ЗМЕЙ
- У моей-то тетки, сказать, у мужика-то сестра была. У его-то сестры взяли мужика в армию. Война же была. lt;...gt; И она все плакала, все плакала, и осталося трое детей у нее. Душа земли была — исхудала!
А.тогда все серпом жали. Она поздно-поздно домой ходила. Этих детей одних оставит. Ну и вот. Идет домой- то и глядит в окно: это что же такое? Яков в избе сидит в простенке. Как же он попал-то, ведь все закрыто?
В избу-то вошла, отперла сени-то — никакого Якова нету, он пропал. А это змей летал к ей... Он пропал. Потом ладно. Она взяла дойницу и пошла корову доить в хлев. Доит корову-то и слышит: по сеннику-то ходит человек! Ладно, она корову подоила, это ведро на гвоздок повесила, взяла фонарь и полезла туда, на сеновал-то, Влезла: только ноги видать, одни сапоги — человек лежит. А деверь был, его-то, значит, брат, на одном дворе жили. Она побежала туда и говорит:
- Иван, Яков домой пришел!
- Да ты что!? Война не кончилась. lt;...) Что он, на крыльях прилетел? Кто его отпустит? Ты,— говорит,— че это?
- Да нет, Иван, он па сарае лежит, в сене весь зарытый, только ноги видать в кожаных сапогах! — Он таж- но пошел с ней.
Пришли — никого нету. Только место, как человек лежал.
Но ладно. Пошла домой, молока процедила. Стала ужин для детей готовить. Сели поужинали, легли спать. В кладовке спали. И он, значит, к двенадцати часам является. Является, ложится с ней.
Ночь, две — с неделю так все ходил к ней.
Потом она шарит вот эдак, пальцам по голове у него водит да и говорит:
- Ой, Яша, у тебя голова-то. вся в шишках! — Но змей! Волниста же голова-то, не как у человека.
- Ты,— говорит,— что, Паша, вот как меня взяли на войну, раз всего только в бане и вымылись. Опаршивели мы там,— говорит,— все, все солдаты.
Но ладно.
lt;.. .gt; Она уж потом поняла. А он придет и узел гостинцев ей отдает. А ей некогда глядеть. Она этот узел возьмет и в ящичек, в сундук, клала. Ладно.Потом уж легла в середке к ребятдшкам. Он ее стас- киват оттуль, с койки-то. И вот она поняла, что дело неладно. А он с неделю уже ходил. Потом она позвала невестку, братову-то жену:
- Айдате,— говорит,— Лизавета Максимовна, ко мне . спать. Вот какое дело. Ко мне,—говорит,—летат змей, и я никому не говорила.— А он заказывал:
- Ты никому не говори! Я крадучи ухожу, не надо говорить! — Ага! Она до этой поры и не говорила.
Вот они и пришли, спать-то легли на печку. Потом он как до дому-то долетел, как рассыплется — искры прямо по всей избе, так и осветило! Ой, говорит, мы думам: «Изба вся рассыпалась по бревну!» А потом захохотал как да и говорит:
- Ладно, что догадалась! А то бы тебя сегодня не было! Ты бы задавлена была!
А он пшо потом заставлял ее баню топить, в бане бы ее задавил.
- Ты истопи-ка, Паша, баню про меня, я вымоюсь.
- Ой, да ты что,— говорит,— Яша, баню-то топпть. Я же вон как поздно из поля хожу. Да приду — дома сколько дела! Когда же мне топить?
- Дак вот, когда придешь из поля-то, дома все переделать, вот п затопи.— Да ладно она поняла, что неладно. Ага!
А потом дрова были, цела сажень плахам, он эти дрова все lt;...gt; перетаскал п двери завалил! Все сени
завалил, чтобы отворить нельзя было. Все! Все дрова перетаскал. Они утром-то встали — сени-то не отворяются. Он окошко выставил тогда, Ваня, вылез, да и все стаскал.
И вот они недели две, наверно, к ней ходили спать-то потом. lt;...gt;
А потом посмотрела, что же за гостинец, не золото ли? Стала развертывать — лошадино г... Накладено в узлах лошадиного г... Вот и гостинец!
14Q. А вот Зоя-то- lt;.. .gt; И вот змей тоже летел в де- реввдо-то к нам, к кому-то летал же!
— Ой, мама,— говорит,— мы все как напугались, присели. Искры-то как летят у него из роту! А он, как коромысло,—говорит,—летит, выгибается. Вот так все летит. А потом где-то пропал.
И все говорили, что он к Лидке. Когда мать-то умерла, она плакала по ей. И все говорили — к ей. Потом-то он женщиной делатся ведь! Да-а! К ей когда — женщиной! Вот и разговариват, как она разговаривала, Елена-от Федоровна. Лидка-то потом рассказывала- lt;...gt; Летал. Несколько раз видали, люди. «Ну, к кому-то,—говорят,— змей летат у нас в деревне». А к кому, не знают. Он же наказыват: «Не говори, дескать, нельзя говорить-то».