Глава 22(3). Уровень суггестивных шумов
Ошо Раджниш
Если факт суггестии, по крайней мере в части возможности скрытого воздействия на человека словами естественного языка или информацией, подаваемой по специальным алгоритмам с помощью технических средств, считать зафиксированным [11,45,87,104], то следующим шагом было бы логично определить место суггестии в общей схеме угроз, направленных на информационную систему.
При попытке определить место суггестии в процессах управления информационными системами возникает парадоксальная ситуация. Что значит произнесенное импозантным человеком слово по сравнению с бомбой и пистолетом, которые традиционно используются для ограбления банков? Бомба — это реально, если она грохнула, то ее многие слышали, а последствия можно увидеть. А слово? А было ли оно? К примеру, абсолютное большинство банков (по оценкам отдельных зарубежных источников до 90%), подвергшихся успешному нападению компьютерных злоумышленников, скрывают это, чтобы не терять престиж. Но это еще хорошо, если действительно скрывают. Многие из них скорее всего просто не знают о том, что их ограбили. А некоторые так никогда об этом и не узнают, как, например, тот же Альберт Кромвэлл.
Так все-таки, где место данной угрозы в ряду всех прочих угроз? Наверное, нет смысла говорить о суггестивных угрозах, если не построен надежный забор, если нет вооруженной охраны, если отсутствуют грамотные и надежные специалисты, если не налажен элементарный порядок в работе, если не выполняются элементарные требования по организации защиты и т.п.. И только потом в этом бесконечном ряду требований, выстроенных по росту, находится суггестия, которой за широкими спинами стоящей у входа в банк или офис охраны даже и не видно. Поэтому-то для многих специалистов в области безопасности данная проблематика носит пока чисто умозрительный характер.
А так как определенные нарушения и сбои в работе всегда свойственны таким сложным информационным системам как человек и компьютер, то «уровень шумов», создаваемый этими сбоями, порой способен полностью скрыть под собой все реальные факты проявления суггестивных угроз.Может быть здесь многое зависит от точности измерительного инструмента? Действительно, разве возможно инструментом, меряющим лошадиные силы реактивных двигателей самолета, измерить слабые токи, управляющие всей системой. Генерируемый турбиной ток измеряется совсем другой шкалой, чем ток, управляющий работой этой турбины с пульта оператора. Для несведущего управляющие токи будут восприниматься на уровне шумов, если вообще будут восприниматься. Не так ли обстоят дела с суггестией?
Ни одна сложная самообучающаяся система не может обойтись без так называемых невольных мыслей, в отношении которых Агни-Йога утверждает, что эти «малые бродяги» хуже всего, так как без смысла засоряют пути. При этом слабые токи могут быть действительно хаотичны (могут служить взаимоисключающим целям), а могут быть целенаправленны. Вот тогда в первом случае мы будем говорить о шуме, а во втором — о целенаправленном управлении.
Коль скоро мы говорим о скрытых информационных воздействиях, то не мешало бы определить те скрытые цели, достижению которых способствует суггестия, ибо зачастую именно незнание цели, вызвавшей поступок, делает его необъяснимым и загадочным.
В случае наличия нескольких взаимоисключающих скрытых целей информационная система может стать полностью неуправляемой. В этой ситуации система автоматически упрощается, разваливаясь на части. Развал любой сложной информационной системы, будь-то государство, предприятие, коллектив может свидетельствовать об отсутствии у нее доминирующей цели. И наоборот, создание порядка из хаоса объясняется наличием этой самой цели. Цель, ставшая доминирующей, сумевшая подчинить или уничтожить своих соперников, а тем самым стать истинной, спасает не только себя, но и всю систему в целом.
Возможно, что у суггестии есть своя измерительная шкала — уровень порядка, показывающий степень доминирования какой-либо одной цели.
А теперь проведем мысленный эксперимент над системой, имеющей минимальный суггестивный «шум». Представим идеальную ситуацию: n‑кратный уровень ограждений, тотальный контроль надежнейшими специалистами всего и вся — муха не пролетит не замеченной, каждая бумажка учтена. Вся эта система каким-то чудом работает без сбоев и ошибок, что в реальной жизни невозможно и живому человеку не свойственно. Только в этой ситуации можно говорить о постановке «чистого» эксперимента по реализации суггестивных угроз. Попробуем их проанализировать.
Начнем со слов естественного языка, носителей скрытой угрозы. Еще П.А.Флоренский отмечал, что функция слов заключается в том, чтобы будучи высказанными и внедрившись другому в душу, произвести там свое действие. Это понятно — словом можно активизировать так называемые типовые программы агрессии, смеха, плача, жалости и т.п., которые не являются скрытыми и в принципе могут контролироваться сознанием хозяина. Аналогичным образом можно сформировать скрытую программу и определить для нее ключ. Приемы и способы того, как это делается, достаточно полно освещены в литературе по суггестивным воздействиям и современной педагогике.
Более того, как было показано в предыдущем разделе, можно используя слово, заставить человека или компьютер самостоятельно сгенерировать нужную программу, которая послушно будет ждать своего часа активизации.
Но только ли слова опасны для систем, понимающих их?
Информацию об объекте, мы определили как изменение состояния наблюдателя, вызванное наблюдением объекта. А наблюдаемых объектов бесконечно много. Это лист, падающий с дерева и навевающий грустные мысли о бренности всего преходящего, это муха, бьющаяся о стекло, это облака в форме слоненка, цвета мечты, уносимые ветром за горизонт. Сколько, благодаря этому созерцанию, получит дополнительно скрытой информации наблюдатель, сколько всего увиденного не будет зафиксировано его сознанием? И это только внешней информации! Внутренние же источники могут попутно информировать о явной боли в печенке и скрыто о состоянии остальных органов организма, а тем самым активизировать тысячи других мыслей о том, что делать и куда податься.
Таким образом, из проведенного простенького мысленного эксперимента можно сделать достаточно тривиальный вывод о том, что даже в условиях n‑кратного уровня ограждений с тотальным контролем за всем происходящим избавить систему и ее элементы от воздействия суггестивного шума не представляется возможным.
При этом следует отметить, что воздействие шума будет определяться не столько самим шумом, сколько состоянием системы. Заинтересованная система, если у нее будет свободное время, сама выделит в окружающем хаосе то, чего ей не хватает.
Довольно часто для решения практических задач бывает важно понять, что в большей степени определяет реакцию системы: входные данные, на которые надо реагировать, или состояние системы. Понятно, что в первую очередь система будет реагировать на явную угрозу, затем на осознаваемые данные и только когда-то потом на скрытую информацию.
В соответствии с изложенной выше гипотезой о нехватке ресурсов на обработку скрытых входных данных в режиме реального времени (возможно, поэтому они и скрытые), система не способна реагировать на них немедленно. Информационной системе необходимо время и эффективные инструментальные средства (алгоритмы, программы и т.п.) для того, чтобы «раскрутить» скрытую информацию. Возможно, что если ей не давать этого времени, то скрытые угрозы останутся нереализованными, невостребованными со стороны своего внешнего заказчика.
Это очень важный вывод, потому что он имеет прямое отношение не только к краху отдельных могущественных корпораций, но и ко многим катаклизмам, происходящим в мире, которые, возможно, являются необходимыми звеньями (операторами) для реализации определенной программы человечества.
Осталось проанализировать, каким образом осуществляется «раскрутка» скрытых программ, как им удается пробить толстый асфальт контролирующего сознания и, подобно растению, выставить свою макушку в мир осознанных мыслей и поступков.
При этом надо еще иметь в виду и то, что, возможно, однозначного соответствия между образами подсознания и сознания в принципе не существует.
Не всегда можно спроецировать элементы множества одной мощности на элементы множества, обладающего более слабой мощностью, и не потерять содержания. Дышащие глубины подсознания не всегда способны выразить себя, ибо для этого выражения зачастую просто не хватает ресурсов сознания, ибо беден язык говорящего. Поэтому приходится искать окольные пути, использовать наскальную живопись, склеивать между собой звуки из нотного ряда, останавливать мгновения или безудержно гнать их, умоляя: «Чуть помедленнее кони...».Глава 23(4). Генерация скрытых программ
Ты и сам иногда не поймешь,
Отчего так бывает порой, Что собою ты к людям придешь, А уйдешь от людей — не собой. А.Блок
Характерный пример скрытой генерации программ — предсказание волхвов Вещему Олегу. Сделанное предсказание, а может быть вера в него, стала толчком для создания и реализации программы по уничтожению князя. Как сказано в летописи: «...Олег же посмеявся: укори волхвы. Рече сей: «Аз убо жив есть, а конь умре». И по повелению его взыскаша токмо кости коня того. Олег же сяде на инь конь и поеде видеть кости коня того. Увидев кости его голы и главную кость лежащу и сошед с коня своего, наступил на главную кость и рек: «Егда ли аз от сей кости умру». И выникнувши из главныя кости змия и уяде Олега в ногу, и от сего Олег разболевся». (Цитируется по работе Ю.В.Росциуса «Последняя книга Сивиллы» [81]).
Исходя из того факта, что в нашей жизни рождаются новые теории, совершаются открытия фундаментальных законов, которые являются по своей сути результатом работы принципиально новых программ, можно, наверное, считать человека способным к генерации программ, не имеющих аналогов, т.е. изначально отсутствующих у окружающих людей.
Каким образом это может происходить, какая словесная форма может быть источником программирования подобных продуктов?
Возможно, что это в первую очередь способность системы задавать вопросы и отвечать на них. При этом у каждой информационной системы есть такие вопросы, отвечать на которые для нее опасно, и ей надо уметь проводить различие между тем, что можно себе позволить увидеть или понять и чего нельзя.
Не только все великие научные достижения стали возможны благодаря умело поставленному вопросу, но и все великие произведения искусства обязаны своим рождением именно вопросам, которые не давали покоя вопрошающему. И чем значительнее вопрос, тем серьезнее, тем мощнее становилось рожденное этим вопросом художественное произведение. За примерами не надо далеко ходить. Великая русская литература почти вся построена на этом принципе: Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой, Н.В.Гоголь и др. Во всем искусстве нет больше ничего, кроме вопросов, ответов и, безусловно, таланта, помогающего упаковать ответы в красивые стилистические оболочки. Заданный вопрос является криптографическим ключом, рождающим сюжет любого произведения искусства.
— Позволь, я тебе серьезный вопрос задать хочу, — загорячился студент. — Я сейчас, конечно, пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой умрет. Понимаешь? Понимаешь?
— Ну, понимаю, — отвечал офицер, внимательно уставясь в горячившегося товарища.
— Слушай дальше. С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старушины деньги, обреченные в монастырь! Сотни, тысячи, может быть существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, — и все это на ее деньги. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел? За одну жизнь — тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна жизнь и сто жизней взамен — да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? (Ф.М.Достоевский. «Преступление и наказание»).
Иногда в произведении нет явной формулировки вопроса. Он может быть настолько сложен, что сам художник только для того, чтобы его задать, вынужден создать монументальное полотно, в котором вопрос растворен. Его кристаллизация происходит в восприятии вопрошающего при приближении к финальному слову «конец».
Порой сам автор способен формализовать вопрос только в эпилоге или в заключительных нескольких словах по поводу книги:
«Такое событие, где миллионы людей убивали друг друга и убили половину миллиона, не может иметь причиной волю одного человека: как один человек не мог один подкопать гору, так не может один человек заставить умирать 500 тысяч. Но какие же причины? Одни историки говорят, что причиной был завоевательный дух французов, патриотизм России. Другие говорят о демократическом элементе, который разносили полчища Наполеона, и о необходимости России вступить в связь с Европою и т.п. Но как же миллионы людей стали убивать друг друга, кто это велел им?...Зачем миллионы людей убивали друг друга, тогда как с сотворения мира известно, что это и физически и нравственно дурно?
Затем, что это так неизбежно было нужно, что, исполняя это, люди исполняли тот стихийный, зоологический закон, который исполняют пчелы, истребляя друг друга к осени, по которому самцы животных истребляют друг друга. Другого ответа нельзя дать на этот страшный вопрос». (Л.Н.Толстой. «Война и мир»).
Очень точно по проблеме задаваемых вопросов высказался С.Лем: «В науке необходима сдержанность: есть вопросы, которые нельзя ставить ни себе, ни миру, а тот, кто их все-таки ставит, подобен тому, кто недоволен зеркалом, которое повторяет каждое его движение, но не желает ему объяснить, каков волевой источник этих движений. Несмотря на это мы пользуемся зеркалами с немалой для себя пользой» [49].
Так может быть все дело в вопросах?
Правда, Кришнамурти утверждает, что «на земле вообще нет ничего нового, но в том, как вы слушаете, может быть новизна». Вполне может быть, что любой вопрос — это и есть особенность в восприятии информации и ничего больше. Задание лишнего вопроса предполагает, что для обработки одной и той же входной последовательности вдруг добавлен еще один дополнительный криптоаналитический контур.
Что из этого может выйти? Усилит ли этот контур систему защиты, или, наоборот, станет тем лишним шагом, который окажется последним для данной информационной системы и который не рекомендует делать восточная мудрость?
Прежде чем перейти к поиску ответов на сформулированные вопросы, есть смысл исследовать ситуацию в рамках формальной модели. Базовые опоры, скрепляющие модель, были сформулированы во введении к четвертой части, далее был сделан более интуитивный, чем логически обоснованный анализ суггестивных угроз. Но а сейчас осталось только всем этим воспользоваться.