Ф. К. Бок СТРУКТУРА ОБЩЕСТВА И СТРУКТУРА ЯЗЫКА [150]

Поиски убедительных аналогий между структурой язы­ка и структурой других аспектов культуры занимают зна­чительное место в современных антропологических исследо­ваниях. Ученых, обращавшихся последнее время к этой проблематике, можно, пожалуй, разделить на две большие группы.

Настоящая работа была осуществлена в рамках этого последнего направления. Я проведу несколько аналогий между структурой языка и структурой общества. Аналогии эти в другой моей работе послужили основой для дескрип­тивного описания структурных единиц общества и выясне­ния отношения между этими единицами

Основой такого подхода является убеждение, что все языковые формы (морфемы, синтаксические и морфологи­ческие структуры и т. п.) составляют подкласс более общей категории — категории культурных форм. Следуя опреде­лению Редфилда, согласно которому культура есть «тради­ционная общность понимания (understandings), реализую­щаяся в действии и артефакте — его материальном резуль­тате» (Р е д ф и л д 1941, 132), я предлагаю понимать под культурной формой следующее. Культурная форма — это набор взаимосвязанных и частично произвольных ожиданий, пониманий, верований и соглашений, разделяемых чле­нами социальной группы, который, как это можно пока­зать, воздействует или воздействовал на поведение некото­рых членов данной группы (Бок 1962, 15).

Языковые формы — это культурные формы par excellen­ce, поскольку в целом между членами языкового сообщества существует очень высокая степень согласия в определении свойств и потенциальном распределении известных данной группе фонем, морфем, тагмем и т.

Адекватное описание структуры какого-либо языка — это представленное в терминах оппозиций определение ко­нечного числа языковых форм и строгое фиксирование по­тенциальных возможностей комбинации их в речи ^[151]. Я по­лагаю, что сходным образом могут быть описаны (причем описаны систематически и экономно) единицы и отношения других культурных форм, функционирующих иначе, чем речевое поведение. Для описания такого рода я бы предло­жил ввести по меньшей мере три типа единиц, а именно: I. Социальные роли (и классы ролей). II. Отрезки (и изме­рения) социального времени. Ш. Участки (и измерения) социального пространства.

Подобно языковым формам социальные роли также об­разуют некий подкласс культурных форм. Каждая роль состоит из ожиданий относительно поведения классов инди­видов, иначе именуемых «исполнителями» («actors»). Эти поведенческие ожидания (частично произвольные и связан­ные между собой), формирующие данную социальную роль, называются атрибутами этой роли (Брунер и др. 1956, 25—49). Один или несколько таких атрибутов явля­ются «критериальными» (там же, стр. 30), или «опор­ными» (Н а д е л ь 1957, 32), в том смысле, что они опре­деляют право исполнителей нести функции данной роли. Другие атрибуты, связанные с ними или являющиеся их результатом, могут рассматриваться как свободные или связанные поведенческие варианты. И наконец, в соответ­ствии с присущими им атрибутами и/или их заменяемостью в некотором окружении социальные роли могут группиро­ваться в классы ролей.

При таком подходе языковым аналогом социальной роли будет морфема со своими свободными и связанными алло­морфами и вхождением в дистрибуционные классы морфем.

По мнению Брауна (см. Брунер и др. 1956, 263— 264), морфемы являются содержательными категориями, а фонемы — их атрибутами; именно неповторимость от­бора и упорядочения этих атрибутов (которые на другом уров­не анализа сами являются категориями) определяет каж­дую морфему. Любая языковая система предписывает одни способы упорядочения и запрещает другие. Как считает большинство лингвистов, фонемы-атрибуты сами по себе не имеют значения, они приобретают его только в некоторых традиционных сочетаниях.

Сходство этих свойств языковых единиц и внутренней структуры социальных ролей на первый взгляд не столь очевидно. И все же я попытаюсь продемонстрировать по­лезность такой аналогии. Прежде всего, поведенческие ат­рибуты — как абстрактные (например, легкая шуточка, осуществление юридической власти), так и конкретные (об­ращение к слушателям, приготовление пищи) — могут отно­ситься к нескольким ролям в рамках данной культуры; некоторые же из этих атрибутов могут выходить за рамки

Одной культуры. Поэтому именно дистинктивный отбор а упорядочение таких атрибутов делает возможным иденти­фикацию какой-либо роли внутри конкретной культуры в терминах теории оппозиций. При структурном подходе манифестацию одного какого-либо поведенческого атрибута можно рассматривать как не имеющую значения — она ста­новится значимой только в сочетании с другими атрибутами, квалифицируя некоторую социальную роль. Все это анало­гично тому, как фонемы, сами значения не имеющие, де­лают высказывания отличными друг от друга.

Однако спецификация атрибутов, составляющих внут­реннюю структуру роли (или морфемы), есть только одна сторона анализа. Не менее важно установить потенциаль­ную внешнюю дистрибуцию этих единиц.

Внешняя дистрибуция социальной роли определяется в первую очередь ее отношением к другим социальным ро­лям, то есть возможностями их сочетаемости. Мёртон в сво­их работах о «наборе ролей» (role-set) рассматривал эту проблему с несколько иной точки зрения.

Центральным пунктом теоретических интересов Мёрто- на в этой области является «функциональная проблема формирования компонентов многочисленных наборов ро­лей... так что создается определенная степень социальной регулярности», и носители социального статуса не подвер­гаются опасности «крайнего конфликта в их наборах ро­лей» (там же, стр. 111). Мёртон анализирует и некото­рые социальные механизмы, которые формируют эти наборы ролей, смягчая воздействие разного рода ожиданий на но­сителя статуса. И все же остается несомненным, что, по­скольку в соответствующий набор ролей входит много раз­ных членов, с ролью «учителя» действительно связываются принципиально различные поведенческие ожидания. Обла­дая разной возможностью воплощения, атрибуты всякой роли могут меняться в зависимости от других ролей, с ко­торыми они сочетаются и которые могут обусловить сущ­ность этих атрибутов. Точно так же фонемный облик мор­фемы определяется ее встречаемостью с другими дистрибу­тивными классами морфем.

Итак, мы можем сформулировать следующий общий принцип: для всякого алломорфа или варианта роли пове­денческая манифестация определяется его внешней дист­рибуцией. Таким образом, оказывается, что та общая фор­ма, которая перечисляет варианты роли «учитель», допус­тимые в сочетании с разными членами соответствующего набора ролей, совпадает с общей формой описания алломор­фов, ну, скажем, английской морфемы множественного числа [-S] в их комбинации с разными фонологическими и морфологическими классами именных основ (см.

Таблица 1. Изоморфизм двух структурных описаний

Из табл. 1 видно, что в состав социальной роли входит несколько различных субнаборов поведенческих ожиданий (варианты а_х, а₂, а₃... а„); какой именно из них реализуется, зависит (частично) от того, с какой ролью в своем наборе ролей (В, С ... J) он комбинируется. Вновь обращаясь к идеям теоретической лингвистики, мы можем сказать, что эти варианты, при том условии, что они никогда не встре­чаются в одном и том же окружении (то есть не входят в от­ношения с одним и тем же элементом из набора ролей), на­ходятся в отношении дополнительной дистрибуции. Таким образом, мы можем считать их связанными вариантами од­ной и той же структурной единицы — это аллороли одной ролемы.

В том случае, если никак не удастся найти среди фактов соответствующего окружения причины, обусловившие то или иное употребление различных вариантов роли, эти варианты можно считать находящимися в отношении сво­бодного варьирования.

Социальное пространство и социальное время

Осуществление всякой социальной роли связано с оп­ределением некоторой ситуации, а эта ситуация включает в себя упорядоченное множество поведенческих ожида­ний — то, что Гофман назвал «планом последующей сов­местной деятельности» (Г о ф м а и 1959, 12—13). Я пола­гаю, что повторяющиеся социальные ситуации являются сами по себе культурными формами,имеющими определенную дистрибуцию в социальном пространстве и в социальном времени. Я уже определял ситуацию как «культурную фор­му, состоящую в первую очередь из элементов взаимопони­маний относительно размещения и распределения других культурных форм» (Бок 1962, 158). Иными словами, си­туация (как единица социальной структуры) рассматри­вается нами как своего рода четырехмерная карта, внутри которой помещены социальные роли. Например, сказать, что какая-то часть здания — классная комната, значит иметь в виду следующее: ожидается, что в течение некото­рого социально определенного отрезка времени («учебное время») внутри этого пространства будет происходить ма­нифестация социальных ролей «учитель» и «ученик». Таким образом, манифестация социальных ролей (и других куль­турных форм) может быть также обусловлена единицами пространства и времени, в свою очередь определенными со­циально.

При более внимательном рассмотрении оказывается, что «класс» (или любая другая социальная ситуация) обладает специфической внутренней структурой, определяемой в тер­минах социального пространства и социального времени, при этом ожидания варьируются в зависимости от подвидов классной комнаты и субпериодов классного времени. С дру­гой стороны, взятый как целостная ситуация, «класс» обла­дает внешней дистрибуцией, распределяясь по параметрам социального времени (учебная неделя или семестр) и соци­ального пространства (школьное здание или универси­тетский городок) совершенно так же, как социальные роли распределяются по классам ролей.

Таким образом, получается, что если манифестация роли влечет за собой ситуацию, а ситуация включает в себя набор ролей, то мы имеем дело с определенным типом корреля­тивных отношений между некоторой функциональной «ячей­кой» («slot») и классом ее «заполнителей» — явление, сход­ное с той единицей грамматической структуры, которую Пайк называет «тагмемой» (Пайк 1960, 121—122). Грам­матические описания, использующие понятие тагмемы, стремятся — как и большинство дескриптивистских опи­саний фонологии и морфологии — быть линейными по форме, а именно они представляют собой обязательное или факультативное размещение тагмем в рамках словосочета­ния, предложения или фразы, оформленное в виде несколь­ких формул, изоморфных временной последовательности этих единиц в речи (ср. Элсон и Пиккет 1962). Описания же социальной структуры должны относиться не только к линейным или циклическим последовательнос­тям отношений между социальными ролями, но и к отноше­ниям несукцессивным, или, шире,— пространственным.

Таким образом, основная дескриптивная модель (см. табл. 2), являющаяся результатом такого подхода, устанав-

Таблица 2. Дескриптивная модель

+ обозначает обязательное присутствие і обозначает факультативной присутствие

ливает обязательное или факультативное воплощение со- циальных ролей (и их вариантов) внутри некоторой матри­цы ситуаций, ограниченной отрезком социального времени и сферой социального пространства. Такую матрицу ситуа­ций мы можем рассматривать либо с точки зрения ее внут­ренней структуры, подробным образом разбирая все знача­щие детали, либо с точки зрения ее внешней дистрибуции, связывая входящие в нее социальные роли, временные от­резки и сферы пространства с более широкими классами и единицами. При таком подходе могут быть предложены весь­ма экономичные методы описания структурного отношения данной ситуации (рассматриваемой как целое) к другим си­туациям, возникающим регулярно.

Пример структурного описания

Проиллюстрировать практическое применение предло­женных выше методов структурного описания можно на примере одной типичной ситуации жизни индейской резер­вации Северной Америки («Micmac Indian Reserve»), изу­ченной мной в 1961 г.^[152] Несомненно, что всякое структур­ное описание какой бы то ни было ситуации, имеющей место в реальном человеческом общении, должно соотноситься с описаниями других ситуаций; в силу этого используемая мною система записи должна облегчить возникающие встреч­ные ссылки. Элементы такой записи приводятся в табл. 3.

Таблица 3. Система записи, применяемая для данного структурного описания

Прописные буквы (С, Т, Р, М) обозначают культурные формы:

С—сферы социального пространства; Т —отрезки времени;

Р—социальные роли; М—матрицы.

Целые числа, следующие за прописными буквами, обозначают спе­цифические культурные формы.

Строчные буквы (с, т, р, м) обозначают варианты культурных форм. Дроби, следующие за строчными буквами, передают виды вариантов культурных форм.

Группы прописных букв (СК, ТК, РК) применяются для обозначе­ния классов культурных форм.

Буквы, следующие за дефисом (РК-А), используются для обозначе­ния специфических классов культурных форм.

Целое число, предшествующее букве, но отделенное от нее точкой, относится не к рассматриваемой матрице.

Примеры: 3. СК-А —пространственный класс А матрицы 4J:3.

4. Р-Б.1 —роль :ф|: 1 из класса ролей «Б» матрицы 4. Т-5,2— вариант ф|= 2 отрезка времени (рассмат­риваемой матрицы).

Все сказанное иллюстрирует матрица, описывающая «индейский поминальный обряд» (см. табл. 4). Эта ситуация имеет место ночью, в отрезок времени между смертью и по­гребением взрослого члена индейской общины Микмак. Внешняя дистрибуция всего периода (обозначим его как 14.ТК-А: Время Поминовения) определяется, с одиой сто­роны, общим циклом жизни каждого члена общины, с дру­гой — ночным временем суточного цикла. Роли, описываемые в терминах оппозиций, включаются как в эту, так и в дру­гие ситуации. При этом необходимо иметь в виду, что пред­лагаемая читателю матрица с ее компонентами — культур­ными формами — описывает не самих «исполнителей», а только ожидания, воздействующие на их поведение.

Таблица 4. Ситуационная матрица #14: Индейский поминальный обряд

Обозначения:

14.СК-А—Место Поминовения. Внешняя дистрибуция по отношению к 9.С-А.1: часть дома (обычно та, которую занимал покойник)

С-1—сфера покойника

с-1,1—ядерная часть: включает гроб с телом покойного с-1,2—периферийная часть: пространство, непосредственно при­мыкающее к гробу.

С-2—Передняя область: главная область действия в отрезкй вре­мени Т-2, Т-3, Т-5 С-3—Область оплакивающих — место, где сидит Р-2 — Оплакиваю­щий

С-4—Периферийная область: остальное пространство, включающее: с-4,1—помещение кухни с-4,2—пространство перед домом 14.ТК-А—Время Поминовения. Внешняя дистрибуция (см., ска­занное выше).

ТК-А = //Т-1 /Т-2//: Т-З/Т-4: // ± Т-5//: Т-З/Т-4: //

Т-1 — Время Сбора. Участники обряда прибывают в СК-А—место поминовения

Т-2—Время Молитвы. Заупокойную молитву читает Р-3 — руково­дитель молящихся Т-3—Время Пения. Исполняется (с краткими паузами) несколько гимнов

Т-4—Пауза. Более продолжительный перерыв в пении Т-5—Время Еды. Угощение по желанию (около полуночи)

14.РК-А — Роли участников церемонии. Внешняя дистрибуция фик­сируется для каждого Р-1—тело—из З.РК-А—член общины.

Р-2—Оплакивающий р-2,1 — Хозяин — член 9.РК-А—группа семьи и домашних (покойного) р-2,2—Прочие — остаточная категория Р-3 — Руководитель молящихся р-3,1 — Священнослужитель — из 3.Р-В. 1,1 — священник р-3,2—Прочие—из 14.Р-4 Р-4—поющие—обычно из 11.Р-А.4—член хора.

Внешняя дистрибуция и внутренняя структура (сегмен­тация) ситуации СК-А (место поминовения) понятны сами по себе, хотя следует заметить, что точное физическое рас­положение участников в пространстве может меняться в за­висимости от условий манифестации. Таким образом, струк­турное описание должно быть достаточно общим, чтобы ох­ватить и неструктурные вариации (возникающие, например, из-за различия в планах индейских домов); но при этом оно должно указывать типы сфер в тех понятиях, в которых сами участники церемонии организуют свое поведение.

Внутренняя структура ТК-А — Время Поминовения — представлена нами в линейной записи: одинарные или двой­ные косые черточки разделяют составляющие периоды, а в двоеточия заключены альтернативно повторяющиеся отрезки времени. Таким образом, //: Т-З/Т-4 : // обозначает ожидаемое чередование «Времени Пения» с «Паузой», когда точное число повторений не определено структурно. Само же наличие отрезков времени или социальных ролей счи­тается обязательным; если оно факультативно, то вводится символ ±. Отдельное рассмотрение внутренней структуры времени сначала как будто бы затемняет схему, на деле же значительно упрощает форму матрицы (где иначе потребо­валось бы ввести несколько идентичных колонок) и делает возможным независимое рассмотрение структуры социаль­ного времени.

В случае более сложных матриц бывает полезно ввести несколько классов ролей; для рассматриваемой матрицы (М-14) реализуется только один класс ролей для всех участ­ников. Дифференциальная сегментация РК-А на составля­ющие единицы может быть произведена разными способами. Сама теория не требует пока обязательно бинарности; од­нако, если внедрять и сюда лингвистические методы, можно дифференцировать четырех участников этого класса ролей, введя три атрибута — каждый с положительным и отрица­тельным решением: а) Живой/Мертвый; Ь) Начинает мо- литвы/Продолжает молитвы; с) Поет/Слушает. Тогда в тер­минах бинарных оппозиций анализируемые нами социальные роли могут быть описаны как пучки или неэквивалентные множества этих атрибутов, и структурное описание может быть дано в виде таблицы или — как мы предлагаем ни­же — в линейной форме;

Р-1: «Тело»=[—а] (Мертвый; остальные атрибуты нере­левантны);

Р-2: «Оплакивающий» = [а, —Ь, —с] (Живой, Продол­жает молитвы, Слушает);

P-З: «Руководитель молящихся»=[а, Ы (Живой, Начи­нает молитвы);

Р-4: «Певец»=1а, с] (Живой, Поет).

При наличии такого описания можно ввести строгое определение существующих классов или подклассов ролей, опираясь на элементарные логические понятия. Так, на­пример, класс ролей РК-А определяется как пересечение множеств, содержащих признак а, с множествами, содер­жащими признаки —а.

Роль «Оплакивающего» осуществляется в двух вариан­тных формах — р-2,1 и р-2,2. Однако их дистрибуционные возможности, как это видно из матрицы, различаются толь­ко в течение определенных периодов, а в течение периодов Т-2 и Т-3 их дистрибуция совпадает. Такой случай можно рассматривать как один из видов связанной вариации с нейтрализацией в некоторых окружениях. Варианты роли P-З («Руководитель молящихся») могут различаться по внешней дистрибуции, но внутри М-14 они находятся в от­ношении свободного варьирования (так, при Т-2 в С-2 мо­жет выступать и р-3,1 и р-3,2).

Рассмотрение данных

Так же как и в языкознании, целью структурного опи­сания в этнографии является идентификация культурных форм в терминах представленных оппозиций, а также строгое установление их дистрибуции. Именно этим условиям и отвечает ситуационная матрица типа той, что была описана выше. На большее она и не претендует. Как английская грамматика не дает объяснения всех частных типов предло­жений, так и ситуационная матрица М-14 не объясняет смысла индейского обряда поминовения. Применяемый в этом аспекте метод выделения «единиц и их упорядочения», пред­ложенный Хоккетом (Хоккет 1954), может быть до­полнен описаниями, ориентированными на процесс (или даже трансформационными) (ср. Бок 1962, 225—226), но это не изменит общей цели анализа, который все равно оста­ется строго формальным. Исследование смысла входит в анализ лишь для того, чтобы можно было сформулировать дифференциальные признаки.

И все же очевидно: формальный анализ, лишенный об­ращения к семантике, так же бессодержателен, как грам­матика, не сопровождаемая словарем. Каким же образом ввести культурное содержание в структурное описание? Одно из решений — это добавить к описанию роли в терми­нах оппозиций те признаки, которые Надель назвал «en­tailed», то есть «автоматически выводимыми» (Надель 1957), а именно — то множество поведенческих ожиданий, которые как будто проистекают из некоторого представле­ния о роли. И здесь опять будет полезно использовать введен­ное Мёртоном понятие «набора ролей», поскольку мы можем таким образом уточнить (в нашем словаре ролей) те специ­фические их признаки, которые реализуются только в слу­чае определенных отношений. Точно так же введением клас­сов ролей упрощается спецификация содержания, посколь­ку тогда многие признаки, обычно не противопоставлен­ные, можно будет определить сначала для некоторых аб­страктных классов ролей (например, «гражданин» или «взрослый мужчина»), а потом перенести их на все роли, составляющие этот класс.

Рассмотрим еще один пример того, как можно соотнести культурное содержание с формальным структурным опи­санием. Центральная часть индейского поминального обря­да включает в себя исполнение (период 14. Т-3) некоторых традиционных гимнов в память покойного. Хотя я сам не обладаю достаточными музыковедческими и языковыми зна­ниями для того, чтобы произвести структурный анализ этих гимнов, я вполне отчетливо ощущаю, что они представляют собой некоторый класс культурных форм, противопостав­ленных по ряду различительных формальных признаков. И хотя я не способен проанализировать их внутреннюю структуру, я все же в состоянии сообщить ряд сведений отно­сительно их внешней дистрибуции, а именно: они манифести­руются (иными словами, их появления можно ожидать) в окружении С-2 периода Т-3 матрицы М-14. Более того, сам факт знания этих гимнов и умения их исполнять — это атрибуты особой социальной роли (14.Р-4: Певец). Сами же гимны принадлежат к более широкому классу музыкаль­ных форм и лучше всего могут быть обозначены как вари­анты гимнов, используемых при других религиозных цере­мониях. И наконец, если считать и материальные объекты (гроб, например) манифестацией других культурных форм ^[153], то в рамках все той же структурной модели может быть ус­тановлена их внутренняя структура, принадлежность к оп­ределенному классу, внешняя дистрибуция и ролевые соот­ветствия. Таким образом, оказывается возможной формаль­ная дескриптивная интеграция уже многих аспектов куль­туры.

Предложенное в двух последних абзацах структурное описание предполагается значительно расширить. Первая попытка автора (Бок 1962, 184—221) применить этот подход к некоторой совокупности данных была более огра­ниченной по замыслу, но и тогда уже он столкнулся с тем, что разные ситуации в разной степени поддаются анализу. Наиболее пригодны для такого анализа именно ритуальные ситуации (типа поминальных обрядов), поскольку при ис­полнении ритуалов пространственные и временные грани­цы очерчены четко, а роли тщательно отрепетированы; признаки, которые служат для различения ролей, при этом сознательно подчеркнуты и усилены посредством вполне очевидных и даже избыточных указаний. И действительно, сам процесс ритуализации можно определить в зависимос­ти от той степени, в которой для обеспечения незатруднен­ного и недвусмысленного общения становятся крайне наглядными и даже избыточными разного рода указания — временные, пространственные, ролевые. Подходящий линг­вистический аналог можно найти в концепции Ч. Фёгелина о «неспонтанной речи» (Ф ё г е л и н 1960, 57—68).

Другие типы ситуаций описывать в структурных тер­минах труднее. Единицы социального пространства или социального времени могут накладываться друг на друга, и границы их при этом становятся неразличимыми; комплекс­ная обусловленность ролей факторами дистрибуции может затемнять природу лежащих в их основе единиц, а недоста­точный и «смещённый» по материалу корпус фактов может сделать анализ дефектным. Но и эти трудности аналогичны проблемам, с которыми сталкивается лингвист при морфо­логическом анализе, и, поскольку язык есть также часть культуры, мы вправе искать в структуре общества некий сходно моделируемый комплекс явлений.

И все же, несмотря на встретившиеся трудности, по­пытка формализовать структурное описание какой-либо социальной группы может оказаться удачной. Дело здесь в том, что, формализуя наше представление о социальной структуре, мы занимаемся систематическим изучением культурных форм — в тех понятиях, в каких сами люди организуют свое поведение в пространстве, во времени и в отношениях с другими «исполнителями» ролей.

ЦИТИРОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Бок 1962: Р. К. Bock. The Social Structure of a Canadian Indian Reserve. Unpublished Ph. D. dissertation, Harvard University, Cambridge, Mass., 1962.

Брунер и др. 1956: J. S. Bruner, J. J. G о о d n о w and G. A. A u s t I n. A Study of Thinking. New York, John Wiley & Sons, Іцс., 1956.

Гофман 1959: E. G о f f m a n. The presentation of Self in Everyday Life. Garden City, Doubleday Anchor Books, 1959.

Мёртон 1957: R. K. Merton. The Role Set: Problems in Sociological Theory. «British Journal of Sociology», 1957 8, 106—120.

Н а д е л ь 1957: S. F. N a d е 1. The Theory of Social Structure* Glencoe Free Press, 1957.

Осгуд 1951: С. О s g о о d. Culture: its Empirical and Non- Empirical Character. «Southwestern Journal of Anthropology», 1951, 7, 202—214.

Пайк 1954—1960: К. L. Pike. Language in Relation to a Unified Theory of the Structure of Human Behaviour, Parts I, II and III. Preliminary Edition, Glendale, Summer Institute of Linguistics, 1954— 1960.

P e д ф и л д 1941: R. R e d f і e 1 d. The Folk Culture of Yucatan. Chicago, University of Chicago Press, 1941.

Фёгел ин 1960: С. F. Voegelin. Casual and Non-causal Utterances Within Unified Structure. In «Style in Language», ed. by Thomas A. Sebeok, New York, Technology Press and John Wiley & Sons, Inc., 1960, 57—68.

Хоккет 1954: С. F. Hockett. Two Models of Grammatical Description. «Word», 1954, 10, 210—231.

Элсон и Пиккет 1962. В. Е 1 s о n and V. Pickett. An Introduction to Morphology and Syntax. Santa Ana, Summer In­stitute of Linguistics, 1962.