(JI) Здесь роскошь бедных выручала Тем, что работу им давала...
Тем, что я до сих пор сказал, я хотел только показать, что если мы однажды перестанем называть роскошью все, что не является абсо- лютно необходимым для поддержания жизни человека, то роскоши вообще не окажется; ибо если потребности человека бесчисленны, то способное удовлетворять их не имеет границ; то, что называют излишним для одной категории людей, будет считаться необходимым для людей более высокого положения; и ни сама природа, ни искусство человека не могут произвести ничего столь курьезного или необычного, чего бы тот или иной милостивый монарх, если оно доставляет ему удовольствие или развлечение, не включил в число самых необходимых потребностей жизни, имея в виду не всякую жизнь, а жизнь своей священной особы.
Широко распространено мнение, что роскошь губительна для богатства всего политического тела в такой же мере, как и для каждого отдельного лица, ей предающегося, и что всеобщая умеренность обогащает страну таким же образом, как и та, которая носит менее общий характер и увеличивает владения отдельных семей.
Признаюсь, что, хотя я обнаружил людей гораздо умнее меня, которые придерживаются этого мнения, я не могу не выразить свое несогласие с ними по этому вопросу. Они утверждают следующее: например, говорят они, мы посылаем в Турцию ежегодно на миллион шерстяных тканей и других изделий нашего производства; за это мы привозим обратно шелк, мохер, напитки и т.п. на сумму миллион двести тысяч фунтов, которые все потребляются внутри страны. От этого, заявляют они, мы ничего не получаем; но, если бы большинство из нас удовлетворились изделиями нашего внутреннего производства и тем самым потребили бы лишь половину этих иностранных товаров, тогда те в Турции, кто все же хотел бы получить то же количество наших изделий, были бы вынуждены платить наличными за остальное и тогда только благодаря балансу такой торговли страна получала бы шестьсот тысяч фунтов per annum20.Чтобы рассмотреть справедливость этого утверждения, предположим (так же как делали они), что в Англии будет потребляться только половина того шелка и т.п., который потребляется сейчас; предположим также, что турки, хотя мы отказываемся покупать более половины их товаров, которые мы обычно покупали, либо не смогут, либо не захотят остаться без того же самого количества наших изделий, которое они покупали раньше, и что они выплатят разницу наличными, т.е. что они дадут нам столько серебра или золота, на сколько стоимость того, что они покупают у нас, превышает стоимость того, что мы покупаем у них. Хотя то, что мы предполагаем, возможно, могло бы быть осуществлено однажды, однако долго продолжаться так не может: торговля есть обмен, и ни одна страна не может покупать товары других, если у нее нет своих собственных товаров, с помощью которых она может их оплатить. Испания и Португалия, которые каждый год получают новое золото и серебро из своих рудников, могут постоянно покупать за наличные, пока продолжается ежегодное увеличение притока золота или серебра в их страны, но у них ведь деньги - их производство и товар страны.
Мы знаем, что мы не могли бы в течение долгого вре- мени покупать товары других стран, если бы они не брали в уплату за них наши изделия; а почему мы должны считать, что другие страны поступают по-иному? Тогда, если бы туркам падало денег с неба, не больше, чем нам, давайте посмотрим, каковы бы были последствия нашего предположения. Оставшиеся у них на руках в первый год шелк, мохер, и т.п. на шестьсот тысяч фунтов должны привести к значительному падению цен на эти товары; от этого голландцы и французы получат такую же прибыль, что и мы, и если мы по-прежнему будем отказываться принимать их товары в уплату за наши изделия, они не смогут больше торговать с нами, а должны будут удовлетворяться покупкой того, что им нужно, у тех стран, которые готовы взять то, от чего мы отказываемся, хотя их товары гораздо хуже наших, и тем самым наша торговля с Турцией через несколько лет неминуемо прекратится.Но, возможно, они скажут, что для предотвращения того неблагоприятного последствия, о котором я говорил, мы будем брать турецкие товары, как раньше, но только станем настолько бережливы, что потребим сами лишь половину их, а остальное пошлем на продажу в другие страны. Давайте посмотрим, к чему это приведет и обогатит ли это страну благодаря балансу такой торговли на шестьсот тысяч фунтов. Во-первых, я допускаю, что, раз наши люди внутри страны употребят намного больше нашей собственной мануфактуры, те, кто связан с шелком, мохером и т.п., заработают себе на жизнь на разных работах, связанных с обработкой шерстяных изделий. Но, во-вторых, я не могу согласиться с тем, что эти товары можно будет продать, как раньше; ибо даже если предположить, что одна половина их, потребляемая внутри страны, может быть продана по прежней цене, то, конечно, другая половина, которая направляется за границу, потребует значительно большую цену. А ведь мы должны послать эти товары на рынки уже заполненные, и, кроме того, необходимо вычесть фрахт, страховку, резерв и все другие накладные расходы, и купцы вообще должны на этой половине, которая пересылается в другие страны, потерять гораздо больше, чем выручили от той половины, которая потреблена внутри страны.
Хотя шерстяные ткани являются нашим собственным продуктом, однако они содержат купца, который перевозит их в другие страны, так же как лавочника внутри страны, который продает их в розницу; так что, если доходы от того, что он посылает за границу, не возместят ему расходов по приобретению этих товаров внутри страны, со всеми другими расходами, до тех пор, пока он не получил деньги и хороший процент за них наличными, купец должен выйти из дела; и результат будет тот, что купцы, вообще обнаружив, что они потеряли на турецких товарах, которые они отправили за границу, отправят в другие страны лишь столько наших изделий, сколько необходимо для уплаты за такое количество шелка, мохера и т.п., которое будет потреблено внутри страны. Другие страны вскоре найдут способы поставлять туркам товары, чтобы восполнить ту недостачу в наших товарах, которую мы сами создали, и тем или иным образом распорядиться теми то-3. Б. Мандевиль
варами, от которых мы отказались. Так что все, что мы получили бы от этой бережливости, ограничилось бы тем, что турки брали бы теперь лишь половину того количества наших изделий, которое они берут сейчас, когда мы поощряем ввоз их тканей и носим их, без чего они не в состоянии покупать наши.
Поскольку я в течение нескольких лет испытывал горькое чувство обиды, встречаясь со множеством разумных людей, выступавших против этого мнения и всегда считавших, что я ошибался в этих расчетах, то наконец я получил удовольствие увидеть, что мудрость нации начинает приходить к тому же самому мнению, как это видно из парламентского акта, принятого в 1721 году, в соответствии с которым этот законодательный орган не считается с могущественной и богатой компанией и пренебрегает очень серьезными неудобствами внутри страны, чтобы содействовать интересам торговли Турции, и не только поощряет потребление шелка и мохера, но и заставляет подданных под угрозой наказания употреблять их, хотят они того или не хотят.
Кроме того, роскошь обвиняют еще и в том, что она умножает жадность и грабеж.
А там, где царят эти пороки, продаются и покупаются должности, требующие величайшей честности; министры, которые должны служить людям, как великим, так и малым, подкуплены, а страны постоянно находятся под угрозой, что их предадут и продадут тем, кто предложит более высокую цену. И наконец, что роскошь изнеживает и расслабляет людей, в результате чего народы становятся легкой добычей первых же захватчиков. Это, действительно, ужасные вещи; но то, что приписывают роскоши, относится к плохому управлению и ошибкам плохой политики. Каждое правительство должно в деталях знать интересы страны и настойчиво им следовать. Хорошие политики при помощи ловкого управления, облагая большими пошлинами некоторые товары или полностью запрещая их и понижая таможенные сборы на другие, всегда могут повернуть и направить ход торговли так, как им это заблагорассудится; и поскольку они всегда предпочтут торговать, если объем торговли в равной степени значителен, с такими странами, которые могут платить как деньгами, так и товарами, чем с теми странами, которые в состоянии оплачивать то, что они покупают, только товарами своего собственного производства, то они всегда будут тщательно избегать торговли с такими народами, которые отказываются брать товары других и не берут ничего, кроме денег, за свои товары. Но прежде всего они будут бдительно следить за общим балансом торговли и никогда не допустят, чтобы все иностранные товары, взятые вместе, ввозимые в течение одного года, превысили по стоимости те товары их собственного производства, которые в течение того же года вывезены в другие страны. Заметьте, что я сейчас говорю об интересах тех народов, у которых нет своего собственного золота или серебра, добытого внутри страны, в противном случае на этом утверждении нет необходимости так сильно настаивать.
Если бдительно следить за тем, к чему я призвал в конце предыдущего параграфа, и не допускать, чтобы ввоз когда-либо превышал вывоз, тогда ни одна страна никогда не обнищает из-за иноземной роскоши и можно увеличивать завоз роскоши насколько захочется, если в такой же пропорции удается увеличить собственный фонд, предназначенный для ее оплаты.
Торговля - главное, но не единственное условие, необходимое для возвеличивания страны; кроме нее, есть и другие вещи, о которых надо позаботиться.
Meum и Tuum21 должны быть обеспечены, преступления наказаны и все другие законы, касающиеся отправления правосудия, мудро составлены и строго выполняться. Необходимо также благоразумно вершить иностранные дела, и правительство каждой страны должно иметь хорошую разведку за границей и быть осведомленным о внутренних делах всех тех стран, которые из-за их соседства, силы или интересов могут быть вредными или полезными для него, чтобы соответственно принимать меры, противодействуя одним и помогая другим, как диктуют это политика и соотношение сил. Народ необходимо держать в страхе, но нельзя насиловать умы людей и позволять духовенству принимать большее участие в государственных делах, чем определил им наш Спаситель в своем Завете. Таковы правила, ведущие к мирскому величию; та суверенная власть, которая хорошо их применяет в управлении какой-либо значительной страной, будь то монархия, республика или смешанная форма обеих, всегда сумеет сделать ее процветающей, несмотря на все другие государства на земле, и никакая роскошь и никакой другой порок никогда не смогут поколебать ее строй. Но здесь я ожидаю громогласный вопль, направленный против меня. Как! Разве Бог никогда не наказывал и не стирал с лица земли великие народы за их грехи? - Да, но не без помощи определенных средств: внушая безрассудство их правителям и допуская, чтобы они отошли либо от всех, либо от некоторых общих правил, которые я упоминал; и из разорившихся знаменитых государств и империй, которыми до сих пор гордился мир, все обязаны своими несчастьями главным образом плохой политике, упущениям или ошибкам правителей.
Нет сомнения, что у людей, живущих ныне, и их потомков следует ожидать здоровья и энергии больше от воздержанности и трезвости, чем от обжорства и пьянства; и все же признаюсь, что представления относительно изнеживания и ослабления народа из-за роскоши у меня теперь не столь уж страшные, какие были раньше. Когда мы слышим или читаем о вещах, для нас совершенно незнакомых, они обычно вызывают у нас в воображении такие представления о том, что мы действительно видели, которые (в соответствии с нашим восприятием) ближе всего к ним подходят. И я помню, что когда я читал о роскоши в Персии, Египте и других странах, где царствовал этот порок, их изнеживший и ослабивший, то иногда мне приходили на ум толкотня и пьянство обыкновенных ремесленников на городском празднике и то свинство, которым часто сопровождается их чрезмерное обжорство; а ино- гда это заставляло меня думать о развлечениях беспутных матросов, когда я видел их в компании полудюжины непристойных женщин, с ревом идущих по улице со скрипками впереди; и если бы меня вдруг перенесло в один из больших городов Востока, я бы ожидал, что найду одну треть населяющих его людей в постели, страдающими от излишеств, вторую - больными подагрой или изувеченными какой-либо более постыдной болезнью, а остальные, способные обходиться без поводыря, гуляли бы по улицам в нижних юбках.
Наше счастье, что нам служит хранителем страх, потому что наш разум не настолько силен, чтобы управлять нашими желаниями. И я думаю, что, когда я был школьником, тот великий страх, который я испытывал особенно перед словом "обессиливать", и некоторые мысли об этимологии этого слова, из этого страха вытекавшие, принесли мне огромную пользу. Но с тех пор как я кое-что повидал в мире, последствия роскоши для страны представляются мне не столь уж ужасными, как раньше. Пока люди испытывают те же желания, останутся те же самые пороки. Во всех больших обществах одни будут любить разврат, а другие - пьянство. Те распутники, которые не могут заполучить красивых опрятных женщин, удовлетворятся грязным отребьем; а те, кто не в состоянии купить настоящий "эрмитаж" или "понтак", будут рады обыкновенному французскому кларету. Те, кому не по карману вино, примутся за грубые напитки, и солдат или нищий может надраться пивом или самогоном так же, как какой-нибудь лорд - бургундским, шампанским или токаем. Самый дешевый и самый грязный способ удовлетворения наших аффектов приносит столько же бедствий организму человека, сколько самый изящный и самый дорогой.
Излишества роскоши более всего проявляются в зданиях, мебели, выезде и одежде. Чистое льняное белье расслабляет человека не больше, чем фланелевое; гобелены, прекрасные картины или дубовые панели вредны не более, чем голые стены; а богатая кушетка или позолоченная карета расслабляет не больше, чем холодный пол или деревенская телега. Утонченные наслаждения разумных людей редко вредят их организму, и существует множество великих эпикурейцев, которые откажутся съесть и выпить больше, чем выдержат их головы или желудки. Чувственные люди могут заботиться о себе так же тщательно, как и все остальные; и ошибки людей, ведущих самый порочно-роскошный образ жизни, состоят не столько в частом повторении ими непристойностей или слишком большом количестве съеденного и выпитого (эти вещи ослабили бы их более всего), сколько в многотрудных выдумках, в изобилии и тщательности, с которыми их обслуживают, и в огромных расходах, которыми они оплачивают свои застолья и любовные похождения.
Но давайте предположим, что покой и наслаждения, в которых живут великие мира сего и богачи каждой великой страны, делают их неспособными переносить трудности жизни и тяготы войны. Я допускаю, что из большинства членов муниципального совета лондонского Сити получились бы очень скверные пехотинцы; и я искренне верю, что, если бы ваша кавалерийская часть была укомплектована олдерменами, и притом такими, какими являются большинство их, небольшой батареи петард было бы достаточно, чтобы ее разгромить. Но какое отношение имеют олдермены, муниципальный совет и даже все сколько-нибудь состоятельные люди к войне, кроме уплаты налогов? Тяготы и лишения, которые приходится переносить лично человеку на войне, достаются тем, кто несет на себе основную тяжесть всего, - самой низкой, бедной части народа, рабски трудящимся людям. Ибо насколько бы чрезмерными ни были изобилие и роскошь страны, кто-то должен выполнять работу. Дома и корабли должны строиться, товары должны перевозиться, а земля - обрабатываться. Такое разнообразие работ в каждой большой стране требует огромного населения, среди которого всегда найдется достаточно распущенных, праздных, сумасбродных парней для службы в армии, а те, кто достаточно крепок, чтобы строить изгородь и копать канаву, пахать и молотить, или же не слишком ослаблен, чтобы быть кузнецом, плотником, пильщиком, ткачом, носильщиком или возчиком, всегда будут достаточно сильны и выносливы, чтобы через одну-две кампании стать хорошими солдатами, на долю которых, если поддерживается правильный порядок, редко выпадает настолько много роскоши и излишеств, чтобы причинить им какой-либо вред.
Следовательно, вред, которого следует опасаться от роскоши среди военных, не может распространиться за пределы офицерского круга. Самые лучшие офицеры либо люди очень высокого рождения и великолепного образования, либо обладают чрезвычайными способностями и огромным опытом; и кого бы ни выбрало мудрое правительство для командования армией en chef22, он должен обладать совершенным знанием военных дел, неустрашимостью, чтобы сохранять спокойствие среди опасностей, и многими другими качествами, которые должны выработать время и старание у людей быстрой проницательности, выдающегося духа и высокой чести. Сильные мускулы и гибкие члены - пустяковые преимущества, которые не имеют значения для лиц, обладающих такой властью и величием, как они, могущие разрушать города, лежа в постели, и разорять целые страны, сидя за обедом. Поскольку они большей частью люди преклонного возраста, было бы нелепо ожидать от них здоровой конституции тела или быстроты членов; если их головы активно работают и не пусты, то не имеет такого уж большого значения, чтб представляют собой остальные части тела. Если они не способны переносить утомление от езды верхом, то станут ездить в экипажах или же их можно переносить в носилках. Умение руководить и прозорливость нисколько не уменьшаются от того, что люди могут быть инвалидами, и самый лучший генерал, который есть сейчас у короля Франции, едва ли в состоянии передвигаться ползком23. Те, кто непосредственно подчиняется главнокомандующим, должны обладать теми же самыми способностями и почти в такой же степени; обычно это люди, возвысившиеся до этих постов благодаря своим заслугам.
Все другие офицеры, занимающие разные должности, должны выкладывать бблыную часть своего жалованья для оплаты великолепных мундиров, личного снаряжения и других вещей, которые роскошь данного времени считает необходимыми, так что у них остается совсем немного денег на излишества; ибо по мере того, как они получают повышение и их жалованье растет, они вынуждены и увеличивать равным образом свои расходы, и улучшать экипировку, которая, как и все остальное, должна все же соответствовать их положению. Таким способом ббль- шая часть их все же как-то ограждается от тех излишеств, которые могут оказаться губительными для здоровья, в то время как окружающая их роскошь, тем самым направляемая в другую сторону, служит прежде всего для усиления их гордости и тщеславия - самых серьезных побудительных мотивов, которые заставляют их вести себя так, как они должны вести себя по представлениям других (см. Комментарий С).
Ничто так не облагораживает человека, как любовь и честь. Эти два аффекта равносильны многим добродетелям, и поэтому самыми лучшими школами воспитания и хороших манер служат двор государя и армия, первый - чтобы совершенствовать женщин, вторая - чтобы наводить лоск на мужчин. Чем поражают большинство офицеров в цивилизованных странах, так это совершенным знанием света и правил чести; откровенным и человеколюбивым выражением лица, присущим опытным военным; и таким сочетанием скромности и неустрашимости, которое может свидетельствовать как об их учтивости, так и о храбрости. Где в моде здравый смысл и в почете вежливое поведение, там обжорство и пьянство не могут быть господствующими пороками. Отличные офицеры стремятся вести главным образом не животный, а блестящий образ жизни, а желания самых великолепных офицеров, занимающих разной степени высокие посты, состоят в том, чтобы быть красиво одетыми и превосходить друг друга в изяществе экипировки, изысканности развлечений и репутации во всем благоразумного человека.
Но если бы среди офицеров было больше беспутных негодяев, чем среди лиц других занятий (что отнюдь не так), все же самые распутные из них могли бы быть очень полезными, если только у них есть честь. Именно честь покрывает и возмещает множество их недостатков, и ни один из них (как бы ни предавался он удовольствиям) не осмеливается признаться в отсутствии ее. Но поскольку нет более убедительного довода, чем сам факт, давайте оглянемся на то, что так недавно произошло во время наших двух последних войн с Францией24. Сколько мы имели в своих армиях тщедушных молодых людей нежного воспитания, изящных в одежде, изысканных в еде, которые отважно и бодро прошли через все испытания, налагаемые долгом?
Те, кто терзается мрачными опасениями относительно того, что роскошь расслабляет и изнеживает людей, смогли бы увидеть во Фландрии и Испании, как расфранченные щеголи в тонких рубашках с кружевами и напудренных париках переносили огонь и подходили к жерлу пушек с той же беззаботностью, с какой самые вонючие неряхи причесывали бы свои волосы, хотя они и не видели гребня целый месяц; и смогли бы встретиться с множеством буйных повес, которые действительно подорвали здоровье и истощили организм чрезмерным пристрастием к вину и женщинам и, однако, вели себя достойно и храбро в борьбе с врагом. Крепость тела менее всего требуется офицеру, и, если иногда сила может пригодиться, твердая решимость духа, которую вселяют в них надежды на повышение, дух соревнования и любовь к славе при первом же напряжении займут место физической силы.
Те, кто понимает свое дело и обладает в достаточной мере чувством чести, как только привыкнут к опасности, всегда станут способными офицерами. А их роскошь, если только они тратят свои собственные деньги, а не чьи-нибудь чужие, никогда не причинит вреда государству.
Полагаю, что всем этим я доказал, что хотел, в этом примечании о роскоши. Во-первых, в одном смысле все можно назвать роскошью, а в другом - ее как таковой не существует. Во-вторых, при мудром управлении весь народ может купаться в такой иноземной роскоши, которую может оплатить его собственный продукт, и не обнищать от этого. И наконец, когда о военных делах заботятся как следует, когда солдатам хорошо платят и поддерживают у них строгую дисциплину, богатая страна может жить в таком покое и изобилии, какие только можно себе представить, и во многих своих краях показывать столько пышности и утонченности, сколько способен изобрести человеческий ум, и в то же время быть грозой для своих соседей и походить на пчелиный улей в басне, характеризуя который я сказал, что
Он порождал в округе всей И страх врагов, и лесть друзей; Все ульи несравнимы были С ним по богатству и по силе.
(См. что далее говорится о роскоши в Комментариях М и Р.)