь Гуссерль, например, шел к феноменам путем Логических исследований, трудился над некими Идеями779, призванными обосновать феноменологию, мыслимую как универсальное и последнее основание. Значит, философская интуиция несет в себе определенную логику, а простота первичного, изначального имеет определенную архитектонику. Философская логика и есть странная логика изначального, первого, невыводимого, дологичного, логика возможных начал780.
Первое, простое, начальное для мысли это то, что уже мыслью не является, — бытие. Но не упустим из внимания, что это бытие, предположенное в качестве бытия мыслью, бытие как начало мысли: идея бытия. В идее бытия (определенной идее) мысль выходит на грань с бытием. Бытие мыслится здесь двояко: оно есть и сама идея (“идея”, “единое”, “энергия”, “объективность”, “дух”...) и то, что идеей предполагается, то, о чем идея складывается.
Бытие есть бытие, поскольку оно пред-полагается не только как идея бытия, но и как бытие вне идеи, как не-идейное бытие. Именно в этом последнем качестве бытие всегда уже вот тут, в фактично существующем. Но фактически сущее открывается как присутствие бытия только в свете определенной идеи бытия, в определенном смысле бытия. Обе стороны тут, стало быть, необходимы. Не доходя до собственных онтологических пределов (начал) в идее бытия, мысль останется увязнувшей в сущем, не давая места без-видному бытию сущего, мысль останется с бытием идеи. Трудность положения усугубляется тем, что эта онто-логическая двусмысленность провоцирует779 Его основополагающий труд назывался, напомню, — «Ideen zu einer reinen Phanomenologie...»
780 «...Собственно философская проблематика ... сводится к тому, что можно назвать философской
логикой, т.е. к логическому (?) обоснованию неделимых начал мышления (они же — начала бытия,
обосновываемые мыслью)». — Библер В.С.На гранях логики культуры. С.81.
531
своего рода метафизическую революцию: вне-идейному бытию - как более бытийному - предоставляется трон самой идеи блага. Начинает властвовать судьба, которую Хайдеггер испытывает на себе (вслед за Ницше). Эта двусмысленная двусторонность и передается замечательным образом немецким словом Da-Sein: существо, по сути (сущностной возможности) своего бытия вопрошающе обращенное к смыслу самого бытия (это называется мышлением бытия), и тем самым дающее место и силу его бытийной власти, обращающей озабоченное вопрошание в экстатическое понимание.
Каждая эпоха европейской философии по-своему определяла это средоточие философского внимания. Например, для греческой, специальней - для аристотелевской философии таким онто-логическим средоточием, своего рода Dasein была скорее фюсис — осуществляющее свое бытие сущее, — чем собственно человеческое бытиё: псюхе-душа или зоэ-жизнь. У человека, как и у других существ, есть собственная фюсис, но каждая фюсис так или иначе есть самооткровение бытия.
Так понимает дело и Хайдеггер в работе, написанной в 1939г.: «О существе и понятии фбтя». Аристотель «Физика» b-1»781.В новоевропейскую эпоху для мысли, определенной идеей научного познания, место “откровения-открытия” бытия занимает опыт-эксперимент. Существующее нечто есть здесь одновременно и предмет возможного познания (черный ящих, вещь в себе) и воплощение (проявление) действия неких всеобщих законов (идеализованный - объективный -предмет), и инструмент познания (как бы самопознания). Так и у Канта и у Гегеля понятие Dasein по-разному характеризует формы присутствия самого бытия здесь и сейчас. В опыте. В опыте познания у Канта, в опыте самопознания духа (бытия) у Гегеля (в «Феноменологии»)782. Соответственно, для Канта наличное существование783 значит существование в качестве предмета познания, который существует одновременно — и поскольку рассматривается в горизонте познания, т.е. определенной (проблематичной) идеи бытия (объективности), и поскольку мыслится в горизонте бытия вне идеи познания. В «Феноменологии духа» Гегеля понятие мира сознания как Dasein — наличного бытия — духа (мышления-бытия), пожалуй, ближе других к смыслу Dasein как
781 См. Heidegger M. Wegmarken. V.Klostermann, Frankfurt am Main. 1967.S.309-372. См. рус. пер.
Т.В.Васильевой: Хайдеггер М. О существе и понятии фбак. Аристотель «Физика» fi-1. «Медиум».
М.1995.
782 В «Логике» Dasein — это категория простой определенности бытия. Но каждая категория может
быть понята как определенное Dasein духа, а диалектика мысли — как опыт мысли над самой собой
и о самой себе.
783 Перевод Dasein как наличное бытие не следует здесь понимать в смысле Vorhandensein, которое
Хайдеггер противопоставляет Zuhandensein — сподручное бытие.
532
человеческого бытия у Хайдеггера. Именно человеческое бытие в его внутренней историчности понимается как сфера раскрытия смысла бытия.
Что же значит Dasein у Хайдеггера, как ставит он свой философский вопрос?
1.
Заметим прежде всего, что он ставит его в контесте строгоонтологической проблемы в классическом смысле слова, о котором мы
только что говорили. И цель свою видит в пересмотре всей классической
онтологии на новом, полученном в аналитике Dasein основании.
Хайдеггер обращается к Dasein, намереваясь вспомнить изначальный для философии вопрос о бытии и его смысле, поставить его снова, с самого начала. Это начало вопроса о бытии, его исток — его, этого вопроса, собственное бытие, присутствие (Da-Sein) — и кажутся Хайдеггеру до сих пор еще не продуманными.
2. Слово Dasein в «Бытии и времени» впервые появляется в §2 (БВ,
с.7) при рассмотрении формальной структуры онтологического вопроса.
Сначала — в обиходном значении, как название человеческого бытия
среди другого так или иначе существующего. Но тут же именуемое этим
словом сущее — человек, — ставится в центр внимания в качестве того
сущего, к которому-де и следует обращаться с вопросом о бытии,
поскольку отношение к бытию, вопрошание о бытии составляет само
существо этого сущего. Человек — по сути своего бытия — есть вопрос о
бытии. Такое сущее, которое «мы спрашивающие всегда суть», и схвачено
терминологически словом Dasein.
Основное определение Dasein дано в §4 (SZ, с.12) «Dasein это сущее в бытии которого речь (дело) идет о самом этом бытии». «Дело идет...» — «es geht um» — означает: Dasein не просто есть, но отнесено к своему бытию (значит, также и — от своего бытия), не просто находится в бытии, но обходится с ним.
Наиболее полно определяющие Dasein моменты приведены §9784.
“Сущее, анализ которого стоит как задача, это всегда мы [marg. всякий раз ‘я’]. Бытие этого сущего всегда мое. В бытии этого сущего последнее само относится к своему бытию [marg. как историческому бытию в мире]. Как сущее этого бытия оно препоручено своему собственному бытию. Бытие [marg. Какое? Быть этим вот и в нем вынести бытиё вообще] есть то, о чем для самого этого сущего всегда идет дело <...> “Сущность” этого сущего лежит в его б ы т ь (Zu-sein)”.
(БВ, с.41-42).Привожу текст вместе с маргиналичмии Хайдеггера.
533
3. Отношение к бытию, обхождение с бытием, несовпадение с
собственным бытием заложены с самого начала в вопросе, в возможности
вопроса. Формальная структура вопроса (вопроса вообще, и вопроса о
бытии в особенности785), уже оказывается первым структурным
раскрытием самого человеческого бытия. Бытиё человека (в качестве
человека) есть вопрос, вопрошание («пытание») о бытии. «Пытание»
бытия — допытывание, испытание, попытка, опыт бытия — в этом начало
бытия человека в качестве человека (своего рода естество-испытателя,
если, конечно, естество понимать не натуралистически, не как бытие
природы, а от “есть” бытия вообще). “Моё бытиё” поэтов передает это
переживание человеком своего существования как опыта бытия, даже —
опыта о бытии786. Отсюда, из этого начала человеческого бытия только и
можно понять смысл бытия всего в человеке: что значит “душа” (или
“психика”, или “сознание”), “жизнь”, “болезнь”, “действие”, “познание”,
“речь”... Итак, именно человеческое бытие — бытиё — мыслится как место
раскрытия смысла бытия.
4. Но если бытие (Sein) рассматривается в горизонте человеческого
бытия (Dasein), то это вовсе не значит, что речь пойдет о построениии
некой антропологической онтологии. Человеческое бытиё (Dasein) само
рассматривается и определяется (самоопределеяется) в горизонте самого
бытия (Sein). Поскольку человеческое бытиё понимается в горизонте
вопроса о бытии, — онто-логия, понимание бытия оказывается не просто
сферой специальных философских проблем (метафизики, онтологии), а
бытийным модусом человеческого бытия. Начало, исток, возможность
онтологического озадачивания находятся в экзистенциальном средоточии
человеческого бытия, но экзистенциальное средоточие человека находится
именно в этой — онтологической (а не просто “экзистенциалистской”) —
озадаченности787. Если экзистенциальная аналитика призвана раскрыть
бытие в модусе человеческого бытия (что можно было бы понять в духе,
785 В докладе «Что такое метафизика?» (1929г.) Хайдеггер покажет, что только то обстоятельство, что
для человека может быть поставлено под вопрос само бытие, есть основание возможности вопроса
вообще, ситуации вопрошания вообще.
786 Это “поэтическое” бытиё в качестве опыта бытия (“естествоиспытания”) занимает место,
которое занимало ego cogitans. Вместе с этим ego вытесняется и архитектоническая определенность
мышления в качестве научного познания (со всем его инструментарием). Вместо этого является
некое понимание, в котором архитектоника мысли полностью редуцирована. Своеобразная месть
вымещенного со своего места ego состоит в том, что это понимание понимается как особого рода
познание, — интуитивное, поэтическое, мистическое, — словом, жизненное, но... познание.
787 Здесь, впрочем, далеко не все столь ясно и определенно. Радикальная экзистенциализация
онтологии у Хайдеггера, сосредоточенность на экзистенциальном начале смещают все же аналитику
Dasein в сторону своего рода экзистенц-философии. Хайдеггер сам, кажется, чувствует это и
замечает на полях приведенных нами первых определений: «Но бытие здесь не только бытие
человека (экзистенция). Это станет ясно из последующего. Бытие-в-мире включает в себя отношение
экзистенции к бытию в целом: понятность бытия» (БВ, 439). Заметим, тем не менее, что отношение к
бытию в целом характеризуется и здесь скорее как понятность, т.е. в тождестве с бытием
понимающего, но не как озадаченность, не как вопрос о бытии.
534
некоего экзистенциального трансцендентализма), то это возможно только потому, что сама модальность человеческого бытия определяется изначальной настроенностью на бытие, открытостью к бытию как таковому, бытийной озадаченностью бытием. Dasein именует человека, поскольку он в своем собственном бытии определяется ничем иным, кроме как пониманием и вопрошанием бытия. “Определяется”, понятое экзистенциально, значит: человек в средоточии своего бытия озабочен и озадачен бытием. Быть в модусе человека значит быть местом (Da) бытия (Sein) — невместимого, — быть не в границах своего бытия (не внутри своего мира), а на этих границах. Это бытие на границах и имеется в виду определением человеческого бытия как экзистенции.
4. Так das Dasein раскрывается, развертывается как
герменевтический круг экзистенциально-онтологического анализа.
Вот тут слово — это странное, не имеющее естественных аналогов в других языках, немецкое слово — Dasein оказывается удивительно подходящим, в самом деле как бы самоговорящим, говорящим не столько приписываемым ему значением, сколько своей внутренней формой. Это имя человеческого бытия не подсказывает никакого заранее данного понятия о человеке (как например, — homo sapiens, или animal rationale, или homo faber, или homo ludens, — как тело-душа-дух, или imago et similitudo Dei, или ego cogitans, или мышление-воля-чувство, или сознание...), не несет в себе, стало быть, никакой специальной антропологии. Оно вообще не определяет человека извне, а намечает положение и условия человеческого бытия как изначально самоопределяющегося в горизонте бытия, в смысле бытия. Это “понятие” человека обещает поэтому впервые дать понять смысл бытия “чувства”, “сознания”, “тела”, “души”, “мысли”... Равным образом Dasein не содержит и никакого заранее взятого учения о бытии: никакая предположенная идея бытия не превращает человека в некую метафизическую “природу”. Мы устраняем всякие заранее предполагаемые идеи, натуралистические, метафизические, традиционные и возможные нетрадиционные. Мы возвращаемся к началу всех этих толкований, интерпретаций, предположений, допущений. Возвращаемся к началу начал. И — оказываемся перед ничем, перед ничто...
5. Слово Dasein не именует, не определяет ни человека, ни мир, ни
бытие, но только источник их возможности, их начинающее отношение, их
“еще не”. В нем все возможные толкования, понятия и идеи редуцированы
к их собственному началу, к их возможности, к их ничто... Можно сказать,
поэтому, что Хайдеггер в самом слове Dasein обращает внимание не на
какой-то особый (особо ему близкий или нужный) смысл, а на саму его
535
внутреннюю форму, причем пустую форму, форму смысловой пустоты, — форму, не несущую этимологически-первичный смысл, а лишь задающую условия возможного наполнения смыслом. Dasein Хайдеггера не человек, не мир, не бытиё, не существование, не наличное бытие... Оно знаменует собой последний след феноменологической редукции к началу начал, к началу всего (сущего в целом), которое не есть ничто из сущего, есть ничто. Место это (Da) может вместить бытие (Sein), поскольку всегда уже вмещает ничто (das Nichts)788.
6. Здесь следует, наконец, вспомнить тот смысловой оборот слова Dasein, который до сих пор оставался в тени “человеческого бытия (= жизни)”. Dasein есть существительное от глагола dasein, оно подразумевает выражения со сказуемым ist da: пришел, настал, имеется налицо, присутствует. Поезд пришел (ist da) и вот, стоит весь тут на станции. Но человек может быть там (da zu sein), находиться в этом самом поезде, сидеть в вагоне, смотреть на ту же станцию и все же — nicht da zu sein, отсутствовать, “витать отсюда за тридевять земель”. Наличие здесь и теперь не означает для человека присутствия здесь и теперь. (Вот, пожалуй, одно из главных оснований переводить Хайдеггеровское Dasein так, как это делает — вопреки, разумеется, более “естественному” и “поэтическому” бытиё — В.В .Бибихин: присутствие789). Но присутствовать не означает также и просто войти в курс дел (скорее уж — в положение вещей). Можно принимать активное участие в деле, в разговоре, в дружеской попойке, в ученом собрании и все же — отсутствовать. Можно прожить весьма деятельную жизнь (интересно провести время) и все же — отсутствовать. Эта возможность отсутствовать (Weg-sein) и присутствовать (Da-sein) есть характернейшая черта человеческого бытия (Sein)790, отличающая его от других существ.
Что же значит присутствовать? По-видимому, это может открыться, только если нам, вовлеченным в жизнь, находящимся в курсе событий, включенным в дела и приключения, откроется наше отсутствие. Дело ведь, как мы помним, в бытии присутствия (des Daseins) идет о самом (этом) бытии. Вовлеченность в это дело (о бытии), участие в этом событии — есть присутствие (бытие) человека. Человек присутствует, когда он находится в присутствии бытия, когда бытие, само бытие (в целом) касается, затрагивает его, само некоторым образом присутствует в нем, есть его —
788 «Удерживаемость <человеческого> бытия в ничто, — говорит Хайдеггер в докладе «Что такое
метафизика?», — ...делает человека местодержателем (Platzhalter) ничто». См. Heidegger M.
Wegmarken. S. 15.
789 В близком смысле Хайдеггер использует и слова An-wesen и Ab-wesen, от которых образует
существительное das Wesen, опять-таки как отглагольное, т.е. не в обиходном смысле существо, а в
смысле, который передается по-русски не более искусственным словом сутствование или даже
сутствие.
790 См. Heidegger M. GA. Bd. 29/30. S. 96.
536
человека — состояние, вернее сказать — событие с ним. Где же и как же начинается это дело о бытии, где нашего бытия касается само бытие? Где оно (бытие) с нами происходит? Где оно само ist da?
Хайдеггер ставит и обсуждает эти вопросы сначала в докладе «Что такое метафизика?», прочитанном 24. 7. 1929 г. при вступлении в должность профессора философии во Фрайбургском университете, а затем — весьма детально — в лекционном курсе «Основные понятия метафизики», которым он начал здесь свою преподавательскую деятельность. Именно поставленные только что вопросы впервые, собственно, и ведут к основным вопросам и основным понятиям метафизики. Только в этом экзистенциальном начале они получают свой истинный смысл. Философия, говорили понимающие дело философы, коренится в философствовании. Но сама возможность и исток философствования коренится в некоем экзистенциальном патосе, которым до всякого обращения к философии, не зная ни об одном из ее понятий, человек — ведомо или неведомо для себя — всегда уже охвачен. Человек по сути своего бытия настроен (как некий инструмент) философски (метафизически). Эта метафизическая настроенность человеческого бытия сказывается в некоем настроении, сопровождающем, как basso ostinato, все мелодии жизни. Определяется это настроение возможностью быть в присутствии бытия в целом. А это значит — в присутствии ничто.
Хайдеггер описывает разные облики этого настроения, главные же — страх (или ужас) и тоска (скука). Так, набрасывая в докладе «Что такое метафизика?» черты метафизического ужаса, когда все сущее в целом ускользает, “проседает”, земля уходит из-под ног, и мы повисаем над бездной Хайдеггер говорит: «Только наше чистое присутствие (Da-sein) в потрясении этого провала, когда ему уже не на что опереться все еще тут (ist noch da)». И чуть ниже: «С ясностью понимания, держащейся на свежести воспоминания, мы вынуждены признать: там, перед чем и по поводу чего нас охватил ужас, не было, “собственно”, ничего. Так оно и есть: само Ничто — как таковое — явилось нам (war da — наступило, присутствовало, было тут. — А.А.)» 791. Так, в этом одном событии (состоянии, переживании) ужаса (или тоски — Langeweile [по внутренней формк этого немецкого слова — долгое временение], — анализу которой посвящена едва ли не треть лекций «Основные понятия метафизики») оказываются соприсутствующими само бытие (в целом), само ничто и само “присутствие”-Dasein , которое есть “мы сами”. И вместе с тем — все это одно — некое вообще присутствие. Присутствие, которое, кроме того, не только проступает, но и теряется в неопределенном состоянии, в
Пер. В.Бибихина. См. Хайдеггер М. Время и бытие. С.21. Ср. Heidegger M. Wegmarken. S.9., 10.
537
состоянии-настроении-переживании, действительность которого каждый вынужден толковать по-своему, сколь красочно ни описывай его Хайдеггер. В этом-то начальном — и неопределенном — ничто находится в конце концов окончательно начальствующее начало.
7. По мере продумывания экзистенциально-онтологического герменевтического круга, заключенного во внутренней форме Dasein, Хайдеггер, кажется, все более сосредоточивает этот круг в единственную точку. Исходная двуфокусность Dasein — бытие человека как бытие о бытии — свертывается в неразличимую двусторонность одного-и-того-же, причем это одно-и-то-же присутствия вообще свертывает также и само различие бытия и ничто. Со-присутствие человеческого бытия, выдвинутого и удерживающегося в ничто, с бытием самим по себе, к которому человеческое бытие отнесено, стирается в неопределенное присутствие вообще, которое понимается теперь как бытие бытия. И на этом повороте Хайдеггер может опереться на верное слово Dasein.
По-немецки говорят der Fruhling ist da, что значит весна пришла, весна настала. По-русски мы могли бы в этом случае сказать просто: «Весна!». Но о чем мы говорим здесь? Одно дело сказать поезд пришел, другое — весна настала. Где она, что она? 792 Когда весна настала (ist da), все что ни есть, есть «чародейство и диво» весны, есть она сама, но саму весну нельзя ни указать пальцем, ни попросту отправить в поэтическое воображение.
Слово есть, говорит однажды Хайдеггер, может — в зависимости от характера суждений, связкой в которых оно служит, — значить очень разное: происходит из, находится, принадлежит, значит, состоит и т.д. Но вот мы читаем строку Гете: «Uber allen Gipfeln / ist Ruh». «Мы никак не пытаемся прояснить это «ist», — замечает Хайдеггер, — не потому, что понимание оказалось бы слишком сложным и слишком трудным и совершенно безнадежным, но потому, что «есть» сказано здесь так просто, еще проще, чем всякое другое расхожее «есть» <...> В стихотворении звучит простота какого-то редкостного богатства»793. Тем не менее Хайдеггер в других местах пытается пояснить подобное «ist» такими словами как anwest — присутствует или waltet — царит. Так, вспоминая привычное для русского языка выражение «в лесу царит тишина», мы и эту строчку Гете могли бы перевести — «над горными вершинами царит
792 Вспомним строки Б.Пастернака из стихотворения «Опять весна»:
Это она, это она, Это ее чародейство и диво, Это ее телогрейка за ивой, Плечи, косынка, стан и спина...
793 Пер.В.В.Бибихина. Хайдеггер М. Время и бытие. С.172.
538
тишина»794.
Скажем теперь das Sein ist da. Скажем — в том же смысле, что и о весне, — «Бытие!» «Бытие настало, стало настоящим». «Бытие царит в мире!».
Смысл Dasein, который был связан с «нами, вопрошающими», исчезает в свете этого бытия, в величии этого царствования. Хайдеггер опирается теперь на иное слово — das Ereignis.
1998.
794 Ср. пер. И.Анненского:
Над высью горной Тишь...
539
А.В. Ахутин. ПОВОРОТНЫЕ ВРЕМЕНА. Статьи и наброски. 1975-2003.
IV. Рубеж ХХ века 2. Оно-бытие или Ты-бытие