ЛЕКЦИЯ IX
Проблема разграничения иллокутивного и перлокутивного актов. Вопрос о границе между действием и его последствиями. Отличие в этом отношении речевого действия от простого физического действия.
Соотношение локутивного и иллокутивного актов. Различие между последствиями иллокутивного и перлокутивного актов. Роль признаков вербальности и конвенциональности в разграничении иллокуции и перлокуции.)Когда у нас возникла идея взяться за разработку списка эксплицитных перформативных глаголов, мы натолкнулись на некоторые трудности, касающиеся установления перформативности тех или иных высказываний или хотя бы определения чистых перформативов. Поэтому нам показалось целесообразным вернуться к истокам и посмотреть, в скольких смыслах сказать нечто означает сделать нечто, или, говоря нечто, мы тем самым совершаем нечто, или мы осуществляем нечто через посредство высказывания.
Во-первых, мы выделили группу действий, которые мы совершаем, когда что-то говорим. Мы их объединили названием локутивный акт, что грубо соответствует произнесению определенного предложения с определенным смыслом и референцией, что опять- таки грубо соответствует «значению» в традиционном смысле слова. Во-вторых, мы отметили, что производим и иллокутивные акты, такие, как информирование, приказ, предупреждение, начинание и т. п., то есть произносим высказывания, обладающие определенной (конвенциональной) силой. В-третьих, мы способны осуществлять перлокутивные акты: вызывать что-то или достигать чего-то черев посредство говорения, скажем, убеждать, вынуждать, устрашать и даже удивлять или вводить в заблуждение. Теперь мы получили не менее трех различных смыслов или измерений «употребления предложения» или «употребления языка» (существуют, конечно, и другие). Все эти три типа «действий» доставляют, разумеется* много хлопот и нуждаются в оговорках, обычных для всех вообще действий и связанных с различением попытки достичь цели и ее достижения, с различением намеренного и ненамеренного действия и т.
п. Мы решили, что следует подробнее рассмотреть эти три типа актов.Иллокутивный и перлокутивный акты необходимо различать. Например, высказывание “Говоря это, я предупреждал его” следует отличать от высказывания “Своими словами я убедил era (поразил, заставил остановиться)”.
Необходимость выделения «последствий»
Думается, что больше всего хлопот может доставить различение иллокуций и перлокуций. Этим мы как раз и займемся, лишь попутно отмечая разницу между иллокуциями и локуциями. Можно. с определенностью утверждать, что перлокутивный аспект «совершения действия» не участвует в осмыслении высказывания (произнесение которого является «осуществлением действия») как перформативного и должен быть так или иначе выведен за его рамки, во всяком случае, когда речь идет о различении перформативных и констативных высказываний. Ведь совершенно ясно, что всякий или почти всякий перлокутивный акт для своего осуществления в более или менее подходящих обстоятельствах может довольствоваться любым высказыванием (иногда рассчитанным, но зачастую и спонтанным), и в частности, прямым констативным высказыванием (если таковое существует). Например, вы удерживаете меня (С. Ь)1 от какого-то поступка, простодушно, но очень, кстати, сообщив мне, какими могут оказаться на деле его последствия. Это относится даже к (С. а), поскольку вы можете убедить меня (С. а), что некая женщина изменяет своему мужу, задавая вопрос, не ей ли принадлежит носовой платок, найденный в спальне у X2, или просто утверждая, что платок принадлежит ей.
Затем jvibi должны были провести разграничительную линию между действием, которое мы совершаем (здесь иллокуцией), и его последствиями. Это вообще запутанный вопрос, а особенно если акт носит характер не высказывания, а неконвенционального «физического» действия. Как мы видели, можно (во всяком случае* нам хотелось бы думать, что можно) выделять шаг за шагом все большее число тех явлений, которые сначала обычно включаются (или могли бы включаться) в понятие самого «нашего акта»3, в качестве пусть сколь угодно близких и естественно ожидаемых, но в действительности лишь последствий предположительно наименьшего в физическом смысле действия.
Эти последствия затем проявляются как движение или движения частей нашего тела (например, сгибание пальца, которое привело к движению спускового крючка, которое привело... которое привело к смерти осла). Можно еще много рассуждать на эту тему, но к нашим проблемам это не имеет отношения. В случае актов говорения наше положение облегчается, по крайней мере, двумя обстоятельствами.(1) Мы можем опереться на номенклатуру, которая обычно отказывает в случае «физических» действий. Ведь когда речь идет о физическом действии, мы, понятно, почти всегда обозначаем его не в терминах так называемого минимального физического акта, а в терминах, охватывающих более или менее широкий, но всегда неопределенно большой круг явлений, которые можно назвать естественными последствиями действия (или, под другим углом зрения, намерением, лежащим в основе его совершения).
Мы не просто отказываемся от понятия минимального физического акта (в любом случае сомнительного), но и, по всей видимости, не располагаем никаким классом имен, отделяющих физические акты от их последствий; в случае же актов говорения специально выработанный словарь имен для актов (В) регулярно отмечает, как нам кажется, в определенной точке разрыв между актом (нашим произнесением слов) и его последствиями (которые обычно вовсе не являются говорением), по крайней мере большей их частью4.
(2) Далее, наше положение несколько облегчается благодаря особой природе актов говорения по сравнению с обыкновенными физическими действиями, ибо в случае этих последних даже минимальное физическое действие, которое мы стремимся отделить ют его последствий, являясь телодвижением, находится in pari materia5 со многими из его непосредственных и естественных последствий, в то время как последствия акта говорения, какими бы непосредственными и естественными они ни были, не являются, по крайней мере в обычном случае, новыми актами говорения, и не только со стороны самого говорящего, но даже и других людей (об этом см.
ниже). В итоге мы имеем здесь нечто вроде регулярного естественного разрыва цепочки, отсутствующего в сфере физических действий и связанного со специальным классом имен для иллокуций.На этом этапе можно спросить: а не являются ли последствия, вносимые номенклатурой перлокуций, на самом деле последствиями актов как таковых, (А), то есть локуций? Разве нам не следует, в своем стремлении отделить от акта «все» его последствия, вернуться назад, мимо иллокуций, прямо к локуциям, то есть непосредственно к акту (А. а), произнесению звуков, которое является физическим движением?6 Конечно, мы уже признали, что для осуществления иллокутивного акта необходимо прежде совершить локутивный акт. Например, поздравление необходимо предполагает произнесение определенных слов, а для произнесения определенных слов нужно, по крайней мере в какой-то части, выполнить определенные, в разной мере поддающиеся описанию движения органов речи7. Таким образом, «физические» действия и акты говорения не полностью разделены — между ними сохраняется связь. Хотя (I) это обстоятельство может иметь значение в определенных аспектах и контекстах, оно не препятствует проведению там, где это нужно, некоторой разграничительной черты, служащей нашим нынешним целям, то есть между завершением иллокутивного акта и всеми дальнейшими последствиями. Далее, (II) мы должны — и это гораздо важнее — отказаться от представления об иллокутивном акте как о последствии локуции (мы раньше на это намекали, хотя прямо и не утверждали), и даже от идеи, что номенклатура иллокуций дает просто дополнительные названия для некоторых из последствий локутивных актов (впрочем, об этом ниже), то есть что высказывание “Он вынудил меня к...” означает произнесение неких слов, а кроме того, еще и наличие или предположение неких последствий (? воздействие на меня). Даже если по каким-то соображениям мы будем настаивать на «возврате» от иллокуции к фонетическому акту (А. а), мы не должны все же возвращаться к минимальному физическому действию через цепочку его последствий, как возвращались бы от смерти осла к движению пальца на спусковом крючке.
Произнесение звуков может быть физическим следствием движения органов речи, дыхания и т. п., но произнесение слова ни в физическом, ни в ином: смысле не является следствием производства звука. И произнесение слов с определенным значением не является ни физическим^ ни иным следствием произнесения слов. В этом плане даже фати- ческий (А. Ь) и ретический (А. с) акты не являются следствиями (а тем более физическими) фонетических актов (А. а). Используя номенклатуру иллокуций, мы в действительности вводим обозначение не последствий локуций (во всяком случае, в обычном смысле слова), а конвенций, связывающих иллокутивную силу с особыми обстоятельствами той ситуации, в которой произносится высказывание. Успешное или завершенное осуществление иллокутивного акта действительно приводит к своего рода «последствиям» или «эффектам»8, и мы вскоре вернемся к обсуждению этого вопроса.Итак, я до сих пор утверждал, что у нас есть надежда отграничить иллокутивный акт от перлокутивного по признаку наличия последствий и что сама иллокуция не является «последствием» локутивного акта. Теперь же я должен указать, что иллокутивный акт в отличие от перлокутивного связан с каузированием результатов в следующих смыслах:
(1) Иллокутивный акт не может считаться благополучно, успешно осуществленным, если он не приводит к определенному результату (effect). Следует отличать это свойство от утверждения, что иллокутивный акт представляет собой достижение некоего результата. Я только тогда имею право сказать, что предупредил аудиторию, когда она услышала мои слова и восприняла их должным образом. Иллокутивный акт может состояться только тогда, когда нам удается воздействовать на аудиторию. Как нам лучше сформулировать это положение? И каковы его границы? Обычно результат воздействия сводится к пониманию значения и силы ло- куции. Таким образом, осуществление иллокутивного акта включает в себя обеспечение усвоения (securing of uptalke).
(2) Иллокутивный акт «воздействует» особым образом, отличным от способов каузирования последствий путем «обычного» установления какого-то положения дел, то есть внесения изменений в естественное течение событий.
Так, результатом высказывания “Я нарекаю это судно “Королева Елизавета” ” является наречение именем, или крещение. В этом случае такие последующие акты, как упоминание этого судна под именем «Генерал де Голль», оказываются неправомерными.(3) Мы говорили, что многие иллокутивные акты, в силу конвенции, нуждаются в ответе (response) или практическом следствии (sequel), действующих в «одном» или в «обоих направлениях»: так, доказательство, приказ, обещание, предположение и просьба отличаются от предложения услуг, вопроса “Вы будете?” и вопроса “Да или нет?”. Если ответ получен или практическое следствие осуществлено, то возникает потребность во втором акте со стороны говорящего или другого лица; этот второй акт не может быть включен в начальный сегмент действия — это общее место любых рассуждений о причинах и следствиях.
Однако в обычном случае мы всегда можем сказать “Я заставил его...” (и далее следует такое-то слово). Здесь мне действительно приписывается конкретный акт, и он оказывается перло- кутивным актом при условии, что в нем используются или могут использоваться слова. Итак, мы должны различать высказывания: “Я приказал ему, и он подчинился” и “Я заставил его подчиниться”. Последнее обычно подразумевает, что в ход были пущены некие дополнительные средства достижения результата, который может быть приписан именно мне, то есть какие-то приманки и даже зачастую личное влияние, в итоге равносильное принуждению; очень часто здесь участвует иллокутивный акт, отличный от простого приказания, как, например, в высказывании “Я заставил (убедил) его сделать это с помощью утверждения о том, что х...”.
Таким образом, существуют три вида связи иллокутивных актов с их результатами (effects); и все они отличаются от такого достижения результатов, которое характерно для перлокутивного акта.
Мы должны различать действия с перлокутивной задачей (убеждать, уговаривать) от действий, которые просто вызывают некое перлокутивное практическое следствие. Так, мы можем сказать “Я пробовал предупредить его, а в результате только растревожил”. Перлокутивная задача одной иллокуции может выступать как практическое следствие другой: например, перлокутивная задача предупреждения — насторожить человека—может оказаться практическим следствием перлокутивного акта, имеющего целью возбуждение тревоги. Еще один пример: практическим следствием иллокуции высказывания “Не делайте этого” может стать устрашение, которое не входило в его задачу. Некоторые перло- кутивные акты всегда влекут за собой те или иные практические следствия, а не ставят определенную задачу. Это те акты, которым не соответствует никакая иллокутивная формула; так, я могу удивить, огорчить или унизить вас посредством той или иной локуции, хотя не существует иллокутивных формул “Я удивляю вас тем-то...”, “Я огорчаю вас тем-то...”, “Я унижаю вас тем-то...”.
Для перлокутивных актов характерно, что получаемый ответ или практическое следствие могут быть достигнуты с помощью нелокутивных средств, употребленных самостоятельно или в дополнение к высказыванию. Так, человека можно напугать, замахнувшись на него палкой или прицелившись в него из ружья. Даже в ситуации уговаривания, убеждения, вынуждения подчиниться или поверить мы можем достичь требуемого результата с помощью невербальных средств. И все же одной только этой характеристики перлокуций недостаточно для их отделения от иллокутивных актов, поскольку мы можем предупреждать или, скажем, приказывать, а также назначать, дарить, протестовать, просить прощения, используя невербальные способы, хотя все это — иллокутивные акты. Так, мы способны выразить протест, швыряя помидоры или показав язык.
Нам важнее понять, всегда ли перлокутивные акты способны привести к ответной реакции или практическому следствию с помощью неконвенциональных средств. Конечно, мы можем получить какие-то практические следствия перлокутивных актов, используя совершенно неконвенциональные (non-conventional или unconventional) средства, то есть с помощью актов, которые вовсе не являются конвенциональными, или по крайней мере существуют для другой цели; так, я могу убедить собеседника, спокойно покачивая большой тростью или мягко упомянув, что его престарелые родители все еще находятся в пределах третьего рейха. Строго говоря, иллокутивный акт возможен только в том случае, когда используемые средства конвенциональны, и поэтому должны быть конвенциональны и те невербальные средства, которые употребляются для достижения его целей. Но в том-то и дело, что трудно определить, где начинаются и где кончаются конвенции: так, покачивая тростью, я могу предупреждать о чем-то, я могу подарить какую-то вещь, просто передав ее из рук в руки. Но ведь если я предупреждаю какого-то человека покачиванием трости, тогда это действие и будет предупреждением: человек должен хорошо знать, что я имел в виду, поскольку обычно это безошибочно угрожающий жест. Со сходными трудностями мы сталкиваемся в ситуации молчаливого согласия с каким-то проектом, молчаливого обещания или голосования поднятием руки. Но факт остается фактом: многие иллокутивные акты могут совершаться только посредством какого-нибудь высказывания. Это верно в отношении утверждений, оповещений (в отличие от демонстраций)* доказательств, оценок, мнений и решений (в юридическом смысле); это верно и в отношении подавляющего большинства вердик- тивов и экспозитивов в противовес многим экзерситивам и комис- сивам9.
Примечания
1 См. стр. 88, где объясняется смысл обозначений (С.Ь) и (С.а) и др.
2 То обстоятельство, что прямая информация почти всегда влияет на последующее действие, не должно казаться нам более удивительным, чем обратное соотношение, а именно: что совершение любого действия (в частности, произнесение перформатива) имеет своим обычным следствием осознание фактов (осознание и нами, и другими людьми). Совершая любое воспринимаемое или раскрываемое действие, мы предоставляем себе, а зачастую и другим, возможность уяснить и (а) тот факт, что мы это сделали, и (б) много других фактов относительно наших мотивов, характера и прочего, которые можно извлечь из самого факта совершения нами данного действия. Если вы на политическом митинге швыряете помидор (или кричите: “Я протестую!”, когда кто-то швыряет помидор, и если, конечно, все это можно назвать осуществлением действия), то последствием, по-видимому, будет уведомление других о вашем протесте и определенных политических убеждениях; но ни швыряние, ни крик не станут от этого истинными или ложными (хотя они могут, подчас даже намеренно, вводить других людей в заблуждение). И по той же самой причине цепочка последствий любой величины не избавит констативное высказывание от необходимости быть истинным или ложным.
3 Я здесь не углубляюсь в вопрос о допустимой отдаленности последствий. Обычные для этой темы заблуждения можно найти, например, в работе Мура «Principia Ethica»