<<
>>

группа iii. дрожащие и рокочущие звуки.

Во всех предыдущих случаях я показывал наглядно возможность и даже необходимость существования четырех вариаций: гулкой п шопотной, длительной и взрывной (или обрывной), и это дает 36 элементарных звуков.

Возможность дать им всем мягкое (палатальное) произношение, распространенное в славян- Рокочущие согласные звуки Простое„твердое" Ы (Каьггавый) ь

Рокочущее,.твердое"Ы (=R) (Картавый) Простое,.мягкое"Ы (=Й) (Картавое и детское Июйик) Рокочущее.,мягкое"Ы (=РЬ) (Обычное русское Рюрик) Рис. 27. Рокочущая Фонема R.

ских языках, удваивает их до 72. Возможность дать каждому из них придувное произношение доводит их число до 144. Возможность удлиненно - усиленного и укороченно - ослабленного произношения дает 288 обозначений. Но и этим дело не ограничивается.

Кроме всего этого, некоторым согласным можно придать и дрожаще - рокочущий характер, что, например, имеется в губном звуке, употребляемом у нас для остановки лошадей, который условно пишется ктпру!», хотя в нем совсем отсутствует Т» а Р совсем другое, чем в обычной речи. Что же касается да частого в европейских языках звука 11. то он достигается дрожанием кончика языка при произношении краткого — Ы. Такие звуки можно изображать нашей систематической азбукой, путем прибавления волнистых Флажков к соответствующим согласным, как дано на рис. 27.

Понятно, что у них не может быть одновзрывной вариации, а только гулкая и шопотная, длительные.

При нашем раскатистом R полость рта укладывается, с этой точки зрения, как при кратком согласном Ы (ы), но только язык, расширяясь сзади, упирается в боковые коренные зубы (или десны), чтобы иметь в них неподвижную опору, а упруго напряг-шийся и утонченный кончик языка приподнимается к верхней десне или зубам, оставляя между ними и собою узкую щель. Струя воздуха, выходящая при произнесении длительного согласного ы, надавливает на этот упругий кончик п периодически отбрасывает его к десне или зубам, прерывая на момент струю, совершенно так же, как делает это металлический язычок в игрушечных трубах, но несравненно реже, вследствие своей меньшей упругости, и потому не производя (для нашего уха) самостоятельного звука, а делая лишь перерывы на ы.

В связной речи наше раскатистое R имеет лишь несколько перерывов, как видно на Фонограммах. В армянском языке употребительно и шопотное R.

Во втором, менее вибрирующем картавом R (R — grasseyё), очень распространенном в парижском и в английском говоре, вместо краткого «ы» произносится краткое «С», а задняя стенка языка поднята к заднему нёбу, и струя воздуха, идя в образованный этим способом желобок, приводит в вибрацию напрягшееся над ним мягкое нёбо (velum) и его язычок (avula). Понятно, что аналогичные вибрации языка могут происходить п при произнесении других длительных согласных звуков. Так, подражая жужжанию осы, мы можем произнести звук з-з-з-з-з с ясно чувствуемой вибрацией как звукіа, так и языка, и можем сделать то же, произнося и слово у-з-з-з-ор. Еще лучше это выходит со звуком ж, когда мы подражаем журчанию воды пли произносим хотя бы слово до-ж-ж-ж-ж-uk. А раскатистое придувное А вы хорошо воспроизведете, подражая ржанью лошади: i-h-h-h -h-h-i! Не хуже вы произнесете и раскатистое Л, или М и N. Отсюда видно, что рокочущее произношение свойственно ВСЄМ длительным согласным, как шопотным (например, в словах: икажетсл, театр тут?») так и гулким (например, в словах: «.он добр давно»).

^ ^ ^

Что же мы видим из предыдущего? Очень важную вещь.

Для того, чтобы иметь обозначения для каждого из основных согласных звуков человеческой речи, звучащей теперь в Европе и прилегающих к ней частях Азии и Африки, нужно иметь,—как мы видели в начале,—около 80 обозначений для гласных звуков, и, как мы видим теперь, к ним надо прибавить еще более полутораста согласных обозначений, и это уводит число всех значков, необходимых для научного алфавита, далеко за пределы двухсот. А в систематическом обозначении по предлагаемому здесь образчику это сводится к пяти гласным и к девяти согласным значкам. Все остальное достигается несколькими их систематическими вариациями, привыкнуть

? О О

и О А Є Ы

Рис. 28. Вся международная азбука при систематическом обозначении.

к которым, благодаря их однородности, учащемуся так же легко, как к тому, что при приставке мягкого знака (ь) в русской письменности смягчается предыдущая согласная.

На рисунке 28 изображена вся европейская азбука в ее гулкой длительной основе.

Только ее и пришлось бы заучить чисто механически.

III. Локальные вариации произношения звуков речи у славянских народов и «славянский подгласник».

Все остальное разнообразие произношений этих основных вариаций также легко поддается дополнительным однородным значкам. В своем «Очерке ФИЛОЛОГИИ славянской речи» О. Брок указывает различные артикуляции полости рта и носа при произнесении различных звуков в славянских говорах. Так он отмечает «вычеканенное Д» в герцеговинском произношении, отмечает чешские экстра-мягкие ть, с)ь и нъ, с крайне нёбным произношением, которые нам кажутся близкими к нашим, по не удовлетворяют местного слуха, когда мы говорим. Указывая на то, что всякую твердую гласную мы можем произнести мягко, сосредоточив массу нашего языка в передней части рта, Брок прибавляет также, что обратным путем (сосредоточивая язык в задней части рта) можно наше И превратить в Ы, а обычное Э в низкотонное восточное G. Таким же способом и из мягкого Ль западный европеец может сделать твердое русское Л. Брок говорит также, что без полного сосредоточения языка впереди или сзади происходит среднее Л.

По отношению к другим согласным он говорит, что в то время, как в русском говоре нет мягкого Ьь, оно есть в славянских языках, например, в малорусском: «Гей же вы хлопцы, добры молодцы!». В чешском он указывает на рокочущее Ж, которое пишется через РЖ, как и у поляков, и употребляется как самостоятельная Фонема даже и в виде шопотного В

v

(например, в Вку). А в словенском литературном языке большинство согласных, по Броку, не имеют мягкого произношения.

По отношению к гласным Брок не находит Фонемы Ы в сербо-хорватском говоре, но ее место занимает там (по нему) так называемый «иррациональный (! 1) гласный звук», пишущийся через Ъ (например, в словах <1ъп или ZT.1) и по произношению напоминающий пизкотонное Э. Он находит его также и в болгарском ударяемом Ъ, и в чешском языке, где он близок к слабо артикулированному Ы, например, в sed'xt (седыт) т.-е.

сидят, или к германскому неударяемому е (в Ga.be). Таков этот подгласник, например, в слове sed'-b, произносимом как се(дь)э, а после твердых гласных он похож, по Броку, на нена-пряженное Ы в русской Фразе «она была». В тот же звук переходят в Болгарии и неударяемый А и О, а неударяемое Е после твердых согласных звучит там как смягчение того же самого гласного звука. В славянской литературе этот звук называется «подгласник» и научно изображается смешным значком «'». Возьмем, например, слово кр«'»х или кр(ы)х — хлеб. Здесь ударенный «подгласник» близок, по Броку, к краткому ненапряженному Ы в русском слове сын, только отверстие между спинкой языка и нёбом немного шире. А в слове m«'»gla — мгла — этот же неударенный «подгласник», по Броку, звучит подобно немецкому Е в Gabe.

В обоих случаях,—говорит он,—при произнесении тут самого настоящего гласного звука, образующего слог и входящего, как таковой, в метрику стихосложения, мы делаем такую «безразличную» установку ротовой полости, когда ее резонанс настолько неопределенен, что в нем трудно различить, какие ее метатоны более усилены и какие менее. «Мы можем услышать в слове m«'»gla и могла и мыгла и мегла и даже прямо мгла. Вот почему,— говорит он,—под словом «подгласник» могут скрываться всякие неударенные гласные» и, кроме того, выходит еще нечто худшее. Когда после него следуют длительные В или L, N или М, то он получает их прнзвук и в современной славянской орфографии заменяется одной этой согласной, считаемой за символ слогового гласного звука, что приводит в большое смущение антро- поФоника, не привычного к метаморфозам согласных в гласные, т.- е. в звуки совсем другой Фонетической категории, в роде того, как в зоологии было бы превращение бабочки в козу. На деле же никакого такого превращения здесь нет, и такие трехсложные (а не двухсложные) славянские слова, как srebro (серебро) или srbro, один и тот же человек (по Броку) может произносить и как невнятное в неударенных гласных сырыбро и как невнятное в них же сэрэбро или серыдро.

Однако же, читатель, если вы на основании этих описаний и начертаний подумаете, что славянский подгласник представляет собою что-то ужасно мудреное, то вы жестоко ошибетесь. Для нас, — интеллигентных русских,— в нем нет ровно ничего нового.

В то время, как северные русские народные говоры, например, вологодский, сохраняют, подобно западно-европейским народностям, все гласные неизменными, литературный язык нашей интеллигенции сохраняет в наиболее слабых и неударенных слогах только звук U (например, в мухомор), а остальные гласные: А, Э, О, Ы, И, меняются вдали от ударения, по мере того, как они произносятся более коротко, по одному общему редукциовному правилу, хотя и приводящему к двум окончательным результатам:

1. Качественная редукция трех твердых гласных — А ,0, Ы — выражается, по Броку, приведением ротовой полости к ИНДИФ- •Ферентному укладу, и при ней вместо всех этих гласных в быстром говоре и получается тот самый короткий «подгласник» или премудрый по своему названию «иррациональный звук», который мы и видели в болгарском и сербо-хорватском говоре.

Вот по Финку несколько его примеров в русском языке: Пишется: Читается:

полотно пелатно.

холодок хеладок.

хоть помирай хеть пемирай.

дорога дорога дерога дерога.

волосы волесы.

скучный скучней,

однозвучный єднозвучнєй.

Богородицкий считает этот звук близким к слабому укороченному Ы, Корхп принимает за средний между Ы и А, а Брок находит, что в нем перекрещиваются и О, и Ы, и А.

Но не потому ли это так различно определяется, что все прежние авторы не взяли в счет низкотонного G восточных говоров, существующего в коротком виде и во французском немом—;Е, например, в слове Geneve—Женева, которое в быстром говоре тоже произносится почти как Жынэв, с очень коротким и однако же слоговым G, ясно обнаруживающимся в метрике стихосложения ?

Не окажется ли и у нас этот «подгласник» или псевдоиррациональный звук лишь остатком низкотонного Є, выбывшего из ударенных слогов русского языка, подобно тому как и Ы выбыло из начала слов?

2.

Качественная редукция мягких неударенных гласных, в роде Э, ё (О) и я (а), и даже й, легко чувствуется в разнице между транскрипцией и произношением соответствующих слов. Обозначив ее через перевернутое малое е (э), получим по Финку:

Пишется: Читается:

пекарни пэкарнэ

передо мной пэреде мной

отуманен етуманэн

я не думаю йа нэ думею

от суетного света ет суэтневе свете

никогда! некогда!

По Броку этот «подгласник» мягких гласных а, 0, й звучит как нечто среднее между укороченными, слабо артикули- рованными высокохонными гласными Э и И. Мне представляется по слуху, что это просто укороченное высокотонное Э, и для того, чтобы правильно печатать книги, надо всем нашим гласным значкам дать и укороченное произношение, сократив их ширину. Вот почему в русской риФмовке и отожествляются окончания слов в роде :

обычай = обычай с добычей = с добычэй отличий = отличай

Точно так же, как в предыдущей редукции рпФмуются:

слово = слове снова = снова

терновый = терновэй

с основой = с основэй.

Мягкий подгласник—говорит Брок—надо произносить, сосре-доточивая массу языка в передней части ротовой полости у «твердого неба», тогда как соответствующий ему предыдущий «твердый подгласник» произносится при удалении массы языка к заднему мягкому небу, т.-е. действуя так же, как и при произнесении О и О, А п А, Ы и И.

Я остановился здесь так долго на «подгласнике» по причине интереса, который он представляет для выяснения одного обстоя-тельства, близко касающегося предмета моего настоящего исследо-вания. Благодаря нечувствительности к нему уха обычных людей, его легко сливают с последующей согласной, придавая ей этим слоговой характер. Мы имеем в сербском начертании Srb для серба, или крх для краюхи хлеба в словенском, и вот совершенно такие же начертания без гласных находим мы и в еврейских начертаниях, в роде БН — сын, которое читается как БЭН, с тем же подгласником, или ХР (вернее hr)—вельможа, однозвучное и однозначущее с немецким Негг, и тоже с предположением «подгласника» в средине. Таких слов в библейском тексте без конца, и в каждом промежутке между двумя согласными европейские гебраисты предполагают (потому что знать наверное они явно не могут) в одних случаях одну, а в других — другую из европейских гласных и читают их как-будто реальные^ а теми гласными, которые, действительно, стоят в библейской транскрипции, они пренебрегают, как не имеющими по толкованиям их средневековых учителей никакого значения.

Правилен ли такой произвол в произношении?

Будь это действительный древний народный язык в Сирии, или только литературный жаргон эмигрировавшей в Европу арабской интеллигенции, постепенно исказившей под влиянием окружающего чуждого произношения звуки языка своих предков, не проще ли предположить, что во время возникновения на ЭТОМ языке библейской литературы все гласные читались в ней ее авторами, как они написаны, а в тех словах, где никакой гласной не оказывается между двумя согласными, предполагался всегда тот же самый общий «подгласник», как и в сербском или словенском языках в подобных случаях?

Мне приходилось встречать лиц, полузабывших после долгой жизни на чужбине язык своего детства, и я мог наблюдать, что всякий раз, когда, при встрече с редким соотечественником, им приходилось его употреблять, они перемежали его с различными, большею частью с носовыми, звуками; растягивали произносимые слова в мысленных поисках за следующими и очень часто невнятно произносили гласные звуки.

Все такого рода уклонения мы и видим в традиционных способах чтения на древне-еврейском и на других «умерших» языках, например, на церковно-славянском, в котором тягучее Н0С0В0Є церковное произношение, существовавшее почти до половины XIX века, было прекращено лишь прямым давлением правительствующего синода (хотя оно и до сих пор сохранилось

у староверческих начетчиков).

* * *

Я не буду подробно останавливаться на легких вариациях в произношении гласных у поляков, имеющих п длительное N, придающее концам гласных носовой оттенок, что наблюдается у англичан, у украинцев, имеющих довольно отчетливые 'А(нянъка)г U (тютктец), и у интеллигентных русских, у которых, по Броку, при быстром произношении слышится и мягкое А (няня), и мягкое О (несёте), п мягкое U (стараюсь). Желающий может все это найти в обстоятельной книге Брока, а я закончу эти немногие свои заметки о славянских произношениях его же словами:

«В научной транскрипции нужно классифицировать все многочисленные оттенки (звуков человеческой речи) в естественные группы для общею обозначения, не то получается картина чересчур пестрая и нецелесообразная».

Мы видим отсюда, что не я один пришел к необходимости научной азбуки, а также и один из самых ученейших наших специалистов по сравнительному языкознанию. Поэтому п вопрос сводится лишь к тому, достаточно ли хороши придуманные мною еще в Шлиссельбургской крепости систематические Фигурки или можно выдумать и лучше?

IV. Вдыхательные звуки человеческого голоса.

Мне остается здесь только прибавить, что согласные шумы речи в некоторых чмокающих человеческих языках выражаются не только выдуванием звучащего воздуха изо рта, как обыкновенно у нас, европейцев, а и его втягиванием. В отдельных случаях это делаем и мы. Так, при воздушном поцелуе мы делаем губной внутренне - взрывной звук. При щелканьи языком в знак удовольствия во время еды мы делаем внутренне- взрывной десновый звук, похожий на тц. В других случаях мы делаем нёбный звук, похожий на тч, а также можем произносить и звук кх, втягивая себе в глотку воздух.

Все эти вариации легко обозначить стрелками на шопотных взрывных гласных наших начертаний: — тц (первый чмокающий звук). — тч (второй чмокающий звук).

О тх (обратное втяжное), кх (обратное втяжное). Таким же способом можно обозначать втяжное произношение и остальных согласных шумов, так как в теоретической возможности этого при всех не гулких согласных (например, Ф, с, ш) каждый может убедиться, произнося любую из них попеременно то вдыханием, то выдыханием; их звук совсем не изменяется от этого.

Отсюда понятно, что и вообще при шопотной речи мы можем говорить целые фразы не только выдувным, но и вдувным способом почти безразлично. Да и при неожиданных восклицаниях: ах! ох! ух! мы иногда делаем то же самое, смотря по тому, произносим ли их при вдохнутом или при выдохнутом воздухе, не успев снова вдохнуть.

V. Заключение.

Я не буду распространяться далее об этом предмете. Читатель сам видит, какое разнообразие всевозможных вариаций для звуков человеческой речи можно изобразить в печати, делая на каждом из наших немногих основных значков соответствующие систематические обозначения.

Такой научно разработанный алфавит, еще раз повторяю, есть только мечта, но пока эта мечта не осуществится, у нас не будет научной сравнительной лингвистики и антропофоники, как не было арифметики до изобретения системы однообразного представления всех возможных чисел немногими цифрами, и пока не было открыто таблички умножения. Не будет без него твердо стоять на своих ногах и общечеловеческая лингвистика, потому что вместо того, чтобы итти в своих изысканиях кратчайшим и выровненным путем, ей придется ходить косыми и запутанными тропинками. Мы видели уже образчики современных попыток решить этот вопрос с обычными алфавитами (стр. 78). Сколько нужно потратить напрасного труда, чтобы привыкнуть по ним читать хотя бы на одних европейских языках!

Какими бы точками, черточками, колпачками и крючочками мы ни прикрывали наши случайные азбучные значки, мы будем так же путаться в этой области, как путались и в арифметике, пока каждый народ пытался без всякой системы изображать числа различными буквами своего алфавита.

Для того, чтобы с успехом отправиться в далекий путь какого - нибудь сложного научного исследования, необходимо иметь, кроме лошади, т.-е. представителя упорного индивидуального труда, еще и подходящую упряжь, иначе мы будем представлять нечто в роде путешественника, который сел в старое корыто и поехал в нем в лесную чащу, держась руками за хвост своей лошади.

Современная упряжь сравнительной лингвистики, т.-е. различные варианты современных наших азбук, мало пригодна для общечеловеческих исследований, потому что эти варианты придуманы совершенно сл^учайно,— каждая система лишь для данного языка, а ие для всего человечества сразу, какой должна быть действительно научная система. Конечно, лучше всего было бы установить, как я и говорил уже в предшествовавшей главе, систематическую азбуку всенародным конгрессом, но опыт показывает, что этот аппарат слишком громоздок и, что всего хуже, обладает, как и всякий коллектив, большим внутренним трением.

Почти все великие преобразования делались личными починами, которые, если были действительно целесообразны, принимались, затем, мало-по-малу всем культурным миром. Так было, например, с метрической системой, выработанной во время первой Французской революции. Значит и здесь за дело должен взяться какой-нибудь отдельный народ, и, в таком случае, почему бы не нам русским, лингвистические способности которых, несомненно, много разнообразнее, чем какого-либо из других культурных народов?

Однако и у нас мало надежды на быстрый переход к такой азбуке целых масс населения, крепко держащихся за то, к чему они привыкли. Поэтому и наши люди науки должны, на ряду с обычной азбукой, иметь свою научно-разработанную и пригодную для общечеловеческой лингвистики, на которой они могли бы писать свои серьезные сочинения, в полной уверенности, что тогда, когда на них будет большая литература, к ним перейдет и вся пресса.

Как трудно для толпы переварить самые ничтожные перемены в этом отношении, видно из того, что даже устранение нескольких, ненужных в современном языке, букв, в роде К, ТЬ,

встретило упорное противодействие среди лиц, считающих себя образованными. Революция смогла вымести эти буквы, но, как и всякая буря, она могла в первый момент лишь разрушать, а не создавать что-либо новое. Так, несмотря на то, что уничтожение буквы Ъ обнаружило явную необходимость ввести в русский алфавит букву ё, так же относящуюся к О, как Я к А, как Ю к У, как И к Ы и как Е (в слове есть) к Э (в слогах же и ше), однако же и этой одной буквы, которую было бы можно писать как прежнюю 0, до сих пор не сделано, и мы не можем отличить всё от все и нёбо от неба. Наступающий теперь послереволюционный период должен обязательно пополнить все эти недочеты. В обычную азбуку следовало бы, как можно скорее, ввести недостающие согласные Ь, г (вместо дз), g (вместо дж) и гласную ё, а после ж обязательно писать э, а не е, да еще ввести знаки выразительности, т.-е. повышения и понижения тона гласной, находящейся во Фразе под логическим ударением, а также и растяжения этой гласной, приспособив к ней и знаки вопросительной, утвердительной, восклицательной, изумительной интонации и сделав для беллетристики предфразные значки женского, мужского, детского и старческого голоса, баса, тенора, сопрано, крика, восторга, отчаяния, медленного и тягучего голоса.

Тогда наш письменный язык б^дет иметь весь колорит живой речи, а теперь он не более дает егод чем однотонный рисунок — красоту и разнообразие цветного ландшафта.

Этим я и закончу свою «Фонетическую интермедию». Я Сделал ее более обстоятельной, чем астрономическое и геологическое отступления, тоже оказавшиеся необходимыми в моей работе, потому что наука о звуках человеческой речи несравненно менее разработана, а между тем она чрезвычайно важна для рационального исследования вопросов древней культуры, которым посвящен ЭТОТ мой труд. Без нее невозможно выяснить, почему большинство библейских и евангельских имен и древних слов трансформировались, иногда до неузнаваемости, при переходе на чужие языки.

<< | >>
Источник: Н.А.МОРОЗОВ. БОГ И СЛОВО. 1998

Еще по теме группа iii. дрожащие и рокочущие звуки.: