1. Вера и смерть.
Первое мое слово о вере. Прежде всего, совершенно неправилен взгляд, что мысль о смерти создает религию. Религия прежде всего является религией жизни. Библия обходится совершенно без загробной жизни.
Бог вознаграждает праведников долголетием и счастьем здесь, в земной жизни. Если Бог сотворил душу, как и все остальное, то Бог не только может уничтожить ее, но более того - и уничтожить как все остальное Им созданное.С простым, не усложненным метафизическими умозрениями, учением о Боге-Творце, не вяжется учение о иеучтожнмости человеческой души, вообще, создании чего-либо на вечное время. Ведь всякая цель ста-вится во времени, и средства для ее осуществления длятся во времени. Вот цель выполнена и средства уже бесполезны, а все бесполезное лишнее, как противоречащее совершенству Божьему, должно быть отринуто.
Для прославления Бога создается Им вселенная и населяющие ее человеческие души, может быть и для других, непостигнутых нами, целей.
Цели достигнуты и вся эта вселенная с ее млечными путями и человеческая душа с ее радостями и горестями должна утонуть в небытии.
Бог создал сад, украсил его цветами, по Его совершество требует других садов, усыпанных новыми цветами. Старые цветы должны опасть... "Человек умирает и рассыпается", - говорит Иов1. Отошел и где ои. Уходят воды из озера, и река высыхает и иссякает: так и человек ляжет и не встанет, до скончания века он "не пробудится и ие воспрянет от сна своего".
Что заставляет религиозную мысль на более высокой ступени раз-вития признать загробную жизнь (но отнюдь не вечность души) - это несоответствие между этическо-религиозным требованием наград за хорошие и наказания за злые дела. "Почему, - говорит Иов, - беззаконные живут, достигают старости, да и силами крепки. Дома их безопасны от страха и иет грозы Божия на них. Проводят они дин свои в счастье и мгновенно нисходят в преисподнюю.
А между тем они говорят Богу: отойди от нас, не хотим мы знать путей твоих" .И вот религиозная мысль, стараясь решить проблему Иова, нагро-мождает горы затруднений перед страшной проблемой. И чем определеннее она старается выкристаллизоваться в догматы, тем все дальше и дальше отодвигается удовлетворяющее мысль философа решение проблемы смерти. Религиозная мысль требует не переживания души, а только ее воскресения. До судного дня жизнь может совершенно отсутствовать. Более того, признание существования от смерти до судного дня родит тяжелое затруднение. В самом деле, этот судный день будет ие завтра, не послезавтра, не через год или десяток лет, а через сотни, тысячи, десятки тысяч лет.
Наша маленькая земная жизнь в 60-70 лет растворяется в этом ряде веков зацэобной жизни, кис капля в морс. Молено ли судить душу за этот бесконечно малый элемент ее существования, когда она проходит в дальнейшем своем существовании тысячи, может быть, миллионы жизней. И христианство и магометанство говорит только о воскресении в день судный. Только в том случае Божий суд будет справедливым судом, если до воскресения отошедшие лишены жизни или содерлсат ее только в потенции, как зерно, найденное в пирамиде и начавшее прорастать через тысячи лет.
Душа просыпается, или лучше воскресает, возроясдается вместе с телом. Магометанский Бог после взвешивания проводит воскресшую душу по остроконечному мосту в рай или ад, смотря по результату взвешивания. В раю великолепные бани, мягкие постели, прекрасные гурии.
Евангелие в день судный воскресших разделяет на козлищ и овец, на обувших и накормивших Бога, в лице стралсдущих, и на отвергнувших Бога, и посылает первых на ясизнь вечную, вторых в муку вечную3.
У св. Августина, более близкого к источнику христианства, этот взгляд на смерть выступает гораздо яснее, чем у метафизиков, прилаживающих метафизику к христианскому догмату. Ои говорит, умершие до воскресения справедливо называются находящимися в смерти, подобно тому, как каждый называется находящимся во сне раньше, чем ои проснется.
Несколько раз св. Августин подчеркивает необходимость называть их на-ходящимися в смерти, а ие умершими. Жизнь вновь начинается с соединения с телом и причем не с новым, а со старым, вновь восстановленным.Причем грешникам обещается вторая смерть. "Она, эта вторая смерть, - учит Августии, - тяжелее и составляет худшее из зол, потому что не состоит из отделения души и тела, а скорее обнимает и то и другое для вечного наказания. Там улсе, ие как здесь: не будут люди до смерти и после смерти, а постоянно в смерти и потому иногда не будут живущими или умершими, а будут без конца умирающими"4.
Религиозная мысль, признавая воскресение, в протнвопололсность метафизике, не молсет твердо остановиться на иеуиичтолсаемости души.
Для нее душа всегда останется созданием Божьим, которое не имеет вечности в обратном направлении, и вечность, которая в прямом направлении всегда только в возможности, зависящей всецело от воли Божьей3.
Поскольку мы мыслим творение во времени, а не выводим его из времени, как это делает бл. Августин и само время не делаем творением Бога, мы не в состоянии примириться с вечностью дуиш в прошлом. Собственно против такого бессмертия восстают все христианские писатели.
Св. Ириней признает за людьми и даже за ангелами бессмертие лишь по возможности. Он говорит, что они бессмертны не по природе, а только по благодати, так как то, что началось должно иметь конец и, если оно бессмертно, то ие по своей природе.
По мнению Дамаскина®, как тело перестает двигаться, если не последует толчок извне, так и ангелы, достигшие незначительного предела жизни, по повелению Творца, снова начинают жизненное движение.
По бл. Августину вечное существование души в прошедшем должно явиться вечным злополучием. Превращение этого вечного прошедшего злопо;г)/чая в вечное будущее блаженство представляется не менее трудно воспринимаемым, чем существование до века души, раньше с прошедшей бесконечностью существовавшей. Религия дает слишком мало, она вовсе не дает нам ответа иа вопрос, что будет со мной после смерти.
Необходима свободная мысль, не боящаяся встать против тех взглядов, которые выработаны христианским вероучением, чтобы удовлетворить пытливости ума. Следует выйти из сферы веры, перестать быть только верующим и стать также мыслящим.окружает нас, но ие отодвинуто в "вещь в себе". Уже в вере в посредничество отошедших в молитве, религиозная мысль вносит трансцендентальный элемент, связующий мир живущих с миром отошедших. Но следует идти дальше. Не следует бояться встать на мистический путь, признать другие связи, которые можно назвать магическими, признать гипернаучный опыт, переступающий границы опыта научного, действующий орудиями, которыми не пользуется наука.
Не следует думать, что индусское учение о карме в последовательном ряде инкарнаций, продолжающемся века, предполагает обязательно именно такую трансцендентальносте загробного существования. Обстоятельства последовательных инкарнаций определяются поведением души в предшествующих, судьба инкарнирующейся души определяется не отношением ее к Богу в земной жизни, ие молитвой живущих, а законом эволюции усовершенствующейся в инкарнациях души, поднимающейся с мень-шей или большей быстротой до высшей ступени, которая у буддистов является нирваной. Но весь этот процесс может происходить в различных мирах, не связанных между собой; затем душа в промежутках между инкарнациями может мыслиться совершенно не связанной с жизнью вселенной.