Д. А. Облеухов 18 марта 1827. Фелисово
Вчера получил письмо ваше любезнейший друг. Оно меня чрезвычайно обрадовало. Я хотел ехать в марте к матушке, но занемог больше обыкновенного и потому должен был отложить до летнего пути.
Жена от болезни оправилась, но очень нездорова от беременности, Ей приходится родить в мае. Итак, я думаю быть в Москву в начале июня. Как скоро приеду, то вас уведомлю. У нас в доме в мезонине три комнаты, которые я обыкновенно занимаю с женою. Я в июне приеду один и буду занимать только одну комнату, остальные две к вашим услугам. Я надеюсь, что вам тут будет хорошо и покойно, а мне величайшая радость провести несколько времени вместе с вами, любезнейший друг, после четырехлетней разлуки. Я утешаюсь сею мыслию. Если же паче чаяния, болезнь или что другое помешает мне быть летом в Москву, то я также уведомлю вас в июне. В таком случае вы доставите мне радость увидеть вас в нашей деревне. Мы сделали некоторые переделки и перемены в нашем доме, так что вам не будет слишком беспокойно у нас, особливо летом. Состояние здоровья матушки по последнему ее письму все такое же, то есть очень дурно. Прощайте, любезнейший друг, с величайшею радостию представляю себе ту минуту, когда обниму вас.Публикуется с оригинала, хранящегося в ГБЛ, ф. 103, п. 1032, ед. хр. 37, л. 5.
1 Письмо Чаадаева неизвестно.
XV. Д. А. Облеухов
15 июня 1827. Москва.
Я приехал в Москву 10 июня и пишу к вам по первой почте, любезнейший друг, чтобы вы приехали повидаться со мною и в наш дом, если не переменили желания обнять старинного вашего друга после столь долговременной разлуки. Я приехал один и нынешним летом не поеду уже в деревню. Жена приедет в сентябре. Она после родов была очень больна, теперь здоровье ее хорошо, поправилось. Матушка очень и очень тяжело занемогла за неделю до моего приезда, и только в тот день, как я приехал, начала вставать с постели.
Теперь ей гораздо лучше. Она свидетельствует свое почтение княжне Анне Михайловне и очень рада, что вы проведете с нами несколько времени. Прощайте, любезнейший, ожидаю вас с нетерпением.Публикуется с оригинала, хранящегося в ГБЛ, ф. 103, п. 1032, ед. хр. 37, л. 7.
1 Щербатовой - тетке Чаадаева.
XVI. Д. А. Облеухов
8 августа 1827. Москва.
Мой добрый старый друг. Ваше письмо, которое я получил сегодня, принесло мне много радости Мне очень приятно узнать, что осенью вы обоснуетесь в Москве, и я надеюсь на возобновление нашей старинной дружбы, в связи с которой у меня возникло одно забавное воспоминание. Еще до нашего расставания в 1812 г. вы мне дали листок из своего альбома для того, чтобы я написал на нем самое краткое и ясное изложение принципов дифференциального исчисления. Я взял его и храню до сих пор. Пока на нем ничего не написано. Теперь я не смог бы хорошо выполнить ваше желание, поскольку давно уже не занимаюсь математикой. Но мне все-таки нужно что-нибудь написать на этом листке, ибо именно для этой цели он был мне дан. Скажите же, дорогой друг, что бы вы хотели, чтобы я написал? Ибо я сам хочу этого, и если у вас нет никаких особенных пожелании, я напишу то, что недавно пришло мне в голову, а именно одну тему высокой матафизики, которая станет для философии тем, чем дифференциальное исчисление является для математики 2.
Прощайте, дорогой друг, будьте здоровы и приезжайте как обещали. Матушка благодарит вас за память. Она хоть и оправилась после своей недавней болезни, силы ее явпо уменьшились. Поэтому я и не хочу более покидать ее.
Перевод выполнен с оргинала, хранящегося в ГБЛ, ф. 103. п. 1032, ед. хр. 37, л. 6.
- Письмо Чаадаева неизвестно.
- Неизвестно, осуществил ли Облеухов свое намерение, но из всего, что мы знаем о нем, можно сделать следующее предположение относительно упоминаемой «темы высокой метафизики». По словам И. В. Киреевского, Облеухов «почти до самого конца своей жизни (...) занимался исключительно и постоянно науками умозрительными. Математика, метафизика и теория языков разделяли почти все его время» (Киреевский Я. В. Избр. статьи. М., 1984. С. 40). Проанализировав «мистический дневник» Облеухова, М. О. Гершензон заключил, что итогом его должно было явиться решение «задачи, превышающей человеческие силы,- должна была быть искоренена из души та „самость", которая, по учению мистиков, явилась следствием грехопадения» (Гершензон. С. 43). Эту мысль — о максимальном устранении собственного Я из процесса познания,- возможно, и имел в виду Облеухов в письме к Чаадаеву. Эту же мысльд освободив ее от мистической оболочки, разде* лял и Чаадаев (см. его рассуждения о «математическом исчислении» в ФП III; ср. также ОРМ, № 60); он, поэтому, вполне мог «позаимствовать» ее у Облеухова, тем более что существует свидетельство (М. П. Погодина - ГБЛ, ф. 103, п. 1033, ед. хр. 30, л. 4) о глубоком увлечении Чаадаева идеями и самой личностью своего старшего друга.
XVII. Д. А. Облеухов
Любезный друг!
Я уже четвертый день слег в постелю, и очень бы желал вас видеть; если можно, посетите меня. Сегодня был у меня Маркус на консилиуме, и прописал мне разные пластыри и лекарства.
Ожидаю вас, любезнейший друг.
Публикуется с оригинала, хранящегося в ГБЛ, ф. 103, п. 1032, ед. хр. 37, л. 8. Письмо не датировано, но написано пе позднее 1827 г., так как в конце этого года Д. А. Облеухов умер.