Н. Хомский СИНТАКСИЧЕСКИЕ СТРУКТУРЫ ‘

Предисловие; 1. Введение; 2. Независимость грамматики; 3. Эле­ментарная лингвистическая теория; 4. Модель непосредственно сос­тавляющих; 5. Ограниченность описания по непосредственно со­ставляющим; 6.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящее исследование посвящено синтаксической структуре как в широком смысле (т. е. синтаксису в про­тивоположность семантике), так и в узком (т. е. синта­ксису в противоположность фонологии и морфологии). Оно является частью попытки построить формализо­ванную общую теорию лингвистической структуры и исследовать основания такой теории. Поиски строгих формулировок в лингвистике вызываются гораздо более серьезными мотивами, чем просто желанием соблюсти логические тонкости или упорядочить традиционные ме­тоды лингвистического анализа. Точно построенные мо­дели лингвистической структуры могут играть важную роль (как отрицательную, так и положительную) в са­мом процессе исследования. Выводя неприемлемые след­ствия из точных, но неадекватных формулировок, мы часто можем с большой точностью установить причину этой неадекватности и, таким образом, получить более

¹ См. Noam Chomsky, Syntactic Structures, s’-Gravenhage 1957.

глубокое представление о лингвистических данных. Говоря позитивно, формализованная теория автома­тически может дать решение многих проблем, помимо тех, на решение которых она была явным образом рассчитана. Туманные интуитивные понятия не могут привести ни к абсурдным выводам, ни к выводам новым и правильным; следовательно, они оказываются бесполезными в двух важных отношениях. Я думаю, что некоторые лингвисты, поставившие под сомнение ценность точного и «технического» развития лингвисти­ческой теории, по-видимому, не сумели оценить продуктивные возможности строгих методов изложения теории и их точного применения к лингвистическому материалу без попыток избежать неприемлемых выводов с помощью поправок ad hoc или расплывчатых формулировок.

Конкретно мы изучим три модели лингвистической структуры и постараемся выяснить их возможности. Мы увидим, что некоторая, весьма простая теоретико­коммуникационная модель языка, а также более сильная модель, включающая значительную часть того, что обще­известно как «анализ по непосредственно составляющим», не могут надлежащим образом служить целям грамма­тического описания. По изучении приложений этих моделей нам станут понятными некоторые стороны линг­вистической структуры и мы обнаружим ряд пробелов в лингвистической теории; к ним следует отнести, в част­ности, невозможность объяснения таких отношений между предложениями, как активно-пассивные. Мы развиваем третью, трансформационную, модель лингвистической структуры, в некоторых важных отношениях модель более сильную, чем модель непосредственно составляю­щих, и естественным образом объясняющую эти отно­шения. Сформулировав теорию трансформации более тщательно и приложив ее без всякой предвзятости к английскому языку, мы увидим, что она позволяет глу­боко проникнуть в сущность целого ряда явлений, по­мимо тех, для объяснения которых она непосредственно была построена. Короче, мы убеждаемся, что формали­зация действительно может играть ту отрицательную и положительную роли, о которых говорилось выше.

В период исследований мне посчастливилось иметь частые и продолжительные дискуссии с Зеллигом С. Хэр­рисом. Настоящая работа и сами исследования, на ос­нове которых она написана, содержат так много его идей и положений, что я не буду пытаться отмечать их осо­быми ссылками. Исследования Хэрриса в области транс­формационной структуры, ведущиеся с несколько иной, чем здесь, точки зрения, изложены в его работах, кото­рые приводятся в библиографии к настоящей книге (см. №№ 15,16, 19, стр. 526—527).

Исследования по теории трансформации и трансфор­мационной структуре английского языка, хотя и кратко изложенные ниже, однако служащие основой для много­численных дискуссий, были выполнены в большей своей части в 1951—1955 гг., когда я состоял младшим членом Научного общества Гарвардского университета. Поль­зуюсь случаем, чтобы выразить свою признательность Научному обществу за предоставленную мне свободу для проведения исследований.

Настоящая работа финансировалась частично воен­ными организациями США (Управлением войск связи, Управлением научных исследований ВВС Главным авиационным научно-исследовательским командованием ВВС, Научно-исследовательским управлением ВМС) и частично Национальным научным фондом, а также корпорацией «Истмэн Кодак».

Наум Хомский

Массачусетский технологический институт,

Отделение новых языков и Исследовательская лаборатория электроники Кембридж, штат Массачусетс 1 августа 1956 г.

Синтаксис — учение о принципах и способах построе­ния предложений. Целью синтаксического исследова­ния данного языка является построение грамматики, которую можно рассматривать как механизм некоторого рода, порождающий предложения этого языка. В более широком плане лингвисты стоят перед проблемой опре­деления глубоких, фундаментальных свойств успешно действующих грамматик. Конечным результатом этих исследований должна явиться теория лингвистической структуры, в которой описательные механизмы конкрет­ных грамматик представлялись бы и изучались абстракт­но, без обращения к конкретным языкам. Одна из задач такой теории — выработать общий метод выбора грам­матики для любого языка при наличии всей совокуп­ности предложений данного языка.

Центральным в лингвистической теории является по­нятие «лингвистического уровня». Каждый лингвисти­ческий уровень (например, фонологический, морфологи­ческий, а также уровень непосредственно составляющих) есть, по существу, совокупность описательных механиз­мов, имеющихся в нашем распоряжении для построения грамматик; это — определенный способ представления высказываний. Мы можем оценить адекватность линг­вистической теории, разработав строгим и точным об- базом тип грамматики, соответствующий набору уровней, которыми располагает эта теория, и исследовав затем возможность построения простых и наглядных грамма­тик этого типа для естественных языков. Мы изучим таким способом несколько различных концепций линг­вистической структуры, рассматривая последовательно­сти лингвистических уровней возрастающей сложности, которые соответствуют все более и более сильным типам грамматического описания, и сделаем попытку доказать, что лингвистическая теория должна содержать по мень­шей мере данные уровни, если она, например, желает выработать удовлетворительную грамматику английского языка. Наконец, мы постараемся показать, что это чисто формальное изучение структуры языка можно применить к некоторым проблемам семантики^[283].

2.1. Под языком мы будем понимать множество (конечное или бесконечное) предложений, каждое из которых име­ет конечную длину и построено из конечного множества элементов. Все естественные языки в их письменной или устной форме являются языками в указанном смысле, поскольку каждый естественный язык имеет конечное число фонем (или букв алфавита) и каждое предложение может быть представлено в форме конечной последова­тельности этих фонем (или букв), хотя количество пред­ложений бесконечно велико. Подобным же образом мно­жество «предложений» некоторой формализованной ма­тематической теории может рассматриваться как язык. Основная проблема лингвистического анализа языка со­стоит в том, чтобы отделить грамматически правильные последовательности, которые являются предложениями языка L, от грамматически неправильных последователь­ностей, которые не являются предложениями языка L, и исследовать структуру грамматически правильных по­следовательностей.

Один из методов проверки адекватности грамма­тики, предложенной для L, состоит в установлении того, являются ли порождаемые ею предложения действитель­но грамматически правильными, т. е. приемлемыми для природного носителя данного языка. Мы в состоянии сделать определенные шаги, чтобы сформулировать опе­рационный критерий грамматической правильности для осуществления подобной проверки адекватности. Однако для целей настоящего рассмотрения мы можем допустить интуитивное знание грамматически правильных пред­ложений английского языка и затем поставить вопрос: какого рода грамматика способна выполнять работу порождения этих предложений эффективным и ясным способом? Мы сталкиваемся, таким образом, с обычной задачей логического анализа некоторого интуитивного понятия, в данном случае — понятия «грамматической правильности в английском языке» и в более широком плане «грамматической правильности» вообще.

Заметим, что для содержательной постановки задач грамматики достаточно предположить лишь частичное знание предложений и непредложений. Это значит, что в рамках данного рассмотрения мы можем допустить, что некоторые последовательности фонем суть опреде­ленно предложения и что некоторые другие последова­тельности являются определенно непредложениями. Во многих промежуточных случаях мы должны быть гото­вы предоставить самой грамматике решать вопрос о грамматической правильности предложения, если грам­матика построена простейшим образом так, что в нее включаются несомненные предложения и исключаются несомненные непредложения. Это — обычная черта ло­гического анализа понятий³. Определенное число яс­ных случаев предоставляет нам, таким образом, критерий адекватности, пригодный для любой конкретной грам­матики. Для одного языка, взятого в изоляции, этот критерий весьма слаб, поскольку ясные случаи могут быть удовлетворительно истолкованы разными граммати­ками.

2.2. Из чего исходим мы в действительности, когда намереваемся отделить грамматически правильные пред­ложения от грамматически неправильных последователь­ностей? Не пытаясь дать исчерпывающий ответ на этот вопрос (ср. §§6, 7), я считаю, однако, нелишним указать на неправильность некоторых ответов, которые, по-ви­димому, приходят на ум сами собой. Во-первых, оче­видно, что множество грамматически правильных пред­ложений не может отождествляться с какой бы то ни было совокупностью высказываний, полученной тем или иным лингвистом в его полевой работе. Любая грамматика рассматриваемого языка проецирует конечную и в из­вестной мере случайную совокупность наблюденных вы­сказываний на множество (предположительно бесконеч­ное) грамматически правильных высказываний. В этом отношении грамматика отражает поведение носителя язы­ка, который на базе своего конечного и случайного язы­кового опыта в состоянии произвести и понять беско­нечное число новых предложений. В действительности любой логический анализ понятия «грамматической пра­вильности в языке L» (т. е. любая характеристика «грам­матически правильного в L» через «наблюденное выска­зывание в L») может пониматься как объяснение этого фундаментального аспекта лингвистического поведения.

2.3. Во-вторых, понятие «грамматически правильный» не может отождествляться с понятиями «осмысленный», «значимый» в каком бы то ни было семантическом смысле. Данные ниже предложения (1) и (2) равно бессмысленны, но любой носитель английского языка назовет граммати­чески правильным лишь первое.

(1) Colorless green ideas sleep furiously.

«Бесцветные зеленые мысли спят яростно».

(2) Furiously sleep ideas green colorless.

Точно так же нет никакого семантического основания предпочесть последовательность (3) последовательности (5) или (4) — (6), однако лишь (3) и (4) являются грам­матически правильными предложениями английского языка.

(3) Have you a book on modern music?

«Есть ли у Вас книга по современной музыке?»

(4) The book seems interesting.

«Эта книга кажется интересной».

(5) Read you a book on modern music?

(6) The child seems sleeping.

Из этих примеров видно, что всякие поиски опреде­ления грамматической правильности, основанного на семантике, останутся тщетными. В действительности, как мы увидим в § 7, существуют основания структур­ного характера, позволяющие отличать (3) и (4) от (5) и (6); однако прежде чем мы сможем дать объяснение фактам подобного рода, нам придется развить теорию синтаксической структуры намного дальше ее обычных границ.

2.4. В-третьих, понятие «грамматической правиль­ности в английском языке» нельзя отождествлять ни в ка­ком смысле с понятием «высокого порядка статистиче­ского приближения к английскому языку». С полной уверенностью можно предположить, что ни (1), ни (2) (и фактически никакая часть этих предложений) никогда не появлялись в английской речи. Следовательно, со­гласно любой статистической модели грамматической правильности оба эти предложения были бы отброшены как равно далекие от английского языка. И тем не менее первое, хотя и бессмысленное, грамматически правильно, а второе нет. Носитель английского языка, если его попросят прочесть эти предложения, первое прочтет с нормальной интонацией предложения, а второе — с ин­тонацией, падающей на каждом слове, т. е. как всякую последовательность бессвязных слов, принимая каждое слово в ней за отдельное высказывание. Отсюда выте­кает, что ему гораздо легче припомнить первое, чем вто­рое, что он гораздо быстрей заучит первое и т. д. И все это несмотря на то, что ему никогда не приходилось ви­деть или слышать ни одной пары приведенных слов со­единенными в реальной речи. Еще пример. В прошлом языковом опыте говорящего слова whale «кит» и of могут иметь одинаковую (т. е. нулевую) частотность появле­ния в контексте (I saw a fragile — «Я видел хрупкого — »), и все же говорящий немедленно заявит, что лишь первая из этих подстановок приводит к грамматически правиль­ному предложению. Мы не можем, разумеется, апелли­ровать к тому факту, что предложения, подобные (1), «могут» быть высказаны в некотором достаточно искус­ственном контексте, а тип (2) не может быть высказан ни при каких условиях, поскольку нам нужно выяснить именно причину такого различения между (1) и (2).

Ясно, таким образом, что способность производить и распознавать грамматически правильные предложения не основывается на таких понятиях, как, например, по­нятие статистической приближенности. Источником недо­разумения служит здесь обычай считать грамматически правильными предложения, которые «могут встретиться», «возможны» и т. п. Естественно трактовать слово «воз­можный» как «имеющий большую вероятность» и пред­положить, что способность лингвиста четко различать грамматически правильное и грамматически неправиль­ное^[284] основана на убеждении, что, поскольку «реаль­ность» языка слишком сложна для полного описания, необходимо удовлетвориться упрощенным вариантом описания, называющим «все невероятное и весьма мало­вероятное невозможным и все, имеющее большую ве­роятность, возможным»^[285]. Мы видим, однако, что это представление совершенно неправильное и что структур­ный анализ нельзя понимать как упрощенную схему, по­лученную в результате четкой обрисовки размытых гра­ниц полностью статистической картины. Если располо­жить последовательности данной длины в порядке ста­тистического приближения к английскому языку, мы обнаружим в списке разбросанными в беспорядке как грамматически правильные, так и грамматически непра­вильные предложения; нет, по-видимому, никакой специфической связи между порядком статистического приближения и грамматической правильностью. При всем несомненном интересе и важности статистического и семантического изучения языка изучение это пред­ставляется не имеющим прямого отношения к опре­делению или характеристике понятия множества грам­матических высказываний. Я думаю, мы принуждены сделать вывод, что грамматика автономна и независима от значения и что вероятностная модель не дает особого проникновения в сущность основных проблем синтак­сической структуры^[286].

3.1. Допустим, что нам дано множество грамматически правильных предложений английского языка. Спраши­вается, «какого рода механизм может порождать это мно­жество (другими словами, какого рода теория дает аде­кватное описание структуры этого множества высказы­ваний). Мы можем представлять себе каждое предложение этого множества как последовательность фонем конечной длины. Язык — необычайно запутанная система, и со­вершенно очевидно, что любая попытка представить непо­средственным образом множество грамматически правиль­ных последовательностей фонем привела бы к грамматике столь сложной, что практически она стала бы бесполез­ной. По этой причине (существуют и другие причины) для лингвистического описания используется система «уровней представления». Вместо того чтобы устанавли­вать фонемную структуру предложений непосредственно, лингвист исходит из элементов «более высокого уровня»— морфем; затем он отдельно устанавливает морфемную структуру предложений и фонемную структуру морфем. Легко понять, что совокупное описание этих двух уров­ней значительно проще непосредственного описания фо­немной структуры предложений.

Рассмотрим теперь различные способы описания мор­фемной структуры предложений. Какого рода грамма­тика необходима для порождения всех последовательно­стей морфем (или слов), представляющих собой грамма­тически правильные английские предложения, и только такие последовательности?

Одно из требований, предъявляемых грамматике, со­стоит в том, что она должна быть конечной. Отсюда сле­дует, что грамматика не может быть просто списком всех последовательностей морфем или слов, поскольку число их бесконечно. Обычная теоретико-коммуникационная модель языка предоставляет нам один из способов, кото­рым мы можем воспользоваться, чтобы обойти эту труд­ность. Предположим, мы имеем машину, способную при­нимать одно из конечного числа различных внутренних состояний, и пусть эта машина при переходе из одного состояния в другое вырабатывает определенный символ (скажем, английское слово). Одно из этих состояний яв­ляется начальным, некоторое другое — конечным. Допу­стим, машина начинает свою работу с начального состоя­ния, проходит ряд промежуточных состояний (выда­вая некоторый символ при каждой смене состояний) и оканчивает работу конечным состоянием. Порожден­ную таким способом последовательность слов назовем «предложением». Каждая подобная машина, таким обра­зом, определяет какой-то язык, а именно — множество предложений, создаваемых с ее помощью. Всякий язык, который может быть порожден машиной такого рода, мы назовем языком с конечным числом состояний; самую ма­шину мы можем назвать грамматикой с конечным чис­лом состояний. Грамматику с конечным числом состояний можно представить в виде «диаграммы состояний»^[287]. На­пример, грамматика, порождающая равно два предложе­ния — The man comes «Человек приходит» и The men come «Люди приходят»,— может быть представлена сле­дующей диаграммой состояний:

Мы можем усовершенствовать эту грамматику, с тем чтобы она порождала бесконечное число предложений путем добавления к ней замкнутых петель. Так, грамма­тика части английского языка, содержащей, кроме упо­мянутых, еще предложения The old man comes «Старый человек приходит», The old old man comes «Старый-старый человек приходит», .., The old men come «Старые люди приходят», The old old men come «Старые-старые люди приходят», .., представляется диаграммой состояний (см. стр. 424).

Имея диаграмму состояний, мы порождаем предложение, совершая путь от начальной точки слева до конечной точки справа и каждый раз передвигаясь в направлении стрелок. По достижении некоторой точки диаграммы мы можем следовать по любому пути, исходящему из этой точки независимо от того, проходили ли мы по этому пути когда-либо прежде при построении данного предло­жения или нет. Каждый узел диаграммы, таким образом, соответствует некоторому состоянию машины. Мы можем допустить переход из состояния в состояние по несколь­ким путям и иметь некоторое число петель любой длины.

Машина, порождающая языки таким способом, известна в математике под именем «марковского процесса с конеч­ным числом состояний». Для завершения этой элемен­тарной теоретико-коммуникационной модели языка при­пишем некоторую вероятность каждому переходу из од­ного состояния в другое. Мы можем теперь вычислить «неопределенность», связанную с каждым состоянием, и определить количество информации в данном языке как взвешенное среднее неопределенностей, причем ве­совым коэффициентом для каждого состояния будет ве­роятность нахождения системы в этом состоянии. По­скольку мы изучаем здесь грамматическую, а не стати­стическую структуру языка, это обобщение не должно нас интересовать.

Данная концепция языка обладает очень большой силой и общностью. Приняв ее, мы можем рассматривать говорящего, по существу, как машину описанного типа. Производя предложение, говорящий начинает с началь­ного состояния, произносит первое слово предложения и тем самым переключается во второе состояние, которое ограничивает выбор второго слова и т. д. Каждое состоя­ние, через которое он проходит, соответствует граммати­ческим условиям, ограничивающим выбор следующего слова в этой точке высказывания^[288].

Учитывая общий характер этой концепции языка и ее значимость для таких смежных дисциплин, как теория коммуникации, важно установить следствия приложения ее к синтаксическому изучению таких языков, как анг­лийский, или к формализованной системе математики. Всякая попытка построить грамматику с конечным чис­лом состояний для английского языка с первых же шагов наталкивается на серьезные затруднения и сложности, которые читатель легко может себе представить. Однако нет необходимости иллюстрировать это примерами, по­скольку существует следующее более общее утверждение, относящееся к английскому языку:

(9) Английский язык не является языком с конечным числом состояний. Это значит, что невозможно, а не только трудно построить механизм описанного выше типа (диа­грамма вида (7) или (8)), который порождал бы все грам­матически правильные предложения английского языка, и только их. Чтобы убедиться в справедливости утвержде­ния (9), необходимо определить синтаксические свойства английского языка более точно. Ниже мы опишем неко­торые синтаксические свойства английского языка, благо­даря чему станет ясно, что при любых разумных ограни­чениях множества предложений языка утверждение (9) может считаться теоремой для английского языка. Воз­вращаясь к вопросу, поставленному в § 3.2^[289], мы можем сказать, что утверждение (9) равносильно утверждению о невозможности установления морфемной структуры предложений непосредственно с помощью таких механиз­мов, как диаграмма состояний, и о неприемлемости, по крайней мере для целей грамматики, концепции языка, основанной на марковском процессе, описанном выше.

3.2. Язык определяется путем задания его «алфавита» (т. е. конечного множества символов, из которых строятся его предложения) и его грамматически правильных предло­жений. Прежде чем приступить непосредственно к иссле­дованию английского языка, рассмотрим несколько язы­ков, алфавит которых содержит всего две буквы а и Ь и предложения которых определяются правилами (10 I—III):

(10) (I) ab, aabb, aaabbb и вообще все предложения,

состоящие из п вхождений а, за которыми сле­дуют п вхождений Ъ, и только такие предло­жения;

(II) аа, bb, abba, baab, аааа, bbbb, aabbaa, abbbba,..

и вообще все предложения, состоящие из це­почки X, за которой следует «зеркальное отра­жение» X (т. е. Хв обратном порядке), и только такие предложения;

(III) аа, bb, abab, baba, аааа, bbbb, aabaab, abbabb,..

и вообще все предложения, состоящие из це­почки X (содержащей в некоторой комбинации буквы а и Ь), за которой следует точно такая же цепочка X, и только такие предложения.

Легко доказать, что каждый из этих трех языков не является языком с конечным числом состояний. Сходным образом и языки типа (10), в которых буквы а и b не сле­дуют друг за другом, а включены в другие цепочки, также не являются языками с конечным числом состояний при весьма общих условиях^[290].

Но ясно, что существуют части английского языка, имеющие структуру вида (10 I) и (10 И). Пусть S_it S₂, S₄,.. — повествовательные предложения английского языка. Тогда мы можем записать английские предложения так:

(11) (I) I! S,, then S,.

„Если S_lf то S₂“.

(II) Either S₉, or S₄.

„Либо S,, либо S₄“.

(III) The man who said that S₅, is arriving today.

„Человек, который сказал, что S₅, прибывает сегодня".

В (11 I) мы не можем поставить or вместо then, в (И II) нельзя заменить or словом then, в (11 III) мы не можем по­ставить are на место is. В каждом из этих случаев сущест­вует некоторая зависимость между словами, стоящими по обе стороны запятой (т. е. if — then, either — or, man — is). Однако между взаимозависимыми словами мы можем вставить повествовательное предложение S,, S_z, S,, и это повествовательное предложение может, разумеется, иметь вид одного из (11 I—III). Так, если принять, что в (11 I) S, есть (11 II), a S, есть (11 III), мы получим предложение:

(12) if, either (11 III), or S₄ then S₂

«если, либо (11 III), либо S₄, тогда S₂»,

a S₅ в (11 III) может оказаться снова одним из предло­жений (11). Отсюда ясно, что в английском языке можно найти предложение a+S,+b, в котором существует зави­симость между а и Ь, затем в качестве S, выбрать другое предложение типа c+S₂+rf, в котором существует зависи­мость между с и d, а затем в качестве S₂ выбрать еще одно из предложений такого типа и т. д. Множество предложе­ний, образуемых таким способом (а мы видели из при­мера (11), что существует несколько возможных вариан­тов построения, причем (11) далеко не исчерпывает этих возможностей), обладает всеми зеркальными свойствами множества (10 II), исключающими его из совокупности языков с конечным числом состояний. Следовательно, в английском языке можно обнаружить различные мо­дели, не отвечающие условиям конечного числа состоя­ний. Все сказанное здесь является общим указанием на путь, следуя по которому можно представить строгое до­казательство утверждения (9), если принять, что такие предложения, как (11) и (12), принадлежат английскому языку, а предложения, противоречащие указанным зави­симостям (11) (например, either S,, then S₂ «либо 5,, то S₂» и т. п.), не имеют места в этом языке. Заметим, что многие предложения типа (12) и т. п. выглядят весьма странно и необычно (их часто можно сделать менее стран­ными, подставив вместо if «если» выражения whenever «вся­кий раз, когда», on the assumption that «в допущении, что», if it is the case that «если верно, что» и т. п. без изменения существа наших замечаний). Все это тем не менее грамма­тически правильные предложения, построенные по пра­вилам настолько простым и элементарным, что самая примитивная грамматика английского языка непременно должна включать эти предложения. Их можно понять, и мы даже можем весьма просто определить условия, при которых они представляют собой истинные высказы­вания. Трудно представить себе сколько-нибудь основа­тельные мотивы для исключения их из числа граммати­чески правильных предложений английского языка. Ка­жется, таким образом, весьма очевидным, что никакая теория лингвистической структуры, основанная исклю­чительно на марковской и подобных ей моделях, не в со­стоянии объяснить способность говорящего по-английски производить и понимать новые предложения и вместе с тем отбрасывать некоторые новые последовательности как не принадлежащие языку.

3.3. Предположим, что процессы построения англий­ских предложений, подобные рассмотренным, могут осу­ществляться не более n-ного количества раз при некотором фиксированном п. Тем самым английский язык превра­тится, разумеется, в язык с конечным числом состояний (к тому же результату приведет, например, ограничение длины английского предложения миллионом слов). Такие произвольные ограничения не приносят, однако, ника­кой пользы. Важно то, что существуют процессы построе­ния предложений, которые грамматики с конечным числом состояний в принципе не способны истолковать. Если эти процессы не имеют конечного предела, мы можем доказать буквальную неприложимость данной элементар­ной теории. Если процессы имеют предел, то построение грамматики с конечным числом состояний не является в буквальном смысле слова немыслимым, поскольку пред­ложения можно перечислить, а список и есть по существу тривиальная грамматика с конечным числом состояний. Но такая грамматика окажется настолько сложной, что не будет представлять интереса и не принесет никакой пользы. Вообще допущение о бесконечности языка де­лается для упрощения его описания. Если грамматика не содержит рекурсивных механизмов (замкнутых петель, как в (8), для случая грамматики с конечным числом со­стояний), она оказывается недопустимо сложной. Если же в ней появляются некоторого рода рекурсивные меха­низмы, она порождает бесконечное число предложений.

Короче говоря, метод анализа выдвигаемого здесь понятия степени грамматической правильности в терми­нах марковского процесса с конечным числом состояний, порождающего предложения слева направо, заводит в ту­пик в той же мере, как и гипотезы, отклоненные выше (см. § 2). Если грамматика подобного типа порождает все английские предложения, она произведет на свет также много и непредложений. Если она порождает только анг­лийские предложения, то мы можем быть уверены, что най­дется бесконечное число истинных предложений, ложных предложений, правильно поставленных вопросов и т. д., которые она просто не в состоянии породить.

Отклоненная только что концепция грамматики пред­ставляет собой простейшую лингвистическую теорию, за­служивающую серьезного рассмотрения. Грамматика с ко­нечным числом состояний — это простейший тип грамма­тики, которая с конечным набором средств способна по­рождать бесконечное число предложений. Мы видели, что такая ограниченная лингвистическая теория не адекватна; мы вынуждены искать какой-то более сильный тип грам­матики и какую-то более «абстрактную» форму лингви­стической теории. Понятие «лингвистического уровня представления», введенное в начале настоящей главы, должно быть видоизменено и усовершенствовано. По крайней мере один уровень не может иметь такой простой структуры. Другими словами, на некотором уровне ока­зывается невозможным представлять каждое предложе­ние просто как конечную последовательность элементов определенного рода, порождаемых слева направо неко­торым простым механизмом. Если этого не сделать, то нельзя надеяться найти конечное множество уровней, упорядоченных сверху вниз, таких, чтобы можно было породить все высказывания путем задания допускаемых последовательностей элементов самого высокого уровня, разложения каждого элемента высшего уровня на эле­менты второго уровня и т. д. и, наконец, задания фо­немного состава элементов предпоследнего уровня^[291].

В Начале § 3 мЬі предложили для упрощения описания грамматически правильных последовательностей фонем устанавливать уровни таким способом. Если язык можно описать элементарным образом (через порождение слева направо) с помощью единственного уровня (т. е. если это язык с конечным числом состояний), то такое описание дей­ствительно можно упростить, построив более высокие уровни; но для порождения таких неконечных языков, как английский, необходимы коренным образом отличные методы и более общая концепция «лингвистического уровня».

4. МОДЕЛЬ НЕПОСРЕДСТВЕННО СОСТАВЛЯЮЩИХ ^[292]

4.1. Обычно лингвистическое описание на синтакси­ческом уровне формулируется в терминах анализа по не­посредственно составляющим. Спросим себя, какова та форма грамматики, из которой исходят при описании такого рода? Мы увидим, что эта новая форма грамматики является существенно более сильной, чем отброшенная выше модель с конечным числом состояний, и что отве­чающая ей концепция «лингвистического уровня» корен­ным образом отлична от предыдущей концепции.

В качестве простого примера того вида грамматик, ко­торый связан с анализом по непосредственно составляю­щим, рассмотрим следующую систему:

(13) (1) Sentence >NP+VP

(II) NP—+ T+N

(III) VP------------ > Verb+NP

(IV) T---------- >the

(V) N------------ >man, ball и т. д.

(VI) Verb---------- >- hit, took и т. д.

Пусть каждое правило вида X-*Y системы (13) означает предписание: «вместо X подставить К». Систему (14) мы можем назвать деривацией предложения The man hit the ball «Человек ударил мяч». Номер справа от Каждой строки деривации показывает, какое правило «грамма­тики» (13) используется для получения данной строки из предыдущей^[293].

Таким образом, вторая строка (14) получается из пер­вой подстановкой NP+VP вместо Sentence по правилу (1) системы (13); третья строка получается из второй подста­новкой T+N вместо NP по правилу (II) и т. д. Мы можем наглядным образом представить деривацию (14) с помощью следующей схемы:

Sentence

Схема (15) несет меньше информации, чем деривация

(14) , поскольку она не показывает, в каком порядке при­меняются правила. Имея (14), мы можем построить (15) только одним способом, но не обратно, так как можно построить деривацию, сводящуюся к (15), но имеющую иной порядок применения правил. Схема (15) содержит именно то, что есть существенного в (14) для определения структуры непосредственно составляющих предложения- деривата The man hit the ball «Человек ударил мяч». Некоторая последовательность слов в этом предложении есть составляющая типа Z, если на схеме (15) мы можем возвести эту последовательность к некоторой одной точке, и эта точка обозначена Z. Так, hit the ball «ударил мяч» можно возвести к VP в (15); следовательно, в предложе­нии-деривате hit the ball есть VP. Но man hit нельзя воз­вести ни к какой одной точке на схеме (15); значит, man hit — вообще не составляющая.

Мы называем две деривации эквивалентными, если они сводятся к одной и той же схеме типа (15). В некоторых случаях грамматика позволяет построить неэквивалент­ные деривации заданного предложения. В таких условиях можно говорить о «конструкционной омонимии»^[294]. Если

наша грамматика правильна, данное предложение должно быть двусмысленным. Ниже мы вернемся к этому важному понятию конструкционной омонимии.

Очевидна необходимость следующего обобщения си­стемы (13). Мы должны иметь возможность ограничивать применение некоторого правила определенным контек­стом. Так, вместо Т можно подставить а, если следующее существительное стоит в единственном числе, но не во множественном; точно так же вместо Verb можно подста­вить hits, если ему предшествует существительное man, но нельзя — если ему предшествует теп. Вообще, если мы хотим ограничить подстановку У вместо X контекстом Z—W, мы можем задать в грамматике правило

(16) Z+X+W->Z+Y+W.

Например, в том случае, когда рассматривается единствен­ное и множественное число глаголов, мы должны вместо того, чтобы добавлять к (13) правило Verb—>hits, доба­вить правило

(17) NP_sing+Verb — NP_sing+hits.

показывающее, что hits подставляется на место Verb только в контексте NP_sing—.Соответственно, правило (13 II) должно быть сформулировано так, чтобы можно было учесть NP_sing и NP_pl^lb. Это прямое обобщение пра­вила (13). Одна черта системы (13) должна быть сохра­нена, однако, как это имеет место в (17): при применении одного правила только один элемент может подвергаться

с k е 11, Two models of grammatical description, «Linguistics Today»= «Word», 10,1954, p. 210—233; R. S. W e 1 1 s, Immediate constituents, «Language», 23, 1947, p. 81 — 117, где приводятся подробности.

¹⁵ Так, в более полной грамматике правила (13 II) можно за­менить следующей совокупностью правил:

.VРsing —► Т + N + 0 (+ Prepositional Phrase „Предложная группа")

NP_pi—►T-f-JV-j-S (+Prepositional Phrase „Предложная группа"),

где S — морфема, выражающая единственное число для глаголов и множественное число для существительных (comes «приходит», boys «мальчики»), а 0 — морфема, выражающая единственное число для существительных и множественное для глаголов (boy «мальчик», соте «приходят»). В данной работе мы повсюду опускаем упомина­ния о первом и втором лице. Отождествление аффикса числа суще­ствительного и глагола представляет сомнительную ценность.

подстановке; другими словами, в (16) X должен представ­лять собой один символ, например Т или Verb, а не после­довательность символов, как, скажем, T+N. Если это ус­ловие не соблюдено, мы не можем надлежащим образом восстановить структуру непосредственно составляющих предложений-дериватов по соответствующим схемам вида

(15) , как мы делали выше.

Теперь мы в состоянии дать более общее описание того типа грамматики, который связан с теорией лингвистиче­ской структуры, основанной на анализе по непосредствен­но составляющим. Всякая такая грамматика определяется конечным множеством 2 начальных цепочек и конечным множеством F «формул-команд» вида X—>Y, означаю­щих: «подставить У вместо X». Хотя X не обязательно должно быть одним символом, только один символ из состава X может быть заменен при образовании Y. В грам­матике (13) множество 2 начальных цепочек состоит из единственного символа Sentence, a F состоит из правил

(I) —(VI); но мы можем потребовать расширения мно­жества 2, с тем чтобы оно включало, например, Decla­rative Sentence, Interrogative Sentence в качестве допол­нительных символов. Обладая грамматикой [2, F], мы определяем деривацию как конечную последователь­ность цепочек, начинающуюся с одной из начальных цепочек 2, такую, что каждая цепочка в ней получается из предыдущей цепочки в результате применения одной из формул-команд множества F. Так, (14) есть деривация; пятичленная последовательность цепочек, состоящая из первых пяти строк (14),также есть деривация. Неко­торые деривации являются завершенными в том смысле, что нет такого правила в F, с помощью которого можно было бы преобразовать их последнюю цепочку. Так,

(14) — завершенная деривация, а последовательность пер­вых пяти строк (14) — незавершенная. Если какая-то цепочка является последней цепочкой завершенной дери­вации, мы называем ее терминальной.Так, the+man+hit-Y -\-the-\-ball есть терминальная цепочка грамматики (13). Некоторые грамматики типа [2, F] могут не иметь терми­нальных цепочек, но мы интересуемся только теми грам­матиками, которые их имеют, то есть описывающими неко­торые языки. Множество цепочек называется терминальным языком, если это множество является множеством терми­нальных цепочек некоторой грамматики [2-, F]. Таким образом, каждая такая грамматика определяет некоторый терминальный язык (в частности, «пустой» язык, не содер­жащий ни одного предложения), и каждый терминальный язык порождается некоторой грамматикой типа [2, F], Имея терминальный язык и его грамматику, мы можем реконструировать структуру непосредственно состав­ляющих каждого предложения этого языка (каждой терминальной цепочки грамматики), рассматривая соот­ветствующие схемы типа (15), как мы делали это выше. Мы можем также определить грамматические отношения в этих языках формальным образом в терминах соответ­ствующих схем.

4.2. В § 3 мы рассмотрели языки, названные «языками с конечным числом состояний», которые порождаются посредством марковских процессов с конечным числом состояний. В настоящей главе мы рассматриваем терми­нальные языки, порождаемые системами вида [2, FJ. Эти два типа языков связаны друг с другом следующим образом.

Теорема: Каждый язык с конечным числом состояний есть терминальный язык, но существуют терминальные языки, не являющиеся языками с конечным числом со­стояний^[295]. Важно в этой теореме то, что описание в тер­минах модели непосредственно составляющих оказывается существенно более сильным, чем описание в терминах элементарной теории, рассмотренной выше в § 3. Приме­рами терминальных языков, не являющихся языками с конечным числом состояний, могут служить языки (10 I) и (10 II), рассмотренные в § 3. Так, язык (10 I), состоящий из всех цепочек вида ab, aabb, aaabbb,.. и только этого вида, может порождаться [2, Fj-грамма- тикой (18):

(18) 2: Z

F: Z------- >ab

Z > aZb

Эта грамматика имеет начальную цепочку Z [как,(13) имеет в качестве начальной цепочки символ Sentence] и два правила. Нетрудно заметить, что каждая завершенная деривация, построенная согласно (18), оканчивается цё- почкой языка (10 I) и что этим способом порождаются все такие цепочки. Подобным образом языки вида (10 II) также могут порождаться [2, Fl-грамматиками. Язык (10 III), однако, не может порождаться грамматикой этого типа.

В § 3 мы указали, что языки (10 I) и (10 II) соответ­ствуют определенным частям английского языка и что поэтому модель марковского процесса с конечным числом состояний не адекватна английскому языку. Мы убеди­лись теперь, что модель непосредственно составляющих не оказывается несостоятельной в таких случаях. Мы не доказали адекватности этой модели, но нам удалось показать, что значительные части английского языка, которые в буквальном смысле не могут быть описаны в терминах модели с конечным числом состояний, описы­ваются в терминах модели непосредственно составляющих.

Можно сказать, что в случае (18) в цепочке aaabbb языка (10 I) ab, например, есть Z, aabb есть Z и aaabbb само есть Z". Таким образом, эта конкретная цепочка содержит три группы, каждая из которых есть Z. Это, разумеется, весьма тривиальный язык. Важно отметить, что при опи­сании данного языка мы ввели символ Z, который не со­держится в предложениях указанного языка. Это сущест­венная черта модели непосредственно составляющих, обусловливающая ее «абстрактный» характер.

Заметим также, что в случае (13) и (18) (как вообще в случае любой системы непосредственно составляющих) всякая терминальная цепочка имеет несколько представ­лений. Так, например, в случае (13) терминальная цепочка The man hit the ball «Человек ударил мяч» представляется цепочками Sentence, NP+VP, T+N+VP и вообще любой из строк системы (14), равно как и цепочками типа NP+ +Verb+NP, T+N+hit+NP, которые могут выступать в деривациях, эквивалентных (14) в определенном выше смысле. На уровне непосредственно составляющих, сле­довательно, каждое предложение определенного языка представляется множеством цепочек, а не одной цепочкой, как это имеет место на уровнях фонем, морфем или слов. Таким образом, структура непосредственно составляющих, рассматриваемая как лингвистический уровень, имеет радикально иной и нетривиальный характер, что, как мы видели в § 3.3, необходимо для некоторых лингвистиче­ских уровней. Мы не можем установить иерархию среди различных представлений предложения The man hit the ball «Человек ударил мяч»; мы не можем разбить систему непосредственно составляющих на конечное множество уровней, упорядоченных от верхнего до нижнего так, чтобы каждое предложение имело одно представление на каждом из этих подуровней. Например, нет способа уста­новить очередность по вертикали для элементов NP и VP. В английском языке именная группа может содер­жаться в глагольной, а глагольная — в именной. Струк­тура непосредственно составляющих должна рассмат­риваться как единый уровень с множеством представлений для каждого предложения языка. Существует взаимно однозначное соответствие между правильно выбранными множествами представлений и схемами типа (15).

4.3. Допустим, что с помощью [2, Fj-грамматики мы можем порождать все грамматически правильные после­довательности морфем какого-то языка. Для завершения грамматики мы должны установить фонемную структуру этих морфем, с тем чтобы грамматика производила грам­матически правильные последовательности фонем дан­ного языка. Но и эта часть грамматики (которую мы назо­вем морфофонемикой языка) также может быть задана в виде набора правил типа «подставить Y вместо X», то есть, для английского языка, в виде системы

или чего-либо в этом роде. Заметим, в частности, что между этими правилами должна быть установлена очередность. Так, правило (II) должно предшествовать правилу (V) или правилу (VII), иначе мы получим такие формы, как /teykt/ для прошедшего времени от глагола take «брать». Для этих морфофонемных правил уже не является обяза­тельным требование, чтобы в результате применения каж­дого правила заменялся только один символ.

Теперь мы можем прибавить к деривациям модели не­посредственно составляющих систему (19); в результате мы получим единый процесс порождения последователь­ностей фонем из начальной цепочки Sentence. Это может создать впечатление, что граница между уровнем непо­средственно составляющих и более низкими уровнями произвольна. В действительности это не так. Во-первых, как мы видели, формальные свойства правил X-+Y, относящихся к модели непосредственно составляющих, отличаются от свойств правил морфофонемики, поскольку в первом случае мы должны требовать, чтобы заменялся только один символ. Во-вторых, элементы, фигурирующие в правилах (19), могут быть разбиты на конечное число уровней (например, фонемы и морфемы; или, может быть, фонемы, морфофонемы и морфемы), каждый из кото­рых является элементарным в том смысле, что лишь един­ственная цепочка элементов этого уровня служит пред­ставлением для каждого предложения на данном уровне (если исключить случаи омонимии) и что каждая такая цепочка представляет лишь одно предложение. Элементы же, появляющиеся в правилах, относящихся к модели непосредственно составляющих, не могут быть разбиты на более высокие и более низкие уровни указанным спо­собом.

Ниже мы увидим, что существует более глубокое основание для того, чтобы различать правила модели не­посредственно составляющих, носящие характер более высокого уровня, и правила, носящие характер более низкого уровня, превращающие цепочки морфем в це­почки фонем.

Формальные свойства модели непосредственно со­ставляющих представляют предмет интересного исследо­вания, и легко доказать, что дальнейшая разработка этого типа грамматики необходима и возможна. Нетрудно об­наружить, что весьма выгодно расположить правила мно­жества F так, чтобы некоторые из правил могли приме­няться только после того, как другие правила уже были применены. Например, определенно необходимо, чтобы правила типа (17) применялись раньше любого правила, позволяющего нам подставить NP + Preposition + NP вместо NP и т. п.; в противном случае грамматика будет порождать такие непредложения, как The men near the truck begins work at eight. Однако такая разработка свя­зана с проблемами, уводящими нас за рамки этого иссле­дования.

5. ОГРАНИЧЕННОСТЬ ОПИСАНИЯ ПО НЕПОСРЕДСТВЕННО СОСТАВЛЯЮЩИМ

5.1. Мы рассмотрели две модели структуры языка: теоретико-коммуникационную модель, основанную на представлении о языке как о марковском процессе, яв­ляющуюся в некотором смысле минимальной лингвисти­ческой теорией, и модель, основанную на анализе по непо­средственно составляющим. Мы убедились, что первая из них, безусловно, не адекватна задачам грамматики и что вторая является более сильной, чем первая, оста­ваясь пригодной в тех случаях, когда первая оказывается несостоятельной. Вместе с тем существуют, разумеется, языки, которые не могут быть описаны в терминах модели непосредственно составляющих ((10 III) — один из них). Я не знаю, является ли английский язык таким языком, который в буквальном смысле находится вне сферы ком­петенции анализа подобного рода. Я думаю, однако, что существуют другие основания для того, чтобы отклонить теорию анализа по непосредственно составляющим как не адекватную целям лингвистического описания.

Самое сильное из возможных доказательств неадек­ватности лингвистической теории состоит в том, чтобы показать, что она вообще не может быть применена к некоторому естественному языку. Более слабым, но вполне достаточным доказательством было бы показать, что эту теорию можно применить лишь громоздким, не­изящным способом; другими словами — показать, что любая грамматика, которую можно построить на основе этой теории, будет чрезвычайно сложной, эмпиричной, ad hoc, и не «наглядной», что некоторые весьма про­стые способы описания грамматически правильных пред­ложений не могут быть формализованы в терминах грам­матики и что некоторые фундаментальные формальные свойства естественного языка нельзя использовать для упрощения грамматик. Мы в состоянии привести большое число свидетельств подобного рода в пользу того положе­ния, что описанный выше тип грамматики, а также лежа­щая в его основе лингвистическая теория принципиально неадекватны.

Единственный способ проверить адекватность данного механизма — попытаться применить его непосредственно для описания английских предложений. Как только мы рассмотрим предложения, выходящие за пределы простей­шего типа, и в особенности попытаемся установить какую-то очередность среди правил, порождающих эти предложения, мы натолкнемся на многочисленные слож­ности изатруднения. Обоснование этого утверждения потре­бовало бы много труда и места, и здесь я могу лишь зая­вить, что его можно подтвердить весьма убедительно^[296]. Вместо того чтобы следовать здесь этому довольно трудному и рискованному курсу, я ограничусь кратким рассмотрени­ем кескольких простых случаев, в которые оказывается возможным значительное упрощение описаний по сравне­нию с грамматиками типа [2,F]. В § 8 я предложу дру­гой, независимый способ доказательства непригодности анализа по непосредственно составляющим для описа­ния структуры английского предложения.

5.2. Одним из наиболее продуктивных способов обра­зования новых предложений является процесс сочине­ния. Если имеется два предложения Z+X+W и Z+Y+W, примем X и Y являются действительно составляющими этих предложений, мы можем в общем случае образовать новое предложение Z—X+and+Y—W. Например, из предложений (20а—Ь) можно получить новое предложе­ние (21):

(20) (a) The scene —of the movie—was in Chicago «Эта сцена—фильма—происходила в Чикаго»

(b) The scene—of the play—was in Chicago «Эта сцена—пьесы— происходила в Чикаго»

(21) The scene—of the movie and of the play—was in Chicago.

«Эта сцена—фильма и пьесы—происходила в Чикаго».

Если же X и Y не являются составляющими, мы, во­обще говоря, не сможем этого сделать ^[297]. Например, нельзя получить (23) из (22 а—b).

(22) (a) The — liner sailed down the — river

«Этот — пароход спускался по — реке»

(b) The — tugboat chugged up the — river «Этот — буксир подымался по — реке»

(23) The — liner sailed down the and tugboat chugged up the — river

«Этот — пароход спускался по и буксир подымался по — реке».

Подобным же образом, если X и Y — оба суть составляю­щие, но разного рода (т. е. на схеме типа (15) каждая

нее ясных случаев. Очевидно, например, что John enjoyed the book and liked the play «Джон ценил книгу и любил игру» (цепочка вида NP—VP+and+VP) — вполне правильное предложение, однако многие усомнятся в грамматической правильности, например, та­кого предложения, как John enjoyed and my friend liked the play «Джон ценил, а мой друг любил лгру» (цепочка вида NP-\-Verb-\- + and-\-NP-\-Verb—NP). Последнее предложение, в котором сочи­нение простирается за границы составляющих, гораздо менее есте­ственно, чем John enjoyed the play and my friend liked it «Джон це­нил игру, а мой друг любил ее»; но нет необходимости предпочесть какое-либо другое предложение первому. Подобные предложения с сочинением, пересекающим границы составляющих, вообще гово­ря, отмечаются также характерными фонетическими признаками вроде особенно длинных пауз (в нашем примере — между liked и the), подчеркивающей интонации, отсутствия редукции гласных и выпадения согласных в беглой речи и т. п. Такие явления наблю­даются при чтении грамматически неправильных последовательно­стей. Наиболее рациональный способ описания таких ситуаций, по-видимому, следующий: чтобы образовать вполне грамматически правильное предложение посредством сочинения, нужно сочинять от­дельные составляющие; при сочинении пар составляющих, образую­щих составляющие более высокого ранга (т. е. «следующую инстан­цию» в схеме (15)), получаются грамматические полуправильные предложения; чем больше мы нарушаем структуру составляющих при сочинении, тем менее грамматически правильные предложения мы получаем. Это заключение требует обобщения понятия грамма­тической правильности (которое до сих пор предполагало лишь две возможности: да — нет) путем введения понятия степени граммати­ческой правильности. Для нашего рассмотрения несущественно, однако, решим ли мы исключить такие предложения, как John enjoyed and my friend liked the play из числа грамматически правиль­ных или включим их в число грамматически полуправильных, либо в число вполне грамматически правильных, но со специаль­ными фонетическими признаками. В любом случае они составляют класс высказываний, отличных от John enjoyed the play and liked the book «Джон ценил игру и любил книгу» и т. п., где структура составляющих полностью сохранена, и, следовательно, наш вывод о необходимости обращения к структуре составляющих в правиле сочинения остается в силе, поскольку это различие должно быть от­ражено в грамматике, из них имеет одну исходную точку, но эти точки обозна­чены разными символами), то мы не можем в общем слу­чае образовать новое предложение посредством сочине­ния. Например, нельзя образовать (25) из (24а—Ь).

(24) (a) The scene—-of the movie — was in Chicago

„Эта сцена — фильма — происходила в Чикаго" (b) The scene — that I wrote — was in Chicago

„(Эта) сцена — которую я написал — происхо­дила в Чикаго"

(25) The scene — of the movie and that I wrote — was in Chicago

„Эта сцена—фильма и которую я написал — происходила в^Чикаго".

Фактически возможность сочинения представляет собой один из лучших критериев правильности первоначаль­ного определения структуры составляющих. Можно упро­стить описание сочинения, если дать такое определение составляющих, при котором выполнялось бы следующее правило:

(26) Если Sj и S₂ — грамматически правильные предло­жения и S₁ отличается от S₂ только тем, что У появляется в S₂ на том *месте, где X находится в S_l (т. е. S,= . .X... и S₂=. .У..; причем X и У — суть составляющие одного типа, соответственно bS, и S₂), то S, есть поедложение; здесь S, — ре­зультат подстановки X+aad+У вместо X в S₁ (т. е. S₃=... .X+and+Y ...).

Хотя это правило требует дополнительных уточнений, грамматика сильно упрощается, если определять состав­ляющие так, чтобы (26) выполнялось, пусть даже прибли­зительно. Другими словами, легче установить дистрибу­цию союза and путем уточнения этого правила, чем сде­лать это непосредственно, без помощи такого правила. Теперь, однако, перед нами возникает следующая труд­ность: мы не можем включить правило (26) или что-либо ему подобное в грамматику типа [2, F] в силу некоторых фундаментальных ограничений, наложенных на такие грамматики. Существенное свойство правила (26) состоит в том, что для примейения его к предложениям S_{ и S₂ с целью образования предложения S₃ необходимо знать не только наличный вид S_l и S₂, но и структуру их состав­ляющих, т. е. нам должна быть известна не только окон­чательная форма этих предложений, но также их «дерива­ционная история». Каждое же из правил X -+Y грамма­тики [2, F] применимо или не применимо к заданной цепочке только в зависимости от состояния этой цепочки. Каким образом цепочка постепенно получила данный вид— не существенно. Если цепочка содержит X в качестве элемента, правило X —+Y к ней применить можно; если нет, правило не применимо.

Изложим это несколько иначе. Грамматику [2, F] можно рассматривать как некоторый весьма элементар­ный процесс, порождающий предложения не «слева на­право», а «сверху вниз». Пусть имеется следующая грам­матика непосредственно составляющих:

(27) 2: Sentence

F: X, 5-У,

В таком случаемы можем представить эту грамматику как машину с конечным числом внутренних состояний, вклю­чая начальное и конечное состояния. Находясь в началь­ном состоянии, машина способна произвести только эле­мент Sentence, после чего она переходит в следующее состояние. В следующий момент она может произвести лю­бую цепочку Y_h такую, что Sentence —►У_{ будет одним из правил F в (27) и окажется уже в следующем состоянии. Допустим, Y_{ есть цепочка ...Х_;... Тогда машина может произвести цепочку посредством «применения»

правила X_;—+Y_f. Машина продолжает переходить таким образом от состояния к состоянию до тех пор, пока не произведет терминальной цепочки — это ее конечное состояние. Значит, машина осуществляет деривации, по­добные описанным в § 4. Существенным здесь является то, что состояние машины полностью определяется цепочкой, которую она только что произвела (т. е. последней сту­пенью деривации); говоря конкретно, состояние опреде­ляется подмножеством «левых» элементов Х_г правил F, со­держащихся в последней произведенной цепочке. Но прави­ло (26) требует более сильной машины, которая способна «оглядываться» на бо нее ранние цепочки в деривации, для

того чтобы определить, каким способом выполнить сле­дующий шаг деривации.

Правило (26) является принципиально новым также еще в одном отношении. В нем дается ссылка на два различных предложения S, и S₂, а в грамматике типа [£, F] нет способа предусмотреть подобную двойную ссылку. Тот факт, что правило (26) нельзя включить в грамматику непосредственно составляющих, свидетельствует о том, что, хотя эта форма грамматики в какой-то мере и приме­нима к английскому языку, все же она не адекватна в том более слабом, но достаточном смысле, о котором шла речь выше. Это правило ведет к значительному упроще­нию грамматики, фактически оно представляет один из лучших критериев правильности определения составляю­щих. Мы увидим далее, что существует много других пра­вил того же общего типа, что и (26), которые играют та­кую же двоякую роль.

5.3. В грамматике (13) мы приводили лишь один спо­соб разложения элемента Verb, а именно: Verb—+hit (ср. (13 VI)). Но даже при фиксированном глагольном корне (скажем, в виде take «брать») имеется много других форм, которые может принимать этот элемент, например: takes «берет», has)-taken «взял», will-V take «будет брать», has)-been-)taken «[уже] взял», is-)being)-taken «берется» и т. д. Исследование указанных «вспомогательных гла­голов» — одна из узловых проблем при разработке англий­ской грамматики. Мы увидим, что поведение этих глаго­лов вполне правильно и его легко описать, если стать на точку зрения, совершенно отличную от развиваемой вы­ше, и, наоборот, оно окажется весьма сложным, если попы­таться включить эти группы прямо в [£, Fj-грамматику.

Рассмотрим сначала вспомогательные глаголы, высту­пающие как неакцентированные; например, has в John has read a book «Джон прочел книгу», но не does в John does read books «Джон действительно читает книги»^[298]. Мы можем задать появление этих вспомогательных гла­голов в повествовательных предложениях, добавив к грам­матике (13) следующие правила:

(28) (I) Verb >Aux+V

(II) V > hit, take, walk, read и т. д.

(III) Aux >C (M) (have-Yen) (be+ing) (be-Yen)

(IV) M-------------------------- >• will, can, may, shall, must

і S в контексте NP_sine — \^[299]

(29) (I)--------------------------------------------------- С >• \ф в контексте NP _t— >

I past J

(II) Пусть Af есть любой из аффиксов past, S, ф, en, ing. Обозначим через v любой из элементов М, V,have, be (т. е. любой неаффикс в группе Verb). Тогда

Af-Yv у v-YAf^Y,

где символ # означает границу слова^[300].

(III) Подставить # вместо + во всех случаях, за исключением контекста v — Af. Вставить # в начале и в конце цепочки.

Символические выражения в (28 III) надо понимать следующим образом: мы должны выбрать элемент С и можем выбрать некоторые (в том числе и ни одного) из элементов, стоящих в скобках, сохраняя указанный поря­док. В соответствии с (29 I) мы можем развернуть С в виде любой из трех морфем с соблюдением указанных контекстных ограничений. Для иллюстрации применения этих правил построим деривацию, подобную (14), опуская начальные шаги.

(30) the-Yman-\ Verb-Ythe-Y book согласно (13 I—V)

theA-man-YAuxA V-Ythe-Y book (28 I)

the -f man + Aux 4 read\the-Y 4-book (28 II)

the 4' man 4~ С4~ have-Y en -j- be-\- 4 ing-Yread-Ythe-Ybook (28 III)—мы вы­

бираем элементы С, have-\-еп и be -f ing

the 4- man -t- S+ have+en+ be4~

+ ing+read+the+ book (29 I)

the 4- man 4- have+SJfcbe+enlfc #read-\-ing#the-\-book (29 II)— 3 раза

# the # man # have 4- 5# be4- +en^read+ing^the^book^+ (29 III)

Морфофонемные правила (19) и т. п. превращают последнюю строку этой деривации в

(31) The man has been reading the book

«Человек [начал и продолжает] читать книгу» в фонемной транскрипции. Подобным же образом может порождаться любая группа с вспомогательным глаголом. Позднее мы вернемся к вопросу о дальнейших ограниче­ниях, которые необходимо наложить на эти правила, с тем чтобы порождались только грамматически правиль­ные последовательности. Заметим, в частности, что система морфофонемных правил должна включать и такие правила, как will+S-*will,will+past-*would. Последние можно опу­стить, если мы изменим (28 III) таким образом, чтобы выбиралось С или М, но не оба вместе. Но в таком случае к (28 IV) необходимо добавить формы would, could, might, should, причем определенные правила «согласова­ния времен» станут более сложными. Для наших дальней­ших рассуждений несущественно, какой из этих путей принять. Возможны также и другие, более мелкие изме­нения.

Заметим, что для применения (29 I) в примере (30) мы должны были использовать тот факт, что the+man яв­ляется именной группой в единственном числе, т. е. NP_sing. Другими словами, мы должны были обратиться к некоторому более раннему этапу деривации для опреде­ления структуры составляющих цепочки the+man. (Иной порядок очередности (29 I) и правила, разворачивающего NP_sing в the+man, при котором (29 I) следует раньше, невозможен в силу многих причин; некоторые из них вы­яснятся ниже.) Следовательно, правило (29 I), равно как и (26), выходит за пределы элементарного марковского характера грамматик непосредственно составляющих и не может быть включено в (2, Р)-грамматику.

Правило (29 II) нарушает условия (2, Р)-грамматик еще сильнее. Оно также требует обращения к структуре составляющих (т. е. к предыдущей истории деривации), й, кроме того, у нас нет способа выразить необходимую инверсию в терминах модели непосредственно состав­ляющих. Заметим, что указанное правило используется в грамматике еще в ряде случаев, например там, где Af есть ing. Таким образом, морфемы to и ing играют весьма сходную роль в именной группе: они превращают глаголь­ную группу в именную, давая, например:

(32) л

was difficult, ‘«было трудно».

еоремы» .

и т. п. Мы можем выразить эту параллель, добавив к грамматике (13) правило

(33)

Правило (29 II) переводит затем ing-\-prove+that+ + theorem в proving#that-]-theorem. Более детальный ана­лиз VP показывает, что эта параллель заходит в дейст­вительности гораздо дальше.

Читателю легко убедиться в том, что получить такой же эффект, какой мы получаем с помощью (28 III) и (29), не выходя за рамки системы (11, Б)-грамматики непо­средственно составляющих, можно лишь посредством весьма сложного аппарата. Еще раз, как и в случае сочи­нения, мы убеждаемся, что возможно значительное упро­щение грамматики, если допустить формулирование пра­вил более сложного типа, чем те, которые соответствуют системе анализа по непосредственно составляющим. До­пустив использование правила (29 II), мы получаем воз­можность установить состав группы с вспомогательным глаголом в (28 III), не обращаясь к взаимозависимостям элементов внутри нее (а мы ведь знаем, что всегда легче описать последовательность независимых элементов, чем последовательность взаимозависимых). Иначе говоря, группа с вспомогательным глаголом является в дейст­вительности разрывной, например в (30) мы находим элементы have... еп и be... ing. Но (2, Е)-грамматики не могут иметь дело с разрывами^[301]. В (28 III) мы трактовали эти элементы как неразрывные и ввели затем разрыв* ность посредством весьма простого дополнительного пра­вила (29 II). Мы увидим ниже, в § 7, что такое разложение элемента Verb служит основой для далеко идущего и чрез­вычайно простого анализа некоторых важных особенностей английского синтаксиса.

5.4. В качестве третьего примера недостаточности по­нятий, относящихся к уровню непосредственно состав­ляющих, рассмотрим случай активно-пассивного отно­шения. Пассивные предложения образуются путем вы­бора элемента be+eti в правиле (28 III). Но существуют сильные ограничения, налагаемые на этот элемент, кото­рые выдвигают его на особое место среди элементов группы с вспомогательным глаголом. Во-первых, Ье-реп можно выбрать только в том случае, если следующий V является переходным (например, was+eaten допустимо, a was-\- +occurred—нет); другие же элементы группы с вспомо­гательным глаголом проявляют, за немногими исключе­ниями, безразличие к выбору знаменательного глагола. Кроме того, Ье+еп нельзя выбрать, если за V следует именная группа, как в (30) (например, у нас вообще не мо­жет быть выражения NP-Vis+V+en+NP, даже если V является переходным, т. е. у нас не должно полу-

ской попытке следовать этому курсу возникают весьма серьезные трудности. Ср. мою работу «System of syntactic analysis» в «Jour­nal of Symbolic Logic», 18, 1953, p. 242—256; C. F.H о с k e t t, A formal statement of morphemic analysis, «Studies in Linguistics», 10, 1952, p. 27—39; его же, «Two models of grammatical descrip­tion», «Linguistics Today», «Word», 10, 1954, p. 210—233. Подобным образом можно попытаться восполнить некоторые другие недостат­ки [2, FJ-грамматик путем более сложного описания структуры непосредственно составляющих. Я думаю, однако, что этот путь по­рочен и может привести лишь к эмпиричным и бесплодным осложне­ниям. По-видимому, понятия грамматики непосредственно состав­ляющих вполне адекватны лишь небольшой части языка и что все прочее в языке можно вывести путем повторного применения до­вольно простой совокупности трансформаций к цепочкам, получен­ным как продукт грамматики непосредственно составляющих. Если бы мы попытались обобщить последнюю так, чтобы она непосред­ственно покрывала весь язык, мы потеряли бы простоту, присущую соединению ограниченной грамматики непосредственно составляю­щих с ее трансформационным развитием. В этом подходе отсутство­вала бы главная черта построений, основанных на понятии уровня (ср. начало § 3.1) и состоящая в том, чтобы более изящно и система­тически реконструировать реальный язык во всей его сложности, определяя взаимодействие уровней, которые сами по себе являются простыми.

читься Lunch is eaten John «Завтрак съеден Джон»). Да­лее, если V является переходным и за ним следует пред­ложная группа by+NP, мы обязаны выбрать be-Yen (тогда мы будем иметь Lunch is eaten by John «Завтрак съедается Джоном», но не John is eating by lunch «Джон съеден завтраком» и т. д.).-Наконец, заметим, что при разверты­вании (13) в исчерпывающую грамматику мы должны нало­жить многие ограничения на выбор V для различения субъекта и объекта, с тем чтобы разрешенными были такие предложения, как: John admires sincerity «Джон восхищается искренностью»; Sincerity frightens John «Ис­кренность пугает Джона»; John plays golf «Джон играет в гольф»; John drinks wine «Джон пьет вино», но не такие непредложения^[302], как: Sincerity admires John «Искрен­ность восхищается Джоном»; John frightens sincerity «Джон пугает искренность»; Golf plays John «Гольф играет в Джона»; Wine drinks John «Вино пьет Джона». Вся эта система ограничений совершенно теряет смысл, если мы выберем be-Yen в качестве части вспомогательного гла­гола. Фактически в таком случае сохраняются те же са­мые избирательные зависимости, но в обратном порядке. Это значит, что всякому предложению NP_X—V—NP₂ может соответствовать предложение NP₂—is + Ven — —by-YNP_t. Если попытаться включить пассивные пред­ложения в грамматику (13) непосредственно, окажется необходимым заново сформулировать все ограничения, но в обратном порядке — для случая, когда в качестве части вспомогательного глагола выбирается be-Yen. Этого не­изящного удвоения, равно как и специальных ограниче­ний, включающих элемент be-Yen, можно избежать только тогда, когда мы произвольным образом исключим пассив­ные предложения из грамматики непосредственно состав­ляющих и введем их снова посредством правила типа

(34) . Если S, — грамматически правильное предложение вида

NP,—А их—V— NP_t, то соответствующая цепочка вида

NP₂—А их+be+en—V—by+NP_t

является также грамматически правильным предло­жением.

Например, если John —С — admire — sincerity есть предложение, то Sincerity — C-\-be+en — admire — by-\- +John (которая действием (29) и (19) превращается в Sincerity is admired by John «Искренность восхищает Джона») также является предложением.

Мы можем теперь опустить в (28 III) элемент Ье+еп и все связанные с ним специальные ограничения. То, что элемент Ье-\-еп требует переходного глагола, что он не может выступать перед V+NP, что он должен стоять перед V-\-by+NP (где V — переходный глагол), что он инвертирует окружающие именные группы, оказывается в каждом конкретном случае автоматическим следствием правила (34). Это правило, таким образом, ведет к значи­тельному упрощению грамматики. Однако (34) далеко выходит за рамки (2, Е)-грамматики. Подобно (29 II), оно требует обращения к структуре составляющих цепоч­ки, к которой оно применяется, и осуществляет инверсию этой цепочки структурно определенным способом.

5.5. Мы рассмотрели три правила ((26), (29), (34)), которые существенно упрощают описание английского языка, но не могут быть включены в (2, F)-грамматику. Существует немало иных правил этого типа; некоторые из них мы рассмотрим ниже. Исследуя далее недостатки грамматик непосредственно составляющих, мы можем по­казать вполне убедительно, что эти грамматики будут так безнадежно сложны, что окажутся совершенно неинте­ресными, если не включить в них такие правила.

Если же тщательно разобраться в предпосылках, из которых исходят эти правила, мы увидим, что они ведут к совершенно новой концепции лингвистической струк­туры. Назовем каждое подобное правило «грамматической трансформацией». Грамматическая трансформация Т, воз­действуя на заданную цепочку (или, как в случае (26), на совокупность цепочек) с заданной структурой составляю­щих, преобразует ее в новую цепочку с новой производной структурой составляющих. Чтобы показать, как эта операция осуществляется, необходимо весьма обширное исследование, которое поведет нас далеко за рамки данной работы; тем не менее можно разработать некоторую, довольно сложную, но вполне разумную алгебру трансфор­маций, удовлетворяющую очевидным требованиям, предъ­являемым к грамматическому описанию^[303].

В приведенных примерах можно уже обнаружить неко­торые из существенных черт трансформационной грам­матики. Во-первых, ясно, что необходимо определить очередность применения имеющихся трансформаций. Пас­сивная трансформация (34), например, должна приме­няться перед (29). За ней должна следовать (29 I) уже потому, что глагольный элемент в полученном пассивном предложении должен иметь то же число, что и новое грам­матическое подлежащее. Она должна предшествовать (29 II), для того чтобы последнее правило могло быть надлежащим образом применено к новому вставленному элементу be-Yen. (Обсуждая вопрос о возможности вклю­чить (29 I) в [2, F]-грамматику, мы упомянули о том, что нельзя требовать, чтобы данное правило применялось прежде правила, развертывающего NP_sing в the+man, и т. п. Одно из оснований для этого теперь очевидно: (29 I) должно применяться после (34), (34) же должно применяться после развертывания NP_sing, иначе мы не по­лучим надлежащих отношений выбора между подлежащим и глаголом и между глаголом и «действующим лицом» пассивного предложения.)

Во-вторых, заметим, что некоторые трансформации являются обязательными, тогда как другие лишь факуль­тативны. Например, (29) необходимо применять к любой деривации, так как без него мы предложения просто не получим^[304]. Пассивная же трансформация (34) может приме-

няться, а может и не применяться в зависимости от кон­кретных обстоятельств. И в том и в другом случае резуль­татом будет предложение. Значит, (29) — обязательная трансформация, а (34) — факультативная.

Это различение между обязательными и факультатив­ными трансформациями приводит к установлению фун^: даментального различия между предложениями языка. Допустим, существует грамматика G с [2, Fl-частью и трансформационной частью, и пусть трансформационная часть имеет некоторые обязательные трансформации и некоторые факультативные трансформации. Тогда мы мо­жем определить ядро языка (в терминах грамматики G) как множество предложений, получаемых в результате применения обязательных трансформаций к терминаль­ным цепочкам [2, Fl-грамматики. Трансформационная часть грамматики задается таким образом, что трансфор­мации могут применяться к ядерным предложениям (точ­нее — к формам, лежащим в основе ядерных предложений, т. е. к терминальным цепочкам [2, FJ-части грамматики) или ранее полученным трансформам. Таким образом, вся­кое предложение языка либо принадлежит ядру, либо выводится из цепочек, лежащих в основе одного или более ядерных предложений, применением последовательности из одной или более трансформаций.

Эти рассуждения позволяют нам представить грамма­тику как систему, обладающую естественным трехчаст­ным строением. В соответствии с уровнем непосредственно составляющих грамматика обладает последовательностью правил вида XУ, а в соответствии с более низкими уров­нями — последовательностью морфофонемных правил того же основного вида. В качестве промежуточного звена между этими двумя последовательностями она имеет пос­ледовательность трансформационных правил. Таким об­разом, грамматика должна выглядеть так:

(35) 2: Sentence:

Для получения предложения с помощью такой грам­матики мы строим расширенную деривацию, начиная с Sentence. Пробегая правила, мы строим терминальную це­почку, которая представляет собой последовательность морфем, расположенных не обязательно в правильном порядке. Затем мы пробегаем последовательность трансфор­маций Т,,...Ту, применяя все обязательные трансфор­мации и, возможно, некоторые факультативные. Эти транс­формации могут переупорядочивать цепочки, а также до­бавлять и опускать морфемы. В результате они выдают цепочку слов. Затем мы пробегаем морфофонемные правила, обращая цепочку слов в цепочку фонем. Отре­зок грамматики непосредственно составляющих включает такие правила, как (13), (17) и (28). Трансформационная часть состоит из правил типа (26), (29) и (34), сформулиро­ванных надлежащим образом в терминах, которые должны быть разработаны в полной теории трансформаций. Мор­фофонемная часть включает такие правила, как (19). Эта схема процесса порождения предложений должна (и легко может) быть обобщена, с тем чтобы обеспечить надлежащее функционирование таких правил, как (26), воздейст­вующих на несколько предложений. Она должна быть обоб­щена и для того, чтобы обеспечить возможность повторного применения трансформаций к трансформам с целью полу­чения все более и более сложных предложений.

Если для порождения данного предложения применя­ются только обязательные трансформации, мы называем полученное предложение ядерным. Дальнейшее исследо­вание покажет, что в части грамматики, относящейся к уровню непосредственно составляющих, и в морфофонем­ной части грамматики можно выделить также некоторый скелет обязательных правил, которые должны применять­ся всякий раз, как мы приходим к ним в процессе порож­дения предложений. В § 4 мы указывали, что пра­вила модели непосредственно составляющих приводят к такой концепции лингвистической структуры и «уровня представления», которая принципиально отличается от концепции, связанной с морфофонемными правилами. На каждом из нижних уровней, отвечающих нижней тре­ти грамматики, высказывание представлено, вообще го­воря, единственной последовательностью элементов. Од­нако уровень непосредственно составляющих не может быть разбит на подуровни: на уровне непосредственно сос­тавляющих высказывание представляется в виде множест­ва цепочек, которые нельзя разместить по более высоким или более низким уровням. Это множество цепочек экви­валентно схеме типа (15). На трансформационном уровне высказывание представляется еще более абстрактно, через последовательность трансформаций, посредством которых оно выводится в конечном счете из ядерных пред­ложений (точнее, из цепочек, лежащих в основе ядерных предложений). Существует весьма естественное общее оп­ределение «лингвистического уровня», включающее все эти случаи^[305], и, как мы увидим ниже, имеется пол­ное основание считать, что каждая из этих структур яв­ляется лингвистическим уровнем.

Когда правила трансформационного анализа надлежа­щим образом сформулированы, мы обнаруживаем, что он является значительно более сильным, чем описание в тер­минах модели непосредственно составляющих, подобно тому, как последнее является значительно более сильным, чем описание в терминах марковского процесса с конечным числом состояний, который порождает предложения слева направо. В частности, такие языки, как (10 III), лежащие вне границ описания по непосредственно составляющим, могут выводиться трансформационным путем^[306]. Важно отметить, что грамматика существенно упрощается при добавлении трансформационного уровня, поскольку теперь необходимо обеспечить построение по непосред­ственно составляющим только для ядерных предложений — терминальные цепочки [2, Fj-грамматики в точности те же самые, что и лежащие в основе ядерных предложений. Ядерные предложения выбираются так, чтобы терминаль­ные цепочки, лежащие в основе ядра, легко производились средствами [2, Fl-описания, а все прочие предложения могли выводиться из этих терминальных цепочек пос­редством просто формулируемых трансформаций. Мы ви­дели и еще увидим ниже некоторые примеры упрощений, к которым приводит трансформационный анализ. Полное синтаксическое исследование английского языка пред­ставит нам еще немало подобных примеров.

Заслуживает упоминания еще один момент, связанный с грамматиками вида (35). Мы описали эти грамматики как механизмы для порождения предложений. Эта доволь­но обычная формулировка может, пожалуй, навести на мысль, что грамматическая теория в какой-то мере асим­метрична в том смысле, что грамматика становится на точку зрения скорее говорящего, чем слушающего, что она имеет дело с процессом производства высказываний, а не с «обратным» процессом анализа и реконструкции структуры заданных высказываний. В действительности грамматики рассмотренного нами вида вполне нейтральны по отношению к говорящему и слушающему, по отношению к синтезу и анализу высказываний. Грамматика не говорит нам, как синтезировать конкретное высказывание; она не говорит и того, как анализировать то или иное заданное высказывание. Фактически задачи, которые должны ре­шать говорящий и слушающий, тождественны в своем существе и выходят за пределы компетенции грамматик вида (35). Каждая такая грамматика есть просто описание некоторого множества высказываний, именно тех, которые она порождает. С помощью этой грамматики можно рекон­струировать формальные отношения, справедливые для высказываний в терминах модели непосредственно со­ставляющих, трансформационной структуры и т. п. Может быть, данный вопрос станет более ясным, если прибегнуть к аналогии с отделом химии, трактующим о структурно возможных соединениях. Об этой теории можно сказать, что она порождает все физически возможные соединения точ­но так же, как грамматика порождает все грамматически «возможные» высказывания. Она может служить теорети­ческой базой для качественного анализа и синтеза конкрет­ных соединений, точно так же, как грамматика может слу­жить базой при решении таких проблем, как анализ и синтез конкретных высказываний.

6. О ЗАДАЧАХ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

6.1. В §§ 3,4 описаны две модели лингвистической струк­туры: простая теоретико-коммуникационная модель и фор­мализованный вариант анализа по непосредственно состав­ляющим. Обеони оказались неадекватными, и в § 5 я предло­жил более сильную модель, сочетающую уровень непосред­ственно составляющих и грамматические трансформации, которая предназначена восполнить недостатки предыдущих моделей. Прежде чем переходить к изучению этой возмож­ности, я хотел бы разъяснить некоторые исходные моменты, лежащие в основе метода данного исследования.

Главное в настоящем обсуждении лингвистической структуры — это проблема обоснования грамматик. Грам­матика языка L есть в сущности теория языка L. Лю­бая научная теория, основываясь на конечном числе наблюдений, стремится установить соотношения между наблюденными явлениями и предсказать новые явления, сформулировав общие законы в терминах гипотетических конструктов, таких, как (в физике, например) «масса» и «электрон». Подобным же образом грамматика англий­ского языка основывается на конечном множестве высказы­ваний (наблюдений) и содержит некоторые грамматичес­кие правила (законы), сформулированные в терминах конкретных фонем, групп и т. п, английского языка (гипоте­тические конструкты). Эти правила выражают структурные соотношения между наблюденными предложениями и бесконечным числом предложений, порождаемых грам­матикой независимо от этих наблюденных предложений (предсказания). Наша задача состоит в выработке и уяс­нении критериев выбора правильной грамматики для каж­дого языка, то есть правильной теории этого языка.

В § 2.1 были упомянуты два типа таких критериев. Ясно, что каждая грамматика обязана удовлетворять определенным внешним условиям адекватности; так, на­пример, порождаемые ею предложения должны быть при­емлемы для природного носителя языка. В § 8 мы рассмот­рим некоторые другие внешние условия этого рода. Кроме того, мы предъявляем к грамматикам требование общности;

мы требуем, чтобы грамматика данного языка была пост­роена в соответствии с определенной теорией лингвисти­ческой структуры, в которой такие понятия, как «фонема» и «группа», определяются вне зависимости от всякого кон­кретного языка^[307]. Если опустить либо внешние условия, либо требование общности, у нас не будет оснований для выбора среди большого числа совершенно различных «грамматик», каждая из которых совместима с данной совокупностью наблюденных высказываний. Но, как мы заметили в § 2.1, эти требования в своей совокупности представляют весьма сильный критерий адекватности для общей теории лингвистической структуры, а также для множества грамматик, которые созданы на ее основе для конкретных языков. Заметим, что ни общая теория, ни конкретные грамматики не фиксированы с этой точки зре­ния раз навсегда. Прогресс и пересмотр могут осуществ­ляться в силу открытия новых фактов, касающихся конкретных языков, или чисто теоретического проникно­вения в организацию языковых данных, т. е. построения новых моделей лингвистической структуры. В этой концепции, однако, нет круга. В любой момент времени мы можем попытаться сформулировать со всей возможной точностью как общую теорию, так и множество связанных с ней грамматик, которые обязаны удовлетворять эмпири­ческим, внешним условиям адекватности.

Мы не рассмотрели еще следующего весьма решающего вопроса: каково отношение между общей теорией и кон­кретными грамматиками, вытекающими из нее? Другими словами, какой смысл мы вкладываем в данном контексте в понятие «вытекать из»? Именно в этом пункте наш под­ход резко расходится со многими теориями лингвистиче­ской структуры.

Наиболее сильное требование, которое можно было бы предъявить к соотношению между теорией лингвистиче­ской структуры и конкретными грамматиками, состоит в том, чтобы теория, исходя из определенной совокупности высказываний, давала практичный и автоматический ме­тод конструирования грамматики. Будем говорить, что такая теория предоставляет нам процедуру для открытия грамматик.

Более слабое требование заключается в том, чтобы тео­рия давала практичный и автоматический метод для опре­деления того, является ли грамматика, предлагаемая для данной совокупности высказываний, действительно наи­лучшей грамматикой для того языка, из которого взята данная совокупность. О такой теории, не затрагивающей вопроса о том, как строится грамматика, надо говорить как о теории, предоставляющей процедуру суждения о грамматике.

Еще более слабое требование сводится к тому, чтобы, имея совокупность высказываний и две предлагаемые грамматики G, и G₂, мы могли с их помощью решить, ка­кая из грамматик лучше для языка, из которого выделена данная совокупность высказываний. В этом случае следует говорить, что теория дает нам процедуру выбора грамматик.

Все эти теории можно представить графически следу­ющим образом:

На рис. (36 I) представлена теория, понимаемая как машина, получающая совокупность высказываний на входе и выдающая на выходе грамматику, т. е. теория, да­ющая процедуру открытия. На рис. (36II) показан механизм с грамматикой и совокупностью высказываний в качестве входов и ответами «да» и «нет» в качестве выхо­дов, означающими правильность или неправильность грамматики; следовательно, это теория, дающая процедуру суждения о грамматике. Рис. (36 III) представляет тео­рию с грамматиками G_t и G₂, а также всей совокуп­ностью высказываний на входе и решением о предпоч­тительности G, или G₂ на выходе, т. е. теорию, дающую процедуру выбора грамматик^[308].

Из принятой здесь точки зрения вытекает, что неразум­но требовать от лингвистической теории чего-либо боль­шего, чем практичной процедуры выбора грамматик. Иначе говоря, мы принимаем последнюю из трех позиций, о которых говорилось выше. Насколько я понимаю, боль­шинство наиболее тщательных программ в области раз­работки лингвистической теории^[309] стремятся к удовлет­ворению самого сильного из этих трех требований. Это значит, что предпринимаются попытки сформулировать методы анализа, которые исследователь реально может использовать, если у него есть время, чтобы построить грамматику языка, исходя непосредственно из сырых дан­ных. По-моему, весьма сомнительно, чтобы этой цели мож­но было достигнуть сколько-нибудь интересным путем, и я подозреваю, что всякая попытка достичь ее должна завести в лабиринт все более и более подробных и сложных анали­тических процедур, которые, однако, не дают ответа на многие важные вопросы, касающиеся природы лингвисти­ческой структуры. Я полагаю, что, снизив наши запросы и поставив более скромную цель — разработать процеду­ры выбора грамматик,— мы сможем сосредоточить наше внимание на узловых проблемах лингвистической струк­туры и прийти к более удовлетворительному их решению. Справедливость этого мнения может быть проверена лишь путем фактической разработки и сравнения указанных теорий. Заметим, однако, что слабейшее из этих трех требований является все же достаточно сильным для того, чтобы обеспечить высокую содержательность теории, ко­торая ему удовлетворяет. Нам известно немного таких областей науки, в которых можно было бы серьезно рас­сматривать возможность разработки общего, практичного, автоматического метода выбора между несколькими теориями, каждая из которых совместима с имеющимися данными.

Рассматривая каждую из указанных концепций линг­вистической теории, мы охарактеризовали соответству­ющие типы процедуры словом «практичная». Эта неопре­деленная характеристика очень важна для эмпирической науки. Допустим, к примеру, что мы оцениваем граммати­ки в соответствии с таким простым их свойством, как дли­на. Тогда было бы правильным сказать, что мы имеем прак­тичную процедуру выбора грамматик, поскольку мы можем сосчитать количество символов, которые каждая из них содержит; абсолютно верным было бы также утверж­дение, что мы имеем процедуру открытия, поскольку можно расположить все последовательности, состоящие из конечного числа символов, из которых построены грамматики, в порядке возрастания их длины. При этом мы могли бы проверить, является ли каждая из этих последо­вательностей грамматикой или нет, так, чтобы можно было быть уверенным, что по прошествии некоторого конечного отрезка времени найдется кратчайшая последовательность, которая удовлетворит необходимым требованиям. Однако данная процедура открытия не того типа, который же­лателен тем, кто пытается удовлетворить наиболее сильное из требований, рассмотренных выше.

Предположим, что мы пользуемся словом «простота» по отношению к совокупности формальных свойств грам­матик, рассматриваемых с целью выбора между ними. Тогда перед лингвистической теорией предлагаемого нами типа встают три главные задачи. Во-первых, необходимо сформулировать точно (если возможно — с операционны­ми, поведенческими испытаниями) внешние критерии адек­ватности грамматик. Во-вторых, мы должны охарактери­зовать строение грамматик в общей и явной форме так, чтобы можно было реально предложить грамматики этого типа для конкретных языков. В-третьих, необ­ходимо анализировать и определить понятие простоты, которым мы собираемся пользоваться при выборе меж­ду грамматиками, каждая из которых имеет требуемую форму. По выполнении последних двух задач мы в состоя­нии сформулировать общую теорию лингвистической струк­туры, в которой такие понятия, как «фонема в L», «группа в L», «трансформация в L», определяются для произвольного языка L в терминах физических и дистрибутивных свойств высказываний L и формальных свойств грамматик L^[310]. Например, мы определим множество фонем L как множе­ство элементов, имеющих известные физические и дистри­бутивные свойства и выступающих в простейшей из грам­матик, предложенных для L. Имея такую теорию, можно попытаться построить грамматики для реальных языков и решить затем, удовлетворяют ли простейшие из грам­матик, предлагаемые нами (т. е. грамматики, которые мы обязаны выбрать согласно общей теории), внешним усло­виям адекватности. Мы должны продолжать пересматри­вать наши понятия простоты и характеристики форм грам­матик до тех пор, пока грамматики, отобранные в соответ­ствии с теорией, не будут удовлетворять внешним усло­виям ⁸³. Заметим, что эта теория не может подсказать нам, как реально приступить к построению грамматики данного языка, исходя из всей совокупности высказываний. Од­нако благодаря ей мы можем решить, как оценить такую грамматику; эта теория должна, таким образом, дать нам возможность выбрать между двумя предложенными грам­матиками.

В предыдущих разделах настоящего исследования мы имели дело со второй из упомянутых трех задач. Мы пред­полагали, что множество грамматически правильных предложений английского языка задано и что существует некоторое понятие простоты, и старались решить, какого рода грамматика будет точно порождать грамматически правильные предложения некоторым простым способом. Формулируя это несколько иными словами, мы отметили выше, что одно из понятий, которое необходимо определить в общей лингвистической теории, есть «предложение в L». Исходными для определения должны быть такие понятия, как «наблюденное высказывание в L», «простота грамматики L» и т. п. В соответствии со сказанным общая теория имеет дело с разъяснением отношения между множеством грамматически правильных предложений и множеством наблюденных предложений. Наше изучение структуры первого множества — это подготовительное ис­следование, исходящее из допущения, что, прежде чем мы сможем ясно охарактеризовать указанное отношение, мы должны знать гораздо больше о формальных свойствах этих множеств.

Ниже, в § 7, мы продолжим рассмотрение сравнитель­ной сложности различных способов описания структуры английского языка. В частности, мы коснемся вопроса о том, упростится ли грамматика в целом в том случае, если мы отнесем некоторый класс предложений к числу ядер­ных или если будем считать их полученными посредством трансформаций. Этим путем мы придем к определенным заключениям относительно структуры английского языка, В § 8 мы покажем, что существует независимое свидетель­ство в пользу нашего метода выбора, т. е. что более про­стые грамматики удовлетворяют определенным внешним условиям адекватности, тогда как более сложные грам­матики, где иначе решен вопрос об отнесении предложе­ний к ядру, таким условиям не удовлетворяют. Полученные результаты, однако, остаются всего лишь правдопо­добными до тех пор, пока мы не дадим строгого определе­ния используемого нами понятия простоты. Я думаю, что такое определение можно дать, но это не входит в задачу настоящей монографии. Тем не менее ясно, что при любом разумном определении «простоты грамматики» большин­ство суждений об относительной сложности, к которым мы придем ниже, останется в силе ³\

Заметим, что простота есть системный критерий; един­ственное окончательное мерило для оценки — это просто­та системы в целом. При рассмотрении частных случаев мы можем фиксировать лишь, насколько то или иное реше­ние влияет на общую сложность. Такой критерий может быть только приблизительным, поскольку в результате упрощения одной части грамматики могут усложниться другие ее части. Другими словами, если выяснится, что упрощение одной части грамматики ведет к соответствую­щему упрощению других частей, мы вправе надеяться, что находимся на правильном пути. Ниже мы попытаемся показать, что как раз простейший трансформационный анализ одного класса предложений весьма часто прокла­дывает путь к более простому анализу других классов.

Короче говоря, никоим образом не следует останавли­ваться на способе получения грамматики, степень простоты которой определена, например, на том, как можно полу­чить разложение глагольной группы, приведенное в § 5.3. Вопросы подобного рода не имеют отношения к програм­ме исследования, изложенной выше. Можно прийти к грамматике с помощью интуиции, проб, всякого рода вспомогательных методологических средств, на основании предыдущего опыта и т. п. Без сомнения, можно дать сис­тематическое описание многих полезных процедур анализа, но навряд ли удастся сформулировать их достаточно стро­го, исчерпывающе и просто, чтобы именовать все это практичной и автоматической процедурой открытия. Так или иначе данная проблема выходит за рамки настоя­щего исследования. Наша конечная цель — дать объектив­ный и формальный метод выбора грамматики и сравнения ее с другими предложенными грамматиками. Нас интере­сует, таким образом, описание форм грамматик (или, что то же самое, природы лингвистической структуры) и изу­чение эмпирических последствий принятия определен­ной модели лингвистической структуры, а не указания, как в принципе можно прийти к грамматике того или иного языка.

6.2. Как скоро мы отказываемся от всякого намерения найти практичную процедуру открытия грамматик, мно­гие проблемы, которые были предметом горячей методоло­гической дискуссии, попросту снимаются. Рассмотрим проблему независимости уровней. Справедливо указыва­лось, что если морфемы определяются через фонемы и одновременно фонемный анализ связан с морфологиче­скими соображениями, то лингвистическая теория сходит на нет в силу логического круга. Однако эта взаимозави­симость уровней не обязательно должна привести к кругу. В данном случае можно задать «предположительное мно­жество фонем» и «предположительное множество морфем» и определить отношение совместимости, существующее между предположительными множествами фонем и пред- лоложительными множествами морфем. Тогда мы сможем определить пару, состоящую из множества фонем и множества морфем, для данного языка как совместимую пару, состоящую из предположительного множества фонем и предположительного множества морфем. Наше отношение совместимости будет частично базироваться на соображе­ниях простоты, т. е. мы сможем определять фонемы и морфемы языка как предположительные фонемы и морфе­мы, которые, между прочим, в совокупности приведут к самой простой грамматике. Таким образом, мы получаем совершенно прямой путь определения взаимозависимых уровней, не впадая в ошибку круга. Разумеется, все это еще не дает ответа на вопрос, как найти фонемы и морфемы прямым, автоматическим путем. Но и никакая другая фонемная или морфологическая теория в действительности не ответит на этот прямой вопрос, и мало оснований по­лагать, что на него вообще можно ответить сколько-нибудь содержательным образом. Во всяком случае, если мы по­ставим себе более скромную цель к потребуем только раз­работки процедуры выбора грамматик, то останется мало оснований возражать против смешения уровней и нетрудно будет избежать круга при определении взаимозависимых уровней^[311].

Многие проблемы морфемного анализа также получают совершенно простое решение, если мы примем общее нап­равление, охарактеризованное выше. Пытаясь разработать процедуры открытия грамматик, мы естественным об­разом приходим к необходимости рассматривать морфемы как классы последовательностей фонем, т. е. как единицы, имеющие конкретный фонемный «состав» в некотором со­вершенно буквальном смысле. Это ведет к помехам в таких общеизвестных случаях, как английское took /tuk/, где

трудно, не прибегая к искусственности, связать какую бы то ни было часть слова с морфемой прошедшего времени, присутствующей в виде jtl в walked /wokt/, а также в виде /d/ в framed /freymd/ и т. д. Можно избежать всех этих проблем, рассматривая морфологию и фонологию как два различных, но взаимозависимых уровня представле­ния, связанных в грамматике посредством морфофонемных правил типа (19). Так, took представляется на морфоло­гическом уровне в виде take+past, подобно тому как wal­ked можно воспринимать в виде walk+past. Морфофонем­ные правила (19 II) и (19 V), соответственно, превращают эти цепочки морфем в /tuk/ и /wokt/. Единственная разни­ца между этими двумя случаями состоит в том, что (19 V) является гораздо более общим цравилом, чем (19 II)^[312]. Если мы откажемся от мысли, что более высокие уровни в буквальном смысле слова построены из элементов более низких уровней (а я думаю, что мы должны это сделать), то станет куда более естественным рассматривать даже такие абстрактные системы представления, как трансфор­мационная структура (где каждое высказывание представ­ляется последовательностью трансформаций, посредством которых оно получается из терминальной цепочки грам­матики непосредственно составляющих), в качестве линг­вистического уровня.

В действительности, становясь на ту точку зрения, что уровни взаимозависимы, или принимая концепцию линг­вистических уровней как абстрактных систем представле­ния, связанных между собой только общими правилами# мы вовсе не оказываемся вынужденными оставить всякую надежду найти практичные процедуры открытия грамма­тик. И все же, по-моему, не подлежит сомнению, что сопротивление смешению уровней, равно как и мысль, что каждый уровень в буквальном смысле слова строится из элементов более низкого уровня, имеют источником стремление разработать процедуры открытия грамматик. Если мы откажемся от этой цели и будем проводить ясное различие между справочником полезных эвристических процедур и теорией лингвистической структуры, то оста­нется мало оснований отстаивать любую из этих довольно шатких позиций.

Многие общепринятые точки зрения окажутся несо­стоятельными, если мы сформулируем наши цели предло­женным выше образом. Так, утверждают иногда, что ра­бота в области синтаксической теории в настоящее время преждевременна, поскольку многие проблемы, возникаю­щие на более низком уровне фонетики и морфологии, не решены. Совершенно справедливо, что высшие уровни лингвистического описания зависят от результатов, полу­ченных на низших уровнях. Однако в определенном, впол­не разумном смысле, верно также и обратное. Выше мы видели, например, что было бы абсурдным или даже безнадежным устанавливать принципы построения предло­жений в терминах фонем или морфем, однако только раз­работка таких высших уровней, как уровень непосредст­венно составляющих, показывает нам, что нет смысла пред­принимать эту тщетную попытку на низших уров­нях^[313]. Подобным же образом мы утверждали, что описание структуры предложения через анализ по непосредствен­но составляющим теряет силу вне определенных границ. Однако только разработка еще более абстрактного уров­ня трансформаций может подготовить почву для разра­ботки более простой и адекватной методики анализа по непосредственно составляющим в более узких границах.

Грамматика языка —это сложная система с многочис­ленными и разнообразными связями между ее частями. Для исчерпывающей разработки одной части зачастую по­лезно или даже необходимо иметь некоторую картину сис­темы в целом. Итак, я думаю, что мнение, будто синтак­сическая теория должна ожидать решения проблем фоноло­гии и морфологии, совершенно несостоятельно и не зависит от того, занимаемся ли мы проблемой процедур откры­тия или нет. Однако я уверен, что это мнение питается ложной аналогией между порядком разработки лингвис­тической теории и предполагаемой очередностью операций при открытии грамматической структуры.

7. НЕКОТОРЫЕ ТРАНСФОРМАЦИИ В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

7. 1. После некоторого отступления мы можем вернуть­ся к изучению последствий принятия трансформацион­ного подхода к описанию английского синтаксиса. Наша задача — так ограничить объем ядра, чтобы терминальные цепочки, лежащие в основе предложений, выводились с помощью простой модели непосредственно составляющих и могли явиться базой для образования всех предложений посредством простых трансформаций: обязательных тран­сформаций в случае ядерных предложений, обязательных и факультативных трансформаций в случае неядерных предложений.

Чтобы определить трансформацию точно, необходимо описать разложение цепочек, к которым она применяет­ся, и те структурные изменения, которые вызывает транс­формация в этих цепочках*^[314]. Так, пассивная трансформа­ция применяется к цепочкам вида NP—А их—V—NP и вызывает обмен местами двух именных групп, добавле­ние by перед последней именной группой и прибавление Ье+еп к А их (ср. (34)). Рассмотрим теперь введение not или n't в группу с вспомогательным глаголом. Проще всего описать отрицание посредством трансформации, которая применяется раньше, чем (29 II), и вводит not или n't после второй морфемы группы, получаемой с помощью (28 III), если эта группа содержит по

крайней мере две морфемы, или после первой морфемы, если группа содержит только одну. Следовательно, трансформация Т„_о/ воздействует на цепочки, разлага­ющиеся на три сегмента, одним из следующих способов:

(37) (I) NP — С — V ...

(II) NP — C+M—...

(III) NP — C + have—...

(IV) NP — C + be — ...

где значения символов те же, что и в (28), (29), и безраз­лично, что стоит на месте точек. При наличии цепочки, разлагаемой на три сегмента одним из этих способов, трансформация T„_ot добавляет not (или n’t) ко второму сегменту цепочки. Так, например, будучи применена к терминальной цепочке they— 0+сап — соте (пример из (37 II)), трансформация Т„_о( дает they—0+сап+п’t — —соте (и, в конечном счете—They can’t come «Они не могут прийти»); примененная к they — 0 +have — еп + соте (пример из (37III)), она дает they—0+have+n't—еп+соте (в конечном счете — They haven’t come «Они не пришли»); примененная к they—0+be—ing+come (пример(37 IV)), она дает they—0+be+n’t—ing+come (в конечном счете — They aren’t coming «Они не приходят»). Это правило, сле­довательно, справедливо, если взять три последних случая из (37).

Рассмотрим теперь пример (37 I) т. е. терминальную цепочку типа (38)

(38) John — S — соте,

дающую в результате применения правила (29 II) ядерное предложение John comes «Джон приходит». Применение трансформации Т_по( к (38) дает

(39) John — S + n’t — come.

Но мы установили, что T_not применяется раньше пра­вила (29 II), которое превращает Af + v в v -f Л/#. Да­лее мы обнаруживаем, что (29 II) вообще не применимо к (39), поскольку (39) уже не содержит последовательности Af + v. Дополним теперь грамматику следующим обяза­тельным трансформационным правилом, применяющимся после (29):

(40) # Af - #do + Af, где do — тот же самый элемент, что и знаменательный гла­гол в John does his homework «Джон выполняет свое до­машнее задание». (Ср. (29 III) относительно введения сим­вола #). Правило (40) означает лишь, что do'вводится в качестве носителя «холостого» аффикса. Применив к (39) правило (40), а также морфологические правила, мы полу­чаем John doesn’t come «Джон не приходит». Правила (37) и (40) позволяют, таким образом, получить все и толь­ко грамматические формы отрицания в предложении.

Как таковая трансформационная трактовка отрица­ния несколько проще, чем всякая трактовка, основанная на модели непосредственно составляющих. Преимущества трансформационной трактовки (перед включением отри­цательных предложений в ядро) стали бы гораздо очевид­ней, если бы нам удалось найти другие случаи, когда те же самые формулировки (т. е. (37) и (40)) оказались бы не­обходимыми, но уже по совершенно иным мотивам. И такие случаи в действительности имеются.

Рассмотрим класс предложений, выражающих «общий: вопрос (т. е. требующий ответа: «да» или «нет»), например» Have they arrived? «Прибыли ли они уже?», Can they ar­rive? «Могут ли они прибыть?», Did they arrive? «Прибыли ли они?» Можно породить все (и только) такие предложе­ния с помощью трансформации T_q, которая воздействует на цепочки с разложением (37) и меняет местами первый и второй сегменты этих цепочек, как они определены в (37). Потребуем, чтобы T_q применялось после (29 I) и раньше 29 II). Будучи применена к цепочкам

(41) (I) they — 0 — arrive

(II) they—0-{-can—-arrive

(III) they — 0-|-have — en-\-arrive

(IV) they — 0-\-be — ing -\- arrive,

имеющим вид (37 I—IV). T_q вырабатывает цепочки

(42) (I) 0 — they — arri ve

(II) 0 —j— can — they — arri ve

(III) 0-j-have — they — en-\-arrive

(IV) 0-j-be — they — ingarrive.

Применяя к последним обязательные правила (29 II,

III) и (40), а затем морфофонемные правила, получаем

(43) (I) Do they arrive?

«Прибывают ли они?»

(II) Can they arrive?

«Могут ли они прибыть?»

(III) Have they arrived?

«Прибыли ли они уже?»

(IV) Are they arriving?

«Прибывают ли они [в настоящий момент]?».

в фонологической транскрипции. Применив обязательные правила непосредственно к (41), минуя T_q, мы могли бы получить предложения

(44) (I) They arrive

«Они прибывают»

(II) They can arrive «Они могут прибыть»

(III) They have arrived «Они уже прибыли»

(IV) They are arriving

«Они прибывают [в настоящий моменг]».

Таким образом, (43 I—IV) — вопросительные аналоги (44 I—IV).

В случае (42 I) do вводится правилом (40) в качестве носителя холостого аффикса ■ /dazj, do + + past /did/; мы пользуемся этими правилами повсюду для объяснения форм знаменательного глагола do. Заметим также, что T_q должно применяться после (29 I), иначе не будет получено надлежащее грамматическое число.

Анализируя группу со вспомогательным глаголом по правилам (28), (29), мы считали S морфемой третьего лица единственного числа, а «морфемой, присоединяемой к гла­голу для всех прочих форм подлежащего. Следовательно, глагол имеет S, если именное подлежащее имеет « (The boy arrives «Мальчик прибывает»), и глагол имеет 0, если подлежащее имеет S (The boys arrive «Мальчики прибыва­ют»). Другая возможность, которой мы не рассматривали, состоит в том, чтобы отказаться от нулевой морфемы и просто указать, что никакого аффикса нет, если подлежа­щее не имеет формы третьего лица единственного числа. Мы видим теперь, что этот вариант неприемлем. Необхо­димо присутствие морфемы 0, иначе не будет аффикса в (42 I), носителем которого являлось бы do, и, следователь­но, правило (40) окажется неприменимым к (42 I). Встре­чается немало других случаев, когда трансформационный анализ дает нам решающие доводы за или против введения нулевых морфем. В качестве отрицательного примера рас­смотрим утверждение, что непереходные глаголы должны разлагаться на глагол и нулевой объект. В этом случае пассивная трансформация (34) обратила бы, например, John —slept — « в непредложение 0 — was slept — by John ^was slept by John’^[315]. Следовательно, от такого раз­ложения непереходных глаголов нужно отказаться. В §7.6 мы обратимся к более общей проблеме, касающейся роли трансформаций в определении структуры составляющих.

Знаменательно, что для описания вопросительной транс­формации T_q почти ничего не нужно добавлять к грам­матике. Поскольку как анализ предложения, которого эта трансформация требует, так и правила появления do оказались независимо от этой трансформации необходимы­ми для целей отрицания, нам нужно описать лишь пере­становку, вызываемую действием Т_р, для того чтобы рас­пространить грамматику на случай «общих» вопросов. Говоря иначе, трансформационный анализ обнаруживает структурную близость отрицательных и вопросительных предложений и использует ее для упрощения описания английского синтаксиса.

При рассмотрении группы со вспомогательным глаголом мы оставили в стороне формы с акцентированным эле­ментом do в таких, например, случаях, как John does come «Джон [именно] приходит» и т. п. Предположим, мы ввели морфему А контрастного подчеркивания, к кото­рой применимо „ следующее морфофонемное правило:

(45) ..V.. где "означает резкое подчеркивание.

Введем теперь трансформацию Та, предполагающую такое же разложение цепочек, как и Т_по1 (т. е. разложение (37)), и добавляющую к этим цепочкам А в том же месте, где T„_ot добавляет not или n’t. Подобно тому как Т_по( производит предложения типа

(46) (I) John doesn’t arrive (из John # arrive,

применением (40))

«Джон не прибывает»

(II) John can’t arrive (из John #S#can#n’t #

arrive)

«Джон не может прибыть»

(III) John hasn’t arrived (из John#S#have#n’t #

en# arrive)

«Джон не прибыл»

Та производит аналогичные предложения:

(47) (I) John does arive (из John #S# A# arrive,

применением (40))

«Джон [именно] прибывает»

(II) John can arrive (из John # S#can#A # arrive) «Джон может прибыть»

(III) John has arrived (из John#S#have#A #

en# arrive)

«Джон [уже] прибыл».

Таким образом, Тд является трансформацией утверж­дения, которая создает утвердительные предложения John arrives «Джон прибывает», John can arrive «Джон может прибыть», John has arrived «Джон [уже] прибыл» и т. п., точно так же как T_not создает отрицательные предложения. Это наиболее простое в формальном отношении решение представляется интуитивно наиболее правильным.

Имеются и другие примеры трансформаций, определя­емые тем же самым фундаментальным синтаксическим раз­ложением предложений, а именно (37). Рассмотрим транс­формацию Т,₀, обращающую пары цепочек (48) в соответ­ствующие цепочки (49):

(48) (I) John — S — arrive; I — 0 — arrive

(II) John — S#can — arrive; I — 0#can — arrive

(III) John — S#have — en#arrive; I — 0#have — en#arrive

(49) (I) John — S — arrive — and — so — 0 — I

(II) John — S#can—arrive—and —so — 0#can — I

(III) John — S + have — en#arrive — and — so — 0# have — I.

Применяя правила (29 II, III), (40) и морфофонемные правила, в конечном счете получаем:

(50) (I) John arrives and so do I

«Джон прибывает и я тоже»

(II) John can arrive and so can I «Джон может прибыть и я тоже»

(III) John has arrived and so have I «Джон [уже] прибыл и я тоже».

Т_то воздействует на второе предложение каждой пары в (48), заменяя третий сегмент этого предложения элемен­том so, а затем меняя местами первый и второй сегменты. (Элемент so является, следовательно, заместителем гла­гольной группы, аналогично тому как he является замес­тителем имени — местоимением.) Для получения (49) Tj₀ сочетается с сочинительной трансформацией. Хотя мы не описываем последней подробно, мы понимаем, что разло­жение предложений (37), а также использование правила

(40) являются принципиально необходимыми и в данном случае. Таким образом, почти ничего нового не требуется добавлять к грамматике для описания таких предложений, как (50), которые формируются по тем же трансформаци­онным образцам, что и отрицательные, общевопроситель­ные и подчеркнуто утвердительные предложения.

Существует еще одно примечательное свидетельство фундаментального характера указанного разложения, за­служивающее упоминания здесь. Рассмотрим ядерные предложения:

(51) (I) John has a chance to live

«Джон имеет шанс выжить».

(II) John is my friend «Джон — мой друг».

Терминальные цепочки, лежащие в основе (51), суть:

(52) (I) John+C+have+a+chance+to+lioe (II) John+C+be+my+friend,

причем have в (52 I) и be в (52 II) — знаменательные, а не вспомогательные глаголы. Посмотрим теперь, как приме­няются к этим цепочкам трансформации T_nof, T_q и Т,₀. T_not применяется к любой цепочке вида (37) при добавле­нии not или n’t между вторым и третьим сегментами цепочки. Но (52 I) фактически представляет собой и пример (37 I), и пример (37 III). Значит, T_not, приложен­ная к (52 I), даст (53 I) или (53 II):

(53) (I) John — С-{-n’t — have-\-a-{-chance-{-to-{-live

(—►John doesn’t have a chance to live) (—►«Джон совершенно не имеет шанса выжить»)

(II) John — С-{-have-{-n’t — a-\-chunce-\-to-{-live (—►John hasn’t a chance to live)

(—►«Джон не имеет шанса выжить»).

Фактически обе формы примера (53) являются грамма­тически правильными. Более того, have — единственный переходный глагол, для которого такое неоднозначное отрицание возможно, и в то же время это единственный переходный глагол, допускающий неоднозначное разло­жение в смысле (37). Это значит, мы получаем John doesn’t read books «Джон совершенно не читает книг», но не John readsn’t books.

Подобным образом Т_а, примененная к (52 I), произво­дит обе формы (54), а Т_!0— обе формы (55), поскольку эти трансформации также основаны на структурном раз­ложении (37).

(54) (I) Doss John have a chance to live?

«Имеет ли Джон [хоть какой-нибудь] шанс вы­жить?»

(II) Has John a chance to live?

«Имеет ли Джон шанс выжить?»

(55) (I) Bill has a chance to live and so does John.

«Билл имеет шанс выжить, Джон [точно] так же».

(II) Bill has a chance to live and so has John.

«Билл имеет шанс выжить, Джон также».

Но при всех других переходных глаголах такие формы, как (54 II), (55 II), невозможны. Мы не встречаем Reads John books? или Bill reads books and so reads John. Мы за­мечаем, однако, что такое, по-видимому, нерегулярное пове­дение глагола have оказывается в действительности авто­матическим следствием наших правил. Тем самым решена поставленная в §2.3 проблема грамматической правиль­ности (3) и грамматической неправильности (5).

Рассмотрим теперь (52 II). Хотя мы и не показали этого, но фактически верно, что в простейшей грамматике не­посредственно составляющих английского языка отсут­ствуют какие бы то ни было основания для отнесения be к классу глаголов, т. е. из этой грамматики не следует, что be

есть V. Точно так же, как одним из видов глагольной груп­пы является V + NP, одним из видов ее является и be + + Predicate. Следовательно, если даже be не будет вспомо­гательным глаголом в (52 II), тем не менее остается спра­ведливым, что из разложений, допускаемых (37), только (37 IV) имеет силу в (52 II). Поэтому трансформации Т_по1, T_q и Т_со, будучи приложены к (52 II), произведут соот­ветственно (наряду с (29 I)),

'56) (I) John — S+be+n't— my+friend (—►John isn’t my friend)

(—►«Джон не является моим другом»)

(II) S+be — John— my+friend (—►Is John my friend?)

(—►«Является ли Джон моим другом?»)

(Ill; Bill —S + be — my + friend — and —so — S + -f- be — John

(—►Bill is my friend and so is John)

( -►«Билл мой друг, Джон также»).

И снова аналогичные формы (например, John readsn’t books и т. п.) оказываются невозможными при знаменатель­ных глаголах. Подобным образом, Та образует John is here «Джон [как раз] здесь» вместо John does be here, как было бы в случае знаменательных глаголов.

Если бы мы попытались описать весь английский син­таксис целиком в терминах модели непосредственно со­ставляющих, то формы be и have выглядели бы как явные и недвусмысленные исключения. Но мы видели сейчас, что как раз эти, по-видимому неправильные, формы при­ходят автоматически из простейшей грамматики, построен­ной с расчетом на объяснение регулярных случаев. Таким образом, поведение be и have оказывается в действитель­ности примером более глубокой и фундаментальной регу­лярности, если рассматривать структуру английского языка с точки зрения трансформационного анализа.

Заметим, что have в качестве вспомогательного глагола в таких терминальных цепочках, как John + С + have + еп + arrive (эта цепочка лежит в основе ядерного предложения John has arrived «Джон [уже] прибыл»), не подвергается неоднозначному разложению. Эта терминаль­ная цепочка — пример (37 III), но не (37 I), т. е. ее можно разложить в соответствии с (57 I), но не с (57 II).

(57) (I) John — С + have — en-\- arrive (NP — C +

+ have—т. e. (37 III))

(II) John — С — have-{-en-\-arrive (NP — С — V...,

т. e. (37 I))

Эта цепочка не может быть примером (37 I), поскольку в данном случае have не является V, даже если в некото­рых других случаях (например, (52 I)) have есть V. Струк­тура непосредственно составляющих терминальной цепоч­ки определяется по ее деривации, для чего нужно найти общую всем сегментам узловую точку, которая находится способом, описанным в §4.1. Но have в (57) невозможно возвести ни к какой узловой точке, обозначенной V в де­ривации этой цепочки. (52 I) тем не менее допускает неод­нозначное разложение, поскольку в схеме, соответствую­щей деривации (52 I), have можно возвести к У, а, с дру­гой стороны, его можно возвести, разумеется, и к have (т. е. к самому себе). То обстоятельство, что разложение (57 II) недопустимо, препятствует деривации таких непред- ложений, как John doesn’t have arrived; Does John have arrived и т. n.

Мы видели в настоящем разделе, что целый ряд, оче­видно, различных явлений весьма просто находит свое мес­то в системе, если исходить из трансформационного анали­за, и что благодаря этому грамматика английского языка становится более простой и регулярной. Это основное требование, которому должна удовлетворять любая кон­цепция лингвистической структуры (т. е. любая предлага­емая форма грамматик). Я думаю, что приведенные сооб­ражения вполне подтверждают высказанное выше мнение о том, что системы грамматик непосредственно составля­ющих принципиально неадекватны и что теория линг­вистической структуры должна разрабатываться в на­правлении, указанном в ходе дискуссии о трансформацион­ном анализе.

7.2. Приведенный выше анализ общевопросительных предложений легко распространить на случай таких воп­росительных предложений, как

(58) (I) What did John eat?

«Что ел Джон?»

(II) Who ate an apple?

«Кто ел яблоко?»,

которые не требуют ответа «да» или «нет». Проще всего включить этот класс в грамматику, введя новую факуль­тативную трансформацию T_w, которая воздействует на любую цепочку вида

(59) X — NP — Y,

где X и Y — любые цепочки, в том числе, в частности, «нулевая» цепочка (т. е. первая или третья позиция может быть пустой). Тогда работа T_w составляется из двух шагов:

(60) (I) T_W1 обращает цепочку вида X—NP—У в соответ­

ствующую цепочку вида NP—X—У, т. е. меняет местами первый и второй сегменты (59). Таким об­разом, она оказывает то же трансформационное воздействие, что и T_q (ср. (41) (42)).

(II) T_w2 обращает полученную цепочку NP—X—У в who—X—У, если NP одушевленное, и в what— X—У, если NP неодушевленное^[316].

Потребуем теперь, чтобы T_w могла применяться лишь к цепочкам, к которым уже применена T_q. Мы установили, что T_q должна применяться после (29 I) и перед (29II). T_w применяется после T_q и раньше (29 II) и является условной относительно Tq в том смысле, что она может применяться только к формам, полученным в результате применения T_q. Эта условная зависимость является обобщением различия между обязательными и факультативными трансформа­циями, которое легко «встроить» в грамматику и которое оказывается существенным. Терминальная цепочка, ле­жащая в основе как (58 I) , так и (58 II) ( а также (62),

(64) ), имеет вид

(61 )John — С —eat-Yan-Yapple (NP—С — V...),

где тире указывает разложение, предполагаемое трансформацией T_q. Таким образом, (61) оказывается част­ным случаем (37 I). Задавшись условием применять к

(61) только обязательные трансформации и выбирая

элемент past при развертывании С, согласно (29 I), мы можем получить

(62) # John^fceat+past #an#app/e#

(->■ John ate an apple «Джон ел яблоко»).

Если применить к (61) сначала (29 I), а затем T_q, то получится

(63) past — John — eat+an+apple,

где С развернуто в past. Если бы нам пришлось теперь применить к (63) трансформацию (40), вводящую do в качестве носителя past, мы получили бы простое вопроси­тельное предложение

(64) Did John eat an apple? «Ел ли Джон яблоко?»

Если же применить к (63) трансформацию T_w, полу­чится сначала (65) (применением T_wl), а затем (66) (при­менением T_ws).

(65) John — past — eat+an+apple

(66) Who —past — eat+an+apple.

После этого правило (29 II) и морфофонемные правила обращают (66) в (58 II). Таким образом, для по­лучения (58 II) к терминальной цепочке (61), лежащей в основе ядерного предложения (62), мы применяем снача­ла T_q, а затем T_w. Заметим, что в данном случае T_WI просто уничтожает действие T_q, чем и объясняется отсутствие инверсии в (58 II).

Применяя T_w к цепочке, мы сначала выбираем имен­ную группу, а затем меняем местами эту группу с сег­ментом, который ей предшествует. Для получения (58 II) мы применяем T_w к (63), выбрав теперь группу John. При­меним теперь T_w к (63), выбрав именную группу ап+ apple. Следовательно, для целей этой трансформации мы представим (63) в виде

(67) past+John+eat — ап+apple,

т. е. как цепочку вида (59), где Y равняется нулю. Приме­няя 7’_w к (67), получим сначала (T_wl)

(68) an+apple—past+John+eat, а затем (T_ws)

(69) what — past+John+eat.

(29 II) неприменимо к (69), а также к (39) и к (42 I) поскольку (69) не содержит подцепочки Af+v. Следова, тельно, к (69) применяется (40), вводящее do в качестве- носителя морфемы past. Применяя остальные правила, получаем в конечном счете (58 I).

Трансформация T_w, определяемая правилами (59) —

(60) , объясняет также все такие частновопросительные предложения, как What will he eat? «Что он будет есть?», What has he been eating? «Что он ел [в то время]?» Ее легко обобщить и на вопросительные предложения типа «What book did he read?» «Какую книгу он читал?»

Заметим, что трансформация T_WI, определяемая пра­вилом (60 I), осуществляет те же преобразования, что и T_q, т. е. меняет местами первые два сегмента цепочки, к которой она применяется. Теперь перейдем к рассмотрению воздействия трансформации на интонацию. Пусть существу­ют две основные интонации предложения: нисходящая, которую мы связываем с ядерным предложением, и вос­ходящая, связанная с общевопросительными предложения­ми. Тогда действие T_q будет заключаться, в частности, в замене одного вида интонации другим, следовательно, в случае (64) — в замене нисходящей интонации на вос­ходящую. Но мы видели, что T_w, применяется только пос­ле T_q и что ее действие таково же, как и действие Tq. Значит, T_WI превращает восходящую интонацию обратно в нисходящую. Представляется разумным рассматривать это как объяснение того факта, что вопросительные пред­ложения типа (58 I—II) имеют обычно нисходящую инто­нацию, подобно повествовательным предложениям. Такое распространение трансформационной концепции на яв­ления интонации предложений поднимает много проблем, и хотя данное замечание слишком кратко, однако оно показывает, что такое распространение может быть пло­дотворным.

Итак, мы видим, что четыре предложения

(70) (I) John ate an apple (=(62))

«Джон ел яблоко».

(II) Did John eat an apple? (=(64))

«Ел ли Джон яблоко?»

(III) What did John eat? (=(581))

«Что ел Джон?»

(IV) Who ate an apple? (=(5811))

«Кто ел яблоко?»

подучаются из терминальной цепочки (61). (70 1) — ядер- ное предложение, поскольку в его «трансформационную историю» входят только обязательные трансформации. (70 II) получается из (61) применением T_q. (70 III) и (70

IV) еще далее отстоят от ядра, так как они получаются из (61) применением сначала T_q, а затем T_w.

7.3. В §5.3 мы отмечали, что существуют именные группы типа to+VP, ing-\-NP (to prove that theorem «доказать эту теорему»; proving that theorem «доказательство этой теоре­мы»; ср. (32), (33)). В их числе мы имеем такие группы, как to be cheated «быть обманутым», being cheated «состояние обманутого», характерные для пассивных предложений. Но пассивные предложения не входят в ядро, следовательно, именные группы to+VP или ing+NP не могут вводиться в грамматику посредством таких правил, как (33). Поэто­му они должны вводиться с помощью «номинализую- щей трансформации», превращающей предложение типа NP—VP в именную группу типа to+VP или ing+VP ⁴‘. Мы не станем вникать в структуру интересного и разветв­ленного множества номинализующих трансформаций, а ограничимся лишь кратким изложением решения трансфор­мационной проблемы, поставленной в § 2.3.

Одной из номинализующих трансформаций является трансформация Т_AdJ, воздействующая на любую цепочку вида

(71) Т — N — is — Adj (т. е. артикль— существительное — есть — прилагательное)

и обращающая ее в соответствующую именную группу ти­па T+Adj+N. Так, она обращает The boy is tall «Мальчик высок» в the tall boy «высокий мальчик» и т. п. Ясно, что такая трансформация значительно упрощает грамматику и следует избрать именно этот, а не противоположный путь. При надлежащей формулировке данной трансфор­мации мы обнаружим, что она позволяет изъять из ядра все комбинации прилагательного с существительным, с тем чтобы затем ввести их посредством Т_ла/.

В грамматике непосредственно составляющих сущест­вует правило

(72) Adj-* old, tall..,

перечисляющее все элементы, которые могут выступать в ядерных предложениях типа (71). Однако слов типа sleep­ing «спящий» в этом списке не будет, хотя и существуют такие предложения, как

(73) The child is sleeping «Ребенок спит [в данный мо­менті».

Такое предложение можно построить, несмотря на отсутствие sleeping в (72), (73), с помощью трансформации (29 II), превращающей A f+v в и+Л/# из терминальной цепочки

(74) the-Ychild-YC-Ybe—ing — sleep,

где be+ing — часть вспомогательного глагола (ср. 28 III). Наряду с (73) мы располагаем также предложениями типа The child will sleep «Ребенок будет спать», The child sleeps «Ребенок спит», и т. д., получаемыми при различ­ном выборе вспомогательного глагола.

Такие же слова, как interesting «интересный», придется ввести в (73)^4!. В предложениях типа

(75) The book is interesting «Книга интересна»

interesting есть Adj, а не часть Verb, что можно видеть из факта отсутствия высказываний The book will interest; The book interests и т. п.

Подтверждение такого анализа слов interesting и sleep­ing можно получить, рассматривая поведение слова very «очень», которое с одними прилагательными сочетается, а с другими — нет. Простейший способ обращения с very состоит в том, чтобы ввести в грамматику непосредственно составляющих правило

(76) Adj -* very+Adj.

Very может появляться в (75) и всюду вместе с interes­ting; но это слово не может встречаться в (73) и в других контекстах в сочетании со sleeping «спящий». Следова­тельно, чтобы сохранить простейший способ трактовки

Very, мы должны ввести в (72) в качестве Adj только intere­sting, но не sleeping.

Мы не рассматривали вопроса о том, как влияет транс­формация на структуру составляющих, хотя и указали, что это необходимо сделать, в частности, для того, чтобы можно было сочетать трансформации друг с другом. Одно из условий для производной структуры составляющих предложения следующее.

(77) Если X есть Z в грамматике непосредственно со­ставляющих, а цепочка Y, являющаяся результа­том трансформации, имеет тот же структурный вид, что и X, то Y также есть Z^4S.

В частности, даже при отсутствии в ядре пассивных предложений нам может понадобиться утверждение, что группа с by (например, в The food was eaten — by the man «Пища съедается человеком») есть предложная группа (РР) пассивного предложения. Утверждать это позволяет нам (77), поскольку из грамматики ядра известно, что by+NP есть PP. Условие (77) не сформулировано с дос­таточной точностью, но его можно разработать более тща­тельно в качестве одного из условий, предъявляемых к производной структуре составляющих.

Теперь еще раз рассмотрим (73). Слово sleeping по­лучается в результате применения трансформации (29 II) и имеет ту же форму, что и слово interesting (т. е. V + ing), которое, как мы знаем из грамматики непосредственно со­ставляющих, есть Adj. Следовательно, в силу (77) sleeping есть также Adj в трансформе (73). А это значит, что (73) может рассматриваться в качестве цепочки типа (71) и поэтому к нему применима трансформация ТлV_X+Prt

наряду с совокупностью дополнительных правил, указы­вающих, какой V, может выступать с какой Prt. Чтобы реализовать возможность (82 II), введем факультативную трансформацию Т°е_Р, воздействующую на цепочки со структурным разложением

(85) X — V, — Prt — NP и меняющую местами третий и четвертый элементы цепоч­ки. Тем самым эта трансформация превращает (82 I) в (82 II). Чтобы предусмотреть (82 III), но исключить (83), мы должны указать, что эта трансформация обязатель­на, если NP дополнения представлено местоимением (Ргоп). Равным образом мы можем ввести обязательную трансформацию Т°_е^р_р, имеющую тот же структурный результат, что и Т°ер. но применяемую к цепочкам с разложением

(86) X — V, — Prt — Ргоп.

Мы знаем, что пассивная трансформация воздейству­ет на всякую цепочку типа NP — Verb — NP. Если уста­новить, что пассивная трансформация применяется перед

Т°?р или Т°ер, можно получить из (82 I) грамматически правильные предложения

(87) (I) The criminal was brought in by the police

«Преступник был введен полицейскими»

(II) Не was brought in by the police «Он был введен полицейскими».

Дальнейшее изучение глагольной группы показывает, что существует обобщенная конструкция глагол + до­полнение (V+Comp), которая ведет себя весьма сходно с только что рассмотренной конструкцией глагол+части- ца. Рассмотрим предложения:

(88) Everyone in the lab considers John incompetent «Каждый в этой лаборатории рассматривает Джона как несведущего»

(89) John is considered incompetent by everyone in the lab «Джон рассматривается как несведущий каждым в этой лаборатории».

Если мы хотим получить (89) из (88) посредством пас­сивной трансформации, следует разложить (88) на состав­ляющие NP,—Verb— NP₂, где N Р ,=everyone +in+the+ -{-lab, a NP_t=John. Другими словами, мы должны приме­нять трансформацию не к (88), а к лежащей в основе (88) терминальной цепочке (90):

(90) Everyone in the lab — considers incompetent — John «Каждый в этой лаборатории — рассматривает как несве­дущего — Джона».

Мы можем теперь образовать (88) из (90) посредством трансформации, аналогичной T_s°_e^bp. Допустим, мы добавим к правилу (84) грамматики непосредственно составляющих правило

(91) V-»V_a+Comp.

Обобщим теперь T_s°e^bb так, чтобы она применялась и к це­почкам типа

(92) X—V—Comp—NP,

а не только к (86), как выше.

Эта пересмотренная трансформация Т°^ь_р обращает (90) в (88). Таким образом, конструкции глагол + дополнение и глагол + частица обрабатываются совершенно анало­гично. Первая из них является чрезвычайно широко распространенной конструкцией английского языка^[317].

7.5. Мы лишь вкратце остановимся на обосновании конкретной формы каждой из рассмотренных трансфор* маций. Не менее важно установить, является ли система трансформаций единственно возможной. Я думаю, мы мо­жем показать, что каждый из рассмотренных выше слу­чаев, равно как и многие другие, обладает весьма ясными и легко обобщаемыми критериями простоты, позволяю­щими решить, какая именно совокупность предложений относится к ядру и какого рода трансформации необходи­мы для объяснения неядерных предложений. В качестве примера мы рассмотрим статус пассивной трансформации.

В § 5.4 мы показали, что грамматика оказывается гораз­до более сложной, когда она содержит в ядре как активные, так и пассивные предложения, чем если последние исклю­чены из ядра и вводятся посредством трансформации, ме­няющей местами подлежащее и прямое дополнение актив­ного предложения и заменяющей глагол V цепочкой is+V+en+by. В связи с необходимостью выяснить, яв­ляется ли данная система единственно возможной, возни­кают два вопроса. Во-первых, обязательно ли менять местами именные группы при образовании пассивного предложения? Во-вторых, не лучше ли было бы отнести пассивные предложения к ядру, а соответствующие актив­ные выводить из них с помощью некой «активной» трансфор­мации?

Рассмотрим сначала вопрос об инверсии подлежащего и прямого дополнения. Необходима ли такая перестановка или можно описать пассивную трансформацию как осу­ществляющую следующее воздействие:

(93) цепочка VP,— Aux — V—NP,

заменяется цепочкой VP,—Aux+be+en—V— by+NP₂.

В частности, пассивной формой от John loves Mary «Джон любит Мери» будет John is loved by Mary «Джон любим Мери».

В § 5.4 мы отвергли (93) в пользу инверсии, основы­ваясь на том факте, что существуют такие предложения, как (94), но не как (95).

(94) (I) John admires sincerity — Sincerity is admired

by John

«Джон обожает искренность» — «Искренность

обожаема Джоном»

(II) John plays golf — Golf is played by John

«Джон играет в гольф» — «Гольф играется

Джоном»

(III) Sincerity frightens John — John is frightened

by sincerity

«Искренность пугает Джона» — «Джон пу­гается искренности»

(95) (I) Sincerity admires John — John is admired by

sincerity

«Искренность обожает Джона» — «Д«эн обо­жаем искренностью»

(II) Golf plays John—John is played by golf

«Гольф играет в Джона» — «Джон играется

гольфом»

(III) John frightens sincerity — Sincerity is frigh­

tened by John

«Джона пугает искренность» — «Искренность

пугается Джона».

Мы указывали, однако, что такой подход требует раз­работки понятия «степени грамматической правильно­сти», которое было бы способно подкрепить это различе­ние. Я полагаю, что данный подход верен, и утверждение о том, что предложения (94) более грамматически правиль­ны, чем предложения (95), а последние в свою очередь бо­лее грамматически правильны, чем Sincerity admires eat и т. п., имеют достаточно ясный смысл. Всякая граммати­ка, различающая имена собственные и нарицательные, об­ладает достаточной «разрешающей силой» для описа­ния разницы, например, между (94 I, III) и (95 I, III), и, разумеется, лингвистическая теория должна предостав­лять средства для такого различения. Однако, посколь­ку в настоящем исследовании мы не касаемся вопроса о категориях, интересно показать, что существует также более сильный довод против (93). Действительно, любая грамматика, способная различать единственное и множест­венное число, в состоянии дать нам средства для доказа­тельства того, что пассивная трансформация требует ин­версии именных групп.

Чтобы убедиться в этом, рассмотрим конструкцию гла­гол + дополнение, упомянутую в § 7.4. Наряду с (88) и

(89) мы имеем такие предложения, как

(96) All the people in the lab consider John a fool

«Все люди в лаборатории рассматривают Джона как дурака».

(97) John is considered a fool by all the people in the lab «Джон рассматривается как дурак всеми людьми в лаборатории»,

В § 7.4 мы видели, что (96) образуется с помощью транс­формации Т°еь из цепочки

(98) All the people in the lab — consider a fool — John (NP—Verb—NP),

где Verb «consider a fool»— пример (91). Мы видели также, что пассивная трансформация применяется непо­средственно к (98). Если она меняет местами подлежа­щее и прямое дополнение, она правильно образует (97) из

(98) в качестве пассива от (96). Если же, однако, принять

(93) за определение пассивной трансформации, мы полу­чим непредложение

(99) All the people in the lab are considered a fool by John

«Все люди в лаборатории рассматриваются как дураки

Джоном»

в результате применения этой трансформации к (98).

Все дело в том, что мы нашли такой глагол, а именно consider a fool, который должен согласоваться в числе как с подлежащим, так и со своим прямым дополнением ^[318]. Существование таких глаголов — убедительное доказа­тельство того, что пассивная трансформация должна осно­вываться на инверсии подлежащего и прямого дополне­ния. Рассмотрим теперь вопрос о том, можно ли отнести к ядру пассивные предложения вместо активных. Нетруд­но видеть, что этот вариант ведет к гораздо более сложной грамматике. При наличии активных предложений в ядре грамматика непосредственно составляющих включает (28), причем в (28 III) опущен случай be-Yen. Если же отнести к ядру пассивные предложения, be-Yen должно присутст­вовать в (28 III) наряду с другими формами вспомога­тельного глагола, и мы должны будем добавить специаль­ные правила, указывающие, что, если V непереходный, он не может иметь вспомогательный глагол be + еп (т. е. мы не можем получить lunch eats by John). При сравнении указанных двух вариантов не возникает никаких сомне­ний по поводу того, какой из них более сложен, и мы оказываемся вынужденными оставить в ядре активные предложения, а не пассивные.

Заметим, что, если бы в качестве ядерных были выбра­ны пассивные предложения, а не активные, мы столкну­лись бы с трудностями совершенно иного рода. Ведь в таком случае «активная» трансформация применялась бы к цепочкам типа

(100) NP — Aux + be + еп — V — by + NP₂,

обращая их в NP₂— Aux — V — ЫР_г. Так, например, она обращала бы

(101) The wine was drunk by the guests «Вино было выпито гостями»

в The guests drank the wine «Гости выпивали вино», где drunk «выпивали» восходит к еп + drink. Но существует также прилагательное drunk «пьяный» (72), наряду с old «старый», interesting «интересный» и т. п.; так, мы встречаем Не is very drunk «Он сильно пьян», Не seems drunk «Он кажется пьяным» и т. д. (ср. § 7.3); однако это прилагательное также восходит к en+drunk. Представ­ляется, таким образом, что в простейшей системе непос­редственно составляющих английского языка предложе­ние

(102) John was drunk by midnight «Джон был пьян к полночи»

также имеет в своей основе терминальную цепочку, кото­рая допускает разложение в соответствии с (100). Другими словами, структурного способа для различения (101) и

(102) не существует, если оба они считаются ядерными предложениями. Однако применение «активной» трансфор­мации к (102) не дает грамматически правильного пред­ложения.

Если мы действительно попытаемся построить для английского языка простейшую грамматику, содержащую правила уровня непосредственно составляющих и транс­формационные правила, то окажется, что ядро состоит из простых повествовательных активных предложений (фак­тически, вероятно, из конечного числа таких предложений) и что все прочие предложения можно описать более просто как трансформы. Можно показать, что каждая из транс­формаций, которые я исследовал, необратима в том смыс­ле, что в одном направлении осуществить трансформацию гораздо легче, чем в другом; именно такой случай представ­ляет рассмотренная выше пассивная трансформация. Этим можно объяснить традиционную практику грамматис­тов, которые обычно начинают грамматику английского языка, например, с изучения простых предложений типа «деятель — действие» и простых грамматических отноше­ний вроде подлежащее — сказуемое и глагол — дополне­ние. Никто не станет всерьез начинать изучение структуры составляющих английского языка с таких предложе­ний, как Whom have they nominated «Кого они уже назва­ли», пытаясь разложить их на две части и т. д.; и в то вре­мя, как в некоторых весьма подробных исследованиях структуры английского языка о вопросительных предло­жениях даже не упоминается, нет такого исследования, которое не рассматривало бы предложения повествова­тельные. Трансформационный анализ дает довольно прос­тое объяснение этой асимметрии (которая иначе формаль­но не мотивирована), исходя из допущения, что грамма­тисты действуют на основе правильных интуитивных представлений о языке ^4в.

7.6. Еще один пункт заслуживает упоминания, прежде чем мы покончим с трансформациями английского языка. В конце § 5 мы заметили, что правило сочинения дает полезный критерий правильности разложения на состав­ляющие в том смысле, что это правило значительно упро­щается, если составляющие установлены определенным образом. Теперь мы истолковываем это правило как транс­формацию. Отмечено немало и других случаев, когда по­ведение предложения при трансформациях дает нам цен­ные, даже решающие свидетельства в пользу той или иной структуры его составляющих.

Рассмотрим, например, пару предложений-.

(103) (I) John knew the boy studying in the library.

«Джон знал мальчика, [в данный момент] за­нимающегося в библиотеке».

(И) John found the boy studying in the library. «Джон нашел мальчика, [в данный момент] занимающимся в библиотеке»,

«Джон нашел, что мальчик [в данный момент] занимается в библиотеке» ^[319].

Интуитивно ясно, что приведенные предложения имеют- различную грамматическую структуру (это становится очевидным, например, если к (103) добавить not running around in the streets «а не гоняет по улице»). Однако, мне кажется, что на уровне непосредственно составляющих можно найти основания для того, чтобы по-разному разла­гать на составляющие (103 I) и (103 II). Простейшее раз­ложение в обоих случаях есть NP — Verb — NP — mg+ +VP. Рассмотрим, однако, поведение этих предложений в ходе пассивной трансформации. (104) — предложения, а (105) — нет⁴*.

(104) (I) The boy studying in the library was known

(by John)

«Мальчик, занимающийся в библиотеке, были известен (Джону)»

(II) The boy studying in the library was found (by John)

«Мальчик, занимающийся в библиотеке, был найден (Джоном)»

(III) The boy was found studying in the library (by John)

«Джоном было найдено, что мальчик зани­мается в библиотеке».

(105) The boy was known studying in the library

(by John).

Пассивная трансформация применима только к пред­ложениям типа NP — Verb — NP. Следовательно, для получения (104 II) нужно разложить (103 II) так:

(106) John — found — the boy studying in the library «Джон — нашел — мальчика, занимающегося в библиотеке».

Здесь прямым дополнением является именная группа the boy studying in the library. (103 I) имеет такое раз­ложение в связи с тем, что существует пассивное предло­жение (104 I).

Но предложению (103 II) соответствует пассивное пред­ложение (104 III). Отсюда мы заключаем, что (103 II) яв­ляется случаем конструкции глагол + дополнение, иссле­дованной в § 7.4, т. е. что оно выводится посредством транс­формации Т°ер из цепочки

(107) John — found studying in the library — the boy,

где found — глагол, a studying in the library — дополне­ние. Пассивная трансформация переводит (107) в (104 III) точно так же, как она переводит (90) в (89). (103 I), од­нако, не является трансформом цепочки John — knew studying in the library — the boy (та же форма, что и

(107) ), поскольку (105) не есть грамматически правильное предложение.

Изучая грамматически правильные пассивные предло­жения, мы находим далее, что John found the boy studying in the library (=(103 II)) разлагается двояко: как Nr— Verb — NP с дополнением The boy studying in the lib­rary и как NP— Aux + V — NP — Comp (трансформ цепоч­ки (107) со сложным Verb: found studying in the library). John knew the boy studying in the library (=(1031)) допус­кает, однако, лишь первое из этих разложений. Такая трактовка (103) находится в полном согласии с интуицией.

В качестве другого примера такого же рода рассмотрим предложение

(108) John came home «Джон пришел домой».

Хотя John и home суть NP, a came является глаголом (Verb), исследование воздействия трансформаций на (108)

Показывает, что последнее не может быть разложено нй NP — Verb — NP. Мы не получаем грамматически пра­вильных предложений ни в результате пассивной транс­формации (Home was come by John), ни в результате во­просительной трансформации T_w (what did John come). Следовательно, мы должны разложить (108) каким-то иным образом (если не хотим чересчур усложнять определение этих трансформаций), по-видимому, на элементы NP— Verb — Adverb. Иначе я не вижу сколько-нибудь сильных доводов против разложения (108) на NP — Verb — NP с home в качестве дополнения к came.

Я думаю, будет правильным сказать, что значительное число основных критериев определения структуры состав­ляющих является фактически трансформационным. Об­щий принцип таков: если налицо трансформация, упроща­ющая грамматику и ведущая от предложения к предложе­нию (т. е. трансформация, весьма тесно охватывающая множество грамматически правильных предложений), то определять структуру составляющих предложения сле­дует таким образом, чтобы эта трансформация всегда при­водила к грамматически правильным предложениям, упро­щая этим грамматику все больше и больше.

Читатель заметит, пожалуй, ошибку логического кру­га или даже явную непоследовательность в наших рассуж­дениях. Мы определяем такие трансформации как пассив­ные через конкретный анализ предложений по непосред­ственно составляющим, а затем рассматриваем поведение предложений в ходе этих трансформаций для того, чтобы решить, каким образом следует анализировать эти пред­ложения.

В § 7.5 мы использовали тот факт, что John was drunk by midnight «Джон был пьян к полуночи» (=(102)) не имеет соответствующего «активного» предложе­ния, в качестве довода против допущения пассивно-актив­ной трансформации. В § 7.6 мы использовали факт, что John came home «Джон пришел домой» (=(108)) не имеет пассива, как довод против приписывания этому предло­жению разложения NP—Verb—NP. Однако если разо­браться в рассуждениях тщательно, то в каждом случае станет ясно, что логический круг или непоследовательность отсутствуют. В каждом случае нашей единственной задачей было уменьшить сложность грамматики, и мы старались доказать, что предлагаемый анализ гораздо проще отбра­сываемых вариантов. Иногда грамматика упрощается, если мы отказываемся от некоторых трансформаций; в дру­гих случаях лучше изменить разложение. Мы следовали, таким образом, курсу, намеченному в § 6. Используя мо­дель непосредственно составляющих и трансформационную модель, мы старались построить грамматику английского языка, которая была бы проще любой другой предложен­ной, и не заботились о том, как в действительности можно прийти к этой грамматике автоматическим путем, исходя из всей совокупности наблюденных предложений английского языка независимо от объема последней. Поставив перед собой более скромную задачу выбора вместо задачи откры­тия, мы устраним всякую опасность порочного круга в рас­смотренных выше случаях. Интуитивные соответствия и объяснение кажущейся нерегулярности дают, как мне представляется, важное свидетельство правильности раз­рабатываемого нами метода. Ср. § 8.

8. ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ СИЛА ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

8.1. До сих пор мы считали, что задачей лингвиста является создание своеобразного механизма (называе­мого грамматикой), предназначенного для порождения всех и только предложений некоторого языка, каким-то образом заданного заранее. Мы видели, что такое по­нимание деятельности лингвиста, естественно, приводит к описанию языков посредством уровней представления; некоторые из них являются абстрактными и нетривиаль­ными. В частности, это ведет к необходимости определять структуру непосредственно составляющих и трансформа­ционную структуру как различные уровни представления грамматически правильных предложений.

Теперь перейдем к изложению задач лингвиста в со­вершенно ином плане, что, однако, должно привести нас к сходным представлениям о лингвистической структуре. Существует немало фактов языка и лингвистического поведения, требующих объяснения независимо от того, является ли такая-то и такая-то цепочка (которую, может быть, никто никогда и не произведет) предложением или нет. Можно надеяться, что грамматики дадут объяснение некоторым из этих фактов. Так, например, последователь­ность фонем /епеут/ многими говорящими по-английски может пониматься двояко: как a name «некоторое имя» и как an aim «некоторая цель». Если бы наша грамматика была системой с одним уровнем, имеющей дело только с фоне­мами, мы не получили бы никакого объяснения этому фак­ту. Но, разработав морфологический уровень, мы обнару­живаем, что по совершенно независимым причинам не­обходимо задать морфемы a, an, aim и name с фонетическим составом /э/, /эп/,/еут/ и /пеут/. Отсюда как автомати­ческое следствие попытки задать морфологию простейшим возможным способом вытекает, что последовательность фонем /эпеуш/ может быть представлена на морфологичес­ком уровне двояким образом. Вообще мы называем конструкционной омонимией случаи, когда данная последо­вательность фонем разложима на каком-либо уровне бо­лее, чем одним способом. Это дает нам критерий адекват­ности грамматик. Можно проверить адекватность заданной грамматики, поставив вопрос, действительно ли каждому случаю конструкционной омонимии отвечает двусмыс­ленность выражения и каждому случаю какого бы то ни было рода двусмысленности отвечает конструкционная омонимия ^{4 X,—Х₂+}

-\-А — Х₂

18. T_q (возможная)

Структурное разложение: то же, что и 16

(ср. (41)-(43))

Структурное изменение: X,—Х₂—Х₂-------------------- >-Х₂—X,—Х₂

19. T_w (возможная и условная по отношению к T_q)

T_WI: Структурное разложение: X — NP — У (X или

У может быть нулем)

Структурное изменение: то же, что и 18 (60 I)

T_W2: Структурное разложение: NP — X (60 II)

Структурное изменение: X,—Х₂-------------------------- ywh+ X,—Х₂,

где wh + одушевл. сущ. > who (ср. стр. 478,

прим. 40)

wh -f- неодушевл. сущ. > what

20. Aux (обязательная)

Структурное разложение: X — Af — о — У

(где Af есть любое С либо еп или ing; v — лю­бое М либо V или have либо be) (29 JI)

Структурное изменение: X, — Х₂ — Х₂ — Х₄ > X,—

-Х₂-Х₂#-Х₄

21. Граница слова (обязательная)

Структурное разложение: X — У (где Хф~о или

Y^Af) (29 III)

Структурное изменение: X,—Х₂*--------- ^Х,—# Х₂

22. do (обязательная)

Структурное разложение: #—Af (40)

Структурное изменение: X,—Х₂ —do+X₂

Обобщенные трансформации

23. Сочинение (26) Структурное разложение: S, : Z—X—W

S₂\ Z—X—W,

где X — минимальный элемент (например, NP, VP и т.п.), a Z и W — сегменты терминальных цепочек.

Структурное изменение: (Х₄—Х₂—Х₂; Х₄—X_s — -Х_в) *Х,—X₂+and-\-X₂—X,

24. Т,₀ (48)—(50) Структурное разложение: S, : как 16

S₂ : как 16

Структурное изменение: (X,—Х₂—Х₃; Х₄—Х₅—

—X,)---------------------------------------- >X—X—X—and—so—X_i—X₄

T_i0 фактически соединена с трансформацией сочи­нения.

25. Номинализация — T_to (стр. 481, прим. 41)

Структурное разложение: S, : NP—VP

S₂ : X—NP—Y (X или У может быть нулем)

Структурное изменение: (X,—Х₂;Х₂—Х₄—Х₅)------------------------ >•

>• X,—to+X₂—Х₅

Номинализация T_ing (стр. 481, прим. 41)

То же, что и 24, с заменой to на mg.

27. Номинализация — Тл^у (71)

Структурное разложение: S,: Т — N — is—А

S₂ так же, как 24 Структурное изменение: (X,—Х₂—X,—Х₄; Х₅— х_в—х₇)—►х.-х.+ха Х₂-Х,

Морфофонемная структура

Правила (19); (45); стр. 466, прим. 36; стр. 478, прим. 40, и т. д.

Мы имеем, таким образом, согласно (35), три набора правил: правила модели непосредственно составляющих, трансформационные правила (включая простые и обоб­щенные трансформации) и морфофонемные правила. Поря­док применения правил является существенным, и в надле­жащим образом сформулированной грамматике он должен быть указан во всех трех разделах наряду с различением обязательных и возможных правил, а также (по край­ней мере в трансформационной части) с установлением условных зависимостей между правилами. Результат применений всех этих правил представляет собой расши­ренную деривацию (типа (13)—(30)—(31)), оканчиваю­щуюся цепочкой фонем анализируемого языка, т. е. грам­матически правильным высказыванием. Мы смотрим на такую формулировку трансформационных правил не более как на повод к размышлению. Нами не разработан аппарат для представления всех этих правил в подходящей и еди­нообразной форме. Более подробную разработку и данные о применении трансформационного анализа можно найти в литературе, указанной на стр. 451 в примечании 25.