НОВОЕ ОРУДИЕ ОБЪЕКТИВНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ДРЕВНИХ ДОКУМЕНТОВ.
(Лингвистические спектры, как средство для отличения плагиатов от истинных произведений того или другого известного автора и для определения их
эпохи.)
Язык является как бы летописью культурной и социальной истории человечества.
В.
Богородицкий.I.
Каждый литературно-образованный человек знает, что все оригинальные авторы отличаются своим складом речи, даже и в том случае, когда мы сравниваем их с писателями того же самого поколения. Мы русские легко отличаем, например, склад речи Гоголя от склада речи Пушкина или Тургенева. В английской литературе склад речи Теккерея совсем не похож на склад речи Диккенса, и в них обоих чувствуется еще большее различие от склада речи Киплинга или Бретгарта, как принадлежащих к следующему поколению. Спешу отметить, что я говорю здесь только о складе речи, а никак не о складе мысли, который тоже различен у каждого оригинального писателя.
Склад мысли сохраняется даже и в переводе на иностранные языки, тогда как склад речи почти теряется, заменяясь складом речи переводчика, да и в подстрочниках, каковы, например, старинные переводы религиозных книг, первоначальный склад речи во многих существенных деталях исчезает. Вот почему то, о чем я хочу здесь писать, лишь соприкасается с той стиле- метрией, зародыши которой мы находим у Гомперца, Лютослав- ского и др., разрабатывавших слог Платона и некоторых других — Ill —
греко -латинских писателей, о чем я еще буду иметь случай говорить ниже.
Чтобы выяснить сразу то, что я хочу здесь сказать, рас-смотрю несколько примеров. Возьмем хотя бы в нашем русском языке два легко заменимые друг другом слова: итак как» її «потому что». Почти в каждой Фразе одно из них можно заменить другим с сохранением первоначального смысла, и потому в переводе на иностранный язык такое различие в складе речи исчезает, между тем как в оригинале одни авторы могут маши-нально употреблять почти исключительно первую из этих «слу-жебных частиц речи», редко вспоминая о существовании второй, другие же авторы поступят совершенно наоборот.
Точно также слово иной большинством современных авторов, хотя и не всеми, постоянно заменяется слозом другой. Одни авторы часто при-бегают к слову который, другие же его пе любят и заменяют причастной Формой глагола, который пришлось бы поставить за ним. Одни часто употребляют служебную частицу между, другие пишут вместо нее: среди или средь. У одних фраза длинная, с постоянными придаточными предложениям^, у других — короткая; у одних очень часты деепричастия, а у других их почти совсем пет. Одни постоянно прибегают к помощи слова этотt другие часто заменяют его словом тот и т. д., и т. д. Все эти различия в нашем складе речи обусловливаются чисто машинальными причинами, целым рядом предыдущих внешних и внутрен-них лингвистических влияний, ушедших у нас уже давно в область бессознательного. Вот почему служебные частицы речи с таким же правом можно бы назвать и распорядительными. Они не только служат, но и распоряжаются нашей речью.Именно эти предыдущие влияния чаще или реже напоми-нают нам то или другое из известных нам слов, как в письме, так и в живом разговоре, и потому мы нередко встречаем людей, против собственной воли постоянно произносящих какое-нибудь присловие в роде: понимаете, или то-есть, или так сказать, а иногда и какое-нибудь сложное вставное изречение.
В письме это, понятно, сглаживается, так как человек всегда может обдумать Фразу прежде, чем писать ее, а в печати искус- ственная обработка естественного склада речи достигает нередко очень больших размеров.
Все авторы печатают свои произведения с так называемыми корректурными поправками, где заботливо разрежают частя-щие слова, в особенности, если они попадаются по два раза в той же самой Фразе. Однако, подобные поправки произ-водятся обязательно лишь тогда, когда естественный склад речи автора, вследствие слишком частого употребления излюбленных им служебных частид, делается неуклюжим, не литературным. Поэтому даже и печатание не окончательно уничтожает особен-ности естественного склада речи писателя.
Именно потому, когда автор нам хорошо известен по прежним его произведениям, мы легко угадываем его и в новых, в особенности, если нам прочтут достаточно длинный отрывок.Однако, чисто субъективный, основанный лишь на индиви-дуальной чуткости, способ отгадывания авторов не может иметь серьезного научного значения, так как он не дает безусловных доказательств, обязательных для каждого. Вот почему исследо-ватели литератур уже давно хотели найти такой метод, при помощи которого индивидуальности склада речи выступали бы объективно.
Попытки отыскать такой метод делались не раз. Особенно много, как мы увидим далее, применялось изучение слога к диалогам, приписываемым Платону, но именно этот выбор и сбил, мне кажется, возникавшую стилеметрию с верного пути. В виду того, что пе только подлинных рукописей Платона, или его ранних дитаторов, но даже и средневековых копий с них нигде нет, исследователи их слога признали своим основным положением, что все приписываемые Платону диалоги, имею-щиеся в первых печатных (т.-е. с XV века нашей эры) изданиях, должны быть признапы подлинными и хорошо сохраненными в продолжение двух тысяч лет их неведомого для нас существования, если они удовлетворяют следующим условиям: 1) когда о них имеются более или менее детальные и много-численные упоминания в печатных же изданиях других грече-ских или латинских авторов, находящихся в тех же условиях долгой неведомости для нас, и 2) когда сами диалоги не содержат явных анахронизмов.
Но может ли считаться вполне научным исходное положение, которое сводится к тому, что всякое произведение классиче- свого писателя, имеющееся лишь в печатных изданиях или в ред-ких рукописях эпохи Возрождения, должно считаться подлинным его произведением, если не доказана его подложность? Конечно, нет! Скорее можно требовать обратного, в виду такого долгого промежутка его неведомости для нас. Сходство словаря и грам-матики не может считаться достаточным доказательством досто-верности, так как в эпоху Возрождения ученые хорошо владели и греческим, и латинским языками и,—как говорят сами их иссле-дователи, — «искусно подделывали произведения почтп всех древ-них авторов».
Исходное положение о подлинности главнейших произведений Платона привело к тому, что в особенностях слога и даже образа мыслей, замечаемых в различных произведениях, припи-сываемых Платону, искали не доказательства различия их авто-ров, а исключительно различия в слоге п миросозерцании самого Платона в различные возрасты его жизни, хотя уже по противо-положности идеалов и мировоззрения между многими из них можно было бы заключить, что имя «Платон» (как и Гомер) было символом целой школы, в котором потонула первоначальная личность.
Различия в слоге различных произведений «Платона» оказались так велики, что покрыли собою колебания в слоге других однородных с ним авторов, и таким образом сразу лишили зарождавшуюся стилеметрию всякого практического значения. Этому же способствовало и то, что границы ее области были отодвинуты нлатонистамп далеко за их естественные пределы. Вместо того, чтоб подсчитывать общеупотребительные, часто встречающиеся в языке, служебные частицы, начали, наоборот, обращать внимание на редкие выражения, на необычные Формы, да и в подсчете обычных служебных частиц не соблюдалось никакого общего масштаба. Подсчеты вели обыкновенно на стра-ницу того нли иного издания, и циФры давались в таком виде, что соотношения их по величине не представлялись наглядными.Вот почему еще много лет тому назад (в средине 80-х годов) мне прпшла в голосу мысль вывести общие стилеметрические законы сначала на современных авторах, единолнчность которых несомнеина, при чем, отбросив все редкие слова, ограничиться наиболее частыми и общими для всех родов литературы. Если, думалось мне, в природе и в обычной жизни человека все очень многократные события, кажущиеся случайными, принимают при
Христос. Т. III. S
достаточном числе повторений закономерный характер, то почему же этого не может быть и в области речи? Ведь даже число ежегодно посылаемых писем в любом почтамте, несмотря на явную произвольность их писания, оказывается почти постоянным. Больше того: и самое число писем, на адресе которых забыто что-нибудь, как, например, название города, или имя адресата, или номер дома на улице,— ежегодно постоянно или подвергается определенной эволюции в зависимости от спокойного или тре-вожного настроения общества. Да и в самих наших человеческих языках все их элементы, как мы видели уже, имеют опре-деленную пропорцию.
Конечно, обычные имена существительные, прилагательные и глаголы зависят от содержания книги. В зоологии будут часто встречаться имена животных и частей их тела, в химии имена реагентов и химических реакций, совсем не употребительные в обычном языке.
В истории народов будут часты собственные имена различных деятелей и географические названия. Глаголы Здесь будут употребляться, главным образом, в прошлом времени, тогда как в естественных науках в настоящем. Местоимение я будет чаще встречаться в рассказах, излагаемых от имени первого лица. Местоимения он и она, во всех их падежах, будут часты в обычном романе...Значит, частота употребления таких слов ничего нам не скажет. Однако, даже и при разнородности сюжетов, есть во всех языках ряд слов, которые употребляются почти одинаково во всех родах литературы и которые по своему характеру могут быть названы, как я уже выражался ранее, служебными или распорядительными частицами человеческой речи. Это прежде всего союзы, предлоги и отчасти местоимения и наречия, а затем и некоторые вставные словечки^ в роде: «от.-е.», «например» или «и так далее». Затем идут деепричастные и причастные окон-чания, как задние приставные частицы, характеризующие среднюю сложность Фразы у того или другого автора. Даже и самые знаки препинания могут быть названы в этом случае попутными (или паузными) распорядительными частицами всех человеческих языков.
Нетрудно видеть при самом беглом статистическом подсчете, что каждая из этих частиц тоже имеет свою собственную частоту повторения. Возьмем хотя бы отрицание не. Подсчитайте — и вы увидите, что на каждую тысячу отдельных слов у Толстого оно встречается обыкновенно немного менее 20 раз, у Пушкина и Гоголя около 20-ти, а у Тургенева значительно более, чем у них, иногда свыше 30 раз. В общем же колебания ее заключаются в промежутке от 12-ти до 35 раз на тысячу слов в зависимости от склонности того или иного автора к отрицаниям. Все это пока-зывает, что служебная частица «не» в большой мере подвержена индивидуальным колебаниям, т.-е. определяет склад речи автора. То же самое и в случае подсчета остальных служебных частиц. Подобно тому, как каждый автор, всегда оставаясь человеком, имеет свою индивидуальную ФИЗИОНОМИЮ, так и его язык, все время оставаясь русским, или английским, или Французским, обна-руживает свои особенные черты, проявляющиеся в большем или меньшем пристрастии данного автора к тем или иным распорядительным частицам.
И.
Нельзя ли по частоте таких частиц узнавать авторов, как- будто по чертам их портретов?
Для этого прежде всего надо перевести их на графики, обозначая каждую распорядительную частицу на горизонтальной линии, а число ее повторения на вертикальной, и сравнить эти графики между собой у различных авторов.
Еще в первые годы моей сознательной жизни, задолго до того, как я познакомился с трудами Гомперца и других стилеме- тристов, мне пришла такая идея и даже ясно представились ее вероятные детали.
Мне было ясно, что у авторов различных эпох такие графики в некоторых служебных частицах должны сильно различаться. Возьмем хотя бы частицу ибо, часто встре-чающуюся в русском языке еще в первой четверти XIX века. Очевидно, что вместо нее на графике современных нам писате-лей будет зияющая зазубрина, так как ее теперь нет. Точно также слово весьма оставит вместо себя пустоту, потому что оно заменилось теперь почти нацело словом очень, и т. д., и т. д.Даже у современных друг другу писателей должны появляться
свои оригинальные зазубрины, свойственные лишь им одним,
* благодаря антипатии того иди другого автора к той или другой служебной частице.
Все это, думалось мне, делает такие графики подобными световым спектрам химических элементов, в которых каждый элемент характеризуется своими особыми зазубринами, так что астроном легко и надежно определяет по ним химический состав недоступных нашим летательным аппаратам небесных светил.
Тогда же мне пришла в голову и мысль назвать подобные графики лингвистическими спектрами, и исследование но ним авторов назвать лингвистическим анализом, соответственно спектральному анализу состава небесных светил.
Однако, разработать эти идеи мне было долго невозможно в Шлиссельбургской крепости, где они впервые пришли мне в голову, хотя в последние годы мне вновь пришлось возвратиться там невольно к этому предмету. Астрономическое исследование Апокалипсиса и библейских пророков привело меня по имеющимся там астрономическим данным к неожиданному для меня самого заключению, что черновик этой книги написав в промежуток от 30 сентября по 1 октября 395 года нашей эры, а библейские пророки еще позднее: в V веке нашей же эры. Это приводило меня к выводу, что все дошедшие до нас сочинения «Иоанна Хризостома», «Оригена», «Тертулиава» и других христианских акторов первых четырех веков нашей эры апокри- ФИЧНЫ, так как они упоминают и об Апокалипсисе, и о пророках.
Идея об исследовании их лингвистическим анализом сама собой пришла мне в голову. Но для этого необходимо было прочно установить основные приемы такого анализа на современных общеизвестных авторах, показав, что каждый из них обладает какими-либо особенностями в своем лингвистическом спектре.
Однако, мое время так было заполнено другими делами, что только летом 1915 г. я нашел несколько свободных дней, чтобы составить лингвистические спектры хотя бы нескольких писателей. Я взял сначала Гоголя («Майскую ночь», «Страшную месть» и «Тараса Бульбу»), Пушкина («Капитанскую дочку», «Дубровского» и «Барышню-крестьянку»), Толстою («Смерть Ивана Ильича», «Корнея Васильева», «Три смерти» и «Три старца»), Тургенева («Малиновую воду»), Карамзина («Бедную Лизу») и Загоскина («Юрия Милославского»).
В каждом из эти v рассказов я отсчитывал (исключая эпиграфы или вводные цитаты из посторонних авторов) первую тысячу слов, подчеркивая в ней красным карандашом все служебные частицы, а потом сосчитывал число каждой.
Прежде всего сейчас же обнаружились некоторые резкие оригинальности.
У Карамзина в беллетристических произведениях очень часто употребляется восклицание «Ах!и, почти совершенно отсут-ствующее у Гоголя, Пушкина, Толстого, Тургенева и Загоскина.
Служебная частица «было» (например, чуть-было)—только у Пушкина; «близ»—только у Тургенева (у других «около»); «ведь» — отсутствует у Карамзина и Загоскина; «вдруг» и «даже»—редки у Толстого; «еле»—только у Гоголя; «заместо»— только у Тургенева; «ибо» — еще употребляется часто Карамзиным и Гоголем, изредка Пушкиным, но уже совсем отсутствует у Толстого, Тургенева и Загоскина; «коли» (вместо «если») — часто у Толстого в речи простых людей, но нет у Тургенева и у других; «может» (без «быть»)—только у Гоголя; «нежели» — только у Пушкина; «оттого»—у Толстого; «про» (например, «про него») — довольно часто у Гоголя, Толстого и Пушкина и отсутствует у Тургенева и Загоскина; «против» — часто у Гоголя; «подле» (вместо «рядом») — у Загоскина; «среди» (вместо «между») — у Гоголя и Карамзина; «словно» —-часто у Толстого; «точно» — у Тургенева; «через»—часто у Пушкина; «этак» — только у Гоголя.
А в числе употребляемых ими служебных частиц (союзов и предлогов) оказались ясные процентные различия (слоговые типы).
Чтоб не давать очень сложных общих спектров при нане-сении этих цифр на графики, я разделил их здесь на предлож-ные, союзные, местоименные спектры и т. д., судя по тому, что они представляют.
Наиболее часто повторяющимися оказались у всех русских авторов предлоги 6, на и с, почему их графики я и назвал главным предложным спектром. Они даны на рис. 29, из которого читатель и без цифр видит по вертикальному ряду чисел, что на тысячу слов у Гоголя предлог в повторился в аТарасе Бульбе» 23 раза, в «Майской ночи» 15, а в «Страшной мести» 16 раз; предлог на повторился 24 раза в «Майской ночи»
и 26 в «Бульбе» и «Страшной мести» и т. д. А когда я соединил эти точки линиями, то во всех (взятых мною совершенно случайно) трех произведениях Гоголя получились очень сходные ломаные линии в виде острых крыш с ясным преобладанием предлога на над в и с (см. рис. 29). У Пушкина же во всех трех (взятых мною также совершенно случайно) произведениях,
наоборот, оказалось, на такую же тысячу слов, сильное преобладание предлога в над предлогами на и с, почти равными по частоте своего повторения.
Отсюда ясно, что по одному простому взгляду на главный предложный спектр какого-либо произведения Пушкина, по недо-разумению приписанного Гоголю, мы заподозрели бы неправильность такого утверждения и сделали бы догадку о принадлежности его Пушкину, хотя еще и не решили бы этим дела окончательно.
о\
Да и вообще нельзя решать вопроса об авторстве по какому- либо одному небольшому спектру, в роде взятого нами и состоящего лишь из трех членов. Необходимо составить очень длинный многочленный спектр, или несколько коротких, но разнородных по своему содержанию спектров, и это тем более необходимо, что не всякий член спектра абсолютно постоянен у данного автора по частоте своего употребления. Здесь в полной мере господствует закон случайных отклонений от средней ноумы, дающей вместо средней частоты употребления вариационную с размахом АВ, который, однако, тем более суживается, чем больше тысяч слов отсчитано нами в исследуемом отрывке, т.-е. «ели при числе N слов (рис. 30) вариационный криволинейный треугольник будет иметь вид ABC, то при числе 2N слов он получит вид А1 В1 С1, а при большем числе слов его основание еще больше
5 — 3570
Действительно, сравнивая на нашей графике главный пред-ложный спектр Пушкина с таким же спектром «Малиновой воды» Тургенева (в последней колонке рис. 29), мы видим, что они очень сходны, и потому для отличия Тургенева от Пушкина главный предложный спектр негоден и надо искать других.
сузится насчет вырастающей высоты, так как площадь его всегда одна и та же, если перечислена на промиллп (или на проценты).
Но и при меньшем числе слов неправильное определение по причине значительной величины вероятной ошибки ВОЗМОЖНО лишь тогда, когда мы исследуем только три — четыре распорядительные частицы, а при десятке их всегда обнаружится общий характер лингвистического спектра для данного писателя.
Особенно обязательно это для старых авторов рукописного периода, которые не могли десятки раз «исправлять свой слог в корректурах)), заменяя другими как раз те распорядительные частицы, которые для них слишком привычны.
Очень интересно отметить, например, что те самые члены главного предложного спектра (в, на, с), которые обнаружили постоянство у Пушкина и у Гоголя, совсем не обнаруживают этого у Толстого, и главный предложный спектр у него является в двух вариациях. Первая (например, в «Смерти Ивана Ильича» и в «Кор- нее Васильеве))) напоминает спектр Пушкина, хотя и с несравненно меньшим числом частицы в (рис. 29), а вторая вариация (например, в «Трех смертях» и «Трех старцах») напоминает Гоголя, но с несравненно меньшим числом предлога с.
Здесь является вопрос: отчего зависит это расчленение главного лингвистического спектра Толстого на два типа? Оттого ли, что он сильно корректировал свои произведения и этим сделал свой главный предложный спектр неопределенным, или те перевороты, которые он переживал в своем мировоззрении и направлении своего творчества, отзывались и на слоге его речи? Конечно, у каждого автора, писавшего более полувека, лингвистический спектр не может оставаться все время совершенно неизменным. Он должен подвергаться медленной эволюции, как и световые спектры Физических тел, изменяющиеся по мере повышения температуры. Однако, у Толстого обе вариации так резко разли- чились на приведенных мною графиках, что наводят на мысль о специальной корректурной обработке автором их частоты, и исследование в этом отношении всех других его произведений является в. высшей степени желательным. Перейдем теперь к другим спектрам тех же писателей н в тех же их произведениях. Рассмотрим, например, один из многих возможных союзных спектров (рис. 31). Я взял для его составления, как видно по таблице, сначала союз а, затем союз щ когда он употребляется в выражениях в роде «был и он», «я и знал», т.-е. служит не обозначением конца перечня, а чисто слоговой приставкой, вследствие чего я и поставил его в кавыч-ках («го>). Затем я взял тот же союз и в начале Фраз, когда он пишется с большой буквы. В спектре Библии этот член дал бы преобладание над предыдущими, а у взятых мною писателей он всегда в минимуме, как видно по его графике. Этот спектр тоже оказался различен у них всех. У Гоголя и Пушкина здесь преобладает слоговое а и», у Толстого же «а»; кроме того, Пушкин отличается от Гоголя почти полным отсутствием библейского
предфразного И (как оно употребляется во Фразах в роде: « И был вечер, и было утро», «И пошел Иисус» и т. д.).
Спектр J13 наиболее часто встречающихся местоимений: этот, свой, тот оказался уже несоставимым у современных писателей при подсчете только одной тысячи слов, так как этих местоимений у них оказалось лишь по нескольку на тысячу, а малое количество повторений какого-либо случайного Фактора, как известно из статистики, не дает возможности для вывода в нем закономерностей, благодаря уже отмеченному мною закону случайных отклонений от средней нормы тем более широких, чем меньше взято слов для подсчета. Для того, чтобы местоименные и другие спектры дали достаточно типичные графики, нужно подсчитать их число по крайней мере среди пяти тысяч слов
5*
(а потом разделить полученную цифру на пять, с целью приведения их к однородности с вышеприведенными спектрами).
Но, даже и при значительной частоте повторения некоторых служебных частиц речи, могут обнаруживаться, как мы уже видели у Толстого, значительные колебания их числа в различных произведениях того же самого автора, если мы будем брать I 3
и
38 36 34 32 30 28 26 24 22 20 18 16 14 12 10 8 б 4 2
-О— * г»
Дм/гшшн>
а Г*
» О
Тог оль
Толстой
Толстой
7\/ргенее
Рис. 32. Спектр и" — не — и'.
всего лишь тысячу слов. Образчиком такого неопределенного спектра является, между прочим, и приводимый мною на рис. 32, где я сопоставил отрицательную частицу не с союзом и, в его двух вариациях: первая (гс") соединяет между собою существительные или прилагательные имена, вторая (и) — глаголы или целые Фразы. Мы видим, что колебания их числа в различных произведениях у того же самого автора настолько же резки, как и у двух различных писателей. Однако и тут могут найтись
авторы, у которых этот спектр обнаружит явное постоянство во всех произведениях.
Все лингвистические спектры, где, как у предыдущих, лишь высчитывается прямое среднее число той или другой служебной частицы на тысячу слов, можно назвать естественными. Они не всегда удобны для наглядного выражения слоговой ФИЗИОНОМИИ автора и, кроме того, с ними надо уметь обращаться при их подборе для спектра. Составьте, например, спектр из каких-либо двух часто употребляемых служебных частиц и из одной мало употребительной. Поставив ее на графике в середине между двумя первыми, вы получите всегда Фигуру в роде F, в которой сольются все индивидуальные особенности слога различных авторов. Но особенности каждого из них станут ясно определенными, когда мы расположим все такие частицы не в случайном порядке, а по мере уменьшения или по мере увеличения их средней употребимости у писателей данной эпохи. Так я и сделал в предыдущих таблицах, иначе мои графики обнаружили бы лишь ложное сходство.
десяти произведениям Пушкина, 1 Гоголя и Толстого, я получил знаменатели однородности для этих предлогов. Именно:
для Л 26
для НА 20
для С ... 11 2,0 49 4*>
V &
#
44
&
Ы-
09 08 07 Об OS
• I
* I
03 02 0,1 \-о- Толстой
Лушжлсж
То роль
Толстой
Я&спеэспуэ Рис. 33. Приведенный спектр предлогов в — на — с.
1 Вот их вывод: 6 на с в Майской ночи ...... 15 24 И » Страшной мести 16 26 13 » Тарасе Бульбе 23 26 15 )) Капитанской дочке . . . . . . 32 И 8 » Барышне-крестьянке . . . . . 40 12 13 » Дубровском 46 13 13 Здесь предлоги в, на и с написаны падстрочными буквами в знак того, что они не относятся к какому-либо отдельному автору, а представляют собой обобщенные величины. Разделив на них число повторений тех же самых предлогов (найденных среди тысячи же слов) в отдельных произведениях Гоголя? Пушкина и Толстого, мы получаем результаты, приведенные на таблице XIII.
ТАБЛИЦА XIII. АВТОРЫ. Vm б 7sо на 7п с Гоголь. Майская ночь 0,58 1,2 1,0 Страшная месть 0,61 1,3 1,4 Тарас Бульба . . 0,9 1,3 1,2 Пушкин. Капитанская дочка 1,2 0,6 0,8 Барышня-крестьянка 1,8 0,55 1,2 Дубровский 1,52 0,65 0,8 Толстой. Смерть Ивана Ильича .... 1,1 0,65 1,5 Корней Васильев 1,2 1,0 1,4 Три смерти 0,6 1,2 0,2 Три старца 0,46
і 1,25 0,4
Перенеся это на графику, мы и находим для указанных произведений главный предложный приведенный спектр (рис. 33). В нем оказываются исключенными все лоэюные сходства, зави-сящие ог случайных группировок между собой исследуемых б на с » Смерти Ивана Ильича . . . . 28 13 15 » Корнее Васильеве .... 31 21 16 » Трех смертях ... . . 12 24 2 » Трех старцах . . . 15 25 4 Сумма . . . .258 195 110
Разделив эти суммы на число взятых нами произведений (т.-е. на 10), мы и получаем приблизительные средние знаменатели: 26, 20 и 11, как и указано в тексте.
служебных частиц речи, а остаются только одни действительные сходства или различия.
Из Двух последних колонок этой таблицы мы видим, между прочим, что в своих произведениях «Три смерти» и «Три старца» Толстой специально обрабатывал свой слог, вычеркивая предлоги «с» и «на» и заменяя их другими распорядительными частицами речи, чтобы приблизить спой слог более к народному, где эти предлоги сравнительно редки. У старых авторов мы такой тща-тельной обработки не находим.
Значит, всякий раз, когда вы для составления лингвистических спектров группируете между собою распорядительные (т.-е. служебные) частицы, сильно различающиеся по своей общей употребительности, вам необходимо сначала составить для них приведенные числа, а из них приведенные спектры по данному выше образчику. Только тогда вы будете вполне гарантированы от ложных сходств, да и сами спектры получат большую опре-деленность.
IV.
Таковы общие основы лингвистического анализа, предлагаемого мною, главным образом, для доказательства плагиатов и апокрифов, которыми полна литература, приписываемая авторам древности и начала средних веков. Лингвистический анализ дает нам здесь объективные основы для суждений об одноавтор- пости и разноавторности произведений. Что же касается применимости этого метода ко всякому языку и ко всякой эпохе, то в этом не может быть сомнения. Все различие в слоге у разных цисателей, одинаких по языку и по роду своего творчества, именно и заключается в средней длине и сложности их Фразы и в различном употреблении ими служебных частиц речи. Точный подсчет этих частиц, отпесенный к определенному количеству слов (к 1000), только численно выражает (в промиллях) то, что мы и без того чувствуем слухом.
Возьмем хотя бы сочинения «Платона», как наиболее исследованные в этом отношении. Я ставлю это имя в кавычках, потому что, как говорил уже выше, не считаю доказанным, что они написаны одним и тем же человеком, называвшимся Платоном (или, как утверждают некоторые, Аристоклом), «учеником Сократ» и учителем Аристотеля, жившим между 430 и 344 г. до начала нашей эры». В подлинности многих из этих произведений сомневались и все вообще их исследователи. ифрасилов канон сочинений Платона», приводимый в кпиге Лаэртия и приписываемый им автору 1 века нашей эры «Фрасилу», дает нам 36 произведений «Платона», поименованных на таблице XIV. «Канон» этот оставался, так сказать, священным со времепи появления книги Лаэртия в печати (когда он только и стал известным уче-ному миру) вплоть до XIX века, когда величайший из всех исследователей «Платона» Аст в своей книге «PlatosLeben und Schriflen» (1816 г.) решился отвергнуть более половины из вошедших в него книг (см. нулики на таблице XIV). Шааршмидт (1866 г.) признал заслуживающим доверия только 9 диалогов, в том чпеле Законы, оспариваемые другими. В более умеренном виде высказали скептицизм по отношению ко многим произведениям ЭТОГО «канона» и все другие исследователи (напр., Штальбаум, Ибер- вег, табл. XIV), но они не пришли к единогласию, и те книги, которые одними признавались подложными, другими объявлялись подлинными, и наоборот. Ясным было для всех только одно, что сочинения, приписываемые Платону, опровергают друг друга по своему идейному содержанию. В одних автор проповедует идеализм, в других реализм, в третьих является скептиком, в четвертых мистиком и так далее... В Федоне, например, пси-хика человека определяется автором как дуализм духа и тела, а в Федре и Тимее та же психика сводится к тройственному делению души на разум, дух и похоть. В Политике автор утверждает, что важна не Форма правления, а то, хорошо упра-вляется государство или нет, и что при хороших законах демократия хуже аристократии, а аристократия хуже монархии, а при дурных законах наоборот. В книге Государство проповедуется аристократическое правительство ФИЛОСОФОВ, а в Законах автор считает лучшей Формой правления тирана (т.-е. автократа), доступного хорошим внушениям.
Все противоречия разных кпиг, приписываемых Платону, конечно, лучше и проще всего были бы объяснены допущением, что эти кпигн принадлежат различным авторам. Но тогда что останется от философа Платона как исторической личности?—Благодаря естественному желанию сохранить эту привычную нам
ТАБЛИЦА XIV.
«Фрасилов Канон» из 36 сочинений «Платона». El 6.
® ч .
« S В а л ACT X
о со А я ЯЮ ф О
в Алкивиад I . . 0 © Алкивиад II , . 0 0 Апология . . . 0 Горгий .... Государство . . Евридем .... 0 ЕвтиФрон . . . 0 Законы .... 0 0 © Иппий I . . . . 0 ® Нппий II . . . 0 Иппарх ....
Ион
Кратил .... 0 0 0 Критий (неоконч.) 0 © Критон ... КЛИТОФОН . • . Лахет 0 0 0 © Лисид . ... 0 Любители . . Менон 0 0 0 © Менексен . . . 0 Минос 0 0 Парменид . . . — 0 0 Протагор . . . 0 Политик . . — © Пиршество . . Письма .... 0 СОФИСТ . . — о. 0 © Тимей Феаг
Федон
Федр
Феэтет .... Филеб ..... 0 0 © Хармид .... 0 Эпиномис . . . 0
Крестики в кругах налево перед названиями обозначают диалоги, всеми признанные за подложные. Нулики справа обозначают произведения, признанные подложными указанными вверху исследователями.
личность, большинство исследователей выбирало другое решение загадки, именно, что все эти трактаты нисаны Платоном в разные периоды его жизни, при чем он радикально менял все свои политические, моральные и религиозные убеждения на противо-положные, т.-е., ставя точку над г, был типичным идейным хамелеоном. Но точно ли это значит сохранить историческую личность Платона? — Его моральная ФИЗИОНОМИЯ является при таком допущении совсем неприглядной и мало соответствует правильному представлению о творческих умах вообще.
Меняют свои основные убеждения только те^. кто ые сам их выработал, а заимствовал готовыми от других. Почти все великие творческие умы отказывались от того, что было заимствовано пми без критики в детстве от окружающих, ради новых «более совершенных идей, но мы не знаем ни одного случая, где великий и оригинальный ум выработал бы сам в различные периоды своей жизни несколько противоречащих друг другу убеждений. А «Платон» по своему времени должен был бы являться именно самостоятельным мыслителем и творцом своих идей, вынашивавшим их своим собственным потом и кровью. Все, что мы видим в сочинениях, приписываемых Платону, более соот-ветствует творчеству различных мыслителей одного и того же литературно-философского течения, тотчас разбившегося на несколько ручейков, хотя и имевших общий исток и общую эпоху развития. Вот почему очень важно разобрать и выяснить этот вопрос объективно, нашим методом наглядного диаграмметриче- ¦ского исследования склада речи данных произведений, приняв за •основное положение, что склад речи меняется очень медленно я немного у отдельных личностей и что вообще нельзя допустить, чтоб один и тот же человек писал сначала карамзинским слогом, а потом перешел к тургеневскому и не в каком-нибудь одном отношении, а во многих.
К сожалению, статистические данные, представленные разными исследователями стиля «Платона», не однородны между •собой, и большинство их обращает особенное внимание именно на •слоъаредкие, специально придуманные самим автором данного произведения и часто заключающиеся только в нем одном. Вот, например, табличка таких слов, взятая у Кемпбелля (таблица XV).1
'Lewis Campbell (І867 г.), цитировано у W. Lutoslawski: The origin and growth of Plato's logic, p. 92. Беру из нее лишь часть.
Христос. Т. III. 9
ТАБЛИЦА XV.
(По Кемпбеллю.) Диалоги, приписываемые Платону. Число ориги-нальных слов на 1 стр. Других слов, общих с Ти.иеем Кри- тиасом и Законами. Федр 4,36 1,56 Феэтет 1,75 0,51 СОФИСТ 2,47 1,42 Политик 3,77 1,74 Филеб 1,28 1,21 Тимей -І- Критиас . 6,67
4,55
Табличка эта в первой колонке дает для каждой страниды издания Didot'a среднее количество оригинальных слов, найденных в показанных сбоку диалогах, т.-е. имеющихся лишь в одном данном диалоге и не встречающихся во всех других.
У Кемпбелля расчет был сделан на 100 страниц текста, так что все оригинальные слова выражались сотнями, в целых числах. Я же здесь отделил занятою последнюю пару дифр, чтоб отнести величины к одной страниде текста (в издании Didot), что более ясно говорит нашему уму. Мы видим, например, что язык (т.-е. уже словарь, а не слог) у автора Федра настолько отличается от языка каждого из остальных «платонианских» произведений, что па каждой странице содержит в среднем более четырех (4,36) своеобразных слов, не употребляемых более нигде в «Платоновых» произведениях. Язык Законов еще более своеобразен, так как на каждой страниде содержит более 41/2 слов, не имеющихся ни в Федре, ни в других платонианских книгах. То же самое, хотя и в меньшей степени, можно сказать о Политике и Софисте.
Тимей же и Критиас, как сложенные вместе, показывают вам только одно, что и они тоже очень оригинальны по языку, хотя неудачная идея сложить их и не дает нам права заключить,, велика ли разнида их собственных словарей друг от друга.
Даже приняв во внимание, что некоторая часть оригинальных слов объясняется в «платонианских» диалогах разностью их сюжетов, нельзя не поразиться этой своеобразностью языка каждого из них, так как на специальные слова нельзя отнести даже и четверти полученной здесь разницы. Из приложенной таблички XVI, даваемой Кемпбеллем, к сожалению, только для Политика и Софиста, ясно видно, что специальных слов, каковы Физические и математические термины в Политике, только 0,15 на странице (т.-е. одно на четыре страницы), в Софисте же и того менее — 0,08 на страницу (что соответствует одному слову на двенадцать страниц). Значит, почти вся разница языка, даваемая нами в предыдущей (XVI) таблице, сводится, главным образом, к таким словам, которые могли быть почти безразлично употреблены и в других диалогах. Однако же о них там нет и помина; это указывает на то, что каждое из этих произведений написано особым автором.
ТАБЛИЦА XVI.
(По Кемпбеллю.) Язык СоФиста и Политика. СОФИСТ. Политик. На каждую страницу в среднем. 1) Физические и математические термины . 0,08 0,25 2) Диалектические 0,19 0,25 3) Политические 0,30 0,44 4) Необычно сложенные слова 0,19 0,49 5) Совсем редкие слова 1,87 2,95.
Даже и на группы разделить все произведения «Фрасилова Канона» по трем или четырем авторам, повидимому, невозможно. Взявши, например, вторую колонку цифр Кемпбелля, показывающую для вышеприведенных произведений число слов, встречаю- щихся только в них да еще в Тимее, Кргшиасе а Законах и нигде более, мы видим, что таких слов несравненно меньше, чем слов своеобразных. Однако, эха разница есть разница только «словаря» йлй, лучше сказать, «литературного наречия» у авторов указанных произведений, а не та, о которой я специально говорю здесь. Она не поддается лингвистическому анализу, для которого важен только склад речи автора, выражающийся в строении Фразы в частоте употребления ее конструктивных, распорядительных частиц (неудачно называемых служебными). Но исследователи «Платона» дали некоторые скудные материалы и для этого. Такова, например, составленная мною по данным, приводимым у Люто- славского, табличка, показывающая для Протагора и Законов число существительных, прилагательных и глаголов на тысячу слов, отсчитанных в них под-ряд (таблица XYI1).
ТАБЛИЦА XVII.
СПо Лютославскому.) В тысяче слов текста. Протагор. Законы. Существительных 126 204 Прилагательных 26 62 Глаголов 182 158 Сумма 334 424 Прилагательных, предшествующих своему существительному 14 18 Прилагательных, следующих за своим суще-ствительным нуль! 26 Прилагательных одиноких 12 18 Мы видим прежде всего, что существительных в Законах почти вдвое более, чем в Протагоре, а прилагательных почти втрое, тогда как глаголов значительно менее. Из суммы их мы видим, что на местоимения и другие служебные словечки и частицы оставлено менее места в Законах, чем в Протагоре. Но всего важнее сравнение числа прилагательных, которые авторы ставят после своего существительного (соответственно, например, выражениям: «на небе носились тучи серые», вместо «на небе носились серые тучи»). Рассматривая нашу русскую литературу, допускающую, как и греческая, подобные вариации, мы видим, что предрасположение к той или иной конструкции характеризует эпоху, а не отдельных авторов той же эпохи. Карамзин скорее сказал бы «тучи серые», а писатели следующего поколения в прозаическом произведении выразились бы наоборот, и можно сказать с уверенностью, что ни один из современных историков не озаглавил бы своей книги «История Государства Российского», в каком бы возрасте своей жизни ни писал ее. Совершенно так же и автору Протагора, как видно из таблички, совершенно чужда манера помещать прилагательное вслед за своим существительным, тогда как автор Законов, у которого прилагательных почти втрое больше, преимущественно употребляет ЭТОТ способ.
Допустить, что один п тот же автор, «переменив к концу жизни свои убеждения», вместе с тем переменил и способ размещения прилагательных в своей речи, значило бы сделать сопоставление, не оправдывающееся никакими прецедентами. Поэтому приходится допустить, что оба произведения писаны не только разными авторами, но и принадлежат к разным поколениям или к разным странам.
К такому же выводу приводит сопоставление Диттенбергером частоты употребления пары служебных частиц шотгер (так как) и ха&огаєр (потому что), являющихся синонимами, которые безразлично можно ставить один вместо другого, и такое же сопоставление пары синонимов: аХХа щч (но все-таки) и xai ixfjv (а все-таки). Это же подтверждается и указанной Гекером частотой союза хе, соответствующего латинскому конечному-que и заменяющего союз xott (русское и).
Переложив эти данные на диаграммы (рис. 34), мы видим ясно: 1) Государство, Федр и Феэтет, у которых греческое потому что (шакер) очень редко сравнительно с так как (xa&dmsp), не могут быть писаны тем же автором, как остальные, у которых потому что сильно преобладает над так как. 2) Пиршество, Политик и Законы, у которых греческое wo все-таки (аХХа jj/qv) очень редко (см. на рис. 35, расстояние от ломаной линии до верха), сравнительно с а все-таки (xat jxTjv), едва ли писаны тем же автором, как Лахет, Феэтеж, Критиас и Филеб и особенно все другие, не помеченные здесь, сочинения, приписываемые «Платону», где но все-таки, по Диттенбергеру, сильно преобладает. 4) Республика, Фее)р, Филеб и Законы, у которых греческое конечное % (те) встречается очень редко, пе могут быть писаны тем же автором, как Тимей и Критиас, где эта частица очень часта.
ТАБЛИЦА XVIII.
Числа в первых четырех столбцах показывают процентное отношение каждого синонима к его сумме с другим (т.-е. на 400 случаев употребления обоих). 1-я пара си-нонимов. 2-я пара си-нонимов. * *
® 3- § тсєрі (около) перед своим существитель-ным. о ?
РЧ а и ей
ь^
Q- .
Ц>
g и
S3 хаОсиїєр (потому что). в и
та
>
^ О) W s к
as > ?
Ф ^S
3 о Число те или » ных и (-que) на стран, изд. Did тгєрі после свое существительн< Государство 97<у0 3% ?% 0,13% 78% 22% Пиршество ? 9 82 18 9 93 7 Федр 87 13 ? 9 0,54 79 21 Лахет ? 9 60 40 ? 88 12 Феэтет 96 4 65 35 ? 89 11 СОФИСТ ........ 39 61 71 29 9 78 22 Политик ....... 32 68 78 22 9 79 21 Филеб 21 79 65 35 0,02 68 32 Тимей 36 64 ? 9 3,73 86 14 Критиас 29 71 50 50 2,45 91 9 Законы 14 86 82 18 0,65 71 29 Интересно также (рис. 34) разнообразие процентного содер-жания пері (около), находящегося сзади своего существительного. В Филебе и Законах оно близко к трети всех употребленных
тер і, в других много меньше, а если мы обратимся к остальным, не показанным в таблице, диалогам, то увидим, что в Критоне и Хармиде нет ни одного тгєрі сзади, а в Протагоре, Евридеме, Крошим, Федоне, Апологии, Евшифроне, Горгищ Пармениде 95 90 S5 SO
8 7S 1 70
* 55 г 50
I 40
А»
J25
" 20
45 40 5 ufok. ег/ЛІ
і і
08 1
1
1 1
1
1
і
І ¦H I j 1 M J 1 Рис. 34. Переложение на графику части циФр таблицы XVIII. Лишня I изображает процентное___распределение частицы «потому что» (аіапвр, вниз от линии I) и частицы «так как» (ха&аттєр, вверх от нее). Линия II дает тоже для предлога «около» (тер!) перед своим существительным (вниз) и после него (вверх от линии II). Обращает внимание огромное количество шстпєр в Федре, Феэтете и Государстве сравнительно с остальными, где сильно преобладает хатато-р.
частота этой частицы сзади не достигает ни разу 10% всех nrepl, а обыкновенно менее.
В результате, как видит сам читатель, лингвистический анализ дает многочисленные указания, что греческий текст диалогов, приписываемых «Платону», принадлежит не одному и тому же
писателю, будто бы менявшему свой слог, словарь, литературное наречие и убеждения по мере течения своей долгой жизни, но* совершенно различным писателям той же эпохи и среды. Если бы слог его менялся, то при расположении его произведений в один ряд по мере возрастания, например, частицы шатгер (как мы сделали на рис. 34), и все осталь- 95 90 85 SO 75 70 65 бО 55 50 45 40 35 ЗО 25 SO 45 40 5
ные служебные частицы показывали бы или падение своего- числа, или возрастание, т.-е. некоторое плавное изменение (или постоянство), а между тем на диаграммах рис. 34, 35 и 36 мы видим совсем другое: вместо плавных измепений одни беспорядочные скачки, чем и доказывается,, что это не изменение слога одного- автора с течением его жизни,, а слог разных авторов. Все ли из произведений, приписанных Платону, апокрифичны, а, следом вательно, и сама личность Платона мифична, или некоторые из этих диалогов действительна принадлежат человеку с таким прозвищем (Платон по-гречески значит: широкий), жившему очень давно, я не берусь решать таким способом. Для этого нужно заново* проследить лингвистическим анализом (и стилеметрией вообще) историческое развитие греческого языка, особенно же того языка, каким писали в эпоху Возрождения, чтоб иметь объективное средство отличать ее апокриФы от действительных произведений древности. Я приведу здесь па этому вопросу только одно сопоставление Дросте относительно- числа различных друг от друга прилагательных (таблица XVIII), оканчивающихся на -єіЦс и -oiSrjc. Дело в следующем:
В научной и ФИЛОСОФСКОЙ литературе довольно часто употребляются прилагательные, оканчивающиеся на -родный и на? -видный, как, например, разнородный, разновидный. По- гречески эти окончания будут: ейдёс (et8^) и ддес (а>8т]с) и они даже заменяют друг друга.
Мы видим, что дело здесь идет не о каких-ни- будь специальных прилагательных, способных войти преимущественно в одни илц другие ФИЛОСОФСКИЄ трактаты, а об общих литера
турных, даже поэтических рИс. 36. Переложение на графику чисел
словах. И однако же, как послесловного союза -се (тэ, латинское que,
вместо греческого XOI) с таолицы XV111.
ясно из приложенной та- Названия диалогов взяты в той же после-
блипы (XIX), в «словаре)) Довательности как на рис. 34, чтобы по-
4 7 г казать, что число те не возрастает про-
греческих поэтов и истори- * порционально шатсер.
ТАБЛИЦА XIX.
Число прилагательных на -образный (-<о8т^) и на -видный (-etS^*;) в «словаре» разных греческих авторов. о и
З § 2
Й о 8
с
«
Б
5 °
К н
о
о j4
е в
О л
в о
ф н
О 2
См
Is,
5 о
о g
Число самостоятельных прилагательных, оканчивающихся : 900 430
152
11
З
17
6
На одес (-OJSYJ?) . На ейдёс (-SIBYJC) 70 200 1330
Сумма,
23
27
2 5 3 511 14 И 11 14 ¦ков число таких прилагательных ничтожно. Оно делает огромный скачок в книгах, приписываемых Платону и Аристотелю, а в словарях греческого языка, употреблявшегося в конце эпохи Возрождения, делает еще больший скачок. Все это невольно приводит к предположению, что эпоха сочинений, приписанных Платону и Аристотелю, значительно позднее той, в которую составлялись
книги Геродота и Фукидида, пли Гезиода и Пиндара.
* * *
В первой книге «Христа» я уже говорил, как около 1481 года один Флорентиец, Марчеллино Фичино, принес богатому меце-нату-издателю Лаврентию Вёнету 36 имевшихся у него латинских рукописей, выданных им за свои переводы сочинений некоего древнего греческого ФИЛОСОФЭ по прозвищу Широкий (Платон), которых в греческом подлиннике никому не показал. Только после их напечатания имя «Широкого ФИЛОСОФЯ» загремело по всему тогдашнему читающему миру вместе с именем переводчика, исправившего в следующем издании и ряд анахронизмов, указанных ему читателями, но все же не показавшим греческих подлинников, которых не предъявляли до сих пор и его наследники. Тогда другой меценат-издатель, Альдо Манучио, обещал по золотой монете за каждое исправление ФИЧИНОВЫХ переводов по пред-ставленному кем бы то ни было оригиналу. Но все же только через 31 год после первого латинского издания венецианский купец Марк Мазур представил в 1512 году будто бы найденные им греческие тексты тех же.самых произведений.
Все выходит так, как если бы хитрый мореплаватель, узпав о запросах издателей, заказал во время своих путешествий в греческие страны 36 грекам перевести на греческий язык (и притом в разных областях) по одному произведению Фичинова сборника и, собрав их, продал их не без выгоды итальянским издателям, как подлинные «Платоновы произведения». Оттого их лингвистические спектры так и разнородны, а ФИЛО СОФИЗМ и манера изложения так напоминают XV век нашей эры и его апперцепционные представления о древнегреческой культуре.
И такова же история открытия греческих подлинников после напечатания их «латинских версий» и у многих других «классических авторов. Как же можно упрекать меня за скептицизм?
На атом я пока и закончу свое применение лингвистических спектров к исследованию древних произведений, ибо у меня нет здесь ни времени, ни места для такого же разбора осталь-ных древних писателей. Но было бы очень желательно, чтоб наши молодые ФИЛОЛОГИ, а особенно историки древней литературы и жизни, обратили внимание на предлагаемый мною метод исследования. Как видит читатель, он существовал в зародыше еще в начале XIX века, но до сих пор не был достаточно разработан, чтоб давать читателю однородные и наглядные результаты при сопоставлении произведений разных авторов или различных возрастов того же самого автора. В своем окончательном виде этот метод еще нов, а потому целесообразное и объективное применение его, как и всего нового, может привести к неожиданно важным результатам.