ЧЕРТ
- ...Вечерку делали черти. На крещенье было это. Сделали вечерку, и черти омрачили девок. Девки с имя пляшут. А девчоночка за печкой сидела. Ее не омрачили, не увидали ее. Она взревела:
- Няня! Няня! Иди сюды!
Та подошла. Она:
- У них же конски копыты, а в роте огонь! У пар- ней-то!
Девки-то выскочили, побежали. До бани добежали. Забежали и сидят, за скобу держатся. Перекрестили баню с нижнего бревна до верхнего.
Ну, и потом петухи запели. Когда петухи задели, то оказалось: где была вечерка, там стало озеро. lt;.. .gt;
Говорят, что правда было все это. *
- Слыхал это от мамы. "
Значит, вечерка была. Но* это все было раньше. Теперь, девки пляшат. Приезжают мужики, ребяты. Тоже танцевать. Танцевали, танцевали...
А старша сестра и младша сестра... Младпга-то вышла из избы, манит старшу.
- Че тако?
- Вот эти-то мужчины приехали, ребяты-то — у них в роте огонь!
lt;...) Верно! Стали примечать-то... Но, а раньше каки- то еретики были... Вот. Теперь, одну девушку гнали. Она бежала. Теперь, ее спрашивают:
- Сколько кос есть?
lt;,. .gt; (Она в баню забежала от них.)
- Я девушка, у меня коса. Теперь у петуха тоже коса. lt;...) И коса —сено косить.
Они сразу повернули и убежали. Вот это мама рассказывала.
Раньше чудес много было, а счас их нет, потому что че-где много народу, там много разговору. А где народу нет, и этого нет.
- Рассказывала одпа, что вроде в святки, когда девчата ворожат, уехали они от деревни подальше, в зимовье, чтоб ребята им не мешали. Вдруг откуда ни возьмись ребята их подъехали! С гармонями, хохочут. Входят в избу.
- Никуда вы от нас,— говорят,— не уйдете. Мы вас везде найдем.
Стали они танцевать под гармонь, петь... Вот сели ужинать. А одной девки сестренка была малая. Дома-то одна боялась остаться, ну, она и взяла ее с собой.
Вот сидят они за столом, а у маленькой девчонки ложка-то под стол упала. Ну, полезла-она за ней, смотрит: а у всех ребят-то вместо ног копыта. Выглянула она из-под стола-то: а у них на голове рога. Вот сидит она и говорит сестре:
- Няня, няня, у меня живот болит.
Ну, ребята-то ей и говорят:
- Своди ее на улицу.— Вышли оне на улицу. Она се- стре-то все и сказала. А дети-то, они же ведь как ангелы: на них грехов-то нету, вот они и видят всяку нечисть.
Сразу-то убежать они не решились. Зашли они обратно. Посидели чуток. А маленькая-то эта опять к сестре:
- Няня, няня, у меня опять живот болит.
Парни ей говорят:
- Выведи ее да побудь там подольше.
Вышли они — и как давай бечь! Бежали, бежали... Смотрят: скирда стоит. Добежали до скирды. Сестра молитву прочитала и круг сделала. Зачертила себя. А черти-то эти догоняют их со свистом. Все кругом закружило, завертело. А они, черти-то, кричат:
- A-а, догадались! Убежали! Скрыться от нас хотите! — Тут петух закричал, и исчезло все.
Девочка-то дней через пять умерла, а сестра ее болела шибко.
- В бане собрались ворожить девки с парнями. А к одной, к Нюрке, привязался братишка, Андрюшка.
- Нянька, я пойду с тобой тоже ворожить. lt;.. .gt;
Она никак не могла отвязаться и тоже повела его.
Они в предбаннике ворожили, и этот парнишка-то, Андрюшка, за имя цодглядыват, как они ворожить будут. Сели на стулья, закрылись тряпками. Колечко золото в стакан положат и смотрят.
А потом че-то вдруг зашумело. И они все бросили, не стали ворожить, засмеялись: но, дескать, начало нам чудиться.
Вдруг заходят в дверь lt;.. .gt; три парня.- Они таки красивы парни. Сели на порог двое, а один на прилавок. Сидят, разговаривают. Те думают: «Сроду у нас таких парней не было. Откуда эти взялись парни?» Андрюшка заметил у них че-то, говорит:- Нянька, пойдем домой!
Она:
- Но, ты че?!
Оне:
- Ну, никуды не пойдете, мы вас не отпустим.
Андрюшка:
- Нянька, нянька, я на улицу хочу, я на улицу хочу!
- Но, иди.
- Я один боюсь. Пойдем с тобой.
- Но ладно, пойдем.— И вот оне вышли. Выскочили за ворота. Парнйшка знал, что надо сказать «господи, благослови!», чтоб оне не выскочили, не догнали. Хлопнули дверью.
- Господи, благослови! Нянька, бежим. У парней-то сзади хвосты, а у ног копытцы! lt;...gt; — О-ой! Оне бежать! Оне выскочили за имя, эти парни. Те давай бог ноги и успели добежать до дому. Дверь захлопнули.
- Господи, благослови! — Всю ночь не спали. Рассказали дедушке и бабушке. Ну, а старуха сразу сказала:
- Это нечиста сила пришла! Че теперь будет с темя?
Там ишо осталось пятеро, три парня и две девки: ее
подружки и парни. lt;.. .gt;
Наутро lt;.. .gt; собрали народ, и все пошли к бане. И все они оказались там: шкуры сняты, ободраны ве- сятся.
Это дядя Петя Чихирдин нам рассказывал,
- Это тоже Прасковья Михайловна рассказывала.
Пошла, говорит, одна девка ворожить на святках. Поставила зеркало, колечко опустила в стакан с водой и сидит. А ее парень знал, что она собиратся ворожить, и в эту избу пришел ране ее, залез на печку,
лежит. И вот девка пришла, сидит.. Вдруг западня под- ниматся, из нее появлятся черт (а она не видит) и спрашивает ее:
- Девка, что на свете три косы?
Она испугалась, молчит, не шевелится.
А парень не растерялся, с печки говорит:- У речки коса, у девки коса да литовка — коса.
Тот снова спрашиват:
- А что на свете три дуги? — Парень опеть же:
- В печке дуга, в упряжи дуга и радуга —дуга.
- А что на свете три матери?
- Мать-родительница, мать — сыра земля да мать пресвята богородица.— Только сказал: «мать пресвята богородица»-™ — сразу черт исчез, западня захлопнулась. Девка ни жива ни мертва.
А если бы не парень, то он, черт-то, девку задавил бы. Она же испугалась. Не может ниче сказать.
- Раньше заготовляли лес семьями. Все собирались и уезжали лес готовить. lt;.. .gt; У нашей бабки было десять братьев и четыре сестры.
Дрова поехали готовить под Новый год. Дома с девчонками остался самый старший. Девчонки вздумали ворожить в бане. Баня была по-черному... Взяли они зеркало, свечки. Сидим, говорит, ворожим. Вдруг двери распахиваются — входит мужчина. Среднего роста, потом все выше, выше, под самый потолок стал! Говорит:
- Если отгадаете три загадки, то выйдете отсюда. —* Спрашивает: у кого три косы? — И исчез!
...А старик за каменку спрятался за девчонками наблюдать.
Через некоторое время появляется мужчина. Спрашивает:
- Ну, что? Отгадали мою загадку?
А старик отвечает:
- У девицы коса, у петуха и у косы.— И мужчины сразу не стало. '
Ветер, ветер поднялся. Старик кричит:
- Скорей в зимовье!
Прибежали все в зимовье. Старик снова кричит:
- — Ложитесь, молчите, только молчите!
А двери открываются... Бычьи пузыри в окнах будто кто-то разорвал... Старик дверь перекрестил, шубу в окно затолкал. Успокоилось все.
Наутро как взял бич — до сих пор у них рубцы остались.
- ...В селе одном было, рассказывали.
Ворожили девки. В баню стол унесли, закуски наставили и по одной спдят в бане, дожидаются. Петуха принесли и иголку... В двенадцать часов ночи колокольцы загремели. Заходит в баню мужчина. Девка одна его за стол позвала, а сама отстригла у него кусочек от костюма. Долго он сидел. Слышит: дверь открылась, а вокруг черти, вроде как люди, а хвосты есть. Испугалась опа, что удавят, взяла и кольнула петуха иголкой. Он запел. Жених как побежит! ...А потом они где-то познакомились и поженились. Он однажды надел костюм свой, а там кусочка нет. Взяла да все мужу и рассказала, а он’с ней жить не стал. Говорит, что «ты меня через черта доставала».
- ...До заутрени надо ворожить на святках.
Одна так и сделала. Родители ушли к заутрене, она села 8а стол и сказала:
- Суженый-ряженый мой, садись со мной.
Приходит, значит, человек к ей, вроде хотел присести.
Военный. Снял саблю, полбжил на лавочку. И только хотел к ей присесть, она сразу заревела:
- Чур со мной! Чур со мной!
Он соскочил и убежал. А саблю-то оставил. Ей бынадо было ее выбросить наотмачь, а она ее взяла и в ящик положила.
Вот теперь этот жених отслужил службу, и как раз приехал через год и у родителей стал свататься. Но там многие сватались. Теперь, и она сказала:
- Но, мать, я вот этого и выберу. Он,—говорит,— и прибегал. Пойду за его.
Ее, значит, просватали. Вот они год живут, "другой живут. Теперь и святки подошли. Так же вот приходят, значит, спрашивают:
- Как вы ране ворожили? (Как вот вы пришли.)
Она и говорит:
- Я вот эдак ворожила. Села, он ко мне только хотел прикоснуться, саблю положил на. лавку, хотел присесть, я заревела: «Чур со мной! Чур со мной!» Он убежал, а сабля-то,— говорит,— у меня осталась.
А этот, хозяин-то ее, да говорит:
- Вы, ребята, не слушайте ее. Она вам наскажет!
- Да ты что «наскажет»! Да она у меня и сейчас в ящике, сабля-то, лежит.
- Ну-ка, покажи-ка.
Она все со дна выгребла, вытащила ему:
- Вот,— гыт.
Он поглядел.
- Паря, действительно, моя сабля-то, бывшая... Я,— гыт,— когда-то терял саблю...
Потом, значит, немножко погодя:
- А, дак ты за меня неспроста вышла замуж? — Раз! — ей отсек голову.
- В Крупянке у нас рассказывала Аксенова, из городу.
Вот, гыт, села ворожить-то. Сидела. Но, ее научили, что если че, дак ты «чур с нами» реви. Так же тарелочки, все поставила. Тоже военный пришел и сел к ей. А она с ножницами. Только он присел, она ножницами-то от шинелки — раз! — отрезала п заревела:
- Чур со мной! Чур со мной! — От пшнелки-то успела отрезать лоскуток. Он убежал.
Вот тепериче, когда пришел со службы или с войны ли уж там — не знай, стал свататься. Она тоже сказала;
- Вот* я его и выворожила.
А он откуда-то дальний.
Ну, выворожила — выворожила... Теперь поженились.
Ее мать отдала, отец тоже. Прожили. И вот говорит:
- Паря, вот что такое? Шинелка у меня новенькая. И вот кто-то у меня унес эту ншнелку, маскароваться попросили, я дал ее. И кто-то испортил пшнелку-то. У меня заплатка теперь.
Она говорит:
- А у меня,— говорит,— есть эта-то заплатка. Помнишь, ты один раз в этой шинелке прибегал ко мне, я,— говорит,— ворожила. И вот выворожила.
- А где?
Но и притащила эту заплатку, приложили — она как тут и была! lt;.. .gt;
Стали жить. Никово, не убил он ее.
Это действительно правда, даже и я верю.
- Бабушкин отец шел с Ботов — село ниже на три километра — пешком. И попадает ему встречу на белом коне ботовский мужик. Ну, и он поздоровался с ним:
- Здравствуй, Иван Сафроныч. Чем пешком идти, садись на моего коня.
Ну, он и сел и приехал сюда, в Мангпдай. Зашел в избу п сыну говорит:
- Коня-то устрой.
А сын вышел, видит: ппкого нет. Ну, он зашел и отца спрашивает:
- Где, папа, конь?
А когда сам-то отец вышел: где связывал коня, там палочійі березовая привязана. Но он и понял, что ехал на самом черте.
- ...Жили мы с теткой. Четыре сестренки нас было, маленьки были. Играли на улице. И вдруг — гроза! Пошли в дом. Зашли, смотрим: в углу что-то белое чудится, го белое, а то вдруг черное. И вдруг окно как распахнется, гром грянет — все черное на окно потянуло, а на окне человек стоит, маленькцй, толстый. Мы как закричали:
- Тетка, черт на окне!
Она прибежала, упала на колени и давай молитву читать. Прочитала, а он и исчез.
- Дед Иван ставил сети рыбачить. Ехал домой вечером. А за ним ягяок увязался. Бежит и бежит. «Наверно, отстал»,—подумал дед. Положил на телегу, пологом прикрыл. Смотрит: а лошадь-то в пене!
- Что ж это такое? Бог с тобой. Неужели ты тяжело везешь пусту телегу?
А ягнок как соскочит да захохочет! И побежал вперед, в речку упал. А деду речку переезжать надо. Пока ехал, все молитвы собрал.
Аж крови в зубах не было. Сильно испугался!
- Тетя Шура с одной женщиной пошли по полю и услышали колокольчик и конский топот. И вот все ближе, ближе!... А никого не видать. Они испугались и побежали домой. Прибежали домой и бабушке сказали, что за имя кто-то скачет и не видать никого.
Она взяла, бабушка, ково-то пошептала, воды в углы и на дверь налила. А когда на дверь-то линула, забежал черт с конскими копытами и сказал:
- Хитра, бабушка! — Повернулся, сделал дыру в по^ лу и в нее ускакал.
- Мне тетка рассказывала моя. Она была бабка-повитуха. (...) И вот приехали за ней. После этого приходит она и говорит:
- Я только с чертом еще не бабничала.
Вот приезжат ночью мужчина на коне. Привозит в дом, а там женщина. Приняла бабка мальчика. Муж и говорит:
- Ну, давай отплачу, ты хорошо бабничаешь,— И насыпал ей в фартук золота. На коня —и через Чачу перевез.
И только он через реку-то перевез, на нее такой сон напал! А конь у него такой красивый, под седлом. Она легла и заснула. Идет женщина по воду и говорит:
- Ты че, Семениха, здесь?
- Да вот,— говорит,— я у кого-то ночью бабничала, он мне золота дал.
Развернула фартук, а там угли!
- ...Вот нам тетя все говорила, что нельзя с веревкой баловаться, а то черт подтолкнет в петлю и удавит. В Кумаках, говорит, одна девка рассердилась на мать. Топ дома не было, она и думает: «Я ее напугаю». Привязала веревку, встала на табуретку и только хотела петлю надеть, как почудилось ей: старичок с белой бородой. Он говорит:
- Не балуйся, нельзя! — И исчез.
Она бросила веревку, а тут кто-то за спиной как выбьет у нее табуретку-то из-под ног! Она упала, чуть не умерла со страху. А черт (его не видно) ругается, все тише, тише и не слышно стало.
- Одна бабка lt;.. .gt; вечером она идет (это бабушка мне моя рассказывала, это в году было где-то в тридцать шестом) lt;...) Была—-ни одной сединки не было, а тут вся седа. lt;.. .gt;
Вот я, грит, домой зашла, на кровать легла, а кровать поехала — а деревянны же раньше кровати* были — и раз- валиватся кровать-то, а я на полу! И, главно, ниче нету, а меня как будто кто-то бьет по голове, по всему... И синяки были у нее, вся в синяках! И бела вся, поседела.
Форточка, грит, открылась, подушка сама распадатся, перья летят из наволочки. Все летат, летат, летат там. Ну, потом слышит разговор, каки-то разговоры, разговоры, потом музыка (она потом рассказывала), музыка ка- ка-то началась. Главно, поют-то хорошо, как раньше гулянки-то были. lt;...gt; И меня потом кто-то взял за руку и ведет. Довели, грпт, до печки, а я — раз! — в печку-то смотрю — а там человек, грит, сидит. lt;.. .gt; Такой голый мужчина. Я от этой печки хочу уйти, а меня кто-то держит. А потом — раз! — откуда-то огонь появился (в русской печке). Он там в огне горит! Ему жарко, он сидит, улыбается...
А потом, в натуре, пришли, а хам все разбросано так, угли еще теплые. Ее спрашивают: «Ты растопляла печку?» Она грит: «Нет...»
Ну, там горело, и вот он сидит там, и видно — горит, ноги-то тянет ему, его самого тянет. Весь почти сгорел, а лицо цело, не сгорат, ниче! lt;...gt;
Вот она посмотрела на него и поседела вся. А потом она вырвалась, а рукава остались. И убежала.
А там кровать-то вся разбита, подушка тоже разбита, одеяло...
- И вот такой ¦ же на Приисковой — Александра Картинин —жил (он наш же был, ключевской). Но тот это... даже стрелял в доме. Он жил в одной половине, а в другой магазинчик держал, приторговывал даже. lt;...gt; А в этой половине у него стояла койка. Он уж там отлаживался.
У него был пистолет (раньше же их продавали, пи- столеты-т, в магазине, покупай иди — пожалуйста). И вот лягет* там, лежит. И сам мне лично рассказывал:
«Лежу, не сплю, вроде. lt;.. .gt; Смотрю: из-за печки вылазят черти,— грит,— таки неболыненьки, но много- много их... И вот начинают они передо мной всяко выфи- гуривать, всяко выламываются, выфигуривают передо мной. И вот,— грит,— припасу пистолет, думакп «Убью! Одного, да убью!» — хлесь! — в их выстрелю. Заскочат:
- Ты че?
- Да вот, чертей полно!»
Соскочит с этим пистолетом, за печку обежит, туды, сюды — нету никого. И вот несколько раз так. У него черти выскакивали. А ить непьяный. Была така штука.
- У нас в селе Петр Горбунов жил. Так вот он про себя рассказывал.
...Вот его черти увели в лес. И такая у них музыка хорошая. Они пляшут, и он с ними вместе. Черти все молоденькие да-так пляшут!
Потом, говорит, я домой шагаю, и они за мной. Они окружили его. Что делать? Я сапог скинул, а они — цапе! — и так в карниз его забухали, что ни крикнуть и ни пошевельнуться.
Жена-то его потеряла и только по сапогу узнала, что он домой уж пришел. Годову-то подняла, а он в карнизе зажат. Черти его так забухали, что всем народом выворачивали его,
- Мы когда пацанами были, нас бабки пугали: смерч, вихрь — бегите, бойтесь! Это свадьба черта. Черт, дескать, женится на утопленнице. Мы с ребятами решили проверить. И как не поверишь?!
Взяли нож. Когда вихрь поднялся, мы бросили прямо в середку этот нож. Все исчезло. Нож взяли в руки — он в капельках крови.
Как это было?..
Может, мошка вьется?..,
- Ехали два мужика по лесу и немного заплутали. Попадается им знакомый мужик из другого села и пригласил их в свое село па свадьбу. Сказал, что невеста из их села. Вот приехали, привязали коней. Зашли в дом. Гости сидят, невесту ждут. Мужики-то торопятся домой, а им говорят:
- Подождите, сейчас невесту уж привезут.
Вот привезли, заводят в хату, а эти двое ее узнали — с их села, Гашка. Узнали и думают: «Чего же голова у нее так криво?»
Началась свадьба. Один из этих мужиков взял баян и стал играть. Умаялся и вытерся занавеской и... все исчезло! Столы — не столы, а пни, и вся еда — конски г... Это их черти возили.
Упали они на коней и до дому тикать! Приезжают, а им говорят:
- Гашка-то на току повесилась.
Это ее черти запихали, чертям дуйгу свою отдала. Таких раньше на кладбище не хоронили. Тот срок, что им дожить оставалось, они на чертей батрачили. Вот так-то.
- ...Шел какой-то мушшина по деревне, нанимался работать. Вот где-нить поработаться с куска хлеба. Живет нц при чем: ничего у него нет и есть нечего. Ну, хотел там где-нить че-нйть поработаться. И вот прошел деревню и нигде не нанялся. А потом выходя из этой деревни, в другую деревню идтить. Выходя из деревни, ругается:
- Черт их...— говорит.— Прошел, никто не нанял. Хоть бы,—говорит,—черти наняли, поработать с куска хлеба.
Иде, ругается один. А потом отошел так от деревни, его нагоняют тройкою конями, догоняють его, останавливаю™.
- Ты,— говорят,— куда идешь?
- Да иду вот нанимаюсь в работники — нккто не берет. Хоть бы какой черт взял вот из куска хлеба поработаться.
А он сидит на повозке,’барин, и говорит:
- Ну вот. А я работника ищу, мне работник ну жён. Нанимайся ко мне. У меня работа легкая: будешь воду возить.
Ну, и он к им сел на повозку — сразу скрылися, как провалились куды-то. Усё получилось новое: народ ходит, работают, кто чего делают...
И он ему даеть, хозяин, коня белого старого большого.
- На,— говорит,— тебе этого коня, запрягай в бочку п возп воду: из этого колодца наливай, а в этот колодец выливай. Из колодца в колодец другой.
Ну, оп и возе на ём там. День, два возе. Он ему дал, lt;.. .gt; водовозу-то, сапоги чугунные дал да че-то ишо ему дал. Он возе на ем, а потом подъезжае к колодецу, заводе его (а он ста-арый конь-то).
- Но,— говорит,— заходи, черт старый!
lt;.. .gt; Вот он у своего хозяина спрашивав:
- Барин, а докуда я буду работать у вас?
Он говорит:
- Пока сапоги твои худые будуть.
Тогда он уж сапоги начинав пробивать. Че ж, чугунные сапоги! Их за сто лет не износишь Г Там железочки подыме и пробиває их. И пробил дырочку. И говорить:
- Хозяин, сапоги худые.
- Сапоги худые? — И расчет сразу дал.
Обратно заявилси, где шел. На какой дороге он шел, ругалси, обратно образовалси тут. А он ему приказывал, конь-то:
- Возможно, ты,— гыт,— вёрнесси вперед мене. Сходи к нам, где я жил. Там мои живут теперь правнуки. Вот ты сходи к им и скажи: где был ворог старай (это «ворог» — куда скотину загоняют, двор, называется «ворог»)— там,— говорит,— котел золотой с золотом закопан. Где был старай двор и там котел золотой с золотом. Где была,— гыт,— старая рыга, и там котел золотой с золотом. У трех местах. Пускай они эти достанут котлы с золотом. (Уж он, наверно, раньше-то разговаривал со своим-то хозяином, как его оттуль выручить-то. Вот.) И пускай они меня поминают двадцать лет кажный день. Кажный день, чтобы помин шел двадцать лет ровно. Чтобы не обижать ни птицу, никакого там зверя, ни пёса. И, може, где какой зверь бежит —кидать мясо, хлеб кидать, птице все надо кидать, чтобы все поминали. Кто еде, кто йде — всех зазЫвать, всех кормить.
Ну, вот и возвернулси тот извозчик-то и пошел туда, где он жил. Приходе, там два брата живуть. Он говорить:
- Я был у вашего дедушки. lt;...gt;
- А как,—говорят,—зачем ты туда попал? Где ты был?
Ну, он им там рассказал, как он туда попал.
- Я,—говорит,—на ем воду возил. Вот он мне приказывал; где рыга была, котел золотой с золотом закопан, где был старый двор, там котел золотой с золотом, где был старый ворог, и там котел. Вот этп котлы велел достать и двадцать лет его поминать. А потом,— говорит,— когда двадцать лет ровно сравняется, этот хозяин приеде тройкой конями к им. Тоды пускай они просють с правого боку коня — они, гыт, меня отстегнуть.
Ну, они пошли искать эти котлы. Правильно, нашли. Нашли и поминали его двадцать лет, кажный божий день помин шел. А потом, когда двадцать лет сравнялося, приехал этот хозяин (как он, враг, кто он будя?). Приехал. Они ему все приготовили: знали, что приеде. Они его угостили, а потом выходя он, садится опять на повозку уезжать. Они говорят:
- Ты, нам, барин, отстегни коня с правого бока.
Они его отстегнули, парой уехали. А этого коня завели на двор, поставили. Ста-арой конь, белой, высокой. И он голову вот так наклонил, на дворе-то стоить. Но, они пришли в избу-то, разговаривают: ну, как его узнать, что он человек-то?
А на ем удила-то серебрянаи, они блестя. А там парнишка ходил, ему, можа, лет пять или шесть. На дворе тут ходе мимо этого коня-то, хочется ему снять эту ясненьку ю-то уздечку-то. А потом ходил, ходил и насмелился, так вот с его сдернул — он получился человек. Эта уздечка, наверно, она вместо креста. Он стал, дедушка, А он бежит с этой с уздечкой в избу да говорит:
- Папа, папа! У нас на дворе дедушка стоить!
Они вышли поглядели: правильно, старик стоить и говорить:
- Возьмите меня в избу. lt;.. .gt; И привезите попа, просто посвятить маслом и приобчить —и я всеми грехами раскаюся.
Ну, и они этого деда привели в избу. Один за попом поехал, а эти его вымыли, убрали, положили на лавку. Приехал поп. Он все грехи свои рассказал, он его маслом посвятил, приобчил — и он помер.,
- ...Это тоже бабушка Анна Алексеевна рассказывала. А ей один кузнец.
- Вот, значит, одна удавилась, женщина. ...Ну, вот ему она будет крестна, этому кузнецу-то. И вот прошло уже это порядочно время. И вот приезжают в одиннадцать часов.
- Будь добрый (на паре коней), подкуй мне лошадей!
- Да,— гыт,— темно. Где же буду я... как ковать?
- Нет, будь добрый, подкуй! Большие деньги я тебе.., хороши деньги заплачу.
Но, он пошел ковать. Ногу-то поднял, копыто-то — там человечья нога-то! А голову положила на оглобли, плачет. Это его же крестна! Черти на ней ездят, катаются за то, что она удавилась. А второй конь — какой-то сродственник тоже. Подошел, хотел ковать — у него и руки-то опустились. И потом как они свистнули, засвистали, закричали. Петухи пропели lt;...gt; — и их как не было.
- У нас раньше по многу скота держали. А мужик один: и сено надо, и дрова, и хлеб.
...Ребенка напоила и пошла скот убирать, жена-то. Но, lt;.. .gt; ребенок спит. Мужик приехал, давай обедать. Она вытащила чугунку, а на костё мяса-то нет, одна кость гола... Но, мужик поругался, чай попил. lt;.. .gt; Кто знат?!
На другой день два куска положила — и эти обгрыже- ны. Рассказала, старухи и говорят:
- А ты седня поставь, да не гоняй поить-то. Коров выгони, а сама под окном встань.
И вот только встала, глядит: заколыхалась зыбка вовсю, из зыбки вылазит дядька, взял вилку, нож, обгрыз КОСТЬ — и опять в зыбку.
Она не идет в избу-то, боится. А тут мужик пришел, она и говорит:
- Я в избу не пойду. Там мужик в зыбке сидит.
Старики собрались, один и говорит:
- Иди ломай девять тычин, шесть пучков.
И шесть стариков пришли. Ну и вот. Вытащили его, кладут на пол. Двое держат, один дует. Вот уже третий взял —и он заревел. Не по-русски, а по-иманьи. lt;...gt; А как пятый-то взялся — он давай реветь не по-кошачьи и не по-иманьи, а еще хуже. И вдруг дверь открылась — и женщина схватила ребенка-то! И как заругается:
- Ты моего ребенка недокармливала, недопаивала, да еще и бить вздумала! Вот твой — забирай. А это мой.— И исчезла.
Оказалось, что это чертовка была, детей-то и поменяла.
- Теперь опеть таку басню слыхал. Может, правильно, может, нет.
Одна девушка, значит, тоже сидела и говорит:
- Ой, мне бы хоть какой жених попался, я бы за него пошла! lt;.. .gt;
И через недолго появляется жених.
- Пойдешь,— говорит,— за меня замуж? Вот я такой-то, такой-то...
- Пойду.
Но и пошли. А у нее был брат, у ей, у этой сестры, и больше никого не было. Отца с матерью не было. Пошла. Вот идут.
А раньше все «благословесь» было. Вот к одним пришли — это она потом рассказывала — три невестки коров доят. Подоили. Эта вылеёт молоко, втора свое, потом третья. Он девке говорит:
- Вот видишь, эта не благословясь вылеёт. Пей!
Я, говорит, пила-пила, потом он стал пить. Выпили. lt;...gt;
Теперь идут... Какой-то праздничек. Теперь, идут люди g иконам. Оне их видят, а этих, чертей-то, не видать. Эту девку-то с этим... lt;.. .gt; У ее брата, у этой девки-то, фуражка упала.
- Ты,— говорит,— видишь, один только твой брат нас увидел и с нами поздоровался. Вишь, нам поклонился. Ты его видишь?
- Вижу.— А он (брат.—В. 3.) их не видит. С .иконам шли. Раньше же с иконам часто ходили.
- Ковды будет свадьба?
- Да вот товды свадьба...
Там было гостей полно, на свадьбе. Теперь, когда к венцу-то порти — раньше же венчались с попом — к вен- цу-то пошли, а там, когда венцы-то надеют, то надо перекреститься. Но, она, теперича, когда к венцу-то подошли, ей венец-то подают в руки-то, она крест-то положила — п никого не стало, а перед ней — петля! Вот она бы не перекрестилась, ей взамен венца-то* бы петлю... Вот она потом рассказывала lt;...gt;
Это было где-то по нашей, по Газпмуру. lt;...gt; Это было раньше, это мы только пользуемся слухам старинным.
- Мама рассказывала. Тоже у нас там липа растет—лапти плетут. Раньше в лаптях же ходили, бедно народ жили.
Ну и старик сидит п заплетает лапоть. И пришел со- сед-старпк п говорите
- Ты кому это такой большой лапоть заплетаешь?
- Черту,—говорит.
Но и он засиделся до двенадцати. Двенадцать часов уж подходит время, ночью. Подъезжает на сивой лошади человек. Высокий, прямо вот под верхнє стекло, и говорит:
- Ну-ка, дедушка, ты мне пообещал лапти сплести. Дак давай!
А он уж последний лапоть на пятку сганивает и концы эти обрезыват.
- Сейчас,— говорит,— готовый будет второй лапоть.
Закончил, обрезал кончики-то, которы остались, связал парой и в окошко подал.
Тот забрал и поехал. Слыхать, как конь топает нога- ми-то. Вот.
Это, говорит, сущая правда. Черт! Он его помянул...
- У нашей бабы одной мужик-то был так, ниче себе, бравенький. Да только черти его мучили. Порченый был, что ли?! До двенадцати часов-то дома, а потом как вскочит и начинат вокруг избы кружачить. Кружачит, кружачит. А как петух запоет — упадет и лежит.
А еще было: возьмет два ведра песку, обсыпет себя и так спит. А утром проснется — а песок-то в ведрах. Черти, видать, собирали.
Ну, маялся он! А потом пошел к деду-то. А тот говорит:
- Иди вечером к сосняку. Если кто появится — стреляй.
Ой пошел. А в дупле-то мать и покажись! Ково же в мать стрелять?! Ну, он молитву читат «Отче наш». Так с молитвой и убежал.
* А люди-то сказывали: мать-то его колдовкой была. Вот.
- Это на Задней улице жили Демины. У них был старик. Я его-то худо помню. И вот он lt;...gt; лягет на печку п кричит кому-то:
- Но, давай, ребяты, мостись на полати-то.
А невестке (я ее как сейчас помню, хошь и маленька была):
- Девка, ты, Авдотья, принеси соломы-то поболе (раньше же была под порогом солома — ноги вытирать).
И вот он лежит, а я, гыт, не слышу, как они просят работы-то. А он ревет:
- Но, каку вам, ребята, работу дать? Молотите со- лому-то!
И вот оне начнут!.. Мужик lt;.. .) спит, а у меня, гыт, с ребятишками волосы дыбом, вот так... А они и начинают молотить! И он в потемках к имя сядет и разговаривав А потом спрашивав
- Но, че, ребятц, наработались? Но бегите на покой и мне покою дайте.
Утром, гыт, встану — мякина одна, одна мякина! Сразу выметаю, собираю в тряпку и вместе с мякиной — в печку. Пусть! Говорю потом:
- Дедушка, ты че сегодня дурел-то?
- Девка, ить не дают спокою-то, работы просят.
(...) А бабы ругают ее:
- Ты как это с им спишь в одной избе?
- Да какой к черту сон!..
А видеть, гыт, их не видела. .
- Там был дедка Проня, скрипач, в Сергее. А раньше, знаешь, где свадьба, это ж музыкант — нерва фигура. Так вот в Глининке свадьба была, его увезли с Сертея на эту свадьбу играть. Где-то примерно в марте... Да, однако, восьмого марта, уже оттенливало.
Ну вот, он там свадьбу отыграл, и утром хватились: дедки Прони нету. Что такое? Куда делся старик?., где- нпдь бы не замерз... Пошли. А порошка пала перед утром, и на след-то напали: ага, пошел старик. Ну, он идет — пьяный да пьяный — походка то туда, то сюда. И вот семнадцать километров (...) прошел, и там его нашли н лесу. Сидит на пне и наяриват, на скрипке иг- рат. К ему подошли.
- Дедка Проня! Что ты тут?
- Не мешайте! Не мешайте, не мешайте! Видите, ребяты только растанцевались, а вы... (...) Это черти, наверно.
Ему (раньше же народ-то верующий) :
- Крестись! Ково ты тут? Че тут с тобой?
—¦ Ну, я как? Ить оне меня за руки держат.
Вот понимать? Ну, насилу его тут уговорили. Все же взяли (да оно уже и рассветало) этого дедку Проню.
Дак вот он после-то рассказыват:
- Незнакомы каки-то ребяты, нарядны: «Пойдем, нам поиграй!» Вот я только что пришел, только устроился, они танцуют, а я играю. И меня эти и нашли...
- И вот тоже один не умел играть на гармони. Купил гармонь и никак не может научиться. У них пустая
114
изба была. Пошел, значить, в пустую избу часов в одиннадцать. И вот сидит играт... И-приходят к нему парни и девки. И вот его научили играть. Он играет — едрит твою корень! — оне под его пляшут! А как двенадцать часов — так никого нету*
И вот че тако? Парень стал уходить играть. И вот, значит, стали за ним следить. lt;...) И вот, значит, когда последний раз он пошел играть, и кто-то пошел последить. lt;...gt; А черти уж его задушили. lt;...gt; Это все бабушка мне рассказывала.
- Деревушки раньше рядом друг от дружки были — два-три километра.
Два товарища сговорились идти на вечерку в соседнюю деревню. Один попросил, чтобы другой зашел за ним. А тот, другой-от, гармонист был хороший.
Этот-от ждет-пождет, нету гармониста. А тцт из избы вышел, и вроде чудится ему, что он на вечерке. Кругом пляшут-пляшут! Все будто знакомые, а хорошо припомнить не может. Попляшут да брови помажут. А гармо- нист-от играт да думат: «Ну-ка, я помажу». Помазал — глядит: в лесу сидит на пеньке, а кругом кто-то мохнатый. Гудит все. Погудело-погудело, исчезло.
Потом нашли его. Руки по локти ознобил, сам чуть не замерз.
- А потом это тоже было правильно. Зять у меня рассказывал, Борис. lt;...gt; Не один он, их много, но молодежь ходили раньше, в Ключах. А у Лазени, старика, была кузница под сопочкой: ковал.
И вот они, говорит, ночью уже тоже, но, может быть, часа в три (раньше ить по всей ночи ходили). Вот,
теперича, идем, гыт, смотрим: дверь в кузницу открыта, дверь пола, горно светит! Но, так, говорит, молотками об наковальню звонит!! Так звонит, гыт, во-озит!! Просто как кует вроде. Но мы, гыт, тоже... Нас, гыт, много, че ловек восемь-десять было. Но мы сперва-то, это, испугались. Но потом lt;.. .gt; ближе идем: все звонит! А потом, говорит, вдруг ничё не стало. Подошли, говорит, дверь закрыта, все. Вот это он сам рассказывал лично. Нас много. Но, молоды —че нам?! lt;...gt;
Вот така штука.
- Это было раньше (может, правильно, может, народ врал)...
Вот цветет папоротник. Он — в одну ночь. И вот раньше говорили: ежли богатым надо стать, то иди, папоротник карауль.
Вот собирайся. Очерчивай круг и садись.
Раньше читали евангеле, веруюшши (это все рассказы старины). lt;...gt; Он цветет каки-то минуты. Ежли ты этот цвет сорвал, то ты в любой магазин пойдешь, тебя никто не увидит.
...Вот приходят. Врт тебя начинают баграм колоть, чтобы ты ушел. Вот-вот рассветет. Как перед етим —дак тебе знику не дают:
- Уходи с нашего места, то мы тебя сожгём!
Кто баграм, кто палками тычут. Бьется-бьется, lt; оци его окружат — он соскакиват, убегат. Отскочит — и сразу спокойно стало.
Вот это было раньше lt;...)
И никому не удавалось. Никому, никому!.,
Это все от старинки слухи-то остались.
Надо цветок сорвать lt;...gt;, и должон ты его себе взять и уйти с ём lt;.. .gt; Идешь в любой момент — тебя не видят. В магазине, что хошь, бери, тебя никто* не увидит. Как цветка этого никто цвет не видывал, так и ты невидимый будешь.
- Один мужчина пахал на быках в поле и потерял их. День ищет, два ищет — не может найти. На третий день цветок папоротника попал ему за голяшку. И мужик узнал от него, где быки. Он взял быков и вытряс из сапога папоротник и сразу не стал знать все.
Мужику захотелось еще раз все знать. Он пошел ночью в лес, сорвал цветок папоротника и реіпил переночевать в лесу. Ночью ему снились черти, их дикий крик. Один черт подбежал к нему и спрашивает:
- Ну-ка, где, сыночек, папоротник?
Мужик достал его и показал черту. Черт выхватил его, захохотал и убежал.
- Одна женщина отправила мужа на службу. Осталась с сыном да невесткой. Пашет, пашет однажды. Думает: «Господи помилуй, скорей бы мой мужик приехал». Только подумала, а тут он с горы едет. Кричит:
- Александровна! Коня-то распрягай!
У коня грива до полу, все солдатско, седло форменное. Она спрашивает, почему такая грива. А муж и отвечает, что на войне у всех так. Она будто на своего коня садиться стала, а он говорит:
- Садись на моего, что ты на своем-то?
Конь высокий. Она на изгородь залезла. И тут возьми да и скажи:
- Слава тебе, господи.— И тут — ни коня, * никого! А она сама на полу стоит. Взяла коня и пошла домой.
Ее спрашивают:
- Ты что, Александровна? Что так рано?
Она рассказала. Давай ее лечить. Вылечили.
И приехал потом мужик-то ее живой.
- У одной женщины муж солдат был. Она все о нем думала. Ну вот.
Раныпе-то на полу спали. Постелила она, легла и думает: «Господи помилуй, хоть бы приехал». Слышит, муж говорит:
- Я ведь приехал, я ведь не убитый.
А она-то похоронку получила да не верила все. Двери отворила, заходит. Начала гоношиться.
- Не надо,— говорит он,— я к родителям пойду зайду.
- Да что ты ночью-то пойдешь? — говорит она-то.
Легли рядом. А тут сынок чихнул, она и говорит:
«Ты что, Христос с тобой».— Дверь тут ветром отворило, и муж улетел. А она с ума сошла.
Утром побежала к родителям. Они говорят: мол, приходи к нам жить, а то удавит тебя. А он-то — муж будто, ну, прямо не отличишь: на лицо такой же, форма, все как есть. Натерпелась она да осталась с родителями. Они вылечили ее.
- Были раньше на деревнях заимки. От поселка эдак километра два. На одной из них жили мужик и баба. И было у их два сына, обоє женатые: у одного молодая невестка, у другого уже дите.
Сыновей забрали на германскую войну. Как уже горевали по им невестки, плакали шибко. Уехали мужья, а жены все тоскуют. Старшей-то все легче: дите есть, а младшая молодуха одна-одинешенька.
Однажды ночью подлетают на конях двое. Заходят в избу:
- Поди, не ждали?
Все разбудились, радехоньки. Самовар поставили, сели чаи пить. А ребенок маленький — годик ему был — уронил вилку со стола. Старшая молодуха нолезла под стол достать ее, глянула: а у их-то ноги коровьи! Схватила она дите и потихоньку в амбар с ем убежала. Заперлась, дрожит.
А из избы вдруг крик, рев раздался, шум такой! Опосля давай и к ей в амбар ломиться. А она молитвы давай читать, какие знала. Тут и петухи запели. Побежала она в избу, а там все задушенные, мертвые лежат!