ИЗ «БОЛЬШОГО ЗАВЕЩАНИЯ»
XXX
Из тех, кто жив, одни в чинах —
Мошна туга и чести много,
Другие — в продранных штанах Объедков просят у порога,
А третьи прославляют бога,
Под рясами жирок тая,
И во Христе живут не строго,—
Судьба у каждого своя.
XXXI
Ты знатным дал, господь, немало:
Живут в достатке и в тиши,
Им жаловаться не пристало —
Все есть, живи да не греши!
У бедных же — одни шиши.
О господи, помягче с нами!
Над теми строгий суд верши,
Кого ты наделил харчами.
БАЛЛАДА О ДДМАХ БЫЛЫХ ВРЕМЕН
Скажите, где, в стране ль теней,
Дочь Рима, Флора, перл бесценный? Архилла[†††††††††††††] где? Таида” с ней,
Сестра-подруга незабвенной?
Где Эхо, чей ответ мгновенный Живил когда-то тихий брег,
С ее красою несравненной?
Увы, где прошлогодний снег!
Іде Элоиза', всех мудрей,
Та, за кого был дерзновенный Пьер Абеляр лишен страстей И сам ушел в приют священный? Где ты, царица, кем, надменной,
Был Буридан, под злобный смех,
В мешке опущен в холод пенный? Увы, где прошлогодний снег!
Іде Бланка, лилии белей,
Чей всех пленял напев сиренный? Алиса? Биче? Берта?6 — чей Призыв был крепче клятвы лэнной? Іде Жанна0, что познала, пленной, Костер и смерть за славный грех? Іде все, владычица вселенной?
Увы, где прошлогодний снег!
Послание
О государь! с тоской смиренной Недель и лет мы встретим бег; Припев пребудет неизменный:
Увы, где прошлогодний снег!
XXVI
Затем я тело завещаю Праматери, земле сырой. Червям пожива небольшая — Я съеден голодом живой!
Легко расстанусь я с душой,
Из глины сделан, стану глиной;
Кто сыт по горло нищетой,
Тот не стремится к жизни длинной.
CXLVII
Затем мой дар слепцам Парижа, Мне прочим нечего подать,
Но парижан я не обижу,—
Так вот, чтоб легче разобрать Могли на кладбище, где тать,
А где святой гниет в гробу,
Слепым прошу я передать Мои очки — носить на лбу.
CXLVIII
Я не шучу, помилуй боже!
Их распознать — не легкий труд. При жизни спят на мягком ложе Одни, другие пьют и жрут,
А третьи пляшут и поют,—
Но всех уравнивает тленье,
И кто, и где тут — разберут Лишь по грехам в день воскресенья.
CXLIX
Я вижу черепов оскалы,
Скелетов груда... Боже мой,
Кто были вы? Писцы? Фискалы? Торговцы с толстою мошной? Корзинщики? Передо мной Тела, истлевшие в могилах...
Где мэтр, а где школяр простой,
Я различить уже не в силах.
CL
Здесь те, кто всем повелевал, Король, епископ и барон,
И те, кто головы склонял,—
Все равны после похорон!
Вокруг меня со всех сторон Лежат вповалку, как попало,
И нет у королей корон:
Здесь нет господ, и слуг не стало.
CLI
Да вознесутся к небесам Их души! А тела их сгнили,
Тела сеньоров, знатных дам,
Что сладко ели, вина пили,
Одежды пышные носили,
В шелках, в мехах лелея плоть...
Но что осталось? Горстка пыли.
Да не осудит их господь!
CLII
Сей скорбный дар — для мертвецов, Чтоб рыцарь и скупой монах, Владельцы замков и дворцов Узнали, как, живым на страх, Свирепый ветер сушит прах И моет кости дождь унылый Тех, кто не сгинул на кострах,— Прости их, боже, и помилуй!
CLXIV
Пусть над могилою моею,
Уже разверстой предо мной, Напишут надпись пожирнее Тем,' что найдется под рукой,
Хотя бы копотью простой Иль чем-нибудь в таком же роде, Чтоб каждый, крест увидев мой, О добром вспомнил сумасброде.
CLXV
ЭПИТАФИЯ
Здесь крепко спит в земле сырой, Стрелой Амура поражен,
Школяр, измученный судьбой,
Чье имя — Франсуа Вийон.
Своим друзьям оставил он Все, что имел на этом свете.
Пусть те, кто был хоть раз влюблен, Над ним читают строки эти.
РОНДО
Да внидет в рай его душа!
Он столько горя перенес,
Безбров, безус и безволос,
Голее камня-голыша,
Не накопил он ни гроша И умер, как бездомный пес...
Да внидет в рай его душа!
Порой на господа греша,
Взывал он: «Где же ты, Христос?» Пинки под зад, тычки под нос Всю жизнь, а счастья — ни шиша!
Да внидет в рай его душа!