<<
>>

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ФРАКЦИИ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ

Ставшее традиционным противопоставление институтов и агентов как отдельных объектов изучения в рамках институциональной теории, приведшее к противопоставлению холистического и индивидуалистического подходов, нуждается в переосмыслении.

Очевидно, что в действительности нет изолированных индивидов, не принадлежащих к определенным институтам, как нет и полного единения институциональных агентов в рамках ассоциированных интересов, так как каждый институт глубоко стратифицирован. Последнее не позволяет рассматривать всех участников какого-либо института как разделяющих модель поведения, обусловленную принадлежностью к данной «системе коллективного действия». Это подтверждается выводом Л. Дюмона о том, что «реальность в целом выглядит промежуточной между концепциями автономной индивидуальности и тотально спаянной системы]» (Дюмон, 2001, с. 64). Должны существовать (и существуют) посредствующие звенья воспроизводства институционального капитала в обществе, к которым, прежде всего, относятся фракции, образующие фенотипические особенности статуса человека, генотип которого формируется институтами. Это понятие широко используется в политологии, но не выходит за ее методологические «пределы», хотя очевидно, что раз фракции активно действуют в рамках партий, то они в тех или иных формах должны присутствовать и в функционировании других институтов — предприятия, банка, профсоюза, правительства, семьи, армии, тюрьмы, университета и др.

В таком ракурсе «человек институциональный» (homo institutius) — это, прежде всего, фракционер. Введение понятия фракции и разработка соответствующего категориального ряда позволяет уйти от противопоставления институтов и агентов, сместить акцент с изучения абстрактно гомогенной социальной среды на познание тенденций дробления и фрагментации мозаичного институционального пространства.

Начнем с того, что гомогенное видение внутреннего пространства экономических институтов не позволяет адекватно раскрыть богатство форм и содержания их «внутреннего мира».

Поэтому для специального анализа внутреннего строения институтов целесообразно выделять помимо органов также фракции, коалиции, кланы и династии.

Фракции возникают на «разломах»1 ассоциированных и индивидуальных интересов, реализуемых в рамках института, представляя собой относительно устойчивые целевые группировки его агентов, объединенных особой институциональной ориентацией, то есть совокупностью интересов, отличных от интересов других агентов данного института. Фракции опираются на агентов мелких институций, «дробящих» монолитную «картину» внутреннего пространства института, в структурно-функциональных рамках которого обеспечивается простое воспроизводство комплекса организуемых им функций и расширенное — рутин, навы-ков, умений, компетенций.

Динамика межфракционной миграции агентов канализирует направление дальнейшего развития институциональных организаций. Несмотря на взаимное «отталкивание» фракций как одинаково заряженных частиц в социальном поле, формирующее раздробленное и фрагментированное состояние институтов, между фракциями складываются не только отношения вражды, но также «сочувственные» и нейтральные отношения. Фракции нередко идут на взаимовыгодный компромисс или образуют коалиции, которые, в отличие от них, направлены на достижение конкретных целей, а не на реализацию коллективных интересов. Поэто-му жизненный цикл коалиций относительно короче, чем у фракций, которые гораздо устойчивее во времени.

Сложность института — векторная характеристика, которую можно разделить на более простые. Модельно представив институт как граф (см. подробнее в главе 12 настоящего издания) , можно привести ряд характеристик его сложности, которые можно дополнять, конкретизировать и дополнительно формализовать применительно к специальным исследованиям фракций в экономике и обществе. Звено графа как связка вершины и элементов может быть интерпретировано как модель

фракции агентов (на нижнем уровне строения института) или коалиции фракций — на более высоких уровнях иерархии.

Показатель глубины фракционирования предполагает выявление количества уровней графа.

Важно учесть, какой признак системной целостности характерен для элементов данного института — аддитивность, когда компоненты не компенсируют друг друга, а совокупный продукт института представлен суммой их частичных вкладов, или мультипликативность, когда происходит взаимное усиление производительности и эффективности функциональных элементов, произведение результатов деятельности которых дает обший продукт института.

Глубина института может быть измерена как по средней длине графа (с использованием инструментов анализа математического ожидания и дисперсии), так и по максимальной, опять же в зависимости от специфики конкретного исследования. В первом случае оно будет ориентировано на выявление «сглаженных» обобщенных характеристик института, а во втором — на идентификацию его патологий и аномалий.

Расчет средней ширины звена дает представление о примерном масштабе фракций данного института, а выявление общего количества звеньев характеризует его сложность в целом. Знание количества низовых элементов (листьев) в графе, то есть численности агентов института, позволяет перейти к более сложным показателям фракционности. Так, соотношение общего числа звеньев и количества низовых элементов отражает обобщенную характеристику числа фракций, приходящихся в среднем на одного агента, поскольку агентство в разных фракциях «пересекается», то есть в интегральном статусе каждого человека как бы совмещаются многие фракции.

Предложить универсальный коэффициент фракционности отдельных институтов и их систем не представляется возможным, поскольку для каждого конкретного исследования в зависимости от его задач потребуется коррекция индикаторов оценки состояния фракций, их пропорций и тенденций динамики. В любом случае, для моделирования отношений фракционизма целесообразно использовать достижения теории графов.

Следует учитывать иерархию фракций в институте, ранг которых сочетает элементы тождества (равенства) и различия

статусов их агентов. Внутри фракции также складывается и устойчиво воспроизводится определенная иерархия агентов.

Массив критериев выделения фракций достаточно широк. Например, агенты институции директорства образуют фракции по возрасту («красные директора», молодые), стажу («матерые», опытные, начинающие), а также по объему государственного финансирования, масштабу и сфере деятельности, степени информационной открытости, прибыльности и т. д. Министры РФ также фракционированы на «силовиков», «экономистов» и представителей «социальной сферы», между интересами которых перманентно возникают противоречия и компромиссы.

В аспекте фракционной динамики любые «системы коллективного действия» предстают в качестве облаков или пыльных бурь, поскольку в социальном смысле они суть временные агрегации агентов различных фракций. Структура последних может сохраняться на протяжении длительного периода, однако, в целом, внутреннее пространство институтов непрерывно реконструируется в достаточно жестких структурных границах.

Изучение фракционной кинетики предполагает анализ процессов распада, интеграции, а также взаимной адаптации фракций. Раскол в рамках фракции может произойти, если «одна прогрессивная часть группы сочла бы, что сможет выиграть в статусе, если отколется от другой (части. — Авт.) группы, остающейся консервативной» (Дюмон, 2001, с. 222). Фракция может стать доминирующей либо занять определенную специализированную позицию (нишу) в пространстве института, соотнесясь с фракциями-лидерами и создав систему функциональных связей с ними.

На устойчивость фракций и параметры динамики фракцио- генеза влияют следующие факторы:

• Темп и ритм замены контингента институциональной организации. Чем быстрее сменяется состав агентов института, тем выше издержки образования фракций. Не случайно в 1930-х гг., когда риск оппортунизма и фракционирования ВКП(б) достиг предельно допустимых значений, проводилась политика массовых «чисток» на всех советских предприятиях и во всех учреждениях, направленная на усиление текучести потенциально опасных кадров (особенно в сфере

управления) .

Тем самым в корне пресекались малейшие воз-можности организации фракций в «недрах» бюрократического аппарата. Поэтому ссылки на непродуманность кадровой политики И. В. Сталина для данного исторического примера выглядят малообоснованными с институциональных позиций.

Большой «объем» неформальных связей и отношений, характерный для крупных организаций, в которых издержки непрерывного контроля за действиями агентов являются запретительными для принципалов. Целесообразно исчисление показателя «массы» формализованного компонента социального поля института, представляющего собой произведение количества фиксированных формальных функциональных связей и числа агентов данного института.

Характеристики пространства института, в том числе показатели уровня полярности и комплементарности типизируемых и воспроизводимых в его рамках институций, нали-чия субститутов и сервитутов и т. д.

Примеры фракционности легче обнаружить в крупных институциональных организациях. Так, в больших семьях дети обычно образуют свою фракцию, объединенную интересами отстаивания собственной индивидуальности и независимости от родительской опеки, сокрытия допущенных нарушений установленного в семье «режима» и порядка жизни. Конечно, в любой фракции рано или поздно появляются оппортунисты — «предатели», «ябедники» и др., в чем проявляется всеобщий и закономерный характер оппортунизма, представляющего собой перманентно реализующийся в рамках института кризис, индикативно характеризующий его устойчивость и адаптивность.

Клан представляет собой персонализированную форму фракции. Он обязательно связан с именем конкретного человека или семьи, рода и представляет собой определенную группу, «все члены которой убеждены, что все они восходят к одному начальнику, и сами эти люди идентифицируют себя подобным образом, и посторонние считают их особым сообществом, отличающимся от остальных идентитетом» (Асп, 2000, с. 236) . Кланы возникают в рамках достаточно крупных институтов; они фор-

мируются как «внутри» фракций, так и объединяют агентов, принадлежащих к различным фракциям.

Клановость института формируется в условиях наличия у отдельных агентов мощных ресурсов — специфических знаний, связей (в том числе личных) , статуса и т.

д., что позволяет им непосредственно влиять на осуществляемые в данной организации процессы, особенно редистрибутивного характера, связанные с распределением институциональных доходов и привилегий. Вхождение в «команду» (а точнее, в клан) такого человека означает для агента переориентацию своей модели поведения на конкретные указания лидера, игнорирование конкурирующих кланов и фракций, зачастую в форме осуществления действий, противоречащих интересам института в целом. В рамках клана воспроизводится модель поведения агентов — приверженцев принципала, под покровительством которого у них появляются возможности назначения на важные посты, получения значимых статусов и, соответственно, высоких доходов, использования индивидуального капитала руководителя (например, его репутации, имени как индивидуальной «торговой марки» и т. д.) в собственных целях и т. д.

Например, в армии понятие команды было распространено и в советское время, когда шедшие на повышение начальники «забирали» с собой перспективных подчиненных, создавая для них на новом месте благоприятные институциональные условия. Вот как описывает такую ситуацию персонаж повести В. Суворова «Аквариум»: «... вызвали и приказали принять разведку целой Армии. Я сейчас не только принимаю дела, но и формирую свою команду. Кое-кого я за собой перетащил со своей прежней работы. <.. .> Но у меня теперь хозяйство во много раз больше, и мне нужно очень много толковых исполнительных ребят, на которых можно положиться» (Суворов, 1993, с. 27) . Местные руководители в СССР при назначении на работу в центральные структуры (министерства, главные управления и т. д.) также забирали с собой в Москву целые команды, перекладывая на них связанные с новой должностью трансакционные издержки и способствуя их карьерному продвижению.

Под династиями будем понимать фракции, базирующиеся на синтезе институций преемства и родства. Преимуществами та-

ких форм реинтеграции, то есть объединения и позиционирования агентов в сложившихся рамках института, является накопление и трансляция между их членами специфических форм организационного (связи, включенность в узкие круги), институционального (наследство, имущество, родство, почет, уважение, репутация, «кредит доверия» и др.) и информационного капитала, связанных непосредственно с тем предприятием (учреждением), в котором династия развивается. Глубокое знание «своего» института, овладение его рутинами, понимание специфики происходящих в нем процессов создают потенциал эффективного прогнозирования на основе накопленного опыта потенциально возможных акций и реакций со стороны других агентов. Это дает возможность агентам династии значительно повысить степень рациональности своих действий, извлечь из них максимальную полезность . Эффективность такой формы фракционной организации характеризуется усилением влияния в современной России финансовых олигархических династий, в которых вновь актуализировались институции кумовства, местничества и др. Династии формируются и в шоу-бизнесе — среди артистов, режиссеров и т.д., а традиционные в СССР трудовые династии становятся редким явлением.

Неоднородность институциональ ных структур особенно ярко проявляется в политической сфере, где действуют различные формы функциональной организации партий — комитеты («партии внутри партий»), секции, ячейки и клубы. Все они обладают определенной спецификой и доминируют на разных этапах эволюции партий как базового политического института. Так, ячейки представляют собой организационные элементы политических партий, внедряющиеся в институты экономические (предприятия) с целью создания «всепроникающей системы партяче-ек». Если «[в] отличие от келейного комитета секция максимально открыта», то «за членство в партийном, как и в любом другом, клубе люди сами готовы платить. И платят — в форме взносов и пожертвований, которые обеспечивают клубу доста-точно автономное существование...» (Радкевич, Тихомиров, 2004, с. 83, 85) . На основе этих структур возникают и развиваются разнообразные фракции.

Институциональные формы организации базовых партийных объединений (БПО) дифференцированы по признакам срочности и характера организации: «Партийный клуб — предельно гибкая форма объединения... Как и секция, он работает практи-чески постоянно: люди собираются «по интересам», обсуждают насущные вопросы жизни квартала, организуются для решения общих проблем» (Радкевич, Тихомиров, 2004, с. 84) . Напротив, функционирование партийных комитетов предельно урегулировано. Система политических партий фашистского толка в Италии периода правления Б. Муссолини включала фашии (военизированные отряды) и команды, агентами которых были бойцы. Кпе- речисленным структурным формам, отражающим стратифицированный характер институтов, добавим отделения, отделы; и секторы, характерные для научных академий, институтов и лабораторий, библиотек и бюро, а также для мультипродуктовых и дивизионально-структурированных компаний.

Внутренняя неоднородность институтов на всех уровнях общественного бытия формирует фракционность в масштабе всего общества. Механизм фракциогенеза можно представить следующим образом. Исходная социальная «масса» в процессе хозяйствования дифференцируется в союзы для осуществления совместных действий по различным целям — коалиции. В ходе своего воспроизводства коалиционные объединения формируют внутреннюю систему статусов и ролей своих участников. Неоднократная реализация воспроизводственного цикла коалиций, становление и осуществление системы однородных институций в их рамках ведут к формированию на их основе институтов, которые структурно типизируют и устойчиво воспроизводят закрепленные за участниками союза функции.

Но интеграция агентов в рамках института неизбежно «трескается по швам» несовпадения их интересов, что ведет к образованию институциональных фракций, то есть организованных групп агентов института с особыми интересами, отличными от интересов других групп его агентов. Поскольку агенты одной фракции (фракционеры) выравниваются по определенному институциональному критерию, то между ними возникает аттракция . Сами фракции начинают образовывать коалиции, которые

параллельно возникают между отдельными агентами как одной, так и разных фракций.

Фракции сочетают в своей деятельности функции, необходимые для гомеостазиса всего института, то есть для обеспечения ассоциированных интересов всех его агентов, и направленные на лоббирование интересов своих агентов. Это становится очевидным при анализе функционирования партийных фракций, которые параллельно осуществляют два взаимосвязанных направления деятельности: «Одно, публичное, сводится к обычной законотворческой работе. Другое, лоббистское, предполагает нередко прямые контакты заказчиков с чиновниками-исполнителями при посредничестве и/или участии депутатов» (Радкевич, 2004, с. 92).

Межфракционные противоречия реализуются в конфликтах, недобросовестной конкуренции институциональных фракций и их агентов, лоббировании ими благоприятных для себя условий деятельности. Эти противоречия можно разделить на следующие группы:

Противоречия между институциональными атрибутами данной фракции и остальных фракций «ее» института: Nf « Nffi к), где Nf — совокупность интересов, норм, правил и запросов, поддерживаемых агентами i-й фракции; к — количество фракций в рамках данного института. Пересечения и конфликты: фракционных интересов наиболее очевидны в рамках «своего» института, где происходит конкуренция агентов и групп влияния за ограниченные в каждый момент времени ресурсы, факторы, доходы и блага. Фракции отстаивают наиболее удобные для своих агентов график и место работы, маскируют допущенные ошибки, лоббируют дополнительные доходы и премии и т. д. Они стремятся оказать влияние на стратегическое планирование, чтобы иметь возможность планировать свои действия на перспективу.

Противоречия между институциональными атрибутами данной фракции и института в целом: Nf « Nins. Сплоченность фракционеров и особым характер их коллективный интересов нередко порождают фракционным оппортунизм, когда любые действия предпринимаются агентами определенной фракции только в том случае, если они отвечают ее целям.

В структуре института возникают некие «тайные общества», через систему налаженных связей «вербующие» контрагентов для обеспечения своей устойчивости, конкурентоспособности и безопасности. Фракционный оппортунизм является обоснованным, поскольку осуществляется целенаправленно, сознательно, во многом планово. Но, поскольку повторяющийся случай становится нормой, то тем самым формируется стиль жизни фракционеров, не только идущий вразрез с общей логикой и стратегией института, но и подрывающий его изнутри. Противоречия этого типа выражаются в процессах институционально-фракционной адаптации и аккомодации.

• Противоречия между институциональными атрибутами данной фракции и внешними для «ее» института: Nfi « Next. Чаще всего их можно характеризовать как стихийные и точечные (единичный случай) . Однако кооперация институциональных организаций, например, выражающаяся в форме сетевого сотрудничества современных предприятий, ведет к возрастанию зависимости друг от друга фракций, относящихся к разным институтам, что неизбежно провоцирует возникновение и разрешение конфликтов и «трений». Сила противоречий между фракциями одного уровня выше, чем между фракциями разных ступеней иерархии, так как в рамках каждого уровня происходит конкуренция агентов за комплектацию более высокого уровня и их функциональные интересы более схожи. Попытки ликвидации фракционизма, необходимые в целях оптимизации величины издержек внутри- и межинституциональных трансакций, неизбежно окажут тормозящее воздействие на эффективность конкуренции в сложившихся и формирующихся институтах, поскольку «на разделенном рынке агенты пытаются уйти от "лобовой" конкуренции, создавая свои уникальные, недоступные другим ниши» (Попков, Берг, Кузнецов, 2002, с. 74) . Вместе с темі, уровень фракционности как характеристики раздробленности агентов института по фракциям должен быть оптимальным для обеспечения его гомеостазиса. Для его формализации допустимо ввести специальный коэффициент, который должен отражать количество фракций и их качественные признаки, в том числе опосредованные в агентах — возраст, генера-

цию, масштаб, противоречивость, отраслевую специализацию, доступность, адекватность, квалификацию, локализацию, легитимность, формальность, активность и т. д. При моделировании такого показателя следует исходить из конкретных целей исследова-ния, что позволит сделать институциональный анализ хозяйственных субъектов гораздо более насыщенным.

Принципиальное единство физической и экономической динамики в ракурсе институционального фракциогенеза раскрывается следующим образом. Акции и реакции хозяйственных субъектов можно трактовать как волны, излучаемые ими в трансакци- онной среде, причем первые являются свободными колебаниями, а вторые имеют вынужденный характер. Длина этих волн, будучи обусловлена параметрами институциональных сфер субъектов, также зависит от плотности внутреннего пространства института, характеризующей количество акторов на единицу пространства с учетом коэффициента их мобильности. Чем ниже плотность внут- риэкономического пространства институциональной организации, тем больше должна быть длина трансакционной волны, то есть тем большей институциональной мощью должен обладать актор, чтобы успешно совершить сделку. Накладываясь друг на друга, взаимно интенсифицируясь или затухая, хозяйственные акции и реакции как трансакционные волны формируют колебательную динамику рыночного пространства. В этом обнаруживается проявление свойства экономической интерференции, связанной со способностью волн к усилению или ослаблению при взаимном наложении в зависимости от степени достигнутого соответствия желаемых акторами параметров сделки.

Нуждается в изучении механизм экономической дифракции, то есть процесса «огибания» трансакционными волнами, продуцируемыми хозяйственными субъектами, различных институциональ ных, организационных, технологических и других препятствий, в том числе порожденных рассогласованием атрибутов успешной сделки между агентами, принадлежащими к разным фракциям, что увеличивает уровень трансакционных издержек в институте, снижая его эффективность. Высокая степень фракционности общества выражается в возникновении экономической рефракции, когда исходные параметры трансакции должны всякий раз «преломляться» и адаптивно корректироваться

в соответствии с фракционной идентичностью контрагентов, что дополнительно повышает затраты на реализацию сделок.

Каждая фракция представляет собой пространство пересечения институциональных сфер своих агентов, в котором аккумулируются и транслируются знания, осуществляется координация действий, поддерживается стабильное воспроизводство фракционной идентичности, отрабатываются специфические социальные технологии, оттачиваются навыки и продуцируются особые рутины, формируются и поддерживаются взаимные ожидания и убеждения, возникают страхи и надежды, продуцируется схожий образ мышления и принятия решений (см.: Commons, 1990, p. 698), преодолевается институциональная неопределенность и социальная отчужденность. Многоаспектность социальной природы человека, выражающаяся в разнообразии его интересов, склонностей и стремлений, обусловливает его попадание в сферы институционального притяжения различных фракций, для которых характерны базовые элементы институциональной организации: доверие, поощрение и оппортунизм, которые подлежат распределению в любом институте (см. : Рэдклифф-Браун, 2001, с. 228).

Причину фракционности институтов можно связать с их тенденциями к консерватизму и догматизму, поиском оптимального размера институциональной организации или чрезмерным количеством и неопределенностью функций, принятых к типизации и воспроизводству в их структурно-функциональных рамках (см., например: Fairchild, 1896, p. 220) . Более того, «фактор целостности иерархии, включение в ее орбиту подавляющей ча-сти хозяйственных процессов существенно изменяют условия ее деятельности, порождают комплекс принципиально новых проблем» (Гайдар, 1997, с. 50). Агенты как бы провоцируются всем ходом институциональной динамики к поиску более гибких, но, наряду с этим, устойчивых форм самоорганизации (см. также: Плесс, 2000, с. 40—44).

Эволюционную природу фракционности раскрыл в своем гениальном «Капитале» К. Маркс. Он считал, что доходившая до предела дифференциация частичных трудовых функций в рамках капиталистических институтов, особенно мануфактуры, с последующей жесткой специализацией работников обусловлива-

ла «виртуозность частичных рабочих. С другой стороны, совершаемое ею (речь в данном случае идет о мануфактуре. — Авт.) превращение частичного труда в жизненное призвание одного человека соответствует стремлению прежних обществ сделать ремесла наследственными, придать им неподвижные закостенелые формы каст или — в том случае, когда определенные исторические условия создают изменчивость индивидуумов, не совместимую с существованием каст, — формы цехов» (Маркс, 1951, с. 346) . Цехи выступают исторической формой фракционирования капиталистических институтов на базе институций воспроизводства и преемства «откристаллизованных исключительных функций» работников-специалистов (Маркс, 1951, с. 343) .

Агенты одной фракции выравниваются по принятым в ней институциональным признакам, занимая в результате эквивалентные институциональные позиции. Коррекция статуса фракционеров производится с помощью механизмов институциональной эскалации и конвейера, характеризующих, соответственно, горизонтальные и вертикальные смещения во внутреннем экопространстве института, осуществляемые при поддержке ресурсов и факторов других членов данной фракции. В связи с неоднородностью трудовых операций К. Маркс в «Ка-питале» говорил о возникновении «иерархии рабочих сил» (Маркс, Энгельс, 1960, с. 362) с соответствующей шкалой заработных плат, обусловленной различными затратами на воспроизводство функциональных навыков и умений.

Интегрирующая роль фракции состоит в том, что она «обеспечивает включение новых ситуаций в нормативную систему координат... <... > ... Обеспечивает координацию действий через легитимно упорядоченные межличностные отношения и стабилизирует групповую идентичность в достаточной для повседневной практики мере» (Фурс, 2000, с. 115) . Фракции также представляют собой механизм социализации агентов в институте (см. табл.) . Однако они не только ретранслируют общеинституциональные нормы и понятия, но и корректируют их, вживляя индивидов в более узкое пространство «своих» правил и рутин, причем не только стимулируя следовать выработанным поведенческим «рецептам», но и побуждая вносить конструктивные изменения в трансакци- онные алгоритмы (см. также: Dosi, Nelson, Winter, 2001, p. 18) .

Характеристики социализации агентов в рамках фракции * Аспект социализации Характеристика Институциональный Адаптация формального статуса в организации и неформального во фракции; приращение инсти-туциональной сферы; усиление функциональной гибкости и поведенческой мобильности и др. Организационный Формирование совокупности специфических на-выков и рутин; включение в систему функцио-нальных связей и др. Информационный Фильтрация и коррекция информации, циркуш- рующей внутри института в соответствии с принципами данной фракции; быстрое распространение среди «своих» агентов новостей и важной информации с ограниченным доступом и др. * Источник: сост. авт.

В масштабе общества замыкание множества фракций на своих интересах ведет к их зацикливанию и методичному осуществлению рутинного воспроизводства своей институциональной идентичности в стационарных границах.

Современные фракции предстают как закрытые клубы по интересам, вход в которые ограничен, а выход проблематичен. Формируются межфракционные барьеры, институционально отгораживающие агентов этих структур друг от друга по стилю и манерам поведения, принципам маркирования окружающего социального пространства и других субъектов, доминирующим аттракторам, нормам и правилам, режиму жизни и алгоритму бытия. Существенное различие фракций по институциональным ориентирам, императивам и приоритетам задает всем акторам стратегический вектор, связанный с идентификацией себя в качестве агента наиболее подходящей фракции.

Конечно, каждый человек состоит не в одной, а в ряде институциональных фракций, реализуя тем самым универсальность своей социальной природы. Причем эти фракции могут значительно различаться по своим параметрам — целям, масштабу, срокам и механизму функционирования и т. д. Так, фракции любителей кофе и зеленого чая встречаются в отделах или офисах любого учреждения (департамента, института, фирмы и др.) . Практически в любой организации то обостряются, то затухают

противоречия фракций курильщиков и некурящих, а фракция болельщиков начинает рабочий день с обсуждения новостей спорта или любимой команды. В каждой корпорации топ-менеджмент образует свою особую фракцию, а рядовые сотрудники (staff) и технический персонал замыкаются в своих. После работы одни идут домой (к семье), другие — в бар, третьи — в спортзал, четвертые — в Internet-кафе и так до бесконечности. Мир современного человека фракционирован не только «по вертикали» (в порядке субординации) и «горизонтали» (на одном уровне), но и «поперек», и «вглубь», отражая наложение агентских сфер различных фракций и пересечение в одном агенте специфических черт различных фракций, в которые он включен.

Метафорическим выражением фракционности современного общества являются знаменитые полотна С. Дали, воплотившие эксперименты художника с аллегорическим образом выдвижных ящиков 2. Но если пророк сюрреализма тем самым актуализировал фрейдистскую идею о латентных желаниях, то применительно к целям исследования институциональ ных фракций образ «потайных ящичков» концентрированно воплощает характеристику реальной мозаичной гетерогенности современной общественной системы. Причем внутри каждого такого «социального ящика» формируется сложная система жестких перегородок между фракциями, как в библиотечном каталоге, что отражает действие процессов глубочайшей горизонтальной и вертикаль - ной стратификации институтов, приводящих к диверсификации внутренних границ и повышающих уровень трансакционных издержек в рамках всего общества.

Вот как писал об этом X. Кортасар: «Как будто каждый в своем стеклянном ящике... <.. .> .. .Каждый в своей группке, каждый в своей стеклянной коробочке; но вот старик попадает под машину — и тотчас же все устремляются к месту происшествия, бурно обмениваются впечатлениями, критикуют, соглашаются и не соглашаются, и так — пока снова не пойдет дождь, и тогда каменщики вернутся в бар к стойке, студенты за свой столик, иксы к иксам, а игреки — к игрекам» (Кортасар, 2004, с. 116—117). Экстремальные события выступают катализатором стихийной срочной организации агентов разных фракций, прекращающей свое функционирование после исчерпания институционального повода.

Актуальные тенденции фракционирования подтверждаются «отмиранием» общепризнанных норм и трансформацией их в узко групповые, клановые и фракционные. В итоге создается общество, где у всех свои правила, а правил для всех не существует; где каждый живет в своем узком институциональном «мирке»; где никому ни до кого, да и, по большому счету, до самого себя нет дела. Нарастают тенденции институционального (и, шире, социального) эскейпизма — ухода от активных действий, сопровождаемого потерей функции актора, снижением общественного значения человека до пассивного «материала», редукцией его роли от активного организатора и креативного новатора до пассивного регистратора внешних возмущений.

Происходит взаимное отчуждение агентов разных фракций, выражающееся в их безразличии, недоверии, антипатии, презрении друг к другу. В результате возникла и закрепилась обусловленная значительной фракционностью экстремальная фрик- ционность экономики, характеризующаяся чрезмерно высоким уровнем негативных трансакционных издержек движения в «вязкой» и «пористой» социальной среде.

Складывающаяся в рамках хозяйственной системы современной России совокупность институций и институтов, их субъектов, объектов и атрибутов справедливо характеризуется как генератор комплекса внутренних противоречий; мультипликатор цены трансформации для общества; аккумулятор выхолащивания ре-ального содержания трансплантированных экономических институций и их реализации в превращенной форме; фиксатор инверсии социальных групп по статусу и доходу, месту и роли в воспроизводственном процессе. Система экономических институтов вновь и вновь запускает «механизм торможения», в условиях действия которого программируемый к 2010 г. двукратный рост ВВП значительно осложняется. Побочным эффектом при этом является высокий уровень институциональных потерь и убытков.

Полномасштабная деградация интегрирующих в масштабе всего современного российского общества институциональных атрибутов повышает уровень хозяйственных рисков для всех категорий акторов, стимулируя их к переводу трансакций в сферу реципрокных отношений на структурно-функциональной базе фракций и коалиций. Инструментом уклонения от высокого риска

недоверия к контрактам становится задаток (предоплата), роль которого снижается по мере стабилизации хозяйственной динамики. Однако элиминация этого инструмента затрудняется сложившимися институциональными механизмами «экономики задатка» в современной России, функционально интегрирующими в рамках бартерных «цепочек» специфические коммерческие технологии и «теневые» схемы, выдвигающие на передний план фигуру посредника.

Нельзя забывать о том, что любые институциональные феномены формируются реальным обществом. Низкое качество со-временных российских институций и институтов, высокий уровень фракционности экономики лишь отражают уровень зрелости общества, актуально сложившуюся меру его качества. Чаще всего сложившаяся негативная ситуация впоследствии многократно воспроизводится. Поэтому обществу необходимо перейти от институциональной дискуссии и критики к институциональной деятельности!.

Низкая активность российского общества означает возрастание трансакционных издержек по управлению им, в результате чего институциональная рента растет у государства, а не у граждан. Ее источником выступает труд, а причиной — монопо-лизация хозяйства, актуально охватывающая целые сферы деятельности (шоу-бизнес, финансы, управление, предпринимательство и др.). Раздробленное, фрагментированное, забившееся в «потайные ящички» фракций общество не в состоянии противостоять растущей монополизации, подрывая тем самым воспроизводственную базу будущих поколений за счет некомпенсируемо- го истощения экономического пространства современной России. Возникает общество, где, образно говоря, «каждый не на своем месте». Институциональная неадекватность в сочетании с организационной инертностью и дезинформированностью усиливает чрезмерную ресурсоемкость, обусловливает технологическую отсталость и несовместимость, выражается в доминирующей не-развитости и социальной апатии россиян.

Поскольку фракции включены в разнообразные процессы и механизмы внутри института, то высокий уровень фракционности, несмотря на сопровождающий его не всегда экономически обоснованный рост трансакционных издержек внутриинсти-

туциональной координации, не обязательно ведет к дезинтеграции и деструкции института, а напротив, может способствовать его укреплению, поскольку усиливается мотивация агентов по сохранению и защите «своих» институтов, в которых они извлекают доходы, получают поощрения, эксплуатируют статусную ренту, будучи вовлечены в систему фракционных отношений (см.: Мэтьюз, 2000, с. 66) .

Трансакционные издержки фракционности институтов раскрываются в следующих взаимно обусловливающих аспектах:

Экофункциональный компонент издержек фракционности связан с генерацией избыточных внутриинституциональных барьеров; повышением «вязкости» трансакционного пространства по причине роста издержек межфракционной мобильности агентов; типизацией и воспроизводством избыточных и дублирующих функций в рамках отдельных фракций, отстаивающих их вопреки интересам всего института; формированием оппортунистических тенденций в поведении агентов, их размежеванием по институциональным ориентирам, целям, интересам и нормам и др.

Экоструктурный компонент трансакционных издержек такого рода отражает результаты процессов продуцирования в пространстве института точек и сфер его потенциальной дезинтеграции; диффузии социальных технологий кланиро- вания, кликинга (объединения вокруг привычных неформальных связей), образования коалиций, альянсов и династий институциональных агентов; закрепления в форме рутин навыков ведения внутригрупповых реципрокных трансакций и др.

Экогенетический компонент издержек фракционности ха-рактеризуют противоречия межфракционной динамики агентов; хроническое несовпадение темпов, ритмов и циклов обеспечиваемых ими операций и процессов; инерционность в следовании фракционным нормам и низкую восприимчивость к общеинституциональным новациям; разные стадии институционального развития фракций, обусловливающие многоукладную динамику института; взаимная подстройка планов агентами разных фракций в узких рамках своих структур, ведущая к дифференциации в представлениях о перс-

пективах развития института в целом и снижающая возможности сотрудничества; и др.

Направленная на оптимизацию уровня этих издержек стратегия управляемой (регулируемой) фракционализации должна быть основана на выявлении оптимальных комбинаций социализированных в рамках института функций в соответствии с планируемыми параметрами развития, его ориентирами, императивами и приоритетами. Траекторию развития институциональ ных организаций целесообразно конструировать с учетом всей композиции составных структурных элементов, многообразия их институциональных атрибутов (целей, потребностей, интересов, мотивов, фобий, норм, установок, понятий и т.д.), а не на базе ряда избранных «ключевых» компетенций (см.: Портер, 2000, с. 71) .

Подтверждением актуальности теоретического осмысления природы и противоречивости институциональ ных фракций являются новые тенденции в маркетинге. Наиболее коммерчески успешные проекты последних десятилетий реализуются в альтернативном традиционной методике ключе, обоснованно игнорируя аморфные потребности и предпочтения членов «фокусных групп» и избегая обращения к помощи разного рода «звезд» в сферах политики, спорта, шоу-бизнеса и т. д. Современный клановый брэндинг ориентирован на работу со «сплоченными группами людей, создающими определенную субкультуру. Внедряя брэнд в жизнь клана, владелец марки завоевывает и массовую аудиторию, для которой этот клан обладает авторитетом в какой-то специфической области» (Котин, 2004, с. 54) . Программы: такого внедрения имеют долгосрочным характер, а среди применяемых методов — «партизанский» и «вирусный» маркетинг, спонсорские акции и «производство значимых событий», реклама в специализированныш информационный каналах.

В частности, плеер «Sony Walkman» исходно быш нацелен на сообщество роллеров как энергичныш и мобильныш молодых людей, притягательным имидж который и желание к нему приобщиться позволили этому товару завоевать популярность у «массового потребителя». Аналогично брэнд водки «Absolut» изначально проектировался в расчете на представителей модного гей-сообщества Нью-Йорка и Сан-Франциско, а кроссовки «Nike»— на игроков в уличным баскетбол (streetball) . Агенты этих фракций

стали своего рода институциональными дистрибьюторами продукции указанных компаний.

Проблематичность внедрения кланового брэндинга в России 3 эксперты видят в том, что «российское общество еще не сегментировано. <.. .> .. .Представляет из себя массовое общество, где пока не сформированы не только кланы, но и основные социальные классы» (Котин, 2004, с. 56) . Такой вывод представляется недостаточно обоснованным. Напротив, причиной является чрезмерная фракционализация, множество чрезвычайно мелких фракций в отсутствие у них налаженных каналов коммуникации и признанного авторитета в современном российском обществе. Высокий динамизм фракциогенеза в России пока не позволяет их агентам устойчиво самоидентифицироваться и позиционироваться в социальной структуре, снижая эффективность выбора их в качестве целевого объекта прогрессивных маркетинговых технологий.

Человек ведет хозяйство не в одиночку, но и не «размывает» свою идентичность в безликом пространстве «сверхколлективной субъектности» (см.: Быченков, 1996) . Следует привлечь внимание к институциональному изучению ближнего окружения экономического актора, из которого он черпает и которому отчуждает недостающие ресурсы и факторы производства. Такое окружение создает вокруг актора своеобразную «защитную оболочку», амортизируя и буферизируя негативные акции из внешней среды, но в то же время оно замыкает хозяйственного индивида в некий «пояс верности», в значительной степени детерминируя его образ мышления, модель экономического поведения и стиль жизни, и, соответственно, канализируя его развитие. Структурно ближнее окружение акторов представлено различными формами институциональных фракций. Однако включенность агентов в их нормы недостаточно полно описывается концепцией «человека сетевого», поскольку показатель плотности ближних связей актора в рамках фракции намного выше, чем в рамках института в целом. К тому же огромная дробность фракций современного общества обусловливает дифференциацию их институционального содержания и атрибутивных характеристик.

Взаимная аттракция агентов одной фракции ведет к усилению фрагментации и углублению стратификации хозяйственной

системы. Замкнутые в нормы и правила своих клубов по интересам, вовлеченные во фракционные «репродуктивные круги» (см. : Рефлексивное крестьяноведение..., 2002, с. 390—391), индивиды во многом утрачивают чувство реальности, воспринимая ее в ракурсе «постмодернистского расчленения». Доминирующим принципом поведения, порожденным бурным фракциогенезом и сложившейся институциональной неопределенностью, в таких условиях становится «capre diem» («лови момент») , ориентирующий акторов на оперативную максимизацию индивидуальной полезности, представление о которой и ее оценка формируются в рамках «своих» фракций. Но такая гедонистическая модель поведения, характерная, в частности, для граждан Римской империи эпохи ее распада, не позволяет развиваться стратегически, кардинально редуцируя горизонты планирования и вынуждая жить иллюзиями, фантазиями, мечтами, вымышленными образами и искусственно конструируемыми имиджами. Именно такой образ жизни навязывается современной российской молодежи, так называемому «поколению next» с подорванной мотивацией к труду и доминирующей «мусорной» культурой хозяйствования.

Мутный и бурный поток фракционированной социальной реальности захватывает современного «человека институциональ - ного», которому вполне можно адресовать полные горечи слова X. Кортасара о поколении «пропавших без вести»: «...не до мира тебе, если нет сил выбирать все время только настоящее и если все в тебе раскладывается по правилам и по порядку, как в каком-нибудь ящике из комода, и тебя кладут в одну сторону, воскресенья — в другую, материнскую любовь — в третью, новую игрушку — сюда, а туда — Монпарнасский вокзал, поезд и поездку, которую надо совершить» (Кортасар, 2004, с. 215).

<< | >>
Источник: под ред. д-ра экон. наук О.В. Иншакова. Homo institutius — Человек институциональный : [монография] / под ред. д-ра экон. наук О.В. Иншакова . — Волгоград : Изд-во ВслГУ,2005. — 854 с.. 2005

Еще по теме ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ФРАКЦИИ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ: