§ 1.1 Понятие правосознания в различных школах права

Юридическая мысль за длительную историю своего существования выра­ботало множество моделей (способов концептуализации) права, с одной сторо­ны, центрирующих различные аспекты правовой действительности, с другой - позволяющих в той или иной мере освоить ее «многоединство». Соответствен­но, анализ категории правосознания необходимо осуществлять в контексте и на пересечении различных парадигм юридического мышления, через призму тео­ретико-методологических ориентиров основных типов правопонимания^[2] - юс- позитивизма (легизма, нормативизма, этатизма), юснатурализма и социологи­ческой школы права.

дение правильной, соответствующей уже данному содержанию репрезентатив­ной формы («правильно то, что существует»)^[3].

Ближайшие истоки юспозитивистской интерпретации права и правосоз­нания в советской науке восходят к идеологическим установкам 30-х гг. XX в., отразившим господство советского тоталитарного государства и адекватному им соединению юридического позитивизма (легизма) (формально определяю­щего право как совокупность норм, признанных государством, как приказ госу­дарственной власти) и марксизма (содержательно (сущностно) осмысливающе­го право, раскрывающего его ценность и механизм социального бытия через волю экономически господствующего класса). Это проявилось в официальном определении права 1938 г.: «Право есть совокупность правил поведения, вы­ражающих волю господствующего класса, установленного в законодательном порядке, а также обычаев и правил общежития, санкционированных государ­ственной властью, применение которых обеспечивается принудительной си­лой государства в целях охраны, закрепления и развития общественных отно­шений и порядков, выгодных и угодных господствующему классу»^[4].

За марксистской риторикой здесь скрывается, по сути, такое видение пра­вовой реальности, при котором: а) право полагается системой общеобязатель­ных официально закрепленных и признанных правил поведения и постулирует­ся единственным правовым регулятором общественных отношений, б) меха­низм правового регулирования рассматривается как собственно юридический механизм функционирования правовой нормы вне их связи с психикой и реаль­ным поведением людей, в) правосознание выступает как знание и (должное) отношение к нормам позитивного права, а правовое поведение принимается только в рамках его соответствия официальным юридическим предписаниям^[5]. Таким образом, позитивное право, в подобной интерпретации, составляет цен­

тральное и самодовлеющее начало, объяснительный принцип, критерий под­линности, определяющий «право на существование» для всех остальных юри­дических явлений, а правосознание - лишь момент развития позитивного права, его зависимое отражение, «проводник» установленных государством норма­тивных предписаний и принципов.

Период 50-80-х гг. XX в. характеризуется широким изучением (критикой) рассматриваемого типа правопонимания на основе (единственно возможной в то время) методологии марксизма, разработкой - при сохранении доминанты позитивного права в «картине» юридической действительности - социальных и социально-психологических аспектов правосознания и его роли в механизме правового регулирования (воздействия).

Современная российская теория права, во многом продолжающая тради­ции юспозитивизма рассматривает правосознание как одну из форм (социально­го) сознания — как человеческую способность идеального воспроизведения дей­ствительности в чувственных и мыслительных образах. Философским основа­нием здесь выступает теория отражения, которая базируется на противопос­тавлении объекта и субъекта познания, а само познание понимает как копиро­вание объекта. Отсюда, правосознание есть субъективный образ правового ми­ра, его стремящаяся к аутентичности, но никогда полностью не совпадающая с оригиналом копия. За правосознанием, в отличие от права, как правило, не при­знается нормативной, регулятивной роли, оно призвано воспроизводить, ори­ентироваться на содержащиеся в законодательстве общеобязательные предпи­сания. Уровень развитости, прогрессивности правосознания зависит от пра­вильности, адекватности отражения объекта (позитивного права, правовой дей­ствительности), а его активность рассматривается как «обратное воздействие» на своего детерминанта. Остановимся на данных характеристиках более под­робно.

Итак, сущность, способ бытия правосознания, согласно данному подходу, состоит в отражении (духовном освоении, воспроизведении, осознании, пони­мании, чувствовании, оценке, отношении к) юридической действительности^[6]. Для нормативизма (этатизма) это в первую очередь отражение позитивного права - системы норм (правил поведения), установленных или санкциониро­ванных государством и обеспеченных государственным принуждением - как центрирующего и специфицирующего правовое сознание объекта отражения. Генетически здесь право предшествует правосознанию; вне государства нет права, а значит, и нет правосознания, являющегося результатом отражения (ус­воения и воспроизводства) сознанием юридических предписаний.

Таким образом, право (официальные юридические предписания и док­трина) предопределяет, задает строй и содержание правосознания, критерии его развитости (нормальности). Право, утверждает Н.Л. Гранат, имеет объек­тивное значение, как бы «связывая» личность указанием на «лучший способ внешнего поведения». Высокий уровень правосознания (развитое правосозна­ние) позволяет полностью понять содержащийся в праве (вне зависимости от человеческого знания и желания) некий «верный масштаб поведения». «Отвер­гая объективный смысл и объективное значение (ценность) права, личность лишает себя той основы, на которой только и возможен правопорядок»^[7].

Марксизм, пересекаясь с юспозитивизмом в понимании права — как сис­темы норм, как продукта государства, инструмента социального управления и господства - дает более широкий взгляд на право и правосознание, полагая их элементами надстройки, порожденными, детерминированными базисом (эко­номикой, материальными условиями социального бытия) и, далее, структурой и динамикой политической (классовой) борьбы. Соответственно, правосознание

для марксизма есть форма общественного сознания, это отражение уже не только действующего (официального) права, юридической действительности, но и общественного бытия в целом, всей совокупности базисных и надстроеч­ных отношении. Общественное сознание здесь «превращение» самого социаль­ного бытия, порождаемое им стабилизирующее свойство {«социальная мифоло­гия»), позволяющее людям вживаться и функционировать внутри общественно­го организма^[8].

При таком понимании правосознание формируется в диалектическом единстве с правом. Возникая исторически раньше позитивного права как ос­мысление определенного общественного порядка, правосознание {«юридиче­ский мотив») опосредует «позитивацию» экономических фактов, интересов, придание им общезначимого характера, государственной санкции. Однако с возникновением позитивного права происходит коренное изменение правосоз­нания, его «самоопределение». Социальные связи начинают рассматриваться сквозь призму всеобщих юридических признаков, само наличие которых обяза­тельно должно влечь обязанность (возможность) определенного поведения, предписанного государственной властью^[11].

Марксизм всегда рассматривает проблематику права и. правосознания че­рез призму социальной обусловленности и классовых противоречий, акцентиру­

ет неоднородный, конфликтный, антагонистический характер общества и его духовной сферы на стадии цивилизации, важную роль осознания классом сво­его интереса в общественном развитии и политической борьбе. Отсюда задан­ная классовость, идеологичность социального сознания и, соответственно, ха­рактерное понимание правосознания как разновидности сознания политическо­го, элемента идеологии^[12]. В стратифицированном обществе правосознание от­дельных слоев обуславливается степенью и формами их участия в социальном производстве, распределении, потреблении материальных и духовных благ. Это означает существование в стране нескольких систем правосознания и только одной системы права. Причем последняя всегда базируется на господствующем правосознании (т.е. правосознании правящей элиты, экономически господ­ствующего меньшинства), в то время как правосознание эксплуатируемых масс образует основу социальной критики действующего права, служит необходи­мым звеном коренных социальных перемен^[13]. Таким образом, базируясь на классовом анализе социально-правовой реальности, марксизм обосновывает неодинаковую роль различных (социальных) уровней (видов) правосознания как в правовом понимании действительности, так и в воздействии на официальное право.

Как видим, в целом марксистское видение - в отличие от нормативизма — так или иначе сохраняет некий «зазор» между общественными порядком (зако­номерностями), с одной стороны, и официальным правом — с другой, что обес­печивает для правосознания сравнительно независимую позицию по отношению к государственно признанным нормам, возможность их оценки, критики, под­держания их адекватности, действенности, функциональности в социальной

системе и в случае необходимости преобразования, исходя из общественных потребностей и интересов. В этом смысле марксизм выступает социологией права и правосознания, предлагая анализ их социального бытия. Однако, как и нормативизм, он подчеркивает вторичность и, следовательно, зависимость, подчиненность правового сознания структурам общественного бытия: эконо­мике, политике, официальному праву.

Аналогичное видение правосознания прослеживается и при анализе ди­намики юридических явлений, «действия права» как его «свойства (способно­сти) в определенной среде оказывать нормативное и ценностно-мотивационное воздействие на личность, общности людей и в следствии этого обеспечивать соответственно собственным целям, принципам и предписаниям правомерный характер деятельности и поступков людей»^[14]. Правосознание, в такой перспек­тиве, выступает как необходимый элемент механизма действия права, функ­ционирующий на всех его уровнях (правотворчества, осуществления права и правопорядка), способный взаимодействовать с другими его элементами, уси­ливать (ослаблять) его общее воздействие на поведение людей. При этом, как отмечает А.В. Грошев, «если программа... правового регулирования содержит­ся в нормах права, которые определяют права и обязанности субъектов право­вых отношений, то непосредственная работа данного механизма определяется соответствующими функциями правосознания». Таким образом, правосознание раскрывается: 1) как субъективный элемент механизма правового регулирова­ния, находящийся во взаимосвязи и взаимодействии с его объективными эле­ментами и 2) как относительно самостоятельная функциональная система, регулятор правового поведения (в том смысле, что, отразив содержание закона, правосознание опосредует его действие (реализацию) путем осуществления своих функций)^[15].

Отметим, что при исследовании динамики юридических явлений акцент делается именно на правовом регулировании, а не правовом воздействии, охва­тывающем совокупное влияние не только специальной системы «собственно правовых» средств (норм права, правоотношений, актов реализации и примене­ния) - механизма юридического регулирования, но и иных правовых явлений (правосознания, правовой культуры, правовых принципов, правотворческого процесса) и сосредотачивающего внимание прежде всего на социопсихологиче­ских закономерностях функционирования права^[16]. Соответственно, освещение получают лишь общие вопросы взаимосвязи права и правосознания,, а. послед­нее рассматривается зачастую фрагментарно, при изучении других понятий и категорий^[17]. Тем не менее даже при расширении горизонта познания механизма действия права (рассмотрении информационной, аксиологической, мотиваци­онной, предупредительной и иных форм воздействия) воспроизводится типика нормативизма - специально-юридические средства остаются его «стержнем», «базовой программой». При определении места и роли правосознания как одно­го из важнейших элементов данного механизма и слагаемых его эффективно­сти, оно все равно задается лишь как своеобразный «канал» правового воздей­ствия, средство осуществления официального права как исходной основы, пер­воисточника всей правовой действительности.

Указанное соотношение права и правового сознания проявляются и в подходе к нормативности, зачастую отождествляемой исключительно с (обес­печенной государственным принуждением) общеобязательностью правовых норм^[18]. Отсюда правосознание либо не наделяется таким качеством вовсе, либо обладает лишь некоторыми его чертами, несопоставимыми, тем не менее, с ре­гулятивными свойствами позитивного права. «Правосознание превращается в

особо политически и юридически значимое явление, обладающее известной ре­гулятивной энергией, после того, как образующие его идеи как бы «материали­зуются» - воплощаются непосредственно в позитивном праве, выражаются в его основополагающих принципах, началах»¹⁹. Иными словами, о регулирую­щем воздействии правосознания на общественные отношения можно говорить только в тех случаях, когда его идеи в установленном порядке оформлены в правовом акте (признаны государством) либо если налицо пробел в законе или сам закон допускает руководство норм правосознания в решении отдельных вопросов²⁰.

Отметим большое идеологическое значение данного постулата юспозити- визма как важного фактора соблюдения законности в государстве. «Регулятив­ная энергия, выраженная в активных формах господствующего правосознания (в правовой идеологии - К.С.) такова, - отмечает С.С. Алексеев, - что она не может (не должна) проявлять свое действие сама по себе, независимо от пози­тивного права как институционного образования... Правосознанию... не «да­но» замещать, пусть даже и на время, позитивное право. И здесь не просто «минусы и издержки» при такого рода замене, а прямой путь к произволу, иным страшным негативным явлениям, будто бы оправдываемым «революци­онным правосознанием». Этот путь... с роковой неизбежностью приводит к культивированию импульсов и нравов насилия, а в конечном итоге - к режиму беспощадного тоталитаризма, бесчеловечного бесправия»^[19].

Наряду с упомянутой выше, в советской и современной российской юри­дической литературе есть и традиция более широкого понимания нормативно­сти. «Правосознание как одно из социально-правовых явлений, - писал Г.С. Остроумов, - обладает безусловным нормативным характером', правовые идеи, чувства, ориентации, составляющие его содержание, обладают типично­стью, всеобщностью, повторяемостью, упорядоченностью воздействия в чело-

¹⁹ Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия: Опыт комплексного исследования. M., 1999. С. 266. (Курсив мой - К.С.).

²⁰ Мостовщиков Л.Д. Указ. соч. С. 7; Лазарев В.В. Правосознание и правовая культура // Об­щая теория права. Изд. 2-е. Под ред. АВ. Пиголкина. M., 1997. С. 145.

веческом сознании и поведении и, таким образом, управляют деятельностью людей. Сами нормы права предстают перед нами как особого рода правовые взгляды, обладающие специфически юридической структурой и особым госу­дарственно-волевым содержанием»^{21 [20]}. Иначе говоря, по мысли Е.А. Лукашевой, «правовые нормативные предписания содержатся и в правосознании, и в право­вых актах. Речь идет только о различных способах регулирования поведения людей: правосознание может регулировать поведение людей непосредственно или опосредовано - через правовые нормы»^[21][22].

Современные авторы связывают нормативность правосознания с его ин­формационной, оценочной, ценностно-ориентационной функциями¹*. Право­сознание как всякая форма общественного сознания нормативно, - утверждает Э.Г. Липатов, - в том смысле, что влияет на общественное сознание личности, ставит перед ней проблему выбора варианта поведения^[23][24]. Оно оценивает право­вое бытие через призму категорий законного и незаконного, справедливого и несправедливого, морального и аморального и т.д., а содержащиеся в нем мне­ния о ценности правовых явлений ориентируют людей в их жизнедеятельно­сти. Таким образом, считает Н.Н. Вопленко, оценочное отношение людей к пра­ву, содержащееся в правосознании можно считать одной из форм его норма­тивності?⁶.

Однако следует различать нормативность социальных явлений двух ви­дов: познавательно-оценочную и регулятивную. Последняя полагается прису­щей социальным нормам, опирающимся на применение норм государственного или общественного воздействия и, следовательно, гарантируемых государством или обществом. Так, например, нормы позитивного права являются безуслов-

ними, обязательными, формально-определенными, обеспеченными средствами государственного принуждения регуляторами общественных отношений. Нор­мативность же правосознания, в указанной перспективе, особого рода - имеет познавательно-оценочный характер. Она отлична от нормативности правовых норм, не обладает их обязательностью, не влечет за собой формально­определенные, юридически закрепленные последствия. Оно лишь ставит перед личностью свои «вехи», ориентиры добра, истины, справедливости, законности и т.д. и предупреждает о возможных гипотетических последствиях его отноше­ния к правовым явлениям. Оно может лишь «призывать», ориентировать лич­ность в ее познавательной и практической деятельности, оставляя ей простор и субъективные возможности самовыражения свободной воли. Действуя через знания о праве, правовые ориентации и установки, правосознание, «как маяк, освящает правомерное и неправомерное поведение, внутренне аргументирует избирательные акты человеческого поведения»^[25].

Вводимое терминологическое отличие, на наш взгляд, принципиально не меняет сути юспозитивистского подхода, общего понимания соотношения (до­минирующего) права и (занимающего подчиненное положение) правосознания. Последнее выступает как «осознание обязательности юридических норм», «идея законности»^[26], как «своеобразная «предофициальная» или «доофициаль- ная» регуляция человеческого поведения на основе информации об идейно­психологическом содержании права»^[27].

Предыдущие рассуждения раскрывают зависимый, подчиненный статус правового сознания в этатистско-нормативистской «картине» юридического мира. При этом, однако, позитивное право так или иначе нуждается в правовом сознании для своего существования в мире. Соответственно, указанный вари­ант правопонимания закрепляет за ним (правосознанием) и определенную ак­тивную роль (функцию), задавая ей необходимые направления и пределы^[28].

Во-первых, речь идет об обобщенном, оценочном, избирательном, целе­направленном, а также опережающем (прогностическом) отражении социально­правовой действительности. Сведение правосознания к правовому отражению, имеющему, к тому же, рефлекторный, механико-натуралистический характер, следует признать крайностью, профанацией, критикуемой и сейчас, и в совет­ское время^[29]. Правосознание соотносит жизненные условия, потребности, инте­ресы, а равно императивы справедливого, ценного, должного с наличной юри­дической реальностью, тенденциями ее развития, существующими (возможны­ми) правами и обязанностями, на основании чего вырабатывает (отбирает) как алгоритмы действий в конкретных ситуациях, так и долгосрочное, стратегиче­ское видение, формирует представления относительно сущности и принципов правовой организации социума, желаемого и идеального права, требует уста­новления определенных общеобязательных масштабов поведения, выступая, в подобном ракурсе, как способ осознания (объективной) правовой природы об­щественного бытия, как идейный источник (позитивного) права.

Отсюда, во-вторых, правосознание реализуется как преобразовательная практика, способная «обратно воздействовать» на порождающие его связи и отношения (социоюридическую действительность) различными возможными способами: через правовые теории и идеологические доктрины, правообразова- ние и правоприменение, через осуществление индивидами своих прав и закон­ных интересов и пр. Правосознание, таким образом, «не только пассивно­созерцательное отражение бытия, но и активно-творческое к нему отношение; не только оценка бытия, но и творчески созидательная установка на его совер­шенствование, изменение, преобразование»^[30].

При этом закономерности правосознания есть продолжение закономерно­стей отражаемого объекта (общества - для марксизма, государства и права — для этатистско-нормативистского подхода), значимы постольку, поскольку

22 воспроизводят последние. (Преобразовательная) активность правосознания по­нимается, прежде всего, в качестве одного из средств саморегуляции и само­развития соответственно социума или существующей организации политиче­ской власти, системы права и правопорядка сообразно с содержащимися в нем тенденциями и противоречиями; ее основания заключены в функционировании самого общественного организма (его политико-правовым институтах) и спо­собности сознания усваивать и претворять в жизнь порожденные, заданные обществом (государством) цели и модели развития. Активность правосознания, таким образом, «допускается» только в пределах воспроизводства наличной системы правопорядка и иначе - расценивается как опасная для системы девиа­ция, дисфункция.

В завершении, рассмотрим преимущества и ограничения юспозитивист- ского понимания права и правосознания. Среди его неоспоримых достоинств необходимо назвать разработку догмы права — описание (толкование и коммен­тарий), обобщение, классификация и систематизация действующего официаль­ного права, установление юридических принципов, определений, создание стройной логичной целостности юридических понятий^[33]. Именно юридический позитивизм в наибольшей степени характеризует инструментальную роль пра­ва как регулятора социальных связей и с позиций средства осуществления го­сударственной политики, и в плане отстаивания, защиты гражданами собствен­ных прав и законных интересов. Утверждаемый здесь пафос законности как верховного императива деятельности государства и его граждан является мощ­ным этико-политическим средством влияния на правосознание, противостоя произволу, утверждая в обществе стабильность и порядок, предсказуемость действий социальных субъектов, а следовательно, «накоплению» социальной свободы. Правосознание здесь рассматривается под углом его формирования, регуляции, проецирования общеобязательных, государственно-обеспеченных нормативов социального существования, представляется в качестве инстру-

23 мента реализации и воспроизводства системы официального права и правопо­рядка.

Однако указанный подход имеет и ряд недостатков. Во-первых, он (в рус­ле теории отражения) исходит из противопоставления бытия и сознания и ре­дуцирует последнее до отражения, что, по мнению автора, ведет к упрощении социальной диалектики, механизма взаимодействия материального и идеально­го. Право рассматривается здесь как отчужденная, внешняя по отношению к индивидам форма, а правосознание изучается только с позиций его значимости для воспроизводства существующей правовой системы.

Во-вторых, взгляд на правосознание как на субъективное правовое отра­жение, педалирование его социальной «заданности», по существу, приводит к затушевыванию на уровне правовой теории (активной) роли духовного начала в жизнедеятельности общественного организма, его преобразовательных, творче­ских потенций. Понимание правового сознания как зависимого, производного, экономически и социально-политически обусловленного «отражения» объек­тивного правопорядка выполняет важную идеологическую, социально­практическую функцию', регулятивное начало, задающее размерность, конфи­гурацию социальной свободы и активности смещается с закономерно вырас­тающего из объективных социстальных условий правопорядка и отражающих его правовых представлений и замыкается на государстве. В пределе это ведет к отчуждению права от своих первоначал, легитимации государственного про­извола и идеологическому закрепощению масс. К тому же, абсолютизация формально-догматического начала в праве отгораживает юриспруденцию от «живого права», реальных социальных отношений и деятелей, ведет к его пре­вращению в средство консервации и апологии существующего status quo,на­личной системы социального господства.

В-третьих, зачастую присущий упомянутому подходу универсализм (ев­ропоцентризм) затрудняет национальную идентификацию правосознания, вы­носит за пределы анализа проблемы специфики правовой ментальности и куль­туры (цивилизации). Последнее, в социально-практическом плане, может по-

24

влечь за собой искажение представлений о динамике отечественного правового прогресса, отрыв реформ от своих социальных источников^[34].

От рассмотрения юспозитивистского концепта права и правосознания пе­рейдем к анализу юснатурализма как одного из основных типов правопонима- ния, к тому же претендующего в сегодняшнем (российском) социокультурном контексте на роль альтернативной методологии юридических исследований, ба­зовой составляющей обновленной модели правопорядка.

Для классических концепций юснатурализма характерен тезис о сущест­вовании некоего идеального, совершенного, настоящего, абсолютно ценного, постоянного и неизменного «естественного права», независимого от государст­ва и общества, противопоставляемого искусственному и изменчивому, созда­ваемому волевым актом государства права позитивного (системы законода­тельства). Отсюда конечные критерии истинности, ценности, оправданности и справедливости правовых явлений сосредотачиваются уже не в официальных юридических предписаниях, а вообще выносятся за пределы государства и об­щества: фундируются в Боге, в законах природы, космоса, в человеческом ра­зуме, высшем нравственном порядке и т.п. и, соответственно, довлеют над вла­стью, законодателем, позитивным правом. Юснатурализм утверждает первич­ность стремления к (идеальной) справедливости по отношению к уважению (реальных) законов, а равно незыблемость определенных ценностей, которые одерживают верх над ценностями, приносящими людей в жертву государству^[35].

В современных условиях (начиная с конца XIX в.) естественно-правовой подход приобрел ряд новых черт и характеристик. Во-первых, можно говорить о множественности конституирующих его направлений и теорий. Так, в со­временных концепциях естественное право выводится из: 1) божественного, трансцендентного порядка бытия (неотомизм, неопротестантизм); 2) самореа-

25 лизации объективного разума, объективной идеи, духа, эйдосов, идеальных ценностей (неогегельянство, феноменологические концепции); 3) нереализо­ванного в социальном бытии априорного должного, идеальной мыслимой фор­мы (неокантианство); 4) существования человеческого сознания (экзистенциа­лизм, герменевтика); 5) иррационалистических начал природы человека (ин­туитивизм, философская антропология)^[36].

Во-вторых, речь идет об ином понимании самого «естественного права». C одной стороны, появляются концепции относительности, исторической из­менчивости содержательных, внепозитивных принципов права, с другой - трактовка формального естественного права не как нормы, принципа, анало­гичного юридическим, а как понятия, идеи, философии, отрицающей любые содержательные принципы в качестве всеобщих критериев оценки законода­тельства. Позитивное право здесь содержит внутреннее стремление к справед­ливости как абсолютному и недостижимому идеалу, фрагментарно реализуемое в несовершенной, изменчивой государственно-правовой действительности. Следовательно, признается только формальный принцип (требование) универ­сального осмысления содержания позитивного права: «законы должны быть справедливыми». Отсюда и так называемая «реалистическая» интерпретация естественного права как не существующего вне закона, подразумевающая не отождествление конкретной юридической нормы с «нормой естественного пра­ва», а поиск в ее содержании имплицитного идеала справедливости. Эта трак­товка имеет в виду естественное право как оценочную категорию в отношении закона или судебно-административного решения, ориентированную на выявле­ние в действующем праве метафизического или трансцендентального начала, на концептуальное соединение права и морали, преодоление дуализма право­вых систем^[37].

26

На основании этого юснатурализм, взятый в более широком контексте современной правовой мысли, можно вслед за В.А. Четверниным рассматри­вать как совокупность концепций, образующих особый тип юридического мыш­ления, противоположную позитивизму установку правопонимания, выражаю­щуюся в «понятийном различении и критическом сопоставлении права и зако­на с позиций «естественной справедливости»³*.

Применительно к современной российской правовой мысли необходимо отметить активное использование современными авторами различных концеп­ций юснатуралистической ориентации. Речь в первую очередь и главным обра­зом идет о классической теории естественного права, ее антропоцентриче­ском варианте, окончательно оформившимся и достигшим своего расцвета в эпоху европейского Просвещения. Как известно, данная трактовка фундирует естественное право в вечной и неизменной природе человека, которая, согласно этому подходу, носит надэмпирический и надпозитивный характер. Поэтому естественные права человека, соответственно полагаемые вечными, неизмен­ными, универсальными, неотчуждаемыми, самодостаточными и абсолютно ценными, утверждаются первоистоком юридического мира, эмансипируются от власти государства, объявляются первичными и определяющими по отноше­нию к ней, данными каждому от рождения и не предполагающими за государ­ством права посягательства на них.

Восприятие отечественной юридической наукой естественно-правовой идеологии придает (должно придавать) иной концептуальный облик правовому сознанию, его месту и роли в системе юридического мира - происходит как бы переориентация правосознания на естественно-правовые установки, высту­пающие как мерилом справедливости и правомерности социоправовых явле­ний, так и основанием независимой позиции правосознания по отношению к официальному праву. Сущность правосознания, в подобной перспективе, со­стоит в своеобразной «настройке» на «естественное право», его усвоении и по­следующей трансляции, его утверждении и реализации в государственном за- ³⁸Там же. С. 16-20.

27

конодательстве и собственном непосредственном поведении. Естественное право бытийствует через правосознание, которое есть посредник, обеспечи­вающий адекватную связь естественного и позитивного права (приоритет есте­ственного права перед позитивным), есть проводник естественного права в мир социальных, государственно-юридических явлений, опосредующий и направ­ляющий их существование в русло естественно-правовых норм и ценностей^[38]. Сознание выступает здесь уже нс просто в качестве правового отражения, но как активистское, «гражданское» сознание, фундированное прежде всего в об­щечеловеческих (а не классовых) ценностях, авторитете (и приоритете) лично­сти и гражданского общества перед государством, с акцентом на критическое и коррективное восприятие существующих законодательства и законности.

Среди безусловных достоинств описанного подхода следует отметить его более широкую познавательную перспективу, растягивание юспозитивист- ских понятий за счет онтологической, гносеологической и аксиологической проблематики права, демонстрация несводимое™ последнего к государствен­ному законодательству. Концепт «естественного права» как определенный угол зрения, методологический прием нацеливает на связь (позитивного) права с его истоками, основаниями. Правовые установления, таким образом, пытаются раскрыть с помощью всего строя мироздания и человеческой жизни, всего цен­ностно-нормативного континуума мировой культуры, определяя их как произ­водные от исходных, естественных начал бытия людей, от права должного, идеального, совершенного, оцениваемого с позиций общих, высших стремле­ний и целей^[39]. Примечательно и стремление юснатурализма отразить универса­лии ментальности и культуры, некие основополагающие правовые принципы и положения, характерные для различных обществ и юридических систем.

28

Несомненной заслугой юснатурализма является разработка проблематики философии (идеи, сущности) права и связанных с ним понятий свободы, равен­ства людей, исследование вопросов правовой государственности и пр. Основ­ной аксиоме позитивизма «самый гнусный закон обязателен, если формально он верен» естественное право противопоставляет свою: «не все позитивное право представляет собой безусловно значимое право»^[40]. Тем самым формули­руется проблема ценностной легитимации (обоснования) права, т.е. необходи­мости ценностного отношения к существующим юридическим нормам, подчер­кивается их укорененность в правовом сознании, культуре общества, неразрыв­ная связь с такими социальными ценностями как мораль, религия, справедли­вость и т.п. Утверждаемый юснатурализмом онтологический и аксиологиче­ский дуализм права и законодательства несет важную этико-политическую, со­циально-практическую нагрузку: ценностное оправдание или осуждение пози­тивного права и, соответственно, ограничение произвола государственного вла­сти, защита интересов, свободы общества, индивидов.

Вместе с тем, следует указать на целый ряд теоретико-методологических недостатков используемой в российском правоведении трактовки естествен­ного права^[41]. Так, отметим присущее классическому юснатурализму искусст­венное удвоение правового бытия, когда наряду с эмпирической конструирует­ся трансцендентная реальность, которая, по сути, есть превращение идеологии и познавательного метода в саму субстанцию, порождающую нормы поведе­ния. При этом происходит неправомерное смешение (отождествление) законо­мерностей природы и норм культуры, логически несостоятельное выведение должного из сущего, примешивание ценностей к фактам. Акцент на «естест­венное» как на онтологическое и аксиологическое основание поведенческих стандартов сочетается в юснатурализме с оценкой реальных систем права как произвольных, непостоянных, относительно (или же совсем не) нормативных,

29

обязательных и ценных. Предлагаемая им идея единых, всеобщих и неизмен­ных основ миропорядка и человеческой жизни фактически выливается в абсо­лютизацию частных нравственных, этнокультурных стандартов, в игнорирова­ние плюрализма и относительности культурных идей и устройств, трактуемых здесь как множественность заблуждений в противоположность единственности истины. Сами же естественно-правовые утверждения вводятся априорно, дог­матически, часто отличаются чрезмерной абстрактностью, размытостью и не­определенностью формулировок, создавая почву для противоположных интер­претаций.

Закрепляя, с одной стороны, активистские принципы социального суще­ствования, с другой - юснатурализм создаст иллюзию «очевидной» заданности, предрешенности социокультурных стандартов и ценностей правового, полити­ческого, морального и т.п. порядка, затушевывая возможность и необходимость осуществления выбора самими участниками социально-властного общения и лежащее на них бремя ответственности. Естественное право создает символи­ческое пространство, маскируя, через обращение к «абсолютным основаниям» реальные процессы конструирования социального мира, приписывания соци­альным явлениям и деятелям определенных смыслов, опосредующих борьбу общественных группировок за власть и обоснование собственного социального господства.

Эти и другие противоречия классического юснатурализма дополняются и развиваются в антропоцентрической модели естественного права, по сути воспроизводящей базовые идеологемы либерализма, Просвещенческого проек­та и классической рациональности. Речь идет о концепте автономной, разум­ной, активной, от природы наделенной правами и свободами личности, способ­ной к абсолютному постижению и тотальному, произвольному преобразованию общества, а равно идеях разумности и гармоничности объективного миропо­рядка, исторического эволюционизма и прогресса, наличия единых, неизмен­ных, универсальных и рационально (научно) постигаемых социокультурных истин и стандартов и т.п. Соответственно, вместо необходимой революции в

зо

правовых исследованиях, должной смены парадигмы социогуманитарного по­знания осуществляется (либеральная) инверсия классических концептуальных

43

схем .

Однако, по-видимому, основное противоречие современного российского юснатурализма состоит в том, что его принятие и использование носит скорее фрагментарный и поверхностный характер (на уровне утверждения ряда есте­ственно-правовых аксиом и перехода на естественно-правовую риторику) и, к сожалению, не сопровождается прояснением и синтезом глубинных методоло­гических оснований юспозитивистской и юснатуралистической парадигм, по­рождая противоречивость и эклектизм сегодняшней российской правовой тео­рии. Естественное право на нынешний момент выполняет скорее роль офици­ального идеологического языка для юридической теории и государственных предписаний и как собственно право обычно не воспринимается, приобретает свойство нормативности, долженствования только в силу своего законодатель­ного оформления, выступая, в таком качестве, ценностно ориентированной сис­темой юридически обязательных принципов и положений, т.е. особой разно­видностью позитивного права^[42][43]. Подобный подход ничего принципиально но меняет и в понимании правосознания: оно по-прежнему мыслится в категориях юспозитивизма и теории отражения, базируется на постулатах исторического и социокультурного универсализма.

Таким образом, можно утверждать скорее идеологическое, мировоззрен­ческое воздействие используемой сегодня концепции юснатурализма на пони­мание права и правосознания, нежели создание новой, альтернативной право-

31

вой онтологии и методологии. Автору близка позиция А.В. Полякова: «Идея индивидуалистически истолкованного естественного права, как в практике по­строения правового государства, так и в правовой теории, выполняет, - по его мнению, - прежде всего, идеологическую функцию легитимацию политическо­го строя либеральной демократии. Научное значение концепции естественных прав человека, т.е. прав, дарованных ему природой, - ничтожно, но идеологиче­ское значение - огромно, так как таким образом нравственно ограничивается возможность власти произвольно посягать на свободу индивидуума. Подобное ограничение совершенно необходимо, вопрос... лишь в том, какими средства­ми его добиваться... Идея прав человека не является естественным правом... а закономерной при определенных социокультурных обстоятельствах установ­кой правового мышления, специфической метапозитивной идеологией, куль­турно-правовым кодом. Она может и должна быть философски обоснована и идеологически воспринята как необходимый момент общего статуса человече­ской личности. И утверждение этой идеи в общественном правосознании будет являться основной гарантией того, что она не останется только идеей, а полу­чит устойчивую правовую форму»^[44].

Это, в свою очередь, обуславливает необходимость поиска иных более плодотворных, теоретически корректных подходов и идей. В этой связи пред­ставляют интерес имеющие место в современной российской юриспруденции трактовки естественного права как (взятого в том или ином контексте) фено­мена сознания: речь, в частности, идет о кантианской традиции в философии права и социологически ориентированных концепциях правопонимания.

Истоки первой из упомянутых интерпретаций восходят к И. Канту и П.И. Новгородцеву. Человек, по Канту, принадлежит одновременно миру эмпириче­скому и миру умопостигаемому - миру вневременных «вещей в себе», благода­ря чему человек не только подчинен законам естественной необходимости, ус­ловиям времени и чувственности, но и сам может являться причиной собствен­ных поступков, обладает свободой воли и моральной автономией. Суть кантов-

32

ской этики выражает собой категорический императив - абсолютный, объек­тивный, необходимый и универсальный (а значит, по Канту, обусловленный только своей чистой «законодательной формой») закон нравственного должен­ствования: «Поступай всегда так, чтобы максима твоего поведения могла в то же самое время стать принципом всеобщего закона». При этом право рассмат­ривается немецким философом как определенная ступень на пути к нравствен­ности, как ее необходимый минимум.

Принимая кантовское соотношение права и нравственности, П.И. Новго­родцев полагает естественное право одной из форм их взаимосвязи, а категори­ческий императив рассматривает в качестве внутренней формы (формального принципа) исторически изменчивых естественно-правовых конструкций. Есте­ственное право, по Новгородцеву, обозначает собой «совокупность идеальных, нравственных представлений о праве», «совокупность этических стремлений, отражавших на себе нравственные тенденции и общественные потребности времени», являясь, по сути, составной частью, специфической практикой соз­нания. Основными моментами (мотивами) естественно-правовой идеи, являют­ся тесно связанные между собой 1) стремление к философскому исследованию оснований права и 2) применение к положительным юридическим установле­ниям априорных нравственных требований, их оценка с позиций моральных идеалов - «этический критицизм», составляющий сущность естественного пра­ва. «Разрыв» естественного и позитивного права обусловлен, считал русский правовед, как вечным противопоставлением идеала и действительности, так и особенностями самого позитивного права, предполагающего твердость и опре­деленность своих норм. В последнем случае естественное право порождается конфликтом устаревших законов и новых тенденций и отношений, являет со­бою «реакцию, протест целостного и живого нравственного сознания против абстрактных, отживших свой век постановлений закона... означает стремле­ние сохранить первоначальную связь между нравственностью и правом». Оно выступает как «требование реформ и изменений в существующем строе», как «знамя революционной борьбы». Кроме того, полагал Новгородцев, естествен-

33

ное право выступает как рефлексия, рационалистическое, сознательное отно­шение к действительности, как разумный правовой идеал, поскольку знамену­ет собой развитие личности, ее отрешение от авторитета преданий, коренное стремление к отыскиванию первооснов всего сущего, к собственной моральной автономии и сознательному усвоению нравственных начал^[45].

Развитие подобной (неокантианской) естественно-правовой концепции осуществляется в рамках возрождающейся сегодня в России философии права. Избранный теоретико-методологический и идеологический ракурс предполага­ет определенные содержательные требования ко всему пространству челове­ческих поступков и социальных институций, в том числе к явлениям юридиче­ского порядка. При этом на первое место встает деонтологическое видение ми­ра: проявления духовно-психологической и социокультурной жизни полагают­ся своеобразными проекциями безусловного нравственного принципа (прави­ла). Отсюда и право, по мысли Ю.Е. Пермякова, рассматривается прежде всего как «закон, содержащий в себе требования должного» и не может являться чем- то принципиально иным, нежели, например, мораль^[46], а правосознание - вос­принимаемое в качестве одной из разновидностей, форм категорического им­ператива — представляет собой осознание человеком окружающего мира и са­мого себя через призму должного. Правосознание, утверждает Э.Ю. Соловьев, - это «не просто отражение в индивидуальном сознании смысла и характера уже действующих законов, у правосознания активный темперамент, и всего адек­ватнее оно обнаруживает себя именно тогда, когда критикует и корректирует действующие законы в духе идеальной справедливости... Правосознание - это ориентация на идеал правового государства, которая имеет этически безуслов­ный характер и... определяет практическое поведение человека как граждани­на». Это означает, что, даже в ситуации отсутствия правового государства, че­ловек живет так, как если бы оно уже утвердилось: «вменяет себе в обязанность следовать таким установлениям... которые соответствуют понятиям строгого

34

права и правового государства, и отказывается подчиняться тем, которые несут на себе явную печать неправового (патерналистского и авторитарно­бюрократического) ведения государственных дел». Он должен научиться «ува­жать чужое... и отстаивать свое собственное право... должен отстаивать при­мат справедливости над состраданием, правопорядка над простым порядком и гражданской честности над другими весьма достойными добродетелями. Все это вместе и есть по своему темпераменту правосознание»^[47].

Таким образом, источник истинности, правомерности и справедливости социальных практик, источник нравственного и правового долженствования за­ключен здесь не в санкционируемых государством нормах и не в метасоциаль- ных закономерностях, а именно в максимах и императивах (правового) разума, воли, (правового) сознания как автономного (этически безусловного) духовного начала, осуществляющего в каждом экзистенциальном усилии свой собствен­ный выбор, самостоятельно определенную максиму долженствования, в проти­вовес сознанию гетерономному, которое по слабости позволяет делать это дру­гим - людям, государству, обстоятельствам. Именно идеалы автономного пра­восознания, благодаря своей трансцендентальной природе, способны выступать необходимым (правовым) ориентиром, которому не грозит происходящая в ре­волюционные эпохи переоценка социальных ценностей.

В отличие от кантианской философско-правовой интерпретации естест­венного права социологически ориентированные подходы рассматривают его как явление общества и культуры, укорененное в системах социальных взаимо­действий и культурных практик. Так, для марксизма естественное право есть идеологизированное отражение существующих экономических, классовых от­ношений, выступает как элемент идеологии, оформляющей и легитимирующей политическую борьбу и господство того или класса в социуме^[48]. Возможна и более широкая трактовка естественного права как «обусловленных природой и

35

социально-естественной средой требований и идеалов, которые, преломившись через правосознание, его культурные коды, приобретают правовой облик и в соответствии с этим выступают в виде правовых требований и прообразов юридических норм - норм позитивного права»^[49] или же как содержащаяся в общественном сознании «система понятий об общеобязательных нормах, пра­вах, обязанностях, запретах, условиях их возникновения и реализации, порядке и формы защиты» и т.д.^[50] Близкий к социологическому антропологический (культурологический) подход акцентирует взгляд на естественное право как по­рождение биологических и культурных потребностей человека, как определен­ный способ их удовлетворения, закрепляемый в социальном опыте, в культур­ной традиции. Естественное право - это те правила поведения, всеобщие кон­станты, которые развивались из специфически родовой способности человека к моральной оценке и являются составной и необходимой частью системы выжи­вания всех известных общностей (например, представления о неприкосновен­ности человеческой жизни, запрет на кровосмешение, права индивидов на оп­ределенные предметы хозяйственного и культурного обихода и т.п.)^[51].

В связи с современным российским юснатурализмом необходимо упомя­нуть и юридико-либертарную концепцию правопонимания. Она, с одной сторо­ны, вбирает в себя юснатуралистический пафос различения права и закона, а с другой - связывает (естественное) право с «дозаконотворческим и внезаконо- творческим комплексом объективных закономерностей, необходимостей, тре­бований и правил социальной, общественно-политической жизни, который первичен и определяет (или должен определять) смысл, содержание, характер и цели официального законодательства»^[52]. Согласно данной концепции, сущ­ность права имеет объективный характер, не зависит от воли законодателя, предшествует закону как «исторически сложившаяся мера и масштаб свобо-

36

ды, равенства и справедливости»^[53], как «система норм и полномочий свобод­ного общественно-политического существования формально равных субъектов (индивидов и организаций)»^[54]. В процессе законотворчества («позитивации») право (как формальный принцип) лишь творчески конкретизируется государ­ством и приобретает качество властной общеобязательности — наделяется под­держкой и защитой официальной власти, обеспечивается государственной санкцией в случае нарушения. При этом закон может иметь и неправовое со­держание, закреплять произвол, онтология же права есть ни что иное как пра­вовой закон, т.е. «адекватное выражение права в его официальной признанно- сти, общеобязательности, определенности и конкретности, необходимой для действующего позитивного права»^[55]. Из специфики либертарного правопони- мания вытекает и важная роль правосознания, в том числе применительно к процессу законотворчества, к оценке правовых и неправовых законов, поведе­ния субъектов, нарушающих неправовые законы, а равно к оценке существую­щих в социуме законности («правозаконности») и правопорядка.

Как видим, изложенная концепция во многом преломляет и развивает ис­ходные посылки юснатурализма, но, в отличие от последнего, в центр своего рассмотрения ставит идею правового закона и в целом аспекты реальной взаи­мосвязи естественного и позитивного права, проблемы приведения действую­щего права в соответствие с требованиями естественного права и т.д.^[56]

Рассмотрение различных типов юридического мышления завершим ана­лизом социологической школы (интерпретации) права, нацеленной на рас­смотрение феноменов юридического мира в связи с их истоками и движущими силами, в единстве с моделями и механизмами совместного существования ин­дивидов, их групп, на их изучение в качестве необходимого элемента всей со- циетальной системы. Пафос подобной перспективы состоит в понимании юри-

37

дических явлений как феноменов социальных, социогенных, анализе права в его взаимосвязи и взаимодействии с обществом, выражающимся как в его (пра­ва) социальной обусловленности, так и в воздействии на социальную действи­тельность.

Отсюда, в отличие от юспозитивизма, право в социологической юрис­пруденции не рассматривается в качестве некой монолитной структуры, изоли­рованной и самоценной иерархии официальных норм, содержащей в себе гото­вые ответы (правила-инструкции) на любые жизненные ситуации, а равно ав­томатически производящей в процессе своего функционирования неизменные социальные последствия. Право здесь слагается из положений, рассмотренных сообразно их влиянию на жизнь, полагается совокупностью общезначимых и общепризнанных (легитимированных) норм, постоянно и регулярно осуществ­ляющихся в правоотношениях, в повседневной деятельности людей, представ­ляет собой, таким образом, не абстрактное долженствование, но социальный факт. Б.А. Кистяковский в свое время писал: «Традиционное учение о праве рассматривает субъективное право (т.е. правоотношение, совокупность прав и обязанностей - К.С.) как производное объективного права, а это мешает ему подойти к тем характерным чертам правовых явлений, которые преображают их в социальные явления. Напротив, при социально-научном изучении права надо признать осуществление права основным моментом для познания его и соответственно этому исходить из рассмотрения права в его воплощении в пра­вовых отношениях»^[57].

Социологический взгляд отличается и от естественно-правовой методо­логии: как от классического юснатурализма - утверждающего существование метасоциальных, трансцендентных закономерностей, неких абсолютных, неиз­менных, универсальных правовых принципов и нормативных систем, так и от «возрожденного естественного права», ориентирующегося на философский по­иск предельных оснований, идеи права, его нравственной критики и реформы.

38

Вопрос естественного права, по мысли П.И. Новгородцева, состоит в установ­лении «права должного», определенных «моральных требований, предписы­вающих идеальные пути развития», «в оценке явлений, совершаемой независи­мо от того, как эти явления развивались в прошлом и как они будут развиваться в будущем», а вовсе не в построении присущей «историзму» теории правообра- зования, объясняющей естественное развитие правовых институтов. Отсюда и особая метода естественного права с ее опорой на «идеальные стремления» и «априорные указания» нравственного сознания, независимого от всякого опы­та^[58], Социологическое понимание противопоставляет этому исследование соци­альных горизонтов права, демонстрацию многообразия его конечных, относи­тельных, подвижных, исторически изменчивых, диверсифицированных форм и проявлений. Если при естественно-правовом подходе изучение права происхо­дит в непосредственно нормативных целях, включает ценностное суждение и, будучи обращено к реальности, классифицирует ее исходя из ценностных уста­новок, создавая иерархические схемы, то социологический анализ стремиться избежать идеологизации, неодинакового внимания к различным компонентам действительности^[59].

Общество как масштаб юридического анализа заставляет рассматривать правовые ценности, системы мировоззрения и обоснования (дискурсы) имма­нентными социальной жизни, порожденными социальным общением, взаимо­действием, процессами интерсубъективного конструирования социальной ре­альности. Соответственно, понятие правосознания полагается важной категори­ей социологического правопознания. Оно рассматривается как форма социаль­ного сознания, как своеобразная социальная практика, т.е. выступает как объ-

39 ективный факт социальной жизни, ее неотъемлемое свойство. Если для эта­тизма правосознание есть проекция государственных установлений, для юсна- турализма - резервуар, носитель неких абсолютных ценностей и идеалов, то для социологической юриспруденции оно есть продукт общества, его истори­ческого развития и надличных соционормативных структур. Отсюда критерий развитости (социализированности) правового сознания и допустимые рубежи его активности определяются мерой соответствия его свойств, динамики уста­новившимся эталонным формам должного, нормативным (правовым) образцам, узаконенным данной общностью, освященных ее авторитетом и властью, мерой усвоения и развития базовых принципов конкретной социальной системы.

Существуют различные варианты социологического правопонимания, ак­центирующие те или иные аспекты социального бытия права. Так, В.А. Тума­нов называет такие направления социологической юриспруденции как 1) тече­ния «живого права», его рассмотрения как «порядка отношений» (С.А. Муром­цев, Э. Эрлих, Г.У. Канторович, Г. Зинцхеймер), 2) социолого­институционалистский подход (М. Ориу, Е. Леви, ЭК. Гурвич, А. Леви-Брюль), а также 3) социолого-психологическое течение в праве — его рассмотрение под углом зрения психологических, поведенческих факторов, как составной части социальной («биопсихичсской») реальности^[60]. С.П. Синха различает 1) концеп­ции, изучающие (позитивное) право в его социологических аспектах (в катего­риях общественных целей (Р. Иеринг), внутреннего порядка общественных от­ношений (Э. Эрлих), общественной солидарности (Л. Дюги)), 2) юриспруден­цию интересов (Ф. Хек, Р. Паунд), 3) теории «свободного права» (Э. Эрлих, Г.У. Канторович)^[61]. Часто в качестве ответвлений социологической юриспру­денции рассматривают концепции сравнительно-исторической (М.М. Ковалев­ский, П.Г. Виноградов) и психологической (Л.И. Петражицкий) школ права, а также течение американского правового реализма (Дж.Ч. Грей, О.У. Холмс мл., К.Н. Ллевелин, Дж. Фрэнк). При этом сам концепт права может как совпадать с

40

его традиционной, юспозигивистской трактовкой, так и получать иное, специ­фическое звучание. В первом случае основное внимание уделяется праву, трак­туемому как совокупность официально признанных норм, обеспеченных госу­дарственной санкцией, принуждением, однако, при понимании, осознании его социального характера, производности, обусловленности фактами обществен­ной жизни. При таком подходе могут исследоваться социальные истоки, назна­чение, ценность официального права, анализироваться механизм, структура, особенности его действие в обществе, а равно рассматриваться его субъектив­ное восприятие в форме взглядов, образов, чувств, установок, т.е. правового сознания^[62].

Однако чаще всего, когда говорят о социологическом понимании права, акцент делается не на нормах, а на действительных поступках, взаимодействии правовых субъектов, на их правах и обязанностях, реализуемых в обществен­ных (юридических) отношениях, складывающихся, далее, в определенный со­циальный (правовой) порядок^[63]. Причем речь идет о состоянии, системе соци­альных практик и отношений, которые имеют место в конкретный момент вре­мени, на определенной территории, в рамках определенного социального (юри­дического) пространства, общности, государственного образования. Социоло­гический подход, таким образом, противопоставляет содержащимся в офици­альных сборниках, нормативных актах юридическим предписаниям («law in books») право в жизни, действующие права и обязанности, реальный правопо­рядок. Здесь подчеркивается невозможность для кодифицированных юридиче­ских положений охватить, подчинить, исчерпать всего права, осуществляюще­гося в жизни. Как верно замечал Э. Эрлих, миллионы людей вступают в необо­зримое количество правовых отношений, из которых лишь немногие, в виде исключений, привлекают к себе внимание судов и .других учреждений^[64]. В этом смысле, обращение к закону, к официальным органам есть своего рода патоло-

PO CCI1^"∙ ’і$7

₄₁ ΓO⅛ΛI⅛≈⅛:'

Ы1БЛ1107;/:/

гия, вынужденное отклонение от повседневных, традиционных механизмов как добровольной правореализации, так и использования общественных, внегосу- дарственных способов разрешения конфликтов^[65].

Право для социологического подхода есть значимая форма, механизм со­циального бытия, полагаемое относительно самостоятельным и независимым от государства. Оно возникает непосредственно в обществе, в процессе функ­ционирования и взаимодействия различных его групп и ассоциаций и посте­пенно институционализируется в форме традиций и обычаев, а также — частич­но - посредством признаваемых государственной властью источников: законо­дательства, судебной и административной практики и т.п. В этом смысле ука­занный взгляд обосновывает, во-первых, генетическое, структурное (а равно и эвристическое) первенство правоотношения перед правовой (в том числе зако­нодательно зафиксированной) нормой; во-вторых - приоритет права перед го­сударством, выступающим здесь организацией политической власти в общест­ве, специально созданной для охраны и воспроизводства (уже существующего) необходимого, «должного» порядка отношений, утверждения и развития в со­циальной жизни соответствующих правовых начал. Кроме того, в рамках по­добной позиции возможно различение правовых (фактических, общерегулятив­ных) и юридических (охранительных, обеспечительных) отношений^[66], права социального (действующего на различных общественных уровнях) и государ­ственного, официального (реализующегося на уровне государственного обще­ния и отличающегося формализацией юридических требований, а также гаран­тированностью осуществления установленных норм посредством организован­ного принуждения со стороны системы официальных учреждений)^[67].

Правосознание выступает атрибутом права как порядка общественных отношений. Само общество полагается сложной системой, элементы которой -

42

взаимодействующие деятели, индивиды - наделены волей, сознанием, благода­ря чему только и возможно юридическое воздействие, функционирование пра­вовой системы. Правосознание наряду с другими составляющими обществен­ной целостности участвует в формировании, функционировании и развитии со­циального порядка, опосредует процессы правообразования и праворсализации, однакове позиций сторонников социологической юриспруденции, не способно очертить четкие, определенные, конкретные границы права. Общественное соз­нание неоднородно, его формообразования зачастую расплывчаты и абстракт­ны и отнюдь не гарантируют существования необходимого правопорядка, обо­значая лишь возможные траектории поведения как «должное», но не всегда со­держа достаточно волевых импульсов для их осуществления (так называемая «нетождественность мысли и поступка»)^[68]. Отсюда акцент социологической юриспруденции на конкретные взаимодействия, систему отношений, социаль­ного порядка как при позитивной реализации права, так и в случаях противо­действия правонарушениям.

Различные варианты социологической интерпретации во многом связаны с обнаружением, раскрытием бытия права как социального института. Соци­альные институты можно определить как «исторически сложившиеся и закреп­ленные, устойчивые, самовозобновляющиеся виды социальных взаимодейст­вий, призванных удовлетворить те или иные человеческие нужды», как проце­дуру социальных действий, некие «механизмы устойчивого воспроизводства определенных практик, ресурсов, диспозиций, социальных ситуаций»^[69], ком­плекс социальных правил и регулятивных принципов, организующих, упорядо­чивающих ту или иную сферу жизнедеятельности общества. Взятое в таком ра­курсе, право обнаруживает в себе все основные элементы и признаки социаль­ного института^[70] и включает специфическую цель, функции, особый тип регла-

43 ментации (нормы, ценности, содержащие деперсонифицированные требования к носителям субъективных юридический прав и обязанностей, санкции), систе­му поступков, действий на уровне социальных статусов и ролей, юридические учреждения и персонал (корпус профессиональных юристов), основанные на нормах права и правовых отношениях юридические технологии (язык права, юридическая терминология и аксиоматика, средства идентификации, фиксации, оформления и документирования значимых событий, особая правовая процеду­ра, ритуал, обеспеченные нормами процессуальных отраслей, система органи­зационных гарантий, каналов правотворчества и правореализации и т.д.);

Телеологически, право осуществляет важную часть регулятивной нагруз­ки в рамках цивилизационной системы, выступая одним из способов обеспече­ния ее динамично-равновесного состояния (гомеостазиса), механизмов проти­водействия разрушительным, энтропийным тенденциям. Оно нацелено на ут­верждение и поддержание порядка, согласованности и устойчивости в социаль­ной жизни^[71]. C этих позиций право выполняет целый ряд социально-значимых функций, реализуется в различных своих ипостасях.

Право интегрирует и стабилизирует общественные процессы посредст­вом четкого закрепления статуса участников социального общения, предос­тавления необходимых и достаточных ориентиров и поведенческих образцов, благодаря которым деятельность социальных акторов приобретает согласован­ный и предсказуемый характер, целесообразно организуется и связывается с существующей системой общественных потребностей и интерпретационной традицией. Таким образом, право есть сложная социоинженерная техника, предназначенная для достижения общественных целей и задач и выступает фактором рационализации, сводя к минимуму бессознательность и риск в осу­ществлении частных интересов. Необходимо отметить роль права как особого символического инструмента, участвующего в конструировании и воспроиз­водстве социальной реальности, приписывании социальным объектам опреде-

44

ленных значений и смыслов. Язык права, содержащиеся в нем символы, уста­новки структурируют мышление и поведение, творят собственную «картину мира», репродуцируют определенное пространство жизненных целей и ценно­стей, создавая социально необходимую систему правопорядка.

Важнейшей социальной функцией права является социальный компро­мисс, примирение противоположных общественных интересов. Правовые нор­мы формулируют (должны формулировать) некий оптимальный баланс требо­ваний и интересов различных социальных групп в рамках одного общества (да­лее—глобальной системы международных, межкультурных отношений), созда­вая тем самым «базис» для имеющихся более или менее реалистических ожи­даний, институциональную основу для согласования, разграничения, гармони­зации интересов, утверждения и защиты тех или иных общественных ценно­стей. Право выполняет задачу предупреждения, рационализации и посильного урегулирования социальных конфликтов, споров, разногласий, препятствуя их перерастанию в разрушительные антагонизмы, выступает авторитетным и все­охватывающим кодексом (механизмом, каналом) коммуникации, обеспечиваю­щим сообщительность и координацию действий субъектов.

C другой стороны, можно говорить о такой функции права как обеспече­ние господства элит. Пока правовой порядок отражает социальные и экономи­ческие структуры в любом обществе будут существовать правовые правила и институты, покровительствующие лидирующим группам и служащие их инте­ресам. Право в современном мире не только выступает «необходимым и доста­точным условием осуществления государственной власти» (Н. Луман), но и включается в систему политики и идеологии, привнося туда свои наиболее важные мифы и символы: ассоциирование «юридических прав» с идеями сво­боды, равенства, справедливости позволяет праву стать источником «полити­ческих ресурсов», социальной мобилизации общества. При этом, однако, фор­мальные правила могут использоваться как в качестве инструмента социальных преобразований, обеспечения достойных условий жизни населения, защиты

45

прав и свобод, так и как средство манипуляции массовым сознанием, достиже­ния узкокорпоративных целей.

Право есть инструмент социализации индивидов, их определенной стан­дартизации и «нивелировки», включения, «вживления» в наличную систему общественных отношений через усвоение социальной информации, опыта, со­циальных ролей, норм, ценностных предпочтений. Кроме того, право есть важ­ный элемент социального контроля - механизма воспроизводства господ­ствующего типа социальности через установление в качестве обязательных об­разцов желательного и нежелательного поведения и соответствующих им (по­ощрительных или карающих) санкций. В этом качестве структуры права не только осуществляют создание, проведение и защиту социально желательных поступков, нейтрализуют возникающие споры, корректируют отклонения от «пропорциональности» и «объективности» распределения благ, но и определя­ют нужную меру урегулированности той или иной сферы жизнедеятельности, а также статус самих правил (по степени важности) как основных, перманентных или же дополнительных, более гибких и изменчивых.

В исторической перспективе право есть своеобразный процесс разверты­вания и развития человечности, длительный процесс человеческого обучения и приспособления к окружающей действительности, институционализации не­обходимых, социально-значимых (типов, систем) взаимодействий. Его основу составляет комплекс взаимосвязанных, целесообразно ориентированных правил (т.е. стандартизированных, деиндивидуализированных образцов), выступаю­щих своеобразными социальными эталонами, исторически отобранными в рамках той или иной социокультурной общности наиболее эффективными ва­риантами мотивации и поведения в определенных социальных контекстах и связях. Право есть своеобразный накопительный и передаточный механизм, обеспечивающий социальную память и преемственность, существование об­щества как единой системы коммуникаций, позволяя аккумулировать и транс­лировать социально-правовую информацию, оберегая общественно-значимые культурные ценности. Наряду с этим, оно представляет собой и важное средст-

46

во обновления, развития социальной системы, организуя, канализируя индиви­дуальные и групповые матрицы побудительных мотивов и поступков, создавая и.поддерживая (нужные) социальные интересы, а также позволяя делать кор­ректировку социальных изменений в небольших дозах, избегая катастрофиче­ских последствий.

Рассмотрение права как социального института не означает его уподоб­ление гипостазированной структуре; имеющей самодостаточное значение; бы­тие. Это есть некая целостность, взаимодополнительность, единство ценностей и структуры, сознания и порядка. Право как институциональное, объективиро­ванное образование производно от конкретных систем практик, опосредующих, выражающих тот или иной тип мировоззрения, мотивации, имеет своей осно­вой, источником определенные ценностные суждения, объемлющие в себе масштабы и критерии оценки поведения людей. В этом раскрывается смысл и бытие права, с, одной стороны, как агента культуры, некоей системы сущест­вующих в обществе «мускулов», «структурирующих стержней», помогающих возникнуть и продлиться человеческим состояниям, определенным образом на­правляющих человеческие помыслы и поступки, с другой - как душевно­духовного, психического феномена, как определенного измерения, аспекта, сферы сознания. Правовая действительность имманентно несет в себе челове­ка, становясь «мертвым языком», «набором безжизненных форм» без его лич­ностных, экзистенциальных усилий^[72]. Отсюда, правосознание, с одной стороны, является функциональным инструментом социеталъной системы, (специфи­чески человеческим, культурным) регулятивным механизмом, направленным на обеспечение соответствия поведения людей требованиям экосоциокультур- ной среды, на поддержание целостности и динамизма социума, упорядоченно­сти социальных связей, установление адекватного обществу правового режима и, в то же время, в первую очередь есть ее (социетальной системы) необходи­мая цель, ориентир. Структуры позитивного права, правового государства сами

47 суть институты воспроизводства определенного типа социальности, человечно­сти, правового сознания.

Необходимо отметить еще одно, распространенное прежде всего в стра­нах прецедентного права проявление социологического взгляда на юридиче­ские явления, когда право той или иной общности, объединения, государства отождествляется с собранием правил, установленных в ходе деятельности су­дебных и административных органов, совокупностью судебных и администра­тивных решений, создающих порядок правоотношений. Общей чертой указан­ных концепций является недоверие и игнорирование роли закона, нормативных юридических принципов и обобщений, отрицание их всеохватывающего и в высшей степени авторитетного характера, первенства по отношению к судеб­ному разбирательству, что базируется на их неизбежном и постоянном отстава­нии и несоответствии требованиям динамично меняющегося общества. Законы здесь суть лишь «книжное право», некие литературные тексты на правовую те­му, предсказания возможного будущего, могущие быть весьма далекими от действительности. Они являются действенными, а следовательно, полезными для суда правилами постольку, поскольку верно указывают на потенциальные правовые последствия, продуцируемые, тем не менее, именно судом. Судья, при таком подходе - не безразличный проводник воли законодателя, пассивное звено законоприменения; он призван «восстановить» соответствие права обще­ственным потребностям и притязаниям, реально существующему порядку со­циальных отношений, представлениям о справедливости, выступая полноправ­ным творцом нового - нормативного и действительного — социоправового про­странства, прилагая («оживляя») предписания закона, прецедента к конкретной ситуации. Он самостоятельно признает ту или иную норму, практику как пра­вовую, документально оформляет ее правовой режим, определяет «не сущест­вовавшие и не известные до этого» права и обязанности сторон, подкрепляет свое решение государственным принуждением, иными словами - создает пра­во. Таким образом, выходит, что, во-первых, к праву относятся только те нор­мы, которые реализуются в правоотношениях, т.е. в отношениях, участники ко-

48

торых связаны взаимными правами и обязанностями; во-вторых, субъективные права, притязания есть то, что можно защищать в суде, вне зависимости от на­личия формальной фиксации. Кроме того, именно личность судьи, его харак­тер, предрасположенности, привычки, его ценностные и нормативные установ­ки, мировоззрение, иначе говоря, правовая психика, правовое сознание, являет­ся одним из главных, если не главным фактором принятия судебного решения, определения того, что следует рассматривать в качестве права, конструирова­ния нового правопорядка^[73].

Практически все используемые в современной российской юриспруденции подходы в той или иной степени интегрируют социологические моменты в свои теоретические конструкции. Так, в нормативистской интерпретации под правом понимается «система общеобязательных, формально-определенных норм, ко­торые выражают государственную волю общества, ее общечеловеческий и классовый характер; издаются или санкционируются государством и охраняет­ся от нарушений, наряду с мерами воспитания и убеждения, возможностью го­сударственного принуждения; являются властно-официальным регулятором общественных отношений»^[74] или, например, «совокупность признаваемых в данном обществе и обеспеченных официальной защитой нормативов равенства и справедливости, регулирующих борьбу и согласование свободных воль и их взаимоотношения друг с другом»^[75]. В этой связи стоит также упомянуть юсли- бертаризм (юридический либертаризм), усматривающий онтологию права в правовом законе, т.е. в адекватной законодательной конкретизации и наделении властной обязательностью дозаконотворческого и внезаконотворческого ком­плекса объективных общественных необходимостей, исторически складываю­щихся меры и масштаба свободы, равенства^ справедливости^[76]. Вместе с тем, необходимо подчеркнуть низкую распространенность собственно социологи-

49

ческих моделей, к которым можно отнести, пожалуй, только онтологическую теорию коммуникативного права А.В. Полякова, концепцию права как диалога Л.И. Честнова, теоретические построения Л.И. Спиридонова, Ю.И. Гревцова, а также концепции, рассматривающие право в контексте культуры^[77].

В целом для современной отечественной юриспруденции актуализация широкой социологической перспективы в качестве инструмента правового ана­лиза, думается, означает переосмысление как юспозитивистских, так и юснату- ралистических трактовок права и правосознания, требует ухода от их односто­ронности, догматизма, абсолютизации образцов западноевропейской культуры. В период кардинальной социальной трансформации именно социологический подход во многом обеспечивает адекватность юридической теории реалиям се­годняшней жизни, позволяя осмыслить право как систему (порядок) общест­венных связей, существующего в конкретно-исторической среде, во взаимодей­ствии людей, среди других социальных факторов, в более широкой системе его источников. Среди недостатков социологического правопонимания часто назы­ваются отождествление регулятора и регулируемых взаимодействий, невоз­можность различения права и произвола в силу чрезмерного детерминизма, «ограничения функций права рабским отражением фактов, в том числе достой­ных наибольшего осуждения»^[78], отсутствие прочных критериев для правореа- лизации, ведущей к размыванию законности, дестабилизации социального по­рядка и пр. Представляется, однако, что социологическая перспектива более всего соответствует характеристике правоведения именно как науки — в отли­чие от техники, искусства или же идеологии — позволяя не только создавать бо­лее или менее адекватные теоретические модели социоправовой реальности, но и вырабатывать ценные практические рекомендации для законодателя и право­применителя, способствующие усовершенствованию всей правовой системы. Указанный подход, благодаря своей ориентации на комплексность, стремлению

50

увидеть единство его объективных и субъективных аспектов, макро- и микро­уровней, является той основой, на которой, по мнению автора, возможна и пер­спективна реализация парадигмы интегративного осмысления правовой дейст­вительности, создание эффективного, теоретически и практически адекватного инструментария для решения актуальных проблем человека общества, полити­ки, права.

Социологическая познавательная перспектива необходима и при изуче­нии правосознания. Последнее понимается здесь как аспект, форма социально­го сознания, атрибут социального {правового} порядка, своеобразная менталь­ная практика, встроенная в процессы конструирования и воспроизводства юри­дического бытия, социального обуславливания и регулятивного воздействия правовой системы. C позиций социоправового синтеза, правосознание предста­ет в качестве единства социальной необходимости и свободы, заданности и возможности социальной игры, подразумевающей - в рамках заданных правил - бесконечное множество ходов, поведенческих цепочек. Правосознание, с одной стороны, выступает средством сохранения и развития социальной системы, с другой - ее необходимой предпосылкой, источником и целью, ориентиром. Co- циоправовые структуры суть формы, результаты осуществления определенного типа правосознания, а равно - институты его воспроизводства. Соответственно, именно широкая социологическая перспектива, на наш взгляд, наилучшим об­разом позволяет подчеркнуть онтологическую связанность права с правосозна­нием, его укорененность в человеке как правовом субъекте, увидеть право как продукт человеческого взаимодействия, социокультурную форму, основной смысл которой - регулятивно обеспечить возникновение и поддержание чело­веческих состояний, устроение «внутренней» дисциплины, социально необхо­димого правосознания^[79]. Такой взгляд как раз и ведет к расширению, растяги­ванию нормативистских юридических концептов за счет философской, социо-

51 культурной, социопсихологической проблематики, позволяет рассматривать право как феномен общества, ментальности, культуры, онтологически связан­ного с бытием человека как социального деятеля, с жизнью его правосознания.

Именно социологическую перспективу правопознания автор кладет в ос­нову своего диссертационного исследования.