Дуализм

Дуализм - это воззрение, объясняющее бытие из двух противоположных начал — прежде всего материального и духовного - не сводимых друг к другу. Развитие философс­кой мысли привело к изменению смысла дуализма.

Возможность использования идеи дуальности в самых разных сферах, в том числе и в естествознании и в соци­альной сфере, вела к дальнейшему расширительному тол­кованию, к обнаружению дуализма в самых разных формах. Так своеобразные черты идея дуальности приобрела в кван­товой механике. «Корпускулярная и волновая гипотезы све­та, - писал М.Планк, — противостоят друг другу как два раз­ных по силе борца. Каждый из них имеет и уязвимое место. Каков будет исход этой борьбы, предсказать трудно. Но ве­роятнее всего , что ни одна из гипотез не содержит оконча­тельной победы; с какой-то более высокой точки зрения будут указаны как достоинства, так и односторонности каж­дой гипотезы»¹⁸⁸.

Как показывает анализ развития корпускулярно-волно­вого учения, смысл дуализма менялся от одной концепции к другой. Хотя и классическая физика, и квантовая механи­ка опирались на общие концепты о волне и частице, тем не менее предмет у них был разным; по-разному формулиро­валось и представление о дуализме. В классической физике речь шла об объективной картине, где в центре внимания находился объект «сам по себе» — его заряд, спин, масса и т.п.

Сказанное свидетельствует об экстенсивном развитии идеи дуальности, о возможности ее использования при ре­шении самых различных познавательных задач. Будучи пе­реосмысленной в новом культурно-историческом контек­сте эта идея приобрела статус методологического принци­па. О методологической значимости идеи дуальности свидетельствует факт ее использования в самых разных сфе­рах познания и практики, в частности при решении таких

проблем, как «эволюция-организация», «редукционизм- лнтиредукнионизм». «сониальное-биолої ичеекое, «чело­век-машина» и др. В философии в качестве дуальных сущ. ностей предстали объяснение и понимание, философское мышление и натуралисгически-объективистскис установ­ки. Еше со времен Гуссерля был выдвинут тезис о преодо­лении разрыва между метафизикой и наукой, о повороте науки к проблемам жизненного мира, о вписывании на- VKH в жизненный мир.

Идея дуальных сущностей нашла также свою реализа­цию в принципе субъективации. В рамках современной кар­тины мира возникло принципиально иное понимание субъективного. Напомним, что в классической физике под субъективностью имелось в виду «подсматривание» за фи­зическим процессом. И поскольку эта процедура велась с разных точек зрения, то соответственно разным было опи­сание его в разных системах отсчета. Выбор точки зрения воспринимался как субъективное дело, но, обратим внима­ние, от этого физическая реальность остается одной и той же, не «становится другой». Эта независимость реальности от точки зрения субъекта обеспечивается наличием инвариан­тов, возможностью перейти от одной системы отсчета к дру­гой. Считалось, что наблюдение (субъективный взгляд) не вдияег на физический процесс, на реальность «саму по себе».

В квантовой механике субъективности был придан иной смысл: речь стала идти не о микрочастицах как таковых, а об их взаимодействии с экспериментальными установками. Картина реальности теперь стала находиться в зависимости от прибора - от «точки отсчета», принятого субъектом. По­явившаяся относительность к средствам наблюдения поро­дила дуализм: волновая и корпускулярная картины реаль­ности оказались логически несовместимыми. В одной кар­тине нельзя стало одновременно представлять разные точки зрения. Однако в ра зных картинах и в разнос время это сде­лать можно. Концепция дополнительности Нильса Бора сняла гем самым логическую несовместимость различных

экспериментальных условий.

Пытаясь осмыслить уроки, преподнесенные экстенсив­ным развитием идеи дуальности, следует, однако, признать, что специфика ситуации вовсе не в самом факте открытия феномена дуальности или способов ее описания. Эти фак­ты лежат, можно сказать, на поверхности и не нуждаются в специальном обосновании. Дуализм (плюрализм) становит­ся проблемой, когда нужно выявить генезис целого из час­тей, когда нужно понять отношение антиподов в условиях неопределенности и неоднозначности.

Концепция дуализма возникает там и тогда, где и когда стало возникать осознание разрыва и противостояния раз­ных сущностей. В немалой степени этому способствовало, в частности, развитие представлений о принципе относи­тельности. Мысль об относительности идет как бы в разрез с традицией, идущей от Сократа - о постижении неких безот­носительных сущностей - сущностей «самих по себе». В но­вой парадигме картина мира ставится уже в зависимость от выбранного языка, от средств познания. Таковы и принцип относительности к системам отсчета, и принцип лингвисти­ческой относительности. «Границы моего языка означают границы моего мира», - замечает Л. Витгенштейн¹⁸⁹. В кван­товой физике утвердился принцип относительности к сред­ствам наблюдения. Согласно последнему микрообъект мо­жет приобретать разные свойства — корпускулы или волны, быть «странным» или «нестранным» и т.п.

Дополнительность

Человеческое познание, стремясь увидеть парадоксаль­ные объекты как нечто единое, вынуждено искать подходы, отличные от фундаменталистского идеала: ведь антиподы

143

не возможно отождествить друг с другом. В ходе историчес­кого развития познания были выработаны иные, нетради­ционные модели обоснования единства. О новых поворо­тах в постановке проблемы единства «разного», о происшед­ших изменениях в понимании исходных принципов исследования позволяют судить примеры из истории науки и современности. Показательна в этом плане концепции дополнительности Н.Бора. В ней был найден своеобразный путь решения задачи объединения парадоксальных свойств, намечен принципиально иной, неизвестный ранее путь про­движения к единому смысловому пространству.

Появление новой физики на рубеже XX века было оз­наменовано открытием двойственной, антиномичной структуры квантового объекта. Особую остроту приобрели вопросы о возможности/невозможности объединения в еди­ной картине корпускулярного и волнового аспектов реаль­ности, о совместимости/несовместимости двух способов описания природы - причинного и пространственно-вре­менного. В самом деле, как можно получить единую карти­ну объекта, если составные части такого описания исключа­ют друг друга? Было в то же время очевидно, что, будучи не­совместимыми, эти способы описания были одновременно и равноценными. Каждый из аспектов был необходим для целостной характеристики квантового объекта. Исследова­тельская мысль билась вокруг этих проблем, и Н.Бор, выд­вигая идею дополнительности, предложил нетрадиционный способ решения проблемы единства дуальных сущностей.

Характеризуя концепцию дополнительности, заметим, что для обсуждаемой нами темы она интересна вовсе не в том традиционном содержании, которое составляет главную суть, а несколько в ином плане.

Особенность возникшей ситуации мы усматриваем в том, что при обосновании объекта физической теории Н.Бор использовал язык, принадлежащий иной сфере опыта: было сформулировано философское обобщение о согласованном бытии, о дополнении противоречащих друг другу сущнос­тей, ставшее основой для рассмотрения корпускулярного и волнового аспектов реальности в их единстве.

Существенность тезиса об отличии языка концепции дополнительности от языка физической теории состояла в том, что исключающие друг друга аспекты реальности прин­ципиально не могли быть выражены в единой картине мик­рообъектов. Взаимно несовместимы были и эксперимен­тальные установки, необходимые для измерения свойств типа координат и импульса. Новизна, нетрадиционность решения выразились в понимании недостаточности одних лишь теоретических средств самой квантовой механики - понятий энергии, импульса, частицы и др. Чтобы выразить квантовый объект в его целостности, потребовался иной круг понятий, таких, как полнота информации, единство, целостность, наглядность и др. В самом деле, согласно прин­ципу дополнительности, один и тот же объект описывают противоречащие друг другу, но равнозначные точки зрения: лишь в совокупности они дают целостный взгляд.

Следует, таким образом, признать, что аргумент о том, что лишь цел окуп ность представлений, взятых вместе, мо­жет дать истину о предмете, — этот аргумент не является прежде всего физическим: назовем его условно философс­ким. Оценивая ситуацию, связанную с концепцией допол­нительности, И.С.Алексеев обращает внимание на проис­шедшую в ту пору переориентацию. Суть ее в том, что пред­метом исследования стал не физический объект «сам по себе». Центр тяжести был перенесен на истолкование опыт­ных данных как логического отношения между двумя набо­рами понятий¹⁹².

Найденные Н.Бором аргументы и теоретические сред­ства можно рассматривать с точки зрения механизма обо­снования единства, в плане того, язык какой сферы позна­ния использовался для отождествления противоположных начал в рамках целого. Необходимо признать, что это был принципиально иной путь генерализации. Ведь целостный взгляд на квантовый объект был получен не за счет тради­ционной редукции к «общему корню».

Чтобы увидеть парадоксальный квантовый объект как нечто единое, был использован новый прием: основание отождествления было взято «извне», «со стороны», а имен­но путем выхода на метатеоретический уровень. Попытаемся осмыслить тезис о внешнем критерии отбора с позиции принципа лингвистической относительности, сформулиро­ванного Л.Витгенштейном: «Границы моего языка означа­ют границы моего мира»¹⁹³. Согласно такому взгляду суще­ствует определенная зависимость картины мира от выбран­ного языка. Основываясь на суждении о том, что язык концепции дополнительности отличается от языка класси­ческой физической теории, поскольку является принадлеж­ностью иного, метатеоретического уровня, можно прийти к ныводу О ЮМ. чю вместе с переходом к иному языку был также совершен переход и к иному «миру» (по Витгенштей­ну). Мысль о различии языков важна для нас еше и потому, что при ес посредстве мы попытаемся далее обосновать фе­номен мозаичности сложно — организованных систем Общим методологическим ключом при расшифровке новых загадок. появляющихся вместе с развитием познания, может послужить мысль о разнообразии путей генерализа­ции. чю помимо поисков общего корня (назовем этот метод классическим), существуют и другие модели. Ныне особен­но интенсивно ведется обсуждение проблемы о путях синте­за разнородных конструктов, описывающих разные сферы реальности. При разработке такого рода моделей синтеза все более увеличивается доля вне-логических аргументов.

Мозаичность

На рубеже XX века научное знание в ряде своих облас­тей столкнулось с трудностями и новыми загадками. Мно­гие из них были связаны с обоснованием границ примени­мости познавательных средств фундаментализма. Вопрос о моделях генерализации, о поисках иных путей к единому смысловому пространству вновь оказался для методологии науки одним из наиболее актуальных.

Проблема совмещения противоположных и, казалось бы несовместимых сущностей обсуждалась в концепции мозаичности современной культуры. Познавательные уси­лия А.Моля были направлены на анализ двух типов куль­тур - классической (традиционной) и современной.

Традиционная культура, согласно развиваемой концеп­ции, основывается на картезианской схеме знаний, в кото­рой рассуждение строится по некоторому «шаблону». По­нятие «модель экрана знаний» стада для автора опорным при характеристике культуры. Анализируя содержание этого

понятия, А.Моль указывает, что основная функция экрана состоит в преобразовании поступающей на него информа­ции. Процесс восприятия в существенной мере зависит ОТ структуры экрана, а именно от состава ключевых понятий и опорных идей, от возникающих между ними связей и отно­шений- «Классический, в сушности, картезианский, ме­тод. - замечает А.Моль,— пользовался логической дедук­цией и приемом так называемых формальных рассуждений. Двигаясь от одного угла к другому, каждый акт познания проходил через ряд жестко связанных между собой этапов, и экран знаний напоминал тогда по своей фактуре паутину или ткань, прочно соединенную поперечными нитями»¹⁹⁴. Однозначность способа преобразования поступающей ин­формации - вот характерная примета исходного «шаблона», задающего содержание получаемого результата.

В центре внимания автора находятся вопросы: Каков образ новой культуры? Какие из стратегий исследования являются здесь опорными? При этом А.Моль вводит клю­чевое понятие - понятие мозаичности, служащее основа­нием для проведения обобщающих процедур. В чем суть последних? Процедура обоснования, согласно замыслу ав­тора, выглядит как поиск места в соответствующей «систе­ме координат». В традиционной культуре различные поня­тия связаны между собой таким образом, что образуют весь­ма прочную структуру. Напротив, современной культуре присуща мозаичность, суть которой автор видит в «наличии множества отдельных, независимых друг от друга «кусоч­ков», между которыми устанавливаются случайные связи марковского типа. Возникающие при этом соприкоснове­ния не ведут к появлению жестких, упорядоченных конст­рукций, а скорее напоминают образования по типу «войло­ка». Как замечает А.Моль, ныне знания складываются из разрозненных обрывков, связанных простыми, чисто слу­чайными отношениями близости по времени усвоения, по созвучию или ассоциации идей. Эти «обрывки» не образу­ют структуры, они обладают силой сцепления, которая не

хуже старых логических связей придает экрану знаний оп­ределенную плотность, компактность, не меньшую, чем на «ткансобразном» экране гуманитарного образования»¹⁹⁵. «В новом мире восприятия,—отмечает А. Моль,— в этом но­вом ориентационном экране знаний формальная логика ус­тупает место менее точным системам, четко выделяемые факты заменяются «расплывчатыми» явлениями... Ассоци­ации идей строятся по законам, трудно определимым, но вполне реальным... Мы предложили называть эти гибкие и расплывчатые, но весьма важные законы, управляющие со­единением идей, инфралогическими законами»¹⁹⁶.

Смысл, вкладываемый А.Молем в понятие «инфрало- гический закон» близок, на наш взгляд, по содержанию к используемому нами понятию вне-логическое мышление, вне-логический тип отношений. Можно согласиться с ос­новной посылкой концепции современного типа культур, выдвинутой А.Молем. Несомненна эвристичность идеи о принципиально иных законах связи в мозаично организо­ванных системах. Эта идея содержит методологическую возможность объяснения путей синтеза разнородного зна­ния. Анализ двух типов культуры, проведенный А.Молем, раскрывает иной способ генерализации, обнажает еще один скрытый механизм построения единого смыслового пространства.

То понимание мозаичности, которое далее мы введем для характеристики разнородной совокупности объектов, будет отличаться от выше изложенной трактовки. Для А. Моля мозаичный тип культуры — это та сложившаяся це­лостная система, которая уже реально существует в действи­тельности. Термин «мозаичность» здесь служит для обозна­чения способа связи между элементами функционирующей системы. Мы же вкладываем в это понятие несколько иной смысл. А именно указываем на отсутствие какого-то едино­го целостного образования, на его незавершенность, как бы «рассыпанность» на отдельные фрагменты. Будучи разроз­ненными, исходные компоненты — это всего лишь набор

заготовок будущей конструкции. В последнюю могут пре­вратиться лишь при наличии главного условия: если между компонентами возникнут связи, если будет возможен их синтез. Проблема состоит как раз в том, чтобы обеспечить условия возникновения целого как качественно нового коп­нен га. А для этого нужна деятельность, целенаправленные усилия, связанные с процедурой генерализации. Другими словами, чтобы факт единства имел место, необходимы тео­ретические усилия, разработка специальных приемов обо­снования. В противном случае исходные компоненты будуі оставаться мозаикой, разрозненным конгломератом.

Рассмотрение проблемы о возможности построения единой теории для мозаично-организованных объектов¹⁹' приближает к пониманию трудносте»!, которые встают на лом пути.

Основательное изучение новых научно-технических дисциплин, которые получили название «человеко-машин­ных систем», позволило увидеть мозаичность их природы. К этому классу принято относить системотехнику, эргоно­мику, исследование операций, системный анализ и др. В .каждой из названных научно-практических сфер внутридис- шиплинарные отношения принимают столь непривычные июрмы, что вынуждает к поискам нетрадиционных приемов [генерализации.

Обращает на себя внимание принципиальная разнород­ность внутритеоретических элементов данных систем, что тем самым определяет и многоаспектный характер описа­ний. Но какой бы причудливой формы не была образующа­яся мозаика, познавательные усилия субъекта неизменно обращены к объединяющим их конструктам, к поискам тех системообразующих начал, с помощью которых из пестро­го многообразия может образоваться некое единство. Тсо- рстико-познавагсльная ситуация в значительной степени усугубляется присутствием человеческого фактора.

Конструктивный характер идеи мозаичности обнаружи­вается там и тогда, где и когда возникает осознание необхо­димости разнородности элементов и как следствие этого

осознание особого способа описания такой системы. Перед учеными возникают вопросы, как же справиться с мозаич­ностью описания такого рода систем? На какой основе мо­жет быть осуществлен теоретический синтез? Нестандарт­ность современных научно-технических дисциплин видят в невозможности фундаменталистского взгляда на разнооб­разие используемых конструктов.

Для фундаментализма характерно, как мы помним, под­ведение разнообразия пол единую базовую теорию. Наибо­лее успешно такая программа обнаружила свои эвристичес­кие возможности в классической физике. Правда и ныне целая группа наук, таких, к примеру, как теория электри­ческих машин, электрических линий передачи, энергетичес­ких систем и т.п. фактически основываются на методоло­гии фундаментализма, что проявляется в использовании единой базовой теории, называемой теоретические основы электротехники.

Отсюда вытекает другая черта неклассичности совре­менных научно-технических дисциплин: чтобы преодолеть внутреннюю гетерогенность, стали привлекать конструкты из других областей знания. Показательна в том плане не- классичность эргономики.

Изучение роли человеческого фактора в системе «че­ловек - машина - производственная среда» является глав­ным для названной дисциплины. Все составные части та­кой системы связаны между собой так, как будто они обра­зуют единый живой организм. С целью теоретической реконструкции такой системы используются понятия самых различных наук: инженерной психологии, технических наук, гигиены труда, технической эстетики и др.; при разработке ее рекомендаций привлекаются данные математики, анато­мии, антропологии, биохимии, токсикологии и т.п.

Между тем эргономическая практика подсказывает не­обходимость переосмысления привлекаемых средств иссле­дования, их взаимной переадаптаиии. Все дело в том, что, скажем, методы, заимствованные из дифференциальной

психологии, раскрывающие некоторые личностные харак­теристики, оказываются здесь непригодны, поскольку в них не учитывается фактор взаимоотношения машины с чело­веком. И наоборот, инженерные методы, предназначенные для описания функционирования собственно машин, ока­зались неприменимы для описания роли человека, участву­ющего в трудовом процессе. В центре исследования здесь оказался не индивид, а человек-оператор, для которого эта машина предназначена. Такая постановка вопроса выдви­нула проблему совместимости конструктов, переопределе­ния и приспособления друг к другу различных теорий.

Вся мозаика используемых знаний, хотя и структури­руется, объединяется между собой, но, как отмечает М.Монмоллен, все еще не составляет собственно науки¹⁴⁸. К такому выводу ученый приходит в связи с тем, что дости­гаемое в эргономике многоаспектное описание системы «человек-машина-производственная среда», результаты по описанию ее различных сторон все-таки не могут быть син­тезированы в единую развернутую теорию. В самом деле, характер получаемого комплекса научных знаний оказыва­ется настолько разнородным, что между его элементами не возникают отношения, которые бы удовлетворяли опреде­ленным логическим стандартам. Комплекс знаний, каким является эргономика, существенно отличается от развитой научной теории. Прежде всего это касается характера свя­зей между элементами такого множества: связь здесь носит достаточно внешний характер.

Чтобы справиться с полифоничностью, мозаичностью описания научно-технического объекта, чтобы каким-то образом унифицировать его различные аспекты, также при­бегают к процедуре отождествления. Однако отличительная черта последней состоит в том, что ни в одной из привлека­емых наук в отдельности - ни в семиотике, ни в инженер­ной психологии, ни в гигиене труда и т.д. — невозможно най­ти того адекватного теоретического средства, которое бы могло стать основой для объединения всей мозаики. Поэто­му здесь оказались вынуждены прибегать к «внешнему» кри­терию отбора. То есть вести поиски основы единства за пре­делами используемой системы знаний, осуществить выход на иной, метатсоретический уровень.

Существенно, что язык системных понятий, язык дея­тельностного подхода стал тем базовым конструктом, кото­рый позволил придать мозаике некоторое единообразие.

Рационализация деятельности человека в условиях фун­кционирования системы «человек-машина» — вот то осно­вание, которое в разнородной мозаике «высветило» единое смысловое пространство, произвело отбор единообразной информации. Именно вокруг трудовой деятельности фор­мируется поисковое поле активности; именно на нее обра­щены все познавательные усилия. Понятие трудовой дея­тельности оказывается системообразующим началом по от­ношению ко всему многообразию используемых теоретических средств. Оно позволяет группировать вокруг себя всю мозаику разнородных понятий. Это: и теория ин­формации, и математика, и техническая эстетика и др. Все они оказываются совместимы между собой лишь в той связи и постольку, поскольку они проливают свет, поставляют тео­ретические аргументы для понимания трудового процесса. Главное здесь состоит в том. чтобы теоретически обосновать оптимальность трудового процесса, выявить механизмы уп­равления процессами приспособления человека к машине, раскрыть возможные способы облегчения условий труда и т.д.

Вместе с тем следует признать, что по отношению к тем конструктам, которые привлекаются для описания научно­технического объекта, понятие трудовой деятельности ока­зывается все-таки «внешним», чужим. Ведь оно взято из другой сферы, как бы «со стороны», нежели сами исходные конструкты. А это значит, что и здесь мы встречаемся с си­туацией, похожей на ту, которая нами была описана при анализе концепции дополнительности: для парадоксальных (в том числе мозаичных) объектов поиски оснований един­ства ведутся не в рамках исходной системы, а за ее предела­ми, на другом уровне исследования.

Итак, проведенный анализ позволил убедиться в том, что процедура обобщения может проводиться двумя спосо­бами, путями: классическим, или стандартным, и современ­ным, или нестандартным. Первый предполагает, что в ка­честве основания обобщения берется какая-то внутрисис­темная фундаментальная структура, к которой сводится все многообразие явлений; второму типу присуща ориентация не на внутренние, а на внешние, метасистемные характери­стики. Уточняя значение понятия «внешнего критерия от­бора», заметим, что оно не имеет той смысловой нагрузки, которая вкладывается в представление об относительности к «средствам наблюдения», которое широко распростране­но в квантовой механике¹⁹⁹. Средства наблюдения - это, в конечном счете, те же «внешние» критерии, но выражают ту компоненту, которая идет от субъекта познания: в зави­симости от вводимых экспериментальных условий, или «точки отсчета» микрообъекты могут быть «странными» либо «не странными»²"⁴’. В нашем же случае термин «вне­шний» - это антипод «внутрисистемного» и выражает не­обходимость выхода за пределы исходного понятийного многообразия, поиски основания вовне мозаики.

Стремясь осознать, за счет каких механизмов происхо­дит объединение разнородных знаний, попытаемся прибег­нуть еще к одной наглядной модели. Мы имеем в виду про­цесс роста кристалла, который может служить прообразом модели взаимосвязи наук, вовлеченных в эргономическую, системотехническую и другие виды научно-технических практик. Как же, в самом деле, протекает возникновение кристалла? Главным условием такой связи является соответ­ствие между геометрией начального (зародышевого) элемен­та, или образца, и структуры раствора, служащего питатель­ной средой для наращивания массы кристалла. Используя такую модель, можно предположить, что «тело» научно-тех­нической дисциплины формируется в питательном раство­ре, в состав которого входят исходные конструкты самых разных наук, а «образцом», или зародышевым элементом, здесь является понятие трудовой деятельности.

Такая наглядная модель поможет, надеемся, прояснить, каким нулем возможен процесс кристаллообразования, по­скольку отсутствует иавное условие - соответствие между зародышевой структурой и структурой раствора. Действи­тельно. ведь в раствор попадают качесівенно различные компоненты, и тем самым последний заведомо является ге­терогенным. полиморфным. Дело втом, что каждая из ком­понент (ссмиошка. теория информации, гигиена труда и др.). будучи каждая сама по себе сложным образованием, нее гаки * выделяет» в раствор лишь тот из своих составных элементов, который адекватен, предопределен исходной зародышевой структурой Поэтому компоненты, бывшие ранее ра зноролными. стали теперь тождественными по си­стемообразующему признаку («образцу»), как бы «насытив» раствор структурами того же самого типа. Каждая из наук оказывается тем самым как бы повернутой одной и той же стороной, обнаруживает один и тот же «срез», соответству­ющий «образну» - понятию трудовой деятельности. В дру­гих же слу чаях, когла системообразующее начало будет дру­гим. из исходном мозаики различных наук в раствор будут попалать, иди экстрагироваться, совершенно иные «сторо­ны». «срезы» іеч же самых наук. В этом случае возникает иное \ihoiомерное образование.

К синтезу разнообразных подходов прибегают и в философии. Попытку обосновать человеческую субъек­тивность, соединив между собой средства аналитической философии, герменевтики и феноменологии П.Рикер на­зывает «прививкой» герменевтики к феноменологии. Суть такой прививки в новой трактовке как идеи понимания, так и эпистемологии интерпретации. Обращение к онто­логии понимания позволило Рикеру рассматривать пони­мание не как познание, а как способ бытия; вместо эпис­темологии интерпретации появляется онтология понима­ния. Называя такой путь синтеза «революцией», автор считает, что герменевтика перестает считаться методом, а бытие теперь существует как понимающее. Герменевти­ку Рикер прививает и к друг им формам философствования, например, соотносит с персонализмом, структурализмом, психоанализом²"¹.

Вопрос о взаимосвязи неформализованного и формализованного уровней познания, о возможностях син­теза когнитивных форм с операциями естественного мыш­ления В.Н.Брюшинкин ставит в плоскости илеи метапси­хологизма. Основная суть последней сводится к возможно­сти сочетания структурных и модельных, психологических и логических компонент, объектного уровня и метауровня. Что позволяет в конечном итоге соотнести свойства субъекта познания, структуры и процессы естественного мышления с соответствующими формально-логическими системами. Поясняя свое кредо, В.Н.Брюшинкин пишет, что тезис метаисихологизма сводится к следующему: структуры и про­цессы естественного мышления, связанные с рассужде­ниями и аргументацией, моделируются структурами и про­цессами, имеющими место на мегауровне логических сис­тем... Метапсихологизм как бы принимает обычные психологические соображения на один уровень вверх по иерархии логической процедуры, оставляя на объектном уровне возможность непсихологического обоснования ло­гических отношений²"². Как мы видим, идею синтеза автор пытается воплотить за счет соединения двух подходов - пси­хологической трактовки логических процедур и непсихоло­гической программы обоснования логических отношений между высказываниями на объектном уровне.

Антифундаментализм

Итак, предшествующий анализ показал конструк­тивный характер процедуры ассимиляции многообразия на основе базовых структур. Мы убедились в естественной склонности разума преодолевать альтернативность и измен­чивость гносеологической реальности. Мы увидели также, что в своем стремлении редуцировать многообразие явле- 156 ний к базовым структурам научное познание столкнулось с трудностями идентификации по единому образцу. Суть пос­ледних заключается в отыскании таких конструктов, смыс­ловое пространство которых могло бы включить разнород­ные понятийные элементы, входящие в состав мозаики. К решению такого рода задачи попытались подойти в програм­ме «единой науки». Непреодолимой преградой для неопо­зитивизма оказалась задача «объединения» самых различ­ных научных дисциплин, включая и гуманитарные.

Как показал ход развития научного знания, программа глобальной перестройки научных знаний, их унификация по единому образцу и стандарту естествознания оказалась не выполнима. Камнем преткновения стала изначальная «раз- нопредметность» состава целого, несопоставимость друг с другом разнородных его элементов. Такая попытка нс удава­лась лаже по отношению к самим естественнонаучным дис­циплинам. Анализ истоков возникших трудностей позволил убедиться в неадекватности главной методологической по­сылки неопозитивизма - идеи о существовании единых кри­териев истинности по отношению к самым разным утверж­дениям. Развитие науки актуализировало мысль о том, что если разнородные элементы нельзя отождествить по един­ственному предикату (одному и тому же для всего разнооб­разия), то не следует ли говорить тогда об относительности тождества, о множестве предикатов тождества по отношению к элементам системы? Раздумия о путях генерализации слож­ных гетерогенных понятийных систем вылилось, с одной сто­роны в критику картезианской модели развития знания, а с другой, позволило выработать представления о понятийном смысловом строе антитезы фундаментализма. Целесообраз­но далее присмотреться, какие историко-методологические идеи оказались здесь ключевыми.

В самом деле, если элементы системы не связаны жес­тко и однозначно, то в каких понятиях следует выражать их отношения? Концепции У.Джемсаоплюрадистичности Все- існнои. в особенности в юи се части, іде автор касается вопроса о характере свиж элементов сложных систем, мо­жет приблизить нас к отвст> на поставленные вопросы.

Сіавя иод сомнение саму мысль об одновременной связи "Всего со веем», о возможности «полного слияния» моментов. У Джеме высказывает соображение о том, чго структура целою характери іустся раздельным сушествова- нием зле мен і ов, что такой способ их связи обеспечивает­ся наличием внешней среды. Тем самым элемент, по мыс­ли автора, может вступать только в одно из отношений и не имеет возможности вовлекаться одновременно во все друг не отношения²"’.

Критически сопоставляя монистическое и плюралис­тическое видение реальности. автор отлает предпочтение последнему. ()|раниченность монизма, с точки зрения У.Джемса. в идее, будто вещь может находиться с другими вещами сразу и единой, обширной, мгновенно совокупной полноте. Плюрализм также покоится на идее о том, что каж­дая вешь может находиться во множестве отношений. Од­нако последнее не означает, что, вступая в одно из этих от­ношений. тем самым одновременно вешь будет вовлекать­ся во все остальные отношения. По Джемсу, связь - это всегда единичная связь: такую связь он называет формой нани занное!н. смежности или сцеплении. При этом допус­кается, что мир может быть целостном Вселенной, но «все­ленная не закруглена и не замкнута, а только нанизана. Дей­ствительность может, во всяком случае, существовать в той разделительной форме, в которой она является нашим чув­ствам»¹"⁴. Таким образом, свя зь «всего со всем», «полное слияние» элементов просто невозможно. Для структуры це­лою характерно раздельное существование элементов, что обеспечивается наличием внешней среды. Тем самым эле­мент может вступать только в одно из отношений и не име­ет возможное ги вовлекаться одновременно во все другие отношения. Высказанные У.Джемсом соображения моїуг стать ключевыми для понимания границ фундаменталист­ской модели генерализации знаний.

Критика основ картезианской методологии шла сразу по нескольким линиям. В плане обсуждаемой нами темы представляет интерес дискуссия, развернувшаяся вокруг психологической и логической жесткости, по вопросам об основополагающей доктрине простых абсолютных начал, которой предусматривался путь познавательного движения от простого к сложному. Идея иного, некартезианского под­хода зарождается, когда в философии возникает представ­ление об иных путях и средствах познания. «Научное по­знание, - замечает Г.Башляр, - стремится принять в каче­стве своей основы сложные элементы и возводить свои построения только из условных элементов*²⁰⁵ . Познание не является, по мнению философа, простым наглядным ана­литическим актом, в котором каждый шаг регламентирует­ся базовыми структурами.

Из открывшегося понимания границ фундаментализ­ма возникла потребность изучения внутреннего строя его антитезы, система мышления которого противостояла «кор­невой» идее об унификации по базовой структуре. «Новое мышление» стала привлекать другая идея - об инливилуа- ции элементов в составе целого, о возможности их отожде­ствления при лругих условиях на тождество.

Индивидуализировать объект - значит зафиксировать его с помощью какого-то признака, проиндексировать раз­личающим признаком. Принято различать онтологическую мндивилуациюот гносеологической. Онтологическая инди- видуация говорит о том, как индивидуализированы объек­ты «сами по себе», от природы. Критерием здесь служит ко­ординатное (пространственно-временное) и признаковое индексирование элементов универсума. Гносеологическая индивидуация опирается на волю, на позицию исследова­теля, устанавливается в опыте. Гносеологическая индиви­дуация зависит от тех или иных гипотез об онтологии, вы­раженных в математически точных абстракциях. Последнее означает, что гносеологическая индивидуация зависит, та­ким образом, от способов рассуждения, от способов зада­ния той или иной конструкции объектов универсума²⁰⁶.

При анализе оснований, по которым проводится инди- видуаиия, отмечается, что индивидуация может совпадать с тождеством или, точнее, тождество становится средством выражения индивидуации. Результаты отождествления за­висят от условий и способов отождествления. Поскольку последние могут быть различными, то это ставит под сомне­ние идею единственности предиката тождества²⁰⁷ . Семан­тика выражения «один и тот же» зависит от различных его интерпретаций.

И тем не менее, несмотря на попытки критического пересмотра исходных посылок фундаментализма, современ­ное научное сознание иногда продолжает оставаться в его плену. Своеобразным теоретическим оправданием фунда­ментализма является модель информационно-поискового школьного тезауруса. Главная идея этого проекта сводится к тому, чтобы связать воедино различные сферы школьно­образовательной деятельности, начиная от обучения и вос­питания; интегрировать разные виды знаний, вплоть до единства педагогических методов и методик. Такая мысль возникла не на пустом месте и выражает реальную озабо­ченность школы. Действительно, разобщенность часто бы­вает губительной. Однако вопрос состоит в том, может ли эту проблему может решить предлагаемый энциклопедичес­кий словарь-тезаурус? Присмотримся, на каких же основа­ниях и при каких условиях авторы проекта пытаются осу­ществить такой синтез.

Необходимый набор отправных базовых понятий сле­дует извлечь, по мнению авторов, из самых различных об­ластей современной науки. Эти понятия, как они полагают, составят фундамент, из которого далее путем дедукции мож­но будет получать информацию о любых возможных объек­тах науки и технической практики, овладевать технически­ми знаниями. Тем самым у школьника появится возмож­ность усваивать не разрозненное, а, наоборот, систематически оформленное знание. Авторы с легкостью полагают, что знание автоматически должно приобретать 160

черты целостности. В итоге системно организованное зна­ние явится для школьника основой гносеологической, фи­лософской подготовки, будет формировать и его нравствен­ное сознание²⁰⁸.

Проблемы и задачи, постаапснные в этой работе, дей­ствительно злободневны, в особенности при обсуждении проекта программы реформы школы. Однако вопрос зак­лючается втом, как на уровне познавательных моделей вос­произвести целостность разнопредметных знаний. В пред­ложенной постановке эта проблема выходит за рамки кон­кретно-научных разработок (педагогических, технико-кибернетических и др.) и фактически выводится на философско-методологический уровень обсуждения. Спра­шивается, разве лишь одного постулирования достаточно, чтобы актуализировать идеи целостности, единой мировоз­зренческой картины мира? В какой мере фундаментализм оказывается полезным при решении данной задачи? Постав­ленные вопросы свидетельствуют об актуальности дальней­шего обсуждения природы антифундаментализма. В самом деле, как обосновать многообразие, не редуцируя к единым базовым структурам, не нивелируя, а, наоборот, сохраняя специфику каждого индивидуализированного элемента? Не абстрактное постулирование метафизических идей, а ана­лиз глубинных тенденций позволит наметить пути решения затронутых проблем.

Срели идей, которые служат основой формирования представлений о новом образе науки, можно предваритель­но выделить следующие. Это, во-первых, идея об отсутствии инвариантных базисных истин для объектов различных классов (о неадекватности представленні! о единых крите­риях истинности по отношению к любым утверждениям); во-вторых, идея о мозаичности, гетерогенности современ­ных объектов познания; в-третьих, идея о смене тактики выбора базисного основания; наконец, в-четвертых, идея о приоритете индивидуального над целокупным. Именно по этим новообразованиям мы судим о расшатывании устоев

фундаментального идеала, именно они придают общность разнообразным проблемам, выдвигаемым ныне в биоло­гии, медицине, педагогике, лингвистике, языкознании и других областях.

Попытаемся оценить возможности фундаменталистс­кой модели познания еще с одной стороны. Присмотримся более внимательно к той форме, в которую облечен резуль­тат познания. В самом деле, указывая на инвариантность многообразия явлений по базовой структуре, на достигае­мую при этом унификацию, тем самым подчеркивают лишь одну особенность получаемого результата - единообразие всех членов ряда.

Но кроме этой характеристики фундаментализма, с по­мощью которой фиксируется тождество (эквивалентность, равенство), мы хотим обратить внимание на другую сторо­ну данной стратегии познания. Выбирая одну и ту же пози­цию, все имеющееся многообразие как бы «склеивают», помещают в одной плоскости (или одной точке). Модель, в которой репрезентируется только один из аспектов слож­ного явления, В которой остаются В тени все ОСТсШЬНЫе его стороны, - такая модель оказывается непротяженной (не имеющей объема), линейной (одноразмерной). В отличие от этого антифундаменталистская модель генерализации основывается на стремлении одновременного рассмотрения не одного, а нескольких аспектов, выявления не одного, а нескольких измерений. Такое нормативное требование по­знавательной деятельности составляет своеобразную фор­мообразующую предпосылку нетрадиционного видения объекта познания. Предварительно заметим, что последнее является антиподом плоской (непротяженной), одноразмер­ной проекции.

Об установке, ориентирующей на изучение ряда аспек­тов, о выделении не одного, а нескольких уровней описа­ния можно судить не только по работам в области гносео­логии²⁰⁹, но и по специально-методологическим обобщени­ям в конкретно-научных областях. В пользу идеи

іііогочспектности говорит, к примеру, отказ ученых в обла- ги информатики замыкаться в рамках одного, хотя и весь­ма привлекательною, метола представления знаний. Напро- гин ведутся разработки гибридных моделей, сочетающих некоторый набор известных и испытанных на практике ме­тлой. в связи с чем разработчикам реальных экспертных систем рекомендуются системы альтернатив²¹¹’. В биологии проявлением этой тенденции служит сформулированный нршшип потенциальной многонаправленности биологичес­кой эволюции, возможность ее осуществления многими путями с различной вероятностью*¹¹.

Структурная разнородность сложной системы, наличие ряда неповторимых элементов служат предпосылкой для многопланового описания. Такая возможность заложена в основополагающей абстракции отождествления. Последняя не налагает никаких ограничений на выбор признака, ко­торый используется как основание отождествления. Отсю­да с неизбежностью вытекает следующее: результаты при­равнивания элементов друг к другу будут изменяться вместе с изменениями такого признака. Существует, таким образом, принципиальная возможность разных способов разложения множества на классы эквивалентности. Данное обстоятель­ство служит одним из источников плюрализма познаватель­ных моделей для одного и того же класса свойств.

Представления о дискретности познавательного про­цесса, о наличии некоторого ряда описаний, порой проти­воречащих друг другу, вели к мысли о равной ценности раз­личных познавательных моделей, разных способов движе­ния к единому смысловому пространству. Применительно к многоуровневым объектам эта мысль была интерпрети­рована как принцип множественности описания. На осно­ве последнего стали объяснять и предсказывать структуру и поведение сложных систем²¹². Изданного принципа следу­ет, во-первых, возможность признания валидности несколь­ких не согласующихся между собой описаний одного и того же объекта и, во-вторых, одновременное сосуществование.

совместимость их друг с другом. Отношение между различ­ными познавательными моделями приобрело форму допол­нительности. А это означает, что если каждая из форм фун­даментализма (механицизм или фи зикализм, эмпиризм или рационализм) представляет собой такие независимые позна­вательные модели, которые могут быть разделены в истори­ческом и смысловом пространстве, го по отношению к анти­фундаментализму следует говорить об ином типе взаимоза­висимости разных познавательных аспектов. К такой теоретико-познавательной ситуации применим принцип по­лилога (т. е. многих логик), противоречий и конфликтов²¹-.

Среди ведущих идей ангифундаментализма особо вы­делим идею неопределенности, противостоящую отноше­ниям жесткости и линейности. Ее значимость все более осознается в различных областях. Как показывает анализ ряда концепций в языкознании, лингвистике, логике и дру­гих сферах познания, в своем внутреннем движении идея неопределенности получила разные формы воплощения в зависимости от характера решаемой задачи. Скажем, в язы­кознании эта идея используется при систематизации слов в семантическом словаре, построенном по типу идеографи­ческих, или тезауруса. Если в традиционной дескрипторной статье придерживаются содержательно-смысловой зависи­мости между словами, имеющей жесткий характер, то в те­заурусе вводится принцип, основанный на свободе выбора лексических элементов. Это достигается за счет неопреде­ленности в использовании одного и того же множителя в разных дефинициях толкового словаря. Возможность варь­ирования состава и структуры соответствующей словарной статьи тезауруса в сравнительно широких пределах приво­дит к размытости описания. Как подчеркивают авторы, лли получаемого результата характерна разнонаправленность, хаотичность, неравномерность²¹⁴.

Понятие неопределенности эксплицируется также по­средством понятий, которые имеют отношение к идеям о неполноте, об отсутствии точности, о нсзамкнутости, прин- нимиалмюй возможности ошибок и противоречий и т.п. Во многом это будут черты «человеческой модели мира», т. е. носящие антропоморфный характер²¹⁵. В системах пред­ставления знаний неопределенность рассматривается как некоторая объективная реальность, которая нуждается в корректной регистрации и правильном использовании. Все ло позволило придать неопределенности характер норма­тивного требования²¹⁶. В информатике отказ от жесткос­ти. от регламентированного описания выражен в переходе к «мягкому» моделированию, в том, что в компьютерную технологию начади вводить антропоморфные характерис­тики. Получили распространение образное мышление, ин­туиция, являвшиеся до сих пор прерогативой внутреннего ниления человека.

Для отображения феноменов нелинейности и неопре­деленности стали использовать те направления математи­ки, которые оперируют приблизительными величинами. К мим относится интервальный анализ; данные вопросы об­суждаются и в интервальной логике. В информатике боль­шие надежды связывают с четырехзначной логикой Н.Белнапа. Последняя является средством формализации вопросно-ответных отношений, и могут быть использова­ны для баз данных, содержащих противоречивую информа­цию, возникающую, к примеру, из-за наличия в информа­ционной системе противоречивых экспериментальных дан­ных, полученных от разных исследователей²¹⁷.

Сходные движения наблюдаются и в области искусст­венного интеллекта. Здесь это выразилось в отказе от дедук­тивного принципа программирования и переходе к индук­тивному принципу. А.Г.Ивахненко называет последний про­граммой самоорганизации закономерностей и моделей. При них ЭВМ выясняет истинные объективно существующие закономерности при помощи перебора многих закономер­ностей — претендентов по критерию непротиворечивости, используемому в качестве критериев истинности²¹*.

Итак, жесткости объяснительной схемы фундамента­лизма. одноразчерности и линейности противостоит не одна, а несколько разных проекций, связанных друг с дру­гом. Такая связь может выступать, к примеру, в форме век­тора. Как замечает Р.Фейнман и его соавторы, «вектор оп­ределяется гремя числами и соответсвуст наблюдению од­ної о и тої о же объекта с ра зных точек зрения»* . Поскольку рлшым исходным позициям соответствуют разные изобра­жения, го последние должны замима11> относительно друг друга какое-то положение. Какова же сірукіура возникаю­щих отношений? Говоря об особенностях такой структуры, нас интересует не форма, в которой находит воплощение эта структура - будет ли вектор или любая другая возможная фшура; важно сейчас подчеркнуть другое: некоторое мно­жество проекций одного и того же объекта сосуществуют как равноправные, внося тем самым в отображение соответству­ющее разнообразие.

Чтобы нагляднее воссоздать облик антифундаменгали- сгской стратегии познания, вернемся к образу точки, кото­рый мы использовали ранее для характеристики фундамен­тализма. Однотипності» изображений позволила, как мы помним, «склеить», «сплюснуть» разные проекции в одну точку. Что касается теперь разных, индивидуализированных проекций, то их уже нельзя совместить друг с другом. На­оборот, разные изображения располагаются относительно лруг друга в некотором объеме, имеющем структуру, метри­ку. пространственно-временное выражение. Общие особен­ности такой структуры можно также эксплицировать и че­рез понятие многомерности, разнообразия, индивидуально­сти, автономности и т.п.

Представление о наличии не одного, а ряда степеней свободы свидетельствует о разлвижении границ познания, о многоаспектное™ исследования. Для описания миогоае- ИСКИІОСІИ характерен отказ от логических скаляров, лаю­щих жанис об объекте в какой-то одной проекции, и пере­ход к лоїическим матрицам, отображающим объект в раз­ных проекциях¹²".

Антифундамснталистская стратегия ведет, таким обра­зом, не только к расширению угла видения, она выражается не только в плюрализме аспектов измерения. Другую, не менее важную сторону подобного видения можно усмотреть в идее о постоянно меняющемся разнообразии новых про­екций, где вместо жесткой конструкции имеется перемеще­ние, неопределенность, «размытость». Напичие в структуре познавательной модели таких черт, как многомерность, под­вижность, неопределенность, объемность служит выраже­нием более глубинных изменений, а именно указывает на новый принцип, заложенный в основание антифундамен- талистской модели.

Итак, в попытках одновременного изучения ряда аспек­тов «повсюду» и «всегда» можно разглядеть не просто от­дельные умонастроения, а проявление методологического статуса идей индивидуальности, многомерности, подвиж­ности, неопределенности и др.. их превращение в новую познавательную стратегию. Мышление, лежащее в основа­нии такой стратегии, наделено, как мы убедились, всеми теми смыслами, которые противоположны жесткости, ло­гической однозначности, непротиворечивости и т.п. Назван­ные смыслы служат обоснованием выдвинутой нами ранее гипотезы о вне-логичности мысли одного из базовых при­знаков нс-словссности. Мир не-словесности предстает тем самым как путь к более глубокому осмыслению реальнос­ти: идеи индивидуальности, многомерности, подвижности, неопределенноости и др. позволяют воссоздать облик эй­детического пути к единству.

Несловесное мышление вызревает в глубинных слоях сознания вместе с изменением видения объекта исследова­ния. Стремясь к пониманию пути продвижения к более глу­боким смыслам, мы приближаемся к познанию закономер­ностей мыслительных актов.

3. ПРЕДПОЧТЕНИЕ: МЫСЛЬ СЕРДЕЧНАЯ

Модусы внутренней жизни, скрытые и тайные пружи­ны предпочтений, зарождение и побуждения к цели, внут­ренние духовные движения и т.д. всегда волновали челове­ческую мысль. Христианская традиция поучала о «внутрен­ней жизни» и «внутреннем человеке».

Внутреннюю жизнь Святой апостол Павел называет «внутреннейшей за завесой»²²¹, куда предтечею за нас во­шел Иисус. Для людей - «наследников обетования» эта жизнь служит твердым утешением и «предлежащей надеж­ной», «якорем безопасным и крепким».

Святой апостол Павел пишет о «внутреннем человеке» и происходящем в нем борении: «Обретаю убо закон, хотя- шу ми творити доброе, яко мне злое прилежит. Соуслажда- юся бо закону Божию по внутреннему человеку; вижду же ин закон во удех моих, противувоюющ закону ума моего и пленяюш мя законом греховным, сушим во удех моих»²²² . Для «наследников» внутренняя жизнь является «твердым обетованием», все устремления сердца — мысли, чувства и дела - направляются этой надеждой. Внутренний человек совершает «упражнения в духовном делании»; в нем «воз- греваются вожделения»; происходят внутренние борения и др. Деяния «внутреннего человека» связаны с исканиями беспредельного блага в Боге, с делом благоугождения²²³. В и­сторико-философской традиции ценность теряет эту абсо­лютную меру, становится конечной, «земной».

Понятие ценности

Главные смыслы, заложенные в теории ценности, пред­варительно можно выразить в форме вопросов: как проис­ходит выбор «лучшего»? отчего одну вешь считают лучше другой? исходит ли оценка лучше от субъекта или же вешь является таковой «на самом деле»? и др.

Мыслители самых разных направлений, несмотря на от­личие позиций, сходятся во мнении о субъективных исто­ках ценности, о сердечных причинах возникновения ценно­стного отношения к вешам, явлениям, событиям и др. Та­кое понимание обращает к истокам, к Истине: «Ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет»²²⁴. Со-крытыс, нс-словесные сердечные пружины обнажаются в ценност­ном взгляде на вещи. Ценность является отношением, ко­торое насквозь пропитано сердечным чувством. Один из па­мятников древнерусской литературы гласит, что «бесы вла­гают помыслы в сердце человека, тайны его не зная; Бог один знает сердце человека».

Уже со времен Сократа за меру всех вещей стали брать не мир природных процессов, а созидательную деятельность людей; счастье стадо идеалом повседневной жизни. Арис­тотель отмечает, что «ложное и истинное не находятся в ве­щах, а имеются в рассуждающей мысли»²²⁵. Блез Паскаль как бы вторит: «Во мне, а не в писаниях Монтеня содер­жится все, что я в них вычитываю». Логика разума, продол­жает мыслитель, дополняется еще логикой сердца: именно данным инструментом изображения веры и любви человек чаще всего и пользуется.

«Внимание к жизни» — такую метафору используют для выражения смысла понятия ценности, указывая на тесную связь с интересами человека, с главными регулятивами его жизни²²*¹. Несомненна интенционадьность ценности, по­скольку к одному и тому же предмету можно относиться по- разному: его можно ненавидеть, любить и т.д.

В сердечном ходе мысли можно увидеть проявление вла­сти «модального модуса», или сферы необходимого, (жела­тельного): система деонтических норм служит предписани­ем, что позволено, а что запрещено. К этим вне-логичным ходам сердечной мысли мы еще не раз будем возвращаться, полагая, что ценность прямо связана с системой предпочте­ний, с формированием внутренней жизни человека.

Среди исследователей понятия ценности распростра­нено и противоположное мнение об истоках ценностного отношения к предмету. Полагают, что ценность не может быть исчерпана отношением, субъективным взглядом на предмет. Впечатление о ценности, считают авторы другой точки зрения, - складывается в прямой зависимости от свойств самого предмета, т.е. является порождением самих этих свойств. Дж.Мур считает вопрос о ценности одним из важнейших вопросов этики, и связывает его с вопросом об абсолютном добре и благе человека. В качестве критерия философ выдвигает идею наибольшей ценности предмета при условии, если бы он существовал в универсуме абсолют­но один, не завися ни от чего другого. Именно соответствен­но этому критерию Мур считает добро внутренней ценнос­тью. Внутренней ценностью обладает не какой-то един­ственный предмет, а некое их органическое целое. Таковым философ признает «определенные состояния сознания, ко­торые в общих чертах можно определить как удовольствие общения с людьми и наслаждение прекрасным»²²⁷ . Мур по­лагает важным существование не одного только наслажде­ния, но и самих материальных предметов, приносящих на­слаждение — реальных людей, реальные предметы искусст­ва, реальной природы и др. Без материальных качеств органическое целое распадается и не будет иметь никакой внутренней ценности.

С изложенной точкой зрения не соглашается Э.Дюркгейм, с точки зрения которого внутренне-субстан- циальными свойствами хлеба окажутся в таком случае хи­мические свойства. Между тем ценностью хлеб становится _1И1„_Ь при условии использования его в качестве пищи. Глав­ное при определении ценности являются, по Дюркгейму, не сіолько поиски соотнесенности с каким-либо внутренним свойством самой веши, а и нахождении ее истоков в идеа­ле ^ц. Полагают также, что вопрос о ценности той или иной ПСIни произволен от смены циклов интереса к ней, от пери- олон подъема и упадка. Сама же вещь нс имеет внутренней пенное f и. И проиискаст это от прихоти человеческого вни­мания и восхищения. Поясняя свою позицию, Хэкинг от­мечает. что, к примеру, у коллекции китайского фарфора «нет никакой сушей в нсбессх внутренней ценности, а есть лишь истинно человеческая ценность - скромный пример набора тех внутренне человеческих ценностей, некоторые из которых сильнее проявляются в одно время, некото­рые - в другое».

Итак, мы полагаем ценность производной от сердечных доводов, следует в итоге констатировать, что аксиологичес­кий предикат «благо» характеризует не предмет сам но себе: ценности не имманентны бытию, а принадлежат к сфере разума. Сам предмет нейтрален в ценностном отношении. Появление аксиологического знака «хорошо-плохо* («с п равелл и во- нес пра ведл и во», « полезно—бес полезно*, «добро-зло» и т.п.) зависит от сердечного чувства, от душев­ної! привязанности иди же от нелюбви; последняя, напро­тив, ведет к отторжению всего «немилого сердцу*.

Мотивы (куда склоняется сердце), а не субстанциаль­ные качества самого предмета предопределяют приорите­ты, ценностный вес, который приписывается предмету. Сле­довательно, по способу своего происхождения ценности субъективны. Субъективность здесь надо понимать в ши­роком смысле. Это могут быть «предпочтения», выросшие и предопределенные культурно-историческими обстоятель­ствами. Как это, к примеру, случилось в историческом спо­ре натурфилософов античной Греции. Вполне естественно, что античный рационализм принимал за высшую ценность логос, тогда как доксу относил к «неразумному* знанию.

Приведенная историческая опенка вызывает интерес прежде всего с точки зрения тех аргументов, которые использова­лись для обоснования мысли о «неразумности» доксы. Об­ратимся поэтому к дошедшим до нас отрывкам из сочине­ний античных авторов. Это важно еше и потому, что дан­ную идею фактически продолжают обсуждать и поныне: современная философско-методологическая мысль также тяготеет к миру логоса.

Согласно взглядам Демокрита, «есть два вида мысли: одна - законнорожденная, другая - незаконнорожденная. К незаконнорожденной относится все следующее: зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, другая же законнорожденная. К ней относится скрытое (от наших чувств)»²²⁴. Будучи «рож­дены порознь и осуществляя себя порознь”, «очи разума», или логос, открывают подлинную реальность; и, напротив, «лок- са», или «не - разумное», «не - чистое» мышление, искажает истину. Аргументация о гом, «чистому» противостоит «не­чистое», «законнорожденное - «не-законнорожденному», построена на мысли о противостоянии положительного яв­ления отрицательному. Однако отрицание «не» здесь оказы­вается чисто внешним, формальным, а не внутренним, су­щественным. Вторая составляющая процедуры аргументации предполагает, во-первых, наличие самой процедуры обосно­вания и. во-вторых, соотнесенность объекта классификации с его природообразующими модусами. Между тем внешнего отрицания логосу оказалось достаточно, чтобы занести док- су классу альтернатив.

В соответствии с таким ходом мысли, логос и доксу ста­ли относить к двум разнонаправленным способам освоения реальности. Принимая в качестве исходной мысль об асси- мстричности двух компонент сознания, перцепциям изна­чально стали приписывать анти-черты. Логос открыт, пря­молинеен, познание протекает в пределах заданной систе­мы абстракций и понятий, что в конечном итоге предопределяет возможность единственной истины и тем самым исключает вариативность. Отсюда и соответствую- ший образ реальности - жестко организованной конст­рукции, которая подчиняется законам логики. Если логос вечен и неизменен, то докса конечна и случайна, кратко живуча. Как подмечает Платон в «Тимее», в вечном потоке все гибнет и возникает, но не существует на самом деле. Если логос связан с поиском истины, то у доксы иные познава­тельные функции: локса выражает отношение к предмету - разного рода желания, намерения, оценки и др. Логос занят обоснованием истины, выдвигает эту процедуру на первое место, ибо именно на этом этапе строятся основоположения, анализируются исходные принципы и понятия, при­влекаются исторический и другие типы обоснования и др.

Между тем в мире доксы обоснование разворачивается по иному канону. Непосредственная связь со всем строем жизни, погруженность в практику жизни обусловливает та­кие важные качества перцепций, как конкретность и им­пульсивность. Будучи спонтанными по способу своего происхождения, перцепции в значительной мере незави­симы от предваряющих объяснительных процедур, от «от­даленных» причин-оснований. Вот почему в мире человеческих чувств невозможно жить «чужим умом», по абстрактно-всеобщим меркам, часто далеким от понима­ния конкретных жизненно-практических ситуаций. К мыс­ли о недостаточности универсально-безличностного зна­ния при решении проблем экзистенциального плана мы еще не раз будем возвращаться. Доксу, таким образом, не удовлетворяет знание родов и видов, на которое направ­лен логос, доксу интересует привходящее, а не обобщенно­существенное: в силу последнего обстоятельства докса об­речена на «поштучное» существование, отчего вынуждена следовать за реальностью, воспринимать последнюю «во всех ее и згибах и поворотах, усваивать само движение внут­ренней жизни вещей»²³".

Сказанное о способе обоснования природы доксы по­зволило убедиться в том, что на аргументацию, носившую чисто формальный характер, оказала влияние система воз-

173

зрений античного рационализма. Высокие опенки логоса, справедливые сами по себе, развернулись в парадигму, а си­стему предпочтений. В итоге положительный феномен (лок- са) был приравнен к отрицательному (не — разумный). Дви­жущей силой предпочтений являются сердечные привязан­ности, а не логические доводы, основанные на объективно — взвешенных аргументах. Отсутствие последних повлияло на историческую оценку доксы. Это, в частности, нашло отра­жение во взглядах на телесность у Декарта²³¹ и Ламетри²³².

Об исторических «последствиях» указанного способа аргументации нам хорошо известно. Мысль о неравных по­знавательных возможностях двух составляющих сознания «чистого разума»²³’ и чувственного познания открыло воз­можность продвижения рационалистической модели позна­ния. Рационализм выступил как исследовательская програм­ма в самых разных сферах познания и практики. Такая экспан­сия ска''ділась на исторической судьбе «неинтеллешбельного» знания. Последнее вплоть до середины XIX века оставалось сла­бо изученным, не имеющем развернутых концепций. Но и ныне в новом контексте социальной практики обоснование вопроса о соотношении рациональных и внераииональнмх начал чело­веческого сознания строится явно или неявно не без влияния сложившихся предпочтений.

Итак, исходя из сказанного об исторической судьбе вненационального знания мы видим, что приоритеты фор­мируются вне зависимости от логических доводов. На ар­тикуляцию ценностного веса значительное влияние оказы­вают конкретно-исторические обстоятельства.