ЦАРЬ ПЫЛ.

(Фантастический прото-роман о возлюбленном царе.)

Начнем и здесь с наших исторических апперцепции из жизни и деятельности Констанция Рыжего (Хлора) «верховного императора Римской империи», отметив прежде всего, что Констанций (по-испански Constante, по-французски Constant) значит стойкий, то же что и Кесарь ("Чфр) по-еврейски.

Он был,— говорят нам средневековые историки,—с 293 года западным соправителем Диоклетиана, жившего на Востоке. В 298 году он разбил аллеманов при Лангре и Виндонисе. Потом сделался верховным императором на один год (305—306) и умер в 306 году, уступив престол одноименному с ним сыну Константину Великому (оба именп значат по-гречески одно и то же: стойкий, и не различимы по-еврейски, так что в Библии жизнь Константина легко могла быть принята за продолжение жизни Констанция Рыжего, и тогда вместо года царствования у него выйдет 30 лет после смерти Диоклетиана, да и при нем лет десять). Припомним также, что прежде, чем достигнуть единодержавия, он должен был в 312 году (при Юпитере в Стрельце и Сатурне между Стрельцом и Козерогом) завладеть Италией, победив Максенция, а затем еще в 323 году (при Сатурне в Тельце и Юпитере в Раке) победить неподчинившегося ему Люциния.

Двойник Констанция Хлора Гай Юлий Цезарь (т.-е. святой божественный царь),4 апокриФированный в I век до начала нашей эры, был сначала светско-духовным тронным судьей (aedilis curulis) и получил потом звание претора (praetor curulis), что обозначало исповедника, как это видно из сохранившегося до сих пор в итальянском языке слова prete — священник, Французское ргбіге.

Значит, Юлий Цезарь был сначала лицо духовное и притом высшего сана, так как преторы, кроме своего трона (seda curulis), носили еще белую мантию с пурпурной каймой, называвшуюся toga praetexta, и два ликтора несли перед ними, при выходах в городе, пучки розог с топорами, воткнутыми в середине в знак власти карать грешников и преступников, и шесть таких же ликторов предшествовали им при поездках в провинцию.

Итак, Юлий Цезарь, прежде чем стать светским вождем народа, был сначала (как и Моисей) священником (prdtre). Потом он получил звание «Утешителя», console по-итальянски, откуда и произошло потом латинское слово consulus, тогда как у себя на родине, в Италии, это звание и до сих пор имеет смысл простого «утешителя».

Как символ власти утешать перед божественным царем (т.-е. Юлием Цезарем) ходили после возведения в «Утешители» уже не два, а двенадцать ликторов с пучками розог, в которых вставлено двенадцать топоров, вероятно по числу двенадцати народностей империи и по числу двенадцати знаков Зодиака. Соответственно тому, как Констанций Хлор управлял империей в соправительстве с Диоклетианом и Галерием Максимианом,а так и Юлий Цезарь в соправительстве с Помпеем и Крассом.

Соответственно покорению Констанцием Хлором «аллеманов», т.-е. Французских немцев, и Юлий Цезарь покоряет Францию, дважды переходит через Рейн и вступает даже в Британию. При нем же Созиген провозглашает Юлиансвий календарь.

Поссорившись с Помпеем,— говорит нам сказанье,— он разбил его приверженцев в Греции на берегу Эгейского моря, в Испании и в Африке; назначил Клеопатру египетской царицей под главенством Рима, усыповил сына своей сестры Гая Октавиана и, наконец, 15 марта был убит «Скотиной и Дрянью». Но уже самые имена убийц заставляют сомневаться в том, чтоб это были люди, а не звери.

Он также поражает германцев, называемых в Библии готами (ГТ — откуда слово готический стиль), сначала делает своей границей «Миц-Римскую реку», т.-е. теперешнюю реку По в Ломбардии (древний Эридан-Иордан), потом доводит границу до реки Прута (ПРТ), как, вероятно, назывался весь Дунай, а не один его приток, захватив перед этим город Династического Правления (Дармаск — Будапешт или Вену). Семь лет он царствовал в Хеб-Роне и тридцать три—в городе святого Примирения (Вюзе- Везувии).

Рассмотрим же и второй отдел сказаний о нем, составляющий вторую книгу «Знамени Бога». Прежде всего мы находим в ней явно астральное место, где небесные явления вписаны в его биографию.

«— Вступить ли мне в богославный город (в 0вна)1 — спрашивает Марс (символизирующий Давида), подобно Юлию Цезарю, собирающемуся перейти через Рубикон.

«— Вступи,— ответил ему Громовержец.

«— Куда итти?

«— К Друзьям (Близнецам) (II Сам., 2, 1).

«А между тем Отец Света, сын Сияния, начальник войска царя Ада (Сатурна), взял Срамника, 4 сына Ада (созвездие Скорпиона), и воцарил его (как Максенция) в месте Остановок 8 над всеми богоборцами (солнце короновало собою это созвездие в Ная- боре> (Сам.

Произошло сражение между обоими царями с романтическими подробностями (в символе огнемета геминид бывшего тогда 18 ноября юлианского стиля, теперь 10 декабря нового стиля) и с разговорами. Сначала двенадцать юношей вступили друг против друга попарно (в символе Близнецов) и разом вонзили нолей (метеориты) друг другу в бока, а затем богославные воины царя Пыла совершенно разбили богоборцев, потеряв только 20 человек, тогда как богоборцы потеряли 360, по числу градусов в окружности неба (II Сам., 2, 31).

Потом «Возничий и Бороздящий (Телец), военачальники Срамника, вошли в его дом, как бы для покупки пшеницы, во время полуденного зноя, когда он спал, и отсекли ему голову в постели (закатное солнечное затмение в Тельце, как раз под отсеченной головой Медузы, было 6 мая 319 года, при чем солнце в Риме зашло отрезанным луною на 5/б своего диаметра). «Они шли с головою всю ночь и принесли ее (в виде взошедшей головы Медузы) к царю Пылу (в созвездие Овна, дом Марса, взошедшее на рассвете, где был и сам Марс) со словами: «— Вот голова врага, искавшего твоей души.

— Жив Громовержец, спасший мою душу от всех бедствий ! — ответил им царь Пыл. — Но если вестника о смерти царя Ада я умертвил, то еще более поступлю так с людьми, убившими невинного человека в его постели.

«Он приказал своим слугам убить их, отсечь им руки и ноги и повесить у пруда Друзей, а голову Срамника похоронить в гробнице Отца Света» (II, 4, 12).

И вот, — говорит легенда, перескакивая от небесного к символизируемому им земному,— старейшины богоборцев «снова помазали юношу Пыла в цари над всеми двенадцатью богоборческими народами (II, 5, 7). Он шел все дальше и выше, взял еще много наложниц и жен, и бог небесных воинств (планета Марс) шел вместе с ним» (II Самуила, 5, 10).

Мы видим здесь, как царь Пыл, начавшись астрально в виде планеты Марса, начал в этой волшебной сказке превращаться в легендарного земного царя, лишь покровительствуемого этой планетой, в историю которого стали примешиваться детали из биографии жившего в это время латино-эллино-сирийско- египетского императора Константина I, заменившего как во сне во второй книге «Знамени Бога» одноименного с ним Констанция I.

Вот, например, рассказ в духе Мопассана:

«При наступлении нового года (т.-е. в марте, месяцу Марса),— продолжает эта суставчатая легенда,— когда цари выходят на войну, царь Пыл встал под вечер со своего ложа и, прогуливаясь по крыше своего дома, увидел оттуда купающуюся женщину (в символе Венеры среди созвездия Рыб?) очень красивую видом, по имени Светлана из Семи, дочь божьего народа, 8 жену божьего Рассвета. 4 Он послал нарочных привести ее к себе, и спал с нею эту ночь, а потом она возвратилась в свой дом и через несколько времени послала сказать ему:

«— Я беременна» (Венера перешла в созвездие Близнецов).

Как ему было поступить? Ему захотелось устроить так, чтоб Рассвет, его полководец, подумал, что это его собственный ребенок.

Он послал за ним, бывшим в походе, и, расспросив его, когда он явился, о ходе войны, сказал:

«— Ступай теперь к твоей жене и вымой дома ноги».

Но Рассвет не пошел к жене, а переночевал у входа во дворец царя, вместе с его слугами.

«— Разве не с дороги ты пришел ? — сказал ему царь на следующее утро.— Почему же не пошел ты домой?

«— Клянусь твоей жизнью,;— ответил ему Рассвет Громо-вержца,— я не сделаю такого поступка. Могу ли я итти в свой дом, чтоб пить и есть и спать со своею женою, когда богоборцы и богославцы находятся в походных палатках?

«— В таком случае побудь в городе еще и сегодня,— сказал ему царь Пыл.— А завтра утром отправляйся.

«Он пригласил его к своему столу и напоил до-пьяна. Но Рассвет все-таки не пошел к жене, а переночевал со слугами царя».

Как видит читатель, лукавый прием выдать свое дитя от Светланы за ребенка Рассвета не удался. И вот царь Пыл (он же благочестивый Давид) придумывает такой, совсем уже не астральный, способ выйти из своего неловкого по отношению к слуге положения. Он послал с ним же письмо своему главнокомандующему в походе, Богоотцу, в котором написал ему:

«— Поставь его на месте самого жестокого сражения, и потом все отойдите от пего, чтобы он умер».

Так и было сделано, и посланник Богоотца вскоре написал царю Пылу:

«— Мы гнались за твоими врагами до входа в ворота их города, а их стрелки стреляли в нас со стены.

«Так погиб Рассвет, из готов» (поясняет автор, чтоб его иностранное происхождение менее смущало читателя).

«— Передай Богоотцу,—сказал царь Пыл посланнику,—чтоб он не считал этого события бедою. Меч врага пожирает то одного, то другого». «А когда прошло время траура у вдовы Рассвета, царь Пыл велел взять ее в свой дом (Марс лег спать, т.-е. закатился, ¦рядом с Венерою), и она стала его женою» (II Сам., II, 27).

Читатель сам видит, что если здесь купанье красавицы да и самое ее имя «Светлана среди Семи» взяты из астралистики, то все же окончание рассказа очень похоже па то, что делали в таких случаях старинные правители со своими верными слу-гами. Здесь сцепа действия романа как будто переходит с неба на землю, и только по временам снова поднимается на него. Царь Пыл — прежний Марс, а теперь лишь покровительствуемый им Константин I,— начинает представляться не бесстрашным воином, как в первой книге «Знамя Бога», где он списан еще с Констанция I, а типическим лицемером, тайно посылающим, с одной стороны, на убийство преданных ему слуг и явно приказывающим, с другой стороны, казнить тех, кто «осмелился поднять руку на помазанника божия», хотя и злейшего своего врага, и поющий о нем, как дурной актер, плачевную песнь, хотя в глубине души он и не мог не радоваться его исчезновению с житейской сцены.

Однако, на этот раз и Громовержец не похвалил его.

«Пророк по имени Поставленник, — продолжает далее вторая книга «Знамя Бога» (12, 1), — пришел к иему и сказал:

«— В одном городе были два человека — богатый и бедный. У богатого было много овец, а у бедного ничего не было, кроме одной овечки, которую он вырастил со своими детьми. Один кусок она с ним ела, из одной чашки пила, спала на его груди и была ему как дочь. Но к богатому человеку пришел гость, и он пожалел угостить его своими овцами, а взял овечку у бедного человека.

«— Жив Громовержец!—воскликнул, разгневавшись, царь.— Этот человек повинен смерти, а за овцу он должен заплатить четверых.

«—Ты этот человек,—ответил ему Поставленник,—-и потому не отступит меч от твоего дома вовеки. Так говорит Громо-вержец: как ты взял жену Рассвета, так я возьму твоих жен и отдам твоему сопернику, и он будет спать с ними явно, перед солнцем.

«-— Согрешил я перед Громовержцем,— сказал раскаявшийся царь Пыл.

Христос. Т. III. 24

«— За твое раскаянье,— ответил тот,— Громовержец отпускает тебе твой грех. Но сын, родившийся у тебя ,от нее, не-пременно умрет».

Поставленник пошел домой, а дитя тотчас тяжко заболело.

И вот царь Пыл поступает опять очень оригинальным способом :

«Он стал молиться о ребенке, постился, проводил ночи, лежа на голой земле, не хотел встать, несмотря на уговоры. Он ничего не ел, гак что, когда на седьмой день дитя умерло, слуги думали:

«— Как ему сказать? Будет с ним беда!».

Но, увидев, что слуги шепчутся, царь понял в чем дело..

«— Верно умерло дитя ? — спросил он.

«— Умерло.— ответили ему».

И он тотчас встал с земли, умылся, намазался маслом, переменил одежду и пошел помолиться в доме Громовержца, а вернувшись, велел подать себе есть.

«— Что значит, что ты так поступаешь ? — сказали ему слуги. — Когда ребенок был жив, ты постился и плакал, а когда он умер, ты встал поесть.

«— Я думал тогда,— ответил царь Пыл,— что Громовержец помилует меня и оставит дитя в живых. А теперь, когда дитя умерло, зачем мне поститься? Могу ли я возвратить его?

«Он пошел, утешил Светлану Семи, проспал с нею эту ночь, и она родила ему (в символе Юпитера, проходившего через Деву в 320 году) другого сына, которого назвала Миротворец (Соломон, по-библейски). Его возлюбил Громовержец и дал ему через своего пророка Поставленника имя Давидий, т.-е. Возлюбленный Громовержцем1» (II Сам., 12,25).

Так беллетристически родился от чужой жены третий и последний из легендарных обще-богоборческих царей, знаменитый Соломон, которому по легенде суждено было выстроить земной храм богу Громовержцу, а до пего, очевидно, молились под открытым небом.

В то же самое время главнокомандующий Давида «Бої о- отец» взял город язычников, прижитых по легенде Лотом-

Латинянином от одной из его дочерей, и присудил их быть пильщиками, молотобойцами, дровосеками с железными топорами и посылал их в печь для обжигания кирпичей» (II Сам.,

12, 31).

Здесь содержание рассказа характеризует уже такое время его составления, когда выплавливались из руд не только чугун, но и ковкая сталь.

А в семействе царя Пыла произошла в это время новая неприятность, которую трудно объяснить астралистикой.

«Сын царя Пыла — Договор 1 — заманил к себе обманом Пальму, сестру своего брата Успокоителя Людей (Авессалома), изнасиловал ее и тотчас после этого возненавидел ее величайшей ненавистью и сказал:

«— Встань! Иди прочь!

«— Нет повода прогонять меня, — ответила она ему, — и этим увеличивать зло, которое ты причинил мне.

«Но он не хотел ее слушать и, позвавши состоящего при нем служителя, сказал:

«— Выгони, пожалуйста, эту от меня вон и запри за нею дверь.

«Выведенная Пальма посыпала золой свою голову и, разо-драв бывшую на ней длинную одежду, которую носили царские дочери, с громким плачем пошла, положив руки на свою голову. Царь Пыл сильно огорчился, а брат Пальмы Успокоитель Людей не сказал «Договору» ни дурного, ни хорошего, хотя и возненавидел его. Но вот через два года, когда у него стригли овец, он сделал пир и пригласил па него и «Договора», сказав слугам:

«— Смотрите, пожалуйста! Когда развеселится от вина его сердце, убейте его и не бойтесь: я приказываю это! Укрепитесь и будьте храбры.

«Слуги так и сделали, а все остальные царские сыновья вскочили и убежали. Да и сам Успокоитель Людей, отомстив за свою сестру Пальму, убежал в город Мост и пробыл там три года, ожидая времени, когда царь Пыл утешится об умершем сыне и перестанет думать о наказании» (II Сам., 13, 39).

«И вот женщина по имени Порука пришла к царю и пала перед ним лицом на землю.

«— У твоей рабы, — сказала она (подражая фигурировавшему перед этим пророку-Поставленнику),—было два сына. Они поссорнлнсь в поле и некому было их разнять, и вот, один убил другого. Все мои родные восстали на меня, говоря: «выдай братоубийцу, чтоб мы истребили его за душу брата». Но они погасят этим у мепя последний оставшийся уголь и не оставят моему мужу потомства на лице земли.

«— Ступай домой, — сказал ей царь, — и пусть приведут ко мне того, кто говорит против тебя. Жив Громовержец! Не упадет и волос с головы твоего сына».

А женщина сказала ему:

«— Бели ты так думаешь, то почему же не возвращаешь и своего изгнанника?

«— Не действует ли в этом деле через тебя друг моего сына, Божий-Отец? — спросил ее царь Пыл, зная, что его полководец близок с Успокоителем Людей.

«— Точно так. Он вложил эти слова в мои уста, — ответила она. — Я вижу, что государь мой мудр, как ангел божий, и знает все, что происходит в стране.

«Тогда царь Пыл возвратил своего сына (в символе Юпитера, мимо которого прошел Марс в 304 году в Тельце) и, поцеловав, позволил ему жить как прежде».

Но тут вышло нечто непредвиденное.

Возвращенный Успокоитель Людей «завел себе колесницы с конями и пятьюдесятью скороходами». Он вставал рано, становился у входа в городские ворота, расспрашивая о делах всякого приходившего с жалобой к царю, и «успокаивал» его довольно оригинально.

«— Ты правильно говоришь, — прибавлял он в конце, — но некому выслушать тебя у царя. Ах, кто поставит меня судьею В ЭТОЙ земле, чтобы всякий, имеющий тяжбу или жалобу, приходил ко мне, и я оказывал бы ему справедливость!

«И если кто хотел поклониться ему, он подхватывал его рукой и целовал. Так он привлек к себе сердца богоборцев» (II Сам. 14,6).

«Потом он (через год) сказал царю:

«— Позволь мне пойти к «Товарищам» и исполнить там мой обет Громовержцу.

«— Иди с миром, — ответил царь.

Успокоитель Людей ушел (т.-е. перешел в Близнецы, kak было 6.305 году) и послал лазутчиков во все двенадцать народов Богоборца сказать:

«— Когда услышите звук трубы (в символе кометы или луны в новолуние), объявите: воцарился Успокоитель Людей.

«И вот один вестник пришел к царю Пылу и передал, что сердца богоборцев обратились к его сыну.

«— Встанем и убежим! — сказал царь своим слугам в Городе Святого Примирения. — Иначе нам не спастись».

Он вышел пешком со всеми своими сторонниками, оставивши только десять своих жен-наложниц в отдаленном доме (мелких звездочек в «Яслях» Рака?) для хранения своего дворца. При нем были воины из критян и скороходов, а впереди шестьсот человек готов.8

«— Для чего ты идешь с намп?»—сказал он предводителю их, готу Плугу (в символе Возничего?). — Возвратись и останься с новым царем, потому что ты иностранец. Ты можешь даже итти к себе на родину. Ты только вчера пришел, и могу ли я сегодня утруждать тебя итти с нами?

«— Шив Громовержец и государь, мой царь! — ответил Плуг. — Куда бы ты ни пошел, на жизнь или на смерть, там буду и я, твой слуга.

«Все местные жители и все прохожие плакали (в символе Плеяд ?) громким голосом, когда царь переходил Мутный Поток по пути к степи» (15, 23).

«Но когда они дошли до места Испытаний, оттуда вышел человек из родных царя Ада, по имени Подслушник (созвездие Малого Пса?), который начал ругать его.

«— Прочь, прочь, кровожадный, негодный человек! — говорил он. — Громовержец обратил теперь на твою голову всю кровь дома Ада, вместо которого ты воцарился! Он отдает тебя в руки твоего сына! Вот тебе за злобу и кровожадность!

«— Зачем ругает этот дохлый Пес моего государя? — сказал дарю «Спасатель», сын Теснины Громовержца (Орион),— позволь мне пойти и снять ему голову. 6

«— Пусть ругается,.— ответил ему царь Пыл,—может- быть, это велел ему Громовержец. Вот и сын мой посягает на мою жизнь. Тем более это может делать человек из рода Сына Смерти».

И он пошел по склону горы далее, а Подслушник шел рядом, проклиная и бросая в него сбоку камнями и осыпая пылью.

Между тем, Успокоитель Людей вошел в Город Святого Примирения вместе со своими советниками — одпим Бессмысленным и другим Чутким, тайным соглядатаем, подосланным к нему царем Пылом.

«— Войди к наложницам твоего отца, которых он оставил для присмотра, — сказал Бессмысленный. — Когда услышат богоборцы, что, благодаря такому делу, ты стал смертельно ненавистен для твоего отца, тогда они успокоятся, и окрепиут руки тех, кто идет за тобою!

«И вот слуги Успокоителя Людей раскинули для него палатку на кровле того дома, и он вошел в нее к наложницам своего отца перед глазами всех богоборцев, потому что советы, какие давал в то время Бессмысленный, считались как бы изречениями самого Громовержца» (И Сам., 16, 23).

«— Позволь мне выбрать 12 ООО ратников, — сказал после этого Бессмысленный. — Я погонюсь за твоим отцом ночью и наведу на него такой страх, что разбежится весь его народ. Но я поражу только его одного, и тогда весь народ успокоится».

Этот совет был правилен в глазах всех богоборческих старейшин. Однако, Успокоитель Людей сказал:

«— Позовите еще, пожалуйста, Чуткого, чтоб нам послушать, что скажет и он.

«— Не хорош на этот раз совет Брата Бессмыслия,— ответил тот (тайно подосланный царем Пылом). — Ты знаешь своего отца и его ратников. Они храбры и притом озлоблены, как медведица, свирепствующая в поле из-за отнятых у нее детей. К тому же отец твой опытный воин и скрывается в каком-нибудь ущельи. Тогда и самый храбрый, у которого сердце как у льва, растеряется перед ним. Я советую тебе непременно собрать всех богоборцев в таком множестве, как песок у моря, и самому итти в сражение. Тогда мы наступим на него, как падает роса на землю, и не оставим в живых ни его, и никого из его людей.

«— Совет Чуткого лучше совета Бессмысленного, — сказали богоборцы».

А Громовержец уже определил разрушить хороший совет Бессмысленного и навести беду на сына царя Пыла.

Как раз в это время у источника Регула стояли Богодар и Светоч, соглядатаи царя Пыла. Их увидел один юноша и дал звать Успокоителю Людей. Но когда его посланные отправились за ними, соглядатаи спустились в колодец во дворе одного жителя в месте Испытаний, а его жена разостлала покрывало над устьем колодца и еще насыпала на него крупы, чтоб не было подозрительно.

«— Где Богоданный и Брат Света? — спросили ее посланцы Успокоителя.

«— Отправились далее за водоем, — сказала она.»

Они поискали их там, но не нашли и возвратились ни с чем в Город Святого Примирения. А те вышли из колодца и уведомили обо всем царя Пыла. Он переправился тогда за Реку Нисходящих еще до рассвета и не осталось из его слуг ни одного не перешедшего. А бессмысленный советник, увидев, что не исполняется его совет, оседлал осла, отправился домой и, сделав завещание, повесился» (II Сам., 17, 23).

«Царь Пыл осмотрел людей, которые были с ним, поставил над ними полководцев и ротных и выступил в поле против богоборцев. Сражение произошло в АФ-РИМСКОМ лесу, богоборцы были разбиты богославными в великом поражении. Их пало двадцать тысяч, и больше народа поглотил лес, чем меч. Успокоитель Людей встретился на лошаке со слугами царя Пыла, и когда лошак вбежал под ветви большого дуба, его волосы зацепилась за ветви, и он повис между небом и землею, а лошак убежал дальше» (II Сам., 18, 10).

«— Я видел, что Успокоитель Людей висит на дубе,— сказал Божьему Отцу один из его людей.

«— Зачем же ты не поразил его и не сбросил на землю? Я дал бы тебе за это десять сребренников и один пояс.

— «Хотя бы я получил в мою руку тысячу сребренников, я и тогда не поднял бы моей руки на сына царя, ибо мы слышали, как он говорил: «пощадите мне юношу Успокоителя».

«— Не стану тратить время на разговоры с тобою, — ответил ему Божий Отец и, взяв в свои руки три стрелы, вонзил их в сердце Успокоителя Людей, когда тот был еще в живых под ветвями дуба.

«Он затрубил в трубу, и его народ перестал преследовать богоборцев. А Успокоителя бросили в лесу в глубокую яму и нагромоздили над ним очень большую груду камней. Божий Отец сказал одному ЭФиопу:

«— Ступай и донеси царю о том, что ты видел.

«Тот поклонился и побежал.

«— Добрую весть приношу тебе сегодня государь,— сказал он. — Громовержец наказал всех восставших на тебя!

«— А благополучен ли юноша Успокоитель? — спросил тот.

«— Пусть сбудется со всеми врагами моего государя, что сбылось с ним, — ответил посланный».

Царь Пыл ушел в свою горницу и стал горько плакать.

«— Сын мой, Успокоитель! Сын мой, сын мой, Успокоитель! Кто дал бы мне умереть вместо тебя!

«Божий отец» пришел к нему, наконец, сам в дом.

«— Посрамил ты сегодня спасших твою душу, и души твоих сыновей и дочерей, и жен, и наложниц! Ты любишь ненавидящих тебя и ненавидишь любящих. Теперь я знаю, что еслиб все мы умерли сегодня, а сын твой был бы жив, то это лучше было бы для тебя! Быйди и скажи что-нибудь приятное для сердца твоих слуг, иначе, клянусь Громовержцем, что в эту ночь не останется при тебе ни одного человека!» (II Сам., 19, 8). Эта угроза подействовала на царя Пыла. Он вышел к воротам и «склонил к себе своими словами сердца всех богославных воинов, до одного человека. Когда он подошел к Реке Нисхо- дящих, то и Подслушник, ругавший его, поспешил выйти ему навстречу. Он пал перед ним на землю и сказал:

«— Да не вменит мне государь в преступление то, в чем я провинился, да не примет этого к своему сердцу! Я, раб твой, сам знаю, как согрешил! И вот сегодня я первый пришел встретить моего царя и государя!

«— Ужели он не будет умерщвлен за то, что проклинал помазанника божиа?—спросил царя Божий Отец, его полководец».

Но царь Пыл ему ответил:

«— Что тебе за дело до меня? Можно ли сегодня умерщвлять кого-нибудь среди богоборцев? Разве я не знаю, что теперь я царствую над ними?

«— Ты не умрешь при моей жизни, — ответил он Под- слушнику» (II Сам., 19, 24).

А потом, как увидим далее, он лукаво завещал своему наследнику убить его вместе с Божиим Отцом тотчас же после своей смерти.

«Придя в свой дом, царь Пыл взял десять своих жен- оаложнпц, к которым вошел его непокорный сын, и поместил их в дом под стражу. Там они и были заключены до дня своей смерти, живя как вдовы» (20, 3).

А далее автор — не только наивно думающий, что все это было очень хорошо сделано, но также и нисколько не сомневающийся, что восстание народа легко произвести, если только у вас есть в руках труба, продолжает:

«И вот случилось, что один негодный человек, по имени Сытый, сын Верблюжника, затрубил в трубу и сказал:

«— Нет нам дела до царя Пыла, нет дела до сына Спасателя! Ступайте, богоборцы, каждый в свой шатер!

«И разошлись все богоборцы, а при царе остались только богославцы» (20, 1).

«Тогда ратники царя Пыла из критян и все храбрецы его пошли преследовать Сытого, прошедшего уже через все колена богоборцев, и осадили его в твердыне Дома тисков. Они насыпали вал перед городской стеной и стали уже ломать ее, чтобы она обрушилась. Но одна разумная женщина закричала им из города:

«— Послушайте! Послушайте! Скажите, пожалуйста, Божьему Отцу, чтобы пришел сюда поговорить со мною.

«— Ты ли Божий Отец? — спросила она, когда тот подошел. «— Я.

«— Выслушай слова твоей рабыни.

«— Готов слушать! — ответил он.

«— Прежде всего тебе надлежало бы войти в переговоры. Здесь много верных богоборцев, а ты хочешь разрушить одну из главных богоборческих крепостей. Для чего тебе истреблять наследие Громовержца?

к— Очень противно, очень противно мне делать это!— ответил Божий Отец. — Но некто Сытый поднял руку против царя. Выдайте его, и я отступлю.

«— Его голова будет выброшена тебе через стену, — ответила она, и пошла с этой разумной речью ко всем жителям крепости.

«Они тотчас отсекли голову Сытому и сбросили Божьему Отцу. Он затрубил в трубу, и все разошлись по своим домам» (II, 20, 21).

Так оканчивается легенда о возмущении богоборцев против их царя Пыла. Я ее перевел почти дословно, изложив содер-жание лишь современным, а не архаическим слогом церковных переводов, и опять спрашиваю читателя:

Неужели считаете вы все это за протокол действительных событий, при чем автор знает даже и то, что «разумная женщина», обращаясь к полководцу царя Пыла, употребила еврейскую частичку вежливости НА, которую я перевел словом пожалуйста. Неужели кто-то, действительно, скакал на лошади с карандашом в руках, как современный военный корреспондент, на место, где висел мятежный сын царя Пыла, запутавшись волосами (ох!) в ветвях дуба, и неужели этот корреспондент слышал спор Божьего Отца с его воином о том, убивать ли сына царева или нет? Неужели он же прискакал потом и в столицу царя Пыла и запротоколировал на месте, как тот голосил: «Сын мой, Успокоитель! сын мой, Успокоитель!»

Пытаясь найти астральные корни этого иначе совершенно нелепого рассказа, я не нашел ничего подходящего при жизни Константина, но, допустив, что отдельные сказания перемешаны здесь не в хронологическом порядке, я сделал гипотезу, не представляет ли вся эта, дикая по внешности, история описания астральных явлений 305 года, когда Констанций Хлор — он же Юлий Цезарь — был единовластным императором, и результат моих изысканий получился удовлетворительный. От сентября 305 года по май 306 года Юпитер в Близнецах все время гонялся за Марсом (символом царя Пыла) взад и вперед, и только в мае месяце Марс убежал от него совсем, а Юпите𠦫сгорел» после ЭТОГО в огне вечерней зари. Уже усопший в это время царь Ад (Сатурн) ходил в 305 году взад и вперед по Весам над протянутой под ними клешней Скорпиона. А в дополнение ко всему, 26 сентября 305 юлианского года был огнемет Орионид, направленный как раз на Марса и Юпитера в Близ-нецах (теперь 18 октября нового стиля), и Орион же обстреливал одновременно с ними и комету 305 года. Когда солнце в сентябре перешло из Льва в Деву, комета прошла, — по китайским летописям Ше-Ке и Ма-Туань-Линь, — обратным движением из Льва, через Рака и Близнецов, в Тельца и была по утрам видна у Плеяд прямо под Персеем и Головой Медузы. Если считать Ориона—богоотцом, полководцем царя Пыла; Юпитера—Успокоителем, сыном царя Пыла; Меркурия и Венеру—соглядатаями: «Разумную женщину» — Андромедой; если считать, кроме того, Малого Пса (Прокиона), все время лаявшего на Марса, бегавшего взад и вперед от Юпитера, за Подслушника; голову Медузы—за голову возмутителя «Сытого»; роговидную луну под ним за Трубный рог, а сеть небесных координат за ветви леса, в которых запутались волосы прпнца-Успокоителя, то выходит довольно хорошо. Однако, я вполне готов допустить, что корни многих сцен этого Фантастического прото-романа находятся и не на небе, а в каких-либо земных событиях, и что автор скомбинировал их подобно тому, как и всякий романист черпает материалы для своего рассказа из обычных житейских событий. Я здесь утверждаю только, что корни ЭТИ сборные, что все жизненные детали, примешанные к астральным, взяты из жизни многих лиц и только представлены гиперболически сгруппированными около одного имени. Это не история, и не биография, и не материалы для них.

Просмотрим же с ЭТОЙ точки зрения и дальнейшие сообщения разбираемого нами теперь первичного романа.

«Был голод, — продолжает автор, — три года. Царь Пыл спросил (наконец-то!) Громовержца о причинах.

«— Это за царя Ада и его кровожадную династию,—ответил ему Громовержец,— За то, что тот умертвил (II Сам., 21, 1) живущих на Высоте (в конце жизни Константина 5 декабря 336 года луна, при Сатурне в Скорпионе, зашла в Близнецах под землю б глубоком, сверхполном затмении (46"0) в Италии и Греции в 5 часов 25 минут от Гринвичской полуночи).

«— чт0 мне сделать для вас, — спросил царь Пыл Холм- цев, —чтобы вы благословили меня, наследие Громовержца?

— «Мы не ищем ни серебра, ни золота с царя Ада и его дома, — сказали они, — но выдаё нам семь человек из его потомков и мы растычем их перед Громовержцем.

«— Выдам! — ответил царь Пыл».

Он взял двух сыновей Огненной Полосы (зари), дочери Поморья и пять Сыновей Реки Океана, дочери Ада, и отдал их Холмцам (Близнецам), а те растыкали их всех вместе на горе перед Громовержцем в начале жатвы ячменя.

Умилостивился тогда Громовержец над землею, но после этого началась война у пришельцев с богоборцами. Царь Пыл (в виде Марса) утомился во время сражения, и на него напал великан (вероятно, огромный ліетеорит), сын готской исполинки, по имени Поселенец, опоясапный новым мечом, и копье у него весило триста сиклей меди. Но Спасатель подошел к царю и убил пришельца (И Сам., 21, 14). Потом были убиты в разных местах еще трое детей той же исполинки (метеориты), у одного из которых ((чрезмерного роста было по шести паль- цев на руках и ногах, всего двадцать четыре пальца* (II Сам., 21, 20).

А царь Пыл, освобожденный, таким образом, от всех своих врагов взял да и запел (вместо того, чтоб поблагодарить своего «Спасателя») нечто совсем неподходящее к делу:

Окружили меня смертоносные волны.

Устрашил меня поток злодеев.

Узы ада объяли меня,

Сети смерти разостлались передо мною,

Но я воскликнул к моему богу,

И он услышал мой голос из своего храма.

Дрогнула и потряслась земля,

И поколебались основания небес.

Поднялся дым от его гнева

И огонь из его уст.

Запылали от него горящие угли,

Он наклонил небеса и сошел на облаке.

Сел на колесницу и полетел;

Явился на крыльях ветра.

Покрыл себя мраком, как крышей,

Обложил себя громадами вод в облаках небесных.

Загремел с неба Громовержец,

Всевышний подал свой голос.

Он послал свои стрелы и рассеял моих врагов,

И привел их в смятенье молниями.

Открылась постель моря

И обнажились основания вселенной

От дуновенья его гнева.

Он простер с высоты руку

II извлек меня из бездны вод.

Он избавил меня от моего могучего врага

И от ненавистников моих,

Хотя они и были сильнее меня.

За это я славословлю тебя, Громовержец,

Воспеваю твое имя, о, спасающий своего царя

И творящий милость твоему помазаннику

И его потомству вовеки (II Сам,, 22, 1 — 534

Окончив петь, царь Пыл, повидимому, пришел, наконец, к сознанию действительности и сказал начальнику своих войск .

а— Пройди-ка по всем областям богоборца от Судного Места до Колодца Семи и сосчитай жителей.

«— Да прибавит тебе бог, — ответил ему тот, — во сто раз больше народу, чем есть. Но для чего, мой государь, делать такое дело?»

Но царь не хотел даже и слушать его. Военачальник пошел считать, и оказалось «у богоборцев 800 тысяч человек, а у богославных 500 тысяч, способных владеть мечом».

Вот, наконец, место, которое приходится признать уже не За роман, а за исторический Факт. Дело идет о цервой известной в истории переписи народа, произведенной одним из его царей, как я об этом уже имел случай упоминать во втором томе «Христа». Нет ли какой-либо возможности определить, какой из земных монархов первый это сделал и когда?

Оказывается, что есть. Во второй книге «Божие Знамя» (Сам., 11, 24), по которой мы до сих пор следили за царем Пылом, п в скопированной с него, отчасти с дополнениями, а отчасти с сокращениями, первой части первой книги «Затерянных Дел» (по-гречески Паралипоменон) говорится по этому поводу нечто очень характерное и для евангелий.

Чтобы выяснить значение этого события, я обращу прежде всего внимание читателя, что всенародная перепись требует уже высоко-организованной администрации государства. А в Библии она упоминается несколько раз. Когда же она была впервые?

Прежде всего в евангелии Луки говорится, что во время рождения «Христа» вышло повеление от Цезаря Августа (т.-е. «Октавиана Августа», которого мы в первой книге уже признали за апокрифический двойник Константина святого) сделать перепись по всей земле. А затем прибавляется еще, «что это была первая перепись, когда Квириней был правителем Сирии».

Затем в пророчестве «Грядущая свобода» (Исапя) мы читаем в связи с извержением Везувия:

«Устрашились грешники на Столбной горе. Трепет овладел нечестивыми.

«— Кто из нас, — говорят они, — может жить при пожирающем огне? Кто из нас может жить при вечном пламени?

«— Только тот, кто ходит в правде и говорит истину!.. Сердце его будет только вспоминать об ужасах. Где делавший перепись? Где весивший дань? Где осматривающий башни?» (Ис., 33, 18).

Значит, перепись и извержение вулкана здесь ставятся в связь друг с другом, а в первой книге «Христа» я уже доказал, что книга «Иса-ия» писана в У веке нашей эры.

А вот в Деяниях Апостолов упоминание и о бунте во время переписи:

— «Во время этой переписи,— сказал «Божий Верблюд» — явился богославед (иудей) из Галилеи и увлек за собою много народа, но он погиб, и все, слушавшиеся его, рассеялись» (Деян., 5, 37).

А вот и лекарство от моровой язвы, назначенной в наказание за перепись, в книге Исход:

«Так сказал Гроиовержед Моисею (которого мы уже отожествили с Диоклетианом, соправителем Констапдия Хлора и Константина I):

«При переписи пусть каждый даст Громовержду полсикля выкупа за свою душу, и тогда он не погибнет от назначенной за нее губительной язвы» (Исх., 30, 12 —13).

Все это совершенно понятно с этно-психологической точки зрения. Мы знаем, что перепись всегда была неприятна мало-культурным народа^. Толпа никогда не могла себе представить, чтобы кому бы то ни было из ее властелинов захотелось перечислять ее иначе, как с какой-то своекорыстной делью. А такая дель для нее всегда казалась очевидной: «переписывают для того, чтобы знать, сколько пароду обложить налогами», а в соответствии с этим легко прививалась и усваивалась массами идея, что это дело греховное, неприятное богу Громовержду.

А умы, настроенные так, охотно готовы были воспользоваться для подтверждения своего мнения первым стихийным поводом или небесным знамением, как выражением гнева бога на даря за такой грех.

Это мы и видим в рассматриваемой нами теперь легенде о даре Пыле (Давиде). В ней есть деталь, которая дает нам счастливую возможность определить не только небесные, но и земные источники происхождения исследуемого нами теперь прото-романа о пем, а также позволяет точнее определить его время и исторических личностей, с которых списаны деятели его легендаризироваиной биографии.

Я воспользуюсь для этого 21 главой I книги «Забытых Дел» (I Парал., 21).

«Сатана восстал на богоборцев к побудил царя Пыла (Давида) сделать перепись. И пошел Божий Отец (Иоав) и обошел всех богоборцев. Он возвратился в Город Святого Примирения и подал царю список народной переписи. Всех богоборцев было миллион и 100 тысяч, способных владеть мечом, а богослав- ных, обнажающих меч, 470 тысяч» (I Парал., 21, 5).

Мы видим здесь некоторое несогласие с числовыми данными, приведенными в книге «Знамя Бога» (II Сам., 24, 9). Мы видим: что здесь богоборцев, способных владеть мечом, указано 1 миллион 100 тысяч, а там только 800 тысяч, а таких же богославных здесь 470 тысяч, тогда как в «Знамеии Бога» 500 тысяч, без духовенства и монахов. Но в среднем числа довольно сходны, и потому мы можем серьезно отнестись и к другим деталям, сопровождавшим это событие и приводимым в последующих строках обеих книг, часто в тех же самых выражениях.

«Нехорошо было это дело в глазах Громовержца, — говорит автор, — и он поразил богоборцев».

Явился царю Пылу провозеестпиком «Юпитер», как увидим далее, в Стрельце, и возвестил ему (этим сочетанием):

«Выбирай себе одно из трех: или три года голода, или три месяца ты будешь тесним своими врагами, и Опустошитель (Везувий) будет настигать тебя, или Опустошитель будет действовать лишь три дня, но зато моровая язва будет свирепствовать на земле, и вестник Громовержца (МЛАХ — комета) будет истреблять людей во всех областях богоборца».

Понятно, что царю Пылу менее всего понравилось три месяца бегать от человеческих врагов и настигающего Везувия, и он сказал:

«— Пусть лучше попаду я в руки Громовержца.

«И вот навел Громовержец моровую язву на богоборцев, и умерло их 70 000 человек. Он направил своего посланника в его столицу Город святого Примирения (Иеру-Салим), чтобы истребить его (извержением), но потом пожалел город и сказал своєму посланнику — Опустошителю, когда тот заслонял уже собой гумно Вместилища Смерти у Подирающего Ногою (т.-е. кратер):

а —¦ Опусти твою руку!»

Царь Пыл поднял в это время свои глаза и увидел Посланника Громовержца, стоящего (рис. 55) между небом и землею, и меч (Опустошителя) был обнажен в его руке и простерт над

городом. Он упал на свое лицо вместе со старейшинами и возопил к Громовержцу:

« — Не я ли одип велел исчислить народ? Не я ли один сделал зло? Чем же виноваты эти овцы? Да будет рука твоя да мне и на доме моего отца, а не на твоем народе!

«И вот Послапник Громовержца сказал Юпитеру:

« — Передай царю, чтобы он поставил Жертвенник Громовержцу на поле Вместилища Смерти у Попирающего Ногами (Юпитер был над Жертвенником в 299, 341 и 323 годах).

«Вместилище Смерти молотил тогда на своем гумне и (после этого) скрылся с четырьмя его сыновьями.

и _ Отдай мне место под твоим гумном! — сказал ему царь Пыл. — Я устрою на нем Жертвенник Громовержцу, чтобы прекратилось истребление народа!

« — Делай все, что тебе угодно, — ответил Вместилище Смерти. — Вот я отдаю и волов во всесожжение, и молотила на дрова, и пшеницу в жертву. Отдаю все.

« — Не буду приносить даровой жертвы, — ответил ему царь и отдал Вместилищу Смерти (вероятно, бросил в кратер) 600 сиклей золота.

«Он соорудил там Жертвенник Громовержцу, и Громовержец ответил огнем с неба на жертвенник всесожжения и повелел своему Посланнику вложить меч в ножны» (I Парал., 21 и 11—27).

После этого царь Пыл начал заготовлять, по словам летописи, материалы для построения храма богам, но, будто бы, не

успел и завещал окончить своему сыну царю-Миротворцу.

* * *

Остановимся немного и на только-что рассказанных поразительных событиях.

Из содержания последней легенды мы видим, что Юпитер был над Жертвенником и в то же время на небе появилась комета, почти одновременно с извержением Везувия, как-будто еще не очень сильным (так как рассказы о том, что он совершенно молчал сотнп лет до уничтожения им Помпеи, едва ли могут считаться достоверными).

Время извержения мы, конечно, не можем определить астрономически, но кометы того времени нам хорошо известны по астрономическим записям, передававшимся от поколения к поколению много точнее исторических.

И вот, пересматривая их по кометографии Любннецкого, мы находим только одну подходящую:

«В 324 году (другие читают в 323-м), — пишет Любинед- кий в 1681 году, — была комета в знаке Девы. За этим последовала ужасная война между Константином Великим и Лидинием (очень похожая на войну даря Пыла со своим сыном Успокоителем), в которой Константин победил Лидиния, при чем сражению предшествовали в воздухе ужасные знамения, повидимому, огненные, и был осужден (наоборот: только утвержден!) догмат Ария 118-ю епископами, собравшимися в Победном городе стремительно низвергнутой (Вифинской) области. Потом произошла тяжелая война между свевамп и тюрингами, а на бого- перевернутую землю (Киликию) - и Сирию свирепо напали чума и голод, а христиане (опять анахронизм!) жестоко и сурово преследовались нечестивыми (по Рокенбахию)».

«И Экстормий, — продолжает Любпнедкий, — отмечает по Герлицию эту комету в знаке Девы. Альстедт полагает, что время ее появления было в 323 г., и говорит, что пагубному учению Ария предшествовали разнообразные кометы. Таким образом, мы видим гибельные учения, возникшие перед появлением этой кометы, видим сражения в домах и на площадях.

«Послушаем же об этом и мудро судящего Эвтропия. Он говорит:

«—Константин, великий муж, совершающий все, что задумал, и вместе с тем стремящийся к мировому владычеству, объявил войну Лидиншо, хотя между ними были и дружба, и родство, ибо сестра его, Констандия, была замужем за Лидинием. Между ними, однако, происходит под-ряд несколько войн, и мир то восстановляется, то нарушается. Лидиний, побежден-ный в последнем морском и сухопутном сражении при Нпкоми- дии, сдался и, вопреки святости присяги (данной ему Константином), не офидиально был убит в Фессалониках» (кн. 19).

«То же утверждает Сабеллик в восьмой книге, и то же указывает Виктор, то же отмечает и Сигоний в третьей книге об убиении императора. Постоянно указывает на это и Зосим, осуждающий обычное вероломство Константина» (кн. 2). «Но возвратимся к Рокенбахию. Он относит • Никейский собор, который осудил (т.-е. установил по нашим определен ниям) в 325 г. (327) достойный проклятия арианский догмат, не знаю почему, к периоду между печальными появлениями комет. Однако, если бы собор захотел определить ясно и точно их время, то имел бы возможность сделать ЭТО и яснее, и точнее Рокенбахия. Я пойду и далее по стопам Функция, которому обыкновенно следует Рокенбахий. В 332 году Константин Великий приказал строить по всем городам империи священниче-ские храмы, и священнослужителям их выдавать государственное содержание. Потом, как полагает Функций, а затем и Сигоний, и Кальвизий (мнение коих подтверждает и расчет Петавия и Гельвеция), в 328 году император положил основание стенам и законам Византии, освятил их торжественным богослужением, назвал город по своему имени Константинополем. Затем, в 334 г., как полагает Функций, внутренние обитатели Индии, а в 335 г. пберийцы и армяне приняли священническую (арианскую) религию.

«Но чума и голод и преследование посвященных в Персии относятся к 336 году и, отделенные двенадцатью годами от появления ЭТОЙ кометы, относиться к ней не могут.

«Однако, если обратиться к Сигонию, то он даст нам указание на более близкие к тем событиям появления комет. Например, на пятилетнюю комету Цезас-ов (Константина Младшею и Констанция II) в 330 году, весьма благоприятную для них и доставившую им победу над напавшими на них готами и мир, заключенный ими в 332 году, и на другие кометы, о которых я умолчу».

В этом описании, как мы видим, имеются налицо все три альтернативы, предложенные возлюбленному царю «Юпитером», который должен был проходить еще несколько месяцев как раз в «угрожающем войною» созвездии Стрельца, недалеко от «несущего мировые поветрия» Скорпиона, откуда явилась комета, тогда как зловещий Сатурн выходил вон из несущего плодородие и богатство Тельца, чтобы, три года восходя все выше и выше, повернуть обратно на юг в Раке.

Тут небо, по древним представлениям, действительно предлагало па выбор или поражение на несколько месяцев, или трех-летний голод, или непродолжительную моровую язву.

Тут же мы видим и результаты этого небесного явления, ио только не в фотографическом снимке, а в христианской апперцепции средних веков, навязавшей тому времени целый ряд событий, происходивших много позднее. Таково осуждение ариан на соборе в Победном городе (Никее) и возвеличение поклонников Иисуса, который в то время только-что родился на свет в виде Василия Великого.

Здесь мы опять видим, как царь Пыл, или по-еврейски Давид, начавшись астрально в виде планеты Марса, постепенно сошел на землю и превратился в легенде в смесь двух латино- эллино-сирийско-египетских императоров — Констанция 1 и Кон-стантина I, основателя до-Иисусовского христианства, так как христианство первоначально значило просто: освященство.

Итак, царь Пыл (или Возлюбленный, иди Давид) есть леген- даризированный Констанций Хлор, к которому прибавлен, повидимому, в виду непродолжительности его царствования, и Константин I, что тем более легко можно было сделать, что и Констанций, и Константин значат одно и то же: стойкий, а разница их греческих окончаний совершенно теряется на еврейском языке. Библейские ивусы или, вернее, и-вюсы (по церковному иевуссеи),1 первоначальные поклонники Jovis'a, и оказываются итальянцами. Их до-Коистантинопольская столица по-библейски называлась И-вюс, а по-гречески, вероятно, Вюза 1 (Вbaa), леген-дарным основателем которой считался Вюсант (Byzantus), сын бога морей Посейдона, глава Переселенцев (по-еврейски ФИЛИСТИМЛЯН) из Ми лета. Но это никак не город, будто бы стоявший на месте Константинополя еще чуть пе в ледниковую эпоху, а город в окрестностях Вюзы, каково, вероятно, было первоначальное имя Везувия.

Легенда о возлюбленном царе Пыле (Давиде) спустилась окончательно на землю, но не в турецкий захолустный городок Эль-Кудс, куда сослали его средневековые проповедники Крестовых походов, а туда, куда и следовало по геофизическим соображениям для создания теократической империи: в окрестности самого страшного из европейских вулканов.

Вот как описывается в книге Паралипоменон (гл. 13) всеобщий собор духовенства, устроенный царем Пылом в своей столице, которую греческие авторы называют ((Победным Городом» (Никеей) и относят к 325 году нашей эры, при чем «Кикею» по геофизическим соображениям приходится признать за греческое название Помпеи.

((Посоветовался царь со своими полководцами, ротными и другими вождями и сказал:

(( — Если это вам угодно и приятно нашему богу, пошлем по всем богоборческим землям, к настоятелям (священникам) и диаконам (левитам) и к прочим нашим собратьям в города их округов, чтобы они к нам съехались на собор, и перенесем к себе жертвенник нашего бога, к которому мы не обращались во дни царя Ада.

((—Да будет так! — сказали приглашенные». И собрал царь Пыл всех богоборцев от Миц-Римского Черного до Курдюка,3 и все они пошли в Капитолий город Святилища — город господа,— что в стране богославия, чтобы перенести оттуда Жертвенник Громовержца. Они повезли его на новой колеснице из дома Содействователя, а Сильный и Божий-брат сопровождали колесницу. Все богоборцы ликовали изо всей силы перед лицом Громовержца с пением и игрою на цитрах, тимпанах, цимбалах и трубах. А когда подошли к Полю Гибели, «Сильный)) протянул свою руку, чтобы поддержать жертвенник, так как волы наклонили его, но Громовержец раз-гневался на него за это и поразил его на смерть (очевидно* молнией налетевшей грозы). Царь Пыл сильно опечалился и назвал это место Поражением Сильного. Так оно и называется до настоящего времени.

«Не принесу я к себе Жертвенник Громовержца,— сказал он,— и направил его не в свой город, а к дому гота, слуги Рима (Эдома), у которого он и оставался три месяца, принося ему благословение» (I Паралипоменон, 13, 14).

Узнав об этом, царь Пыл успокоился и перенес Жертвенник в свой город. «Одетый в льняную рубашку, он прыгал и скакал при этом под радостные восклицания и трубные звуки спутников. Его жена, дочь царя Ада, увидев, как прыгает он перед Громовержцем, почувствовала к нему презрение в своем сердце и, когда он возвратился домой, сказала:

«Как славно вел себя сегодня царь богоборцев! Выставлял себя напоказ рабыням слуг своих, как какой-то плясун!

«Это я веселился перед Громовержцем,— ответил ей царь Пыл,— потому что он предпочел меня твоему отцу и назначил вождем над своим народом.

«И не было за это детей у нее до дня ее смерти» (6, 23).

Тут мы и закончим наш критический разбор библейского романа о царе Пыле. Сообщение о последних днях его жизни относится уже к другому литературному произведению средневековья, к прото-роману о царе - Миротворце, которым мы и займемся далее.

Ничего годного для реальной истории народов в нем нет, кроме его самого, как продукта умственного творчества средних веков.

Восстанавливать по нему детальную жизнь и деятельность каких-либо реальных личностей так же бесполезно, как выяснить и «реальную личность» находившегося с ним в постоянных сношениях бога Громовержца. Но этот прото-роман "очень важен для того, кто захотел бы установить по нему и по другим, ему подобным, историю общечеловеческой средневековой литературы.