ФОНЕТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ЮЖНОРУССКИХ ГОВОРОВ ТВЕРСКОЙ ОБЛАСТИ (К ПРОБЛЕМЕ ДИНАМИКИ ДИАЛЕКТА)
Тверская область в силу своего географического положения (близость к Москве) и исторически сложившихся причин (генетической связи тверских говоров с древним новгородским и ростово-суздальским диалектами одновременно) представляет идеальный лингвистический объект для изучения процессов формирования русского национального языка в двух его формах: литературной и диалектной.
Процесс взаимодействия и взаимовлияния этих основополагающих разновидностей играет существенную роль в речевой практике народа, в развитии каждой из этих разновидностей и национального языка в целом. Единство разновидностей общенародного языка проявляется в общности тех тенденций, которые реализуются в русском языке.Современное диалектное членение Тверской области – результат преобразования и перегруппировки диалектных объединений предшествующего периода. Современные народные говоры на территории Тверской области не образуют структурно-лингвистического единства. Диалектологическая карта Тверской области отличается пестротой диалектных группировок, но территориальное расположение их образует компактные ареалы: основную центральную часть занимают западные среднерусские говоры (Псковской группы и селигеро-торжковские) и восточные (калининской подгруппы Владимирско-Поволж-ского диалектного объединения), в северо-восточ-ной части области (севернее линии Бежецк – Калязин) расположены севернорусские говоры, а на юго-западе (к югу от линии Торопец – Ржев) – южнорусские говоры.
Наше исследование посвящено южнорусским говорам, образующим компактный ареал на юго-западе Тверской области, – говорам Оленинского, Нелидовского, Западнодвинского, Жарковского и Бельского районов. Занимая северную часть Верхне-Днепровской группы, исследуемые говоры Тверской области некоторыми своими чертами отличаются от других говоров этой группы, расположенных южнее Тверской области. Эти различия возникли в процессе длительного контактирования с соседними говорами (псковскими и селигеро-торжковскими), которые расположены вдоль всей северной границы Верхне-Днепровской группы.
Предметом нашего исследования являются фонетические особенности говоров Оленинского района, которые находятся в пограничной зоне со среднерусскими говорами Ржевского района, а ранее, до 1929 года, входили в состав Ржевского уезда Тверской губернии. Наше внимание к фонетике говоров названного региона объясняется тем, что именно фонетические системы различных диалектов наиболее полно раскрывают динамические тенденции в звуковом строе русского языка.
Исследуя фонетические особенности южнорусских говоров на территории Тверской области, мы ставили перед собой цель – показать сложный процесс развития диалектных фонетических систем в связи с общими закономерностями развития звукового строя русского языка, выявить специфику тех изменений, которые осуществляются в говорах как в результате спонтанного развития самой диалектной системы, так и под влиянием возросших междиалектных контактов и взаимодействия говоров и литературного языка. Известно, что в настоящее время интенсивному воздействию литературного языка сознательно подчиняется значительная часть носителей говоров, и тем не менее перестройка диалектной системы происходит немедленно, с заметными локальными различиями, что создает условия для выделения даже в пределах одного говора языковых вариантов в речи представителей различных его культурно-возрастных слоев, представляющих собою разные ступени приближения говора к литературному языку. При этом критерием выделения таких речевых слоев в говоре являются не только лингвистические данные, но и внеязыковые факторы (уровень культурного развития, образование грамотность информантов, возраст и степень участия в общественной жизни и др.). Языковые различия между социально-возраст-ным слоями современного говора, как показывают наблюдения, обнаруживаются лишь в разной степени интенсивности происходящих в говоре изменений, поэтому они представляют собою варианты одной диалектной системы. Изучение этих живых процессов диалектной речи и их результатов, исследование самого механизма трансформации диалектной системы на разных ее уровнях является одной из важнейших проблем описательной диалектологии.
1) Рассмотреть историю изучения тверских южнорусских говоров в связи с колебаниями в определении статуса этих говоров в истории развития диалектологии;
2) Представить изменения безударного вокализма после твердых и после мягких согласных и типологию переходных вокалистических систем;
3) При описании консонантизма говоров установить степень устойчивости различных фрагментов системы и новаций говора;
4) Уточнить методы и приемы исследования динамики современных говоров.
Методика описания динамических процессов на материале однотипных говоров дает возможность установить все варианты (или основные) на одном синхронном срезе, а выстроив эти варианты в последовательный ряд, определить характер звуковых изменений от одного типа к другому. Синхронное состояние говора, и его разновременные фиксации являются ценными источниками для исследования динамики говора и в то же время способствуют усовершенствованию самой методики анализа динамики говоров.
Говоры юго-западной части Тверской области, составляя компактный регион, относятся, по данным новейшего диалектного членения русского языка, к Верхне-Днепровской группе южнорусского наречия (говоры Оленинского, Нелидовского и северной части Западнодвнского районов) и к Западной группе (группы Жарковского, Бельского и южной части Западнодвинского районов). В связи с тем, что эти говоры на западе и юго-западе соприкасаются с псковскими и смоленскими диалектными ареалами, а северная и восточная границы отделяют их от среднерусских говоров (селигеро-торжковских и московских), они образуют такой диалектный ареал, в котором особенно активны изменения, связанные с междиалектными контактами. Они входят также в зону русско-белорусского пограничья. Этим объясняется тот факт, что на протяжении развития русской диалектологии в XIX в. и первой половине ХХ в. статус этих говоров определялся по-разному.
Современные южнорусские говоры тверского ареала относятся к двум группам южнорусского наречия: к Западной и Верхне-Днепровской.
К Западной группе относятся говоры Западнодвинского, Жарковского районов и Бельского (к западу и югу от г. Белого). Их объединяет диссимилятивное яканье жиздринского типа и случаи лабиализации гласных [о] и [а] во 2-ом предударном слоге: б/у/лтунов, п/у/болел и под., а также различение двух твердых аффрикат [ч] и [ц].Говоры Оленинского, Нелидовского и северной части Бельского районов относятся к Верхне-Днепровской группе, но в отличие от говоров этой группы, расположенных южнее Тверской области, в них отсутствуют некоторые явления юго-западной зоны и белорусского языка (произношение твердого [р], употребление [шч] в соответствии [ш] и др.).
В языковой комплекс особенностей, характеризующий все говоры Верхне-Днепровской группы, авторы нового диалектного членения русского языка внесли такие черты, как типа диссимилятивно-умеренного яканья, отличающийся той особенностью, что перед группами согласных, из которых конечный согласный мягок, при этом типе вокализма произносится [а]: к /с’а/стре, /п’а/кли и т.п. В некоторых тверских говорах это может сохраняться, в других – уже известны варианты реализации гласных неверхнего подъема и в данной позиции. Нашей задачей было – выявить и объяснить все специфические особенности южнорусского тверского региона, характеризующие эти говоры в их современном состоянии.
С 60-х годов тверские говоры в целом, в том числе и юго-западные, подверглись обследованию с различными научными целями: проверялись материалы для создания тверского регионального словаря, который был издан в 1972 году1. В 60–70-е годы был проведен сбор материала для Общеславянского лингвистического атласа (ОЛА), а в 90-е годы – для Лексического атласа русских народных говоров (ЛАРНГ). Однако какую бы цель ни преследовала экспедиция, внимание к фонетике говоров было постоянным: записывались образцы речи жителей обследуемого пункта, проверялись сделанные ранее наблюдения, фиксировались варианты реализации фонем в различных фонетических условиях, устанавливались устойчивые/неустойчивые особенности в сфере гласных и согласных говоров.
В период с 60-х годов и до конца ХХ века силами преподавателей и студентов Калининского педагогического института и университета на территории южнорусских тверских говоров были проведены экспедиции в следующие населенные пункты:1. Холмецкий с/с Оленинского района (Холмещина): д.д. Холмец, Сазоново, Подсосники; Первомайский с/с: д.д. Безобразово, Лесниково, Кастрово. Экспедиция 1968 года под руководством Т.В. Кирилловой, Н.Ю. Меркулова, В.П. Куликовой.
2. Оленинский район: д. Грива и Бельский район: д. Турово, 1970 г. Руководители: Т.В. Кириллова, В.П. Куликова.
3. Оленинский район, Молодотудский с/с: д.д. Молодой Туд, Мармузы, Тереховка, 1984 год. Руководители: Т.В. Кириллова, Г.В. Бырдина.
4. Нелидовский район: г. Нелидово, д.д. Горки, Городищи. 1987 год. Руководители: Т.В. Кириллова, Е.В. Лебедик.
5. Оленинский район, Оленинский с/с: д.д. Бобровка, Липовка. 1988 год.
Таким образом, во второй половине ХХ века были (почти все вторично) обследованы говоры Оленинского и Нелидовского районов. Сделанные новейшие полевые наблюдения и магнитофонные записи образцов речи позволяют определить пути и направления в динамике говоров, установить устойчивые и подвижные особенности говоров не только на фонетико-фонологическом уровне, но и на других уровнях диалектных систем, а также установить те факторы, внутренние (структурные) и внешние (социальные), которые регламентируют жизнь диалекта в современных условиях.
Исследуя систему вокализма южнорусских говоров Тверского ареала мы обращали внимание на особенности ударенного вокализма, а также безударного вокализма в его основных позициях, устанавливали соотношение типов вокализма после парных твердых и мягких согласных, характер организации вокализма и тенденции его развития.
Устанавливая типы вокализма безударных слогов, мы ориентировались на данные, касающиеся традиционного слоя говоров в том виде, как они сохранились в речи самых старших информаторов и зафиксированы в диалектологической литературе, посвященной тверским южнорусским говорам.
Учитывая, что в современных условиях все слои говора характеризуются заметной вариативностью в реализации всех видов языковых диалектных единиц, мы условно моделировали «исходные» системы вокализма. Такие системы определяются не только на основе изучения исторических памятников письменности или старых диалектных записей данного говора, но и на основе внутренней реконструкции современного говора в его сопоставлении с родственными2. И хотя сама идея о выделении исходной системы диалекта принимается не всеми исследователями3 мы посчитали, что в качестве рабочего понятия термин «исходная система» необходим для обозначения состояния наиболее архаической, традиционной речи данного диалектного коллектива, представленной в виде непротиворечивой, неподвижной модели, от которой отталкивается диалектолог при изучении процессов развития живой диалектной речи.Диссимилятивное аканье в современных говорах прослеживается только в западной половине южнорусского наречия (группы: Западная, Верхне-Днепровская, Верхне-Деснин-ская, западная часть Курско-Орловской группы) и в северо-восточных говорах белорусского языка. На территории Тверской области к Западной группе относятся говоры южной части Западнодвинского района, Жарковского и южной части Бельского районов. Эти говоры, по данным Диалектологического атласа русского языка (далее: ДАРЯ), характеризуются диссимилятивным яканьем жиздринского типа. К Верхне-Днепровской группе относятся современные говоры Нелидовского и Оленинского районов, характерной особенностью которых является диссимилятивное аканье с различными отступлениями от исходного диссимилятивного аканья жиздринской разновидности.
Мы выделяли следующие территории по степени сохранения диссимилятивного аканья:
1. Южная часть исследуемой территории (Жарковского, Западнодвинского и Бельского районов) в большей степени, чем другие говоры, сохраняет жиздринскую разновидность диссимилятивного аканья, так как они граничат с более южными Верхне-Днепровскими говорами и смоленскими (Западная группа по новейшему диалектному членению).
2. Северная часть исследуемой территории (Оленинский район, Нелидовский) граничит с западными среднерусскими говорами и испытывает их влияние, поэтому диссимилятивное аканье отличается в этих говорах большой вариативностью произношения безударных гласных.
Вторую группа составляют говоры по линии Нелидово – Оленино и севернее, граничащие со среднерусскими говорами (с недиссимилятивным аканьем). В условиях пограничной зоны процесс взаимодействия двух типов аканья приводит к тому, что постепенно диссимилятивный принцип организации гласных становится неустойчивым, возникает вариативность в реализации предударного гласного, а затем формируются типы вокализма, переходные от диссимилятивного к недиссимилятивному аканью.
Говоры Нелидовского района расположены в центре южнорусского региона на территории Тверской области, образуя пограничную зону, с одной стороны, с говорами Западной группы, с другой, – со среднерусскими (селигеро-торжков-скими). Входя в состав Верхне-Днепровской группы южного наречия, они характеризуются как общими особенностями этого наречия, так и особенностями, свойственными окраинным ареалам Западной, Северо-Западной и Юго-Западной диалектных зон русского языка (Русская диалектология, 1964, 274). Говорам Нелидовского района свойственно диссимилятивное аканье: гласные неверхнего подъема [а], [о] в первом предударном слоге после твердых согласных не различаются: в диссимилирующей позиции (перед гласным нижнего подъема [а] произносится звук [-не а] – это может быть [ъ] или произносительные варианты).
Наблюдения над речью информантов старшего поколения свидетельствуют о сохранении диссимилятивного аканья жиздринской разновидности. Но при этом в диссимилирующей позиции наблюдается такая вариативность произношения гласного в первом предударном слоге после твердого согласного, которая по данным ДАРЯ, свойственна почти всем говорам с диссимилятивным вокализмом4, но в каждом из них преобладает определенный вариант. Такими вариантами в нелидовском говоре являются [ъ] и [ы], которые реализуются в звуках [ъ, ъии, ыъ, ы]. Что касается варианта [у], то следует заметить, что он менее устойчив и употребляется только при наличии лабиализующих условий. В исследуемом говоре дд. Горки и Городищи особенно последовательно произносится [у] в глаголах с суффиксом –ова. Можно думать, что в говоре происходит морфологизация данной фонетической особенности, посколько в глаголах без суффикса –ова (например, пахать) произношение типа пухал (пахал) встречается редко. Таким образом, в нелидовских говорах диссимилятивное аканье – черта устойчивая, но вместе с тем данная диалектная норма начинает разрушаться, о чем свидетельствует употребление варианта [a] в диссимилирующей позиции, при этом варианты [ъ] и [а] сосуществуют.
Об относительной устойчивости диссимилятивного аканья в говорах Нелидовского района свидетельствуют наши наблюдения над речью детей – школьников нелидовской школы-интерната. Наблюдая детскую речь школьников и посмотрев их тетради для домашних сочинений, а так же беседуя с учителями-словесниками, мы убедились в сохранении диссимилятивного аканья жиздринской разновидности в устной и письменной речи учащихся. По сведениям учителя русского языка Лепешенковой Е.В. в устной речи школьников варианты [ъ, ы] и [а] постоянно смешиваются, а в написании преобладает буква [ы] (хотя возможны варианты написания с [а] и [о]). Орфографическая ошибка, отражающая диалектное произношение гласных в первом предударном слоге, одинаково употребительна в письменной речи учащихся 6 – 9 классов.
Для изучения современного состояния вокализма оленинских говоров большое значение имеют наблюдения, проведенные в разное время исследователями, над народными говорами таких населенных пунктов, как Бобровка, Холмец, Молодой Туд и окружающие их деревни (Разумихин, 1853; Попов, 1913, 1929; Гринкова, 1926; Копорский, 1949; Кириллова, 1969, 1984; Николаева (Лебедик), 1988, 2003).
Новые данные по исследуемым говорам были получены в период собирания материалов для Диалектного атласа русского языка. Говоры Холмецкого и Молодотудского сельского советов были обследованы в 1951 году по «Программе собирания сведений для сопоставления диалектологического атласа русского языка» участниками экспедиции, организованной Муромским учительским институтом под руководством В.И. Тагуновой.
В обследованных населенных пунктах был отмечен так же вокализм недиссимилятивного типа: в позиции перед ударенным [а] последовательно отражен один вариант звучания – [а]: дацкА, тагдА, в лапт’Ах, здалА, бал’шАйа, пахАл’и, кагдА, назван’йъ (Холмец); вайнА, самА, зъ здравАм, страдАфшы, хаз’Аин (д. Новинки); анА, свайА, капАт’, цапАт’, калпАк (Хмелевка); стайАл, байАр’ин, хърашА, маладАйа, тагдА, радн’А (Азаново).
Материалы диалектической экспедиции Калининского педагогического института также свидетельствуют об изменении диссимилятивного аканья.
В ряде населенных пунктов старая фонологическая основа говора может еще сохранять в большей степени следы диссимилятивного аканья, что выражается в варьировании гласных в позиции перед ударенным [а], возможном в речи одного лица. Такое «состояние» данного звена системы гласных отражается, например, в говоре д. Безобразово Первомайского сельсовета Оленинского района.
[ъ – ы]: зъдърмА, дъбр’Ак, жълыпкА, зъвАл’н’ик, зыдл’Ат’, зъклАд’ина, зър’Анка, къзАк, кърыв’Ак, смълАчывътцъ, събАшн’ик, стъйАнка, пызр’А, зъ пАзъху, къс’Ак, нъ сыхАх, Н’икълай, тъскАт’, ныр’Адъ, пъхАт’, рыхмАн, сълАск’и, пъчАтка, пъдмАс, зрыўн’Ал, пъзр’А, стъйАла, зрыун’Ал, нъ хъз’Аинъ, път пёАнку, съжАн был (= сазан был), кыгдА, нъгА, хъръшА, скъзАл, стъйАл, кънАўка, бъл’шыкА, устывл’Ал’и, два сылдАтъ, дъвАйт’ь, пъ сАмыи вОкны, зыр’Анкь, скъзАл, нынн’Ах, пъшлА, двыйАшк’и, кызА, сырАй, абрътАт’, сылАск’и, пыхАт’, кыз’л’Ак, мыйА, тръвА, пъ гъдАм, пър’Адък, пъ елАссъм;
[у]: пупАш, папАль, пъ думАм, у пупА, лумАт, лупАта, н’и пупАл, пупАша, лупАта, мумАш, пум’Анут’;
[а]: гърадАм, бърадА, какА, сказАт’, пастаўл’у, утарАйъ вайнА, нъказАў, тадА, църнавАтый, нашлА, наклАў, дажжА, брасАй, даўкА, завАл’н’ик, мачл’Ав’инъ, зълатАйа, балвАнку, бъравА, кадА, прапАл, пръвал’Алс’и пазр’А, звалА, пахАт, прашлА, дацкА, вайнА, абъран’Ал’и, гълавА, сазАн, дъ канцА, бал’нАйъ, былА, МасквА, дамА, плахАйа хать, в лапт’Ах, майА, дацка, двайАшки, пъ канАвы, стайАл, гъвар’Ат’, брасАй, нашлА, тадА, какАйъ б’адА, бърадА, НастАхъ, пымАллас’’А, рахмАный, сабАшн’ик, таскАт’, пар’Атк’и, салАзък, пръважАт’, фтарАйъ н’ид’Ел’ь, йьнва’р’А, гълавА, два съпагА, б’ьс платкА, нагА, Враш’ш’Ат’ин (фамилия).
В данной частной диалектной системе звуки [ъ], [ы], [а] в первом предударном слоге встречаются в одинаковых фонетических условиях – в позиции перед ударным [а], следовательно, данная позиция в говорах с типом вокализма, переходным от диссимилятивного к недиссимилятивному, перестает быть фонетически обусловленной.
Произношение гласного [а] перед ударенным [а] свидетельствует о разрушении самого диссимилятивного принципа. На первой стадии гласный [а], появившийся в результате ассимиляции редуцированного [ъ] ударенному гласному [а], сосуществует с [ъ] и [ы], а так же с [у] в определенных условиях (в соседстве с губными и задненебными согласными), как в говоре деревни Безобразово, а в дальнейшем произношение [а] унифицируется как в холмецких говорах. Диссимилятивное аканье таким образом видоизменяется в ассимилятивно-диссимилятивную систему, которую, как известно, в диалектологической литературе называют недиссимилятивным, или сильным, аканьем. Аналогичный путь изменения диссимилятивного аканья прослеживается в южнорусских диалектных системах различных ареалов: в орловских говорах5, курских6, калужских7, а также в говорах белорусского языка8.
Формирование в оленинских говорах недиссимилятивного аканья связано с изменением, перестройкой фонематической модели предударного вокализма после твердых согласных, с изменением в соотношении сильных и слабых фонем. При диссимилятивном аканье в словах с ударенной фонемой /не а/ функционируют три слабые фонемы: /и/, /у/, /а/, которые различают два уровня подъема (верхний и неверхний), а в словах с ударенной /а/ – 2 слабые фонемы /и/ и /у/ с нейтрализацией фонологической оппозиции верхний подъем – неверхний. В первом случае слабая гласная фонема /а/ является заместителем двух сильных фонем /о/ и /а/, во втором – слабая фонема /и/ - заместитель трех сильных фонем /и/, /о/, /а/, т.е. в последнем случае происходит мена слабой фонемы /а/ на фонему /и/. Недиссимилятивное аканье характеризуется более простой фонематической моделью: безударные фонемы /ы/, /у/, /а/, которые противопоставлены по двум дифференциальным признакам (лабиализованность – нелабиализованность, верхний подъем – неверхний подъем) на синтагматической оси перед любыми ударенными гласными, при этом слабая фонема /и/ является заместителем сильной фонемы /и/, а слабая фонема /а/ – заместителем двух сильных фонем /о/ и /а/. Такие отношения между сильными и слабыми фонемами характерны для акающих среднерусских говоров и для литературно-нормированной разновидности русского языка.
В позиции перед мягкими согласными в названных диалектных системах неодинаково осуществлялся отход от диссимилятивного яканья. Так, в говоре д. Подсосонники устойчиво сохраняется вариант звучания [и] в позиции перед ударенным [а]: с’т’ис’н’Айус’, н’ил’з’А, стр’ел’Ат’, в дв’ир’Ах, йид’Ат, кр’ис’йАн’и, сл’ид’Ат, дисАтый и т.п., а перед ударенным гласным [о] наряду с [а] не менее употребительным является и новый вариант [и] не только в речи молодых, но и в речи старшего поколения: см’айОтцъ, р’аб’Онкъ, в’ад’Оркъ, з’ал’Оный, б’ар’Озъ, п’ат’Оркъ, б’ал’йО, зв’ар’йО, п’ан’Ок, в’ас’Олый, с’ас’т’Ор, но и: в’ир’Оўкъ, д’ит’О, п’и-н’Ок, д’ин’Очк’и, т’ил’Онък, зъс’т’ил’Он.
Перед [е] и [и] новый вариант [и] является преобладающим в речи представителей всех возрастных групп: л’ит’Ел, т’ип’Ер’, п’ьр’иб’Егл’и, ун’ис’Ет’, в’ид’Еш, д’ит’Ей, н’ив’Есть, нъ р’ик’Е, н’ид’Ел’а, р’ив’Ет, н’и з’з’Елъл, жын’Е, т’ьжыл’Ей, гл’ид’Ел, из-зъ р’ик’Е, д’ир’Евн’и, исп’ек’Еш, м’ин’Е, нъб’ир’Етцъ, в’из’з’Е и др. [а] сохраняется у всех информантов в словоформе лъшад’Ей, перед шипящими твердыми: ръзр’ашЕн’йь, хр’ашшЕн’йь, пъм’ашшЕн’йь, а так же перед группой согласных tt’: п’иракр’Есный, нъ ст’акл’Е, въкт’абр’Е, п’ьр’абр’Ес’, път’амн’Ел и под. Перед [и]: зъстр’ел’Ил’и, пъм’ис’Ил’и, б’иг’Ит’, в’ил’И, к’ип’ит’Ил, гр’им’Ит, п’ир’ийд’Ит, м’исн’Ик, гл’ид’Ит, зъб’ир’И, у гр’из’И, укр’ип’Ил’и, п’ит’И, но: нъпр’ад’И, р’ьб’атИшки. Перед твердыми шипящими закономерно в говоре [а]: р’ачЫстый, л’ажЫ, сп’ашЫл, пир’ажЫт и т.п. Перед группой tt’: пъ з’амл’И, ръс’с’ард’Ил, н’ажг’Ит’а, нъм’арк’И, б’ьр’агл’И, п’акл’И, п’ир’адн’Им и др.
В позиции перед ударенным [у], которая представлена всегда с небольшим количеством примеров в говоре всегда [а]: см’ат’Ур’ил, пъб’ал’У, н’а л’Убъ, д’ьс’ат’йУ, п’ат’йУ, укр’ап’л’Ус’, в единичным случаях: в’ил’У, з’м’ийУ и др. Таким образом, в позиции перед мягким согласным в говоре совершенно определенно наметился переход к умеренному яканью, а в целом в говоре д. Подсосонники – сбитый тип яканья, который можно определить как переходный от умеренно диссимилятивного первой разновидности к умеренному.
Такой переход можно иллюстрировать следующей таблицей:
Гласные под ударением | Перед твердыми согласными | Перед мягкими согласными | |
А О И У | А | О Е И У | |
Гласные в I-ом предударном слоге | А | И | АИ аИ Аи |
Развитие предударного вокализма в сторону расширения сферы употребления варианта [и] свидетельствует о том, что в оленинских говорах южнорусский принцип неразличения гласных неверхнего подъема в предударном слоге и их совпадения в [а] или [не а] в зависимости от ударенного гласного вытесняется сначала тенденцией к совпадению этих гласных в различных вариантах в зависимости от качества (мягкости-твердости) последующего согласного (умеренное яканье), а затем к полной утрате всякой зависимости (иканье), ибо иканье представляет собой этап развития общерусской тенденции к совпадению в безударной позиции только тех гласных, которые не образуют с ударными гласными пересекающихся рядов. «Следовательно, логическим завершением заданной динамической тенденции должны стать аканье после твердых согласных и иканье после мягких согласных»9. Последнее является делом будущего для оленинских говоров. Господствующим вариантом в позиции перед твердым согласным в большинстве оленинских говоров является [а], свидетельствующий о том, что в настоящий момент инновации, идущие в стороны соседних говоров с сильным яканьем (торопецкие, пеновские, кировские) или умеренно-ассимилятив-ным (ржевские, старицкие и др.), оказываются более эффективными, совпадая в данном звене с особенностями старой фонологической системы (диссимилятивное яканье жиздринской разновидности).
Вокализм первого предударного слога после мягких согласных всех рассмотренных нами оленинских говоров можно представить в следующей сводной таблице.
Гласные под ударением | Перед твердыми согласными | Перед мягкими согласными | Перед tt’ | |||
А | О И У | А | О Е И У | |||
1-й предударный слог | I. Грива | Иа | А | И | Аи | А |
II. Безобразово | И | А | И | аИ | А | |
III. Подсосонники | А | А | И | АИ аИ Аи | А | |
IV. Сазоново | Аи | Аи | И | аИ | А | |
V. Холмец 1 | А | А | И | Аи | А | |
Холмец 2 | А | А | И | АИ | А | |
Холмец 3 | И | АЕЕИ | И | аИ | А | |
VI. Бобровка 1 (1853) | Аи | А | А | А | А | |
Бобровка 2 | Иа | А | И | Аи | А | |
И | И | И | И | А |
Сводная таблица показывает несомненную генетическую последовательность типов вокализма, постепенный переход от диссимилятивного яканья жиздринской разновидности (Грива) через ступени диссимилятивно-умеренного (Безобразово) и умеренно-диссимиля-тивного (Подсосонники, Холмец 1) типов яканья к умеренному (Сазоново, Холмец 2), а также к системе, приближающейся к иканью (Холмец 3). Можно заметить, что процесс обобщения предударного гласного более интенсивно происходит в позиции перед твердыми согласными (III, IV, V – 1,2), но в то же время более сложным путем осуществляется в позиции перед мягкими согласными (II, IV, V). В последнем случае следы старой диссимилятивной системы и новой, развивающейся, сосуществуют в виде архаического и инновационного вариантов, представленных с различной частотностью в разных позициях, что отражается даже в таких частных системах, где почти закончилось формирование умеренного яканья (IV) или наметилось движение к иканью (V – 3).
Таким образом, говоры Оленинского района, находясь в зоне непосредственных контактов различных вокалистических систем, в силу условий исторического характера в течение длительного времени развивалась в сторону сближения с диалектами среднерусского типа, в которых, как известно, в наибольшей степени отражаются общие тенденции развития русского языка. Анализ фактического материала, имеющегося в нашем распоряжении, вместе с данными лингвистической географии свидетельствуют о том, что характерной особенностью процессов, происходящих в фонетической системе исследуемых говоров, является утрата актуальности диссимилятивного принципа в реализации гласных неверхнего подъема. Почти полная утрата диссимилятивного аканья и развитие разнообразных переходных систем в позиции после мягких согласных составляют специфику современных оленинских говоров.
В различных частных диалектных системах по-разному осуществляется переход от диссимилятивного аканья жиздринской разновидности к системам, в основе которых лежит принцип чередования безударных гласных, характеризующийся зависимостью гласных от качества (твердости-мягкости) последующего согласного. Диалектное своеобразие фонетических систем, сложившихся в южнорусских говорах Тверской области, связано не только с экстралингвистическими факторами (междиалектные контакты, тяготение в различные эпохи к разным государственным образованиям), но и с внутренними возможностями самой системы, именно поэтому в исследуемых говорах не обнаруживается полного совпадения с вокалистическими системами среднерусских говоров. Влияние литературного языка на первых порах усложняет процесс развития предударного вокализма, ибо способствует возникновению разнообразных переходных и смешанных систем, но в конечном итоге приводит к образованию общерусской системы вокализма, характеризующейся различением трех слабых фонем /α/, /и/, /у/ в позиции после твердых согласных и двух слабых фонем /и/ и /у/ – после мягких согласных. Этот актуальный и продуктивный процесс не получил еще своего завершения в говорах Оленинского района (и шире: в южнорусских говорах Тверской области).
Система согласных звуков южнорусских говоров на территории Тверской области отличается большим своеобразием. Это связано с пограничным положением говоров, в которых устойчивыми являются двучленные соответственные явления фонетического уровня (в системе гласные – неразличение гласных неверхнего подъема в безударных позициях, в консонантизме – фрикативное образование звонкой заднеязычной фонемы /γ/ и ее чередование с [х] в конце слова и слога, а также наличие только твердых шипящих [ж] и [ш].
В консонантизме анализируемых говоров представлены, с одной стороны, относительно устойчивые особенности, с другой – выявляются фрагменты, характеризующиеся большой подвижностью, неустойчивостью, вариативностью, что является следствием междиалектного взаимодействия, а также влиянием на говоры литературного языка.
Переднеязычные согласные в русском языке – обширная группа как с количественной, так и с функциональной стороны, – разнообразна в фонетическом отношении.
К типологическим явлениям консонантизма, связанным с противопоставлением согласных по признаку мягкости-твердости, относятся:
1) Распространение в среднерусских, севернорусских и некоторых других говорах цеканья и дзеканья при произношении переднеязычных [т’] и [д’];
2) Палатальные согласные фрикативного образования, так называемые шепелявые [с’’], [з’’], широко распространенные в части севернорусских, среднерусских и южнорусских говоров;
3) Различное по говорам качество аффрикат [ц] и [ч], включая не только их мягкое или полумягкое произношение, но и случаи утраты затвора в их структуре.
В основу выделения цеканья-дзеканья положен перцептивный (слуховой) признак – наличие при произношении смягченного согласного [т’] или [д’] ярко выраженного фрикативного призвука свистящего характера в виде [т’с’] и [д’з’] (т’с’ – д’з’) или шипящего [т’ш’] и [з’ж’].
Сущность цеканья и дзеканья – появление на месте палатализованных переднеязычных взрывных [т’] и [д’] соответствующих палатализованных переднеязычных аффрикат [ц’] и [z’] (д’з’).
Цеканье и дзеканье было отмечено С. Разумихиным в говоре села Бобровки в 1853 г. В виде тс и дз (приведем примеры в записи автора): вязетсь, знаютсь, надобитсь, как нибутсь, паслатсь, евтсим, гаритсь, апятсь, сурстрикаитсь, спатсь, батсюшка, абаратсився, выхватсила.
Оленинские говоры характеризуются такими особенностями, которые по мнению С.А. Копорского10, были связаны с цеканьем и дзеканьем, а именно в исконных сочетаниях [с’т’] → [с’с’], а [з’д’] → [з’з’].
Так, в говорах Холмецкого и Первомайского сельсоветов мы отмечали достаточно много примеров: надъ в’ис’си (=вести), сн’ажгУйу с’сЕнку (стенку), ръс’с’агнУл, мъс’с’арскайа, н’ипус’с’Ил’и, шыс’с’арЫх, гОс’с’йа, н’а шас’с’Орк’и, кОс’с’и, цчырнабыл’н’ик - рас’с’Ен’йь, з’з’Ес’, с’с’Ас (сейчас > счас > щас) (Сазоново, Антипов Я.А.); пап’Ервъс’с’и, наглъс’с’и, з’з’Ес’, пус’с’Ил’и, кОс’с’а, Нас’с’а, пас’с’Ел (Сазоново, Антипова М.Г.); на радъс’с’ах, з’з’Ес’, н’а с’с’ел’йУ (не с целью), в’из’з’Е, на с’с’Ешк’и (на стежке), н’и пус’с’Ил, пУс’с’ут’ (Холмец, Цепелова М.Г.). Примеры многочисленны. Они свидетельствуют о том, что произношение [с’с’] и [з’з’] на месте [ст’] и [зд’] – живая черта оленинских говоров и говоров соседних районов Тверской области, относящихся к южнорусскому наречию. Кроме приведенных примеров, отметим употребление [с’с’] в формах 2го лица настоящего и будущего времени возвратных глаголов, в которых на стыке постфикса и предшествующих согласных употребляется сочетание [шс] или [шс’]: ошибаешься (ошибешься). В сочетании [шс] в говорах возможна регрессивная ассимиляция: [шс] > [сс]. Такое произношение известно и тверским, и псковским, и смоленским говорам. Наряду с вариантом [с’с’] в этих же говорах произносится [с’т’]. Вариант [с’т’], распространенный исключительно на западе, в смоленских и тверских говорах, исследователи считают гиперизмом: умОйес’т’а, ошибаис’т’а, см’айОс’т’а, руγАис’т’а и под. (Холмец). Значит с’т’ возникло из с’с’ (в смоленских говорах отмечены: Ан’Ис’т’а, калОс’т’а, валОс’т’а).
К числу особенностей комплекса переднеязычных согласных в говорах Оленинского и Нелидовского районов относится так называемое «шепелявенье», т.е. произношение на месте [с’] и [з’] палатальных согласных [с’’] [з’’],а также палатализованных [ш’], [ж’]: ус’’о, с’’н’им’и, ус’ш’о, с’’ам’йа, п’ес’’н’и, шыис’’ат, йес’’л’и, пр’инас’’ил, заус’’ех, с’’ело, с’’енъ, с’’вокър, пъс’’ла, фс’’о, бъйал’ис’’, в’ес’’, пос’’л’и, кас’’ил’и, час’’т’ен’къ, нас’’ил’и, рас’’ил’и, γлазас’’тый, д’в’ес’’т’и, с’’ин’ий. Все примеры записаны в говоре села Бобровки (1988 г.), но в старых записях С. Разумихина эта особенность не была отмечена (вероятно, из-за трудности ее передачи на письме). В.М. Попов11, Н.П. Гринкова12 считали эту особенность присущей оленинским говорам.
Наши наблюдения свидетельствуют о том, что мягкие зубные [с’] и [з’] в речи информантов особенно старшего поколения имеют шепелявый характер, но степень шепелявости индивидуальна. Это могут быть звуки [с’’] и [з’’]: с’’н’ал, с’’ил’ишшъ, кас’’ит’, йис’’, рас’’к’идывът’, ус’’о, с’’в’ет, в’ис’’ил’к’и, с’’л’апой, з’’имл’а, з’’амл’и, д’ив’из’’ийа, куз’’н’ец, уз’’ал’и, из’’б’ш’и и т.д. Нередки случаи реализации мягких фонем [с’] и [з’] в виде [с’’ш’] и [з’’ж’]: с’’ш’инакос, ус’’ш’о, паш’’л’и, с’’ш’м’йа, Вас’’ш’шка, ш’’п’ир’апугу, ж’’б’и-рат’, ж’’амл’а, ш’’п’и (=спи). В современных оленинских говорах в целом шепелявость выражена уже довольно слабо и характеризует главным образом речь старшего поколения. При этом мы отметили, что шепелявое [с’’] шире распространено, чем [з’’].
С шепелявостью связана вторая особенность современного произношения переднеязычных согласных в южнорусских говорах Тверской области: произношение [ч’] на месте мягкого [т’]: [т’] приобретает дополнительную фрикацию в виде [ш’] и [т’ш’] переходит в мягкое [ч’]: будич’ (3 л. глагола будет), косич’, проч’ив, исп’ич’, цыч’в’яром, пяч’ъръ, пич’оркъ, Куч’ейн’икъв (распространенная фамилия Кутейников), вязуч’ (3 л.), до с’с’мерч’и, Печ’ка (Петька), ходич’ (3 л.), дадуч’, йисч’, прич’орта (притерта). [т’] в сочетании [с’т’] очень часто в речи звучит как долгий полумягкий [ш.]: ш.ш.енка (стенка), куш.ш.ики, Ш.ш.опка (Степка), теш.ш. (тесть), к теш.ш.у, веш.ш. (везть – весть), выпуш.ш.ит’ (выпустить). В слове хрусталистый сочетание твердых [ст] также звучит как [ш.ш.]: хруш.ш.ал’истый. В говоре, таким образом, появились мягкие (или полумягкие) звуки [ч’, ч.] и [ш.], которые не являются фонемами. Эта особенность отмечается большой устойчивостью особенно в речи старших информантов. Она отражается даже в фамилиях: Кучейников.
Звуки [с’’] и [ж’’] являются палатальными, отличающимися своей артикуляцией: если при произношении палатализованных [с’], [з’] щель образуется между кончиком языка и верхними зубами, а передняя часть спинки языка приподнята к переднему небу, то при произношении [с’’], [з’’] щель образуется между средней частью спинки языка и средней частью неба, а кончик языка не артикулирует и опущен к нижним зубам. Шепелявые [с’’] и [з’’] имеют широкое распространение в русских говорах, однако в тверских южнорусских говорах сохраняется реализация шепелявости в виде шипящих призвуков и даже в виде мены шипящих и свистящих. Приведем примеры: ш’инакОс, в’ш’о (все), пОш’ли (после), к ш’ш’енке, к тЕш’ш’у (к тестю), до ш’м’ерти (до смерти), ж’амл’а, Ваш’ишка (Васечка).
Материал Атласа русских народных говоров пополнили сведения о территории распространения «шепелявых» [с’’] и [з’’] в русских говорах. Выявлены районы употребления этих согласных не только на западе европейской части РСФСР вокруг Пскова и Великих Лук13, но также и в пределах южнорусских и значительной части севернорусских говоров14.
В некоторых говорах, как отмечают диалектологи, иногда мягкие шепелявые [с’’], [з’’] употребляются на месте ш’, ж’ (в говорах к северу от Москвы (по данным ДАРЯ). H.H. Соколов писал о «сюсюканье» мягких ш, ж в б. Тверской губернии или о звуках типа жс’, жз’15.
Таким образом, в силу разнообразных причин звукотипы щелевых свистящего и шипящего ряда получают в диалектах самую различную фонетическую реализацию. В связной речи носителей оленинских говоров шепелявые свистящие почти не воспринимаются как звуки, отличные от соответствующих палатализованных свистящих литературного языка, но употребляются устойчиво в речи взрослых информантов.
Исходя из примеров, записанных С. Разумихиным, можно считать, что в середине XIX в. в говоре с. Бобровки употреблялась только одна аффриката /ц/ на месте [ч] и [ц], /ч/ на месте /ц/ отмечена только в словах царство (чарство), церковь (черковь), молодец (моладичъ). В.М. Попов в 1912 г., обследуя говоры сел Холмец и Молодой Туд, также называет их твердоцокающими16.
Н.П. Гринкова в 1926 г. писала, что в архаическом типе говора тудовлян ярко выражено цоканье: «Обычным является произношение [ц] отвердевшего на месте этимологического [ч]: пл’ицам, н’ицаво, с тоцы, палуцку»17.
Цоканье в пределах Калининской области распространено главным образом в виде совпадения [ц] и [ч] в одном звуке [ц] твердом, что роднит его с новгородским цоканьем.
Чоканье, то есть существование [ч] как единой фонемы на месте этимологических [ц] и [ч] не отмечено.
Цоканье распространено «островами», а не сплошной территорией. Таким «островом» является территория к западу и югу от д. Молодой Туд, а также к северо-западу от селения Оленино (так называемая Холмещина).
Наряду с цоканьем в виде «островов» находятся остатки былого цоканья, проявляющиеся в отдельных словах или в особенностях звуков небно-зубного образования. К таким относятся [ч] твердый (различной степени твердости), усиление фрикативного элемента в твердом [ч] (тшайник), разложение аффрикат: атет (отец), клют’ (ключ), натнёт (начнет) и под; ч > ш’ (ш’орт, шисло) и другие, особенно частые и в современных говорах Оленинского и Нелидовского районов; появление [ц] в форме ушотцы, а также в отдельных словах: чело, целыжень, цеж. Очень важной особенностью западного цоканья С.А. Копорский считал его связь с цеканьем и дзеканьем. Утрата цоканья и цеканья приводила к одним результатам: тc’ переходило в т, а ц’ и ч’, утрачивая фрикативный элемент, переходили также в т: немет, клют’. Развитие аффрикат [ц] и [ч] и распад [тc’] и [дз’] отразилось на сочетаниях [ст’] и [зд’], в которых утрачивался взрывной элемент: Насся, отпуссили, ззелал и т.п. Произношение жерс’т’ – жерз’д’и известно многим тверским говорам. В заключение С.А. Копорский писал, что «почти вся территория области составляла южную границу цоканья»18, но для XIX и XX вв. калининские говоры не были полностью цокающими, они имели остатки цоканья на широкой площади, или только «острова».
Следует отметить, что цоканье в исследуемом нами регионе утрачивается очень медленно. Так, во время диалектологической экспедиции, проведенной Т.В. Кирилловой на территории Холмещины (1968 г.), было записано большое количество примеров цокающего произношения в речи информантов от 50 лет и старше: пъцаму, пацыняит’, оцырет’, санацк’и, вецыр, пецка, цыцвяром, руда цыловецеская, цериз’ рецку, цысла, куцкам, н’ицаго, завот Лихацоф, два враца (д. Сазоново, Антипов Я.А.); п’ир’авотцык, два цаса, пецка, цардак, доцка, на кой цорт, балмоцыт’, цысла, до вецера, ныницы.
Наши наблюдения 1984-1988 гг. над говором с. Молодой Туд свидетельствуют о цоканье в виде смешения твердых [ц] и [ч] в речи всех информантов старшего поколения. Но вместе с тем [ч] иногда произносится как звук полумягкий, переходящий к мягкому [ч’]. В диалектологии известно, что аффриката [ч] может иметь различное качество: от твердого до полумягкого и мягкого. Все эти оттенки возможны даже в пределах одного говора и различить их очень трудно без применения экспериментального анализа. Это хорошо показано в работе В.Н. Чекмонаса «Артикуляционные особенности согласных /ц/ и /ч/ в говорах Псковской области»19.
Р.И. Аванесов отмечал, что «предпосылки для появления цоканья были во всех славянских говорах и – в частности у восточных славян»20. Он впервые дал и фонологическую характеристику аффрикат /ц’/ и /ч’/ как комбинаторных вариантов фонемы /к/, которые «не употреблялись в тождественных фонетико-морфологи-ческих условиях, а потому различение /ц/ и /ч/ было лишено ...семасиологической нагрузки... и они оказались слабым звеном в фонетической системе славянских языков»21.
На процесс мены /ч’/ и /ц/ могли влиять и внешнелингвистические факторы – влияние норм литературного языка и соседних среднерусских говоров. «Восстановление исконной дистрибуции этимологических фонем /ц/ и /ч’/, – писала A.M. Кузнецова, – предполагает внешнее воздействие (системы другого говора или нормализованного языка) на структуру диалектного консонантизма, в результате которого происходит сложная перестройка всей фонологической системы»22. В современных оленинских говорах цоканье встречается в речи старшего поколения. Но чаще всего оно представлено в виде различения твердых [ч] и [ц] или в виде беспорядочного употребления /ц/ и /ч’/, поэтому на карте Диалектологического атласа русского языка (вып. 1. Фонетика, карта № 47) оленинские говоры вошли в состав ареала к западу от города Ржева, отличающегося большой пестротой фонематических реализаций фонем /ц/ и /ч’/.
Специфической особенностью консонантизма говоров Оленинского района Тверской области как южнорусских является относительно устойчивое функционирование в них губных спирантов. Здесь имеется в виду фонетическая реализация фонем /в, в’, ф, ф’/.
Традиционные южнорусские говоры – довольно архаичный диалектный массив, где устойчиво сохраняются губно-губные звуки в реализации фонем /в/, /в’/, а фонемы /ф/, /ф’/ представлены различными субституциями, наиболее распространенными из которых являются [х], [х’] и [хв], [хв’].
Фонетическая реализация губных спирантов в говорах – системно организованное явление. Так, в реализации губных фонем /в/, /в’/ выделяются 4 фонетические подсистемы, отражающие основные исторические ступени, на пути от губно-губной к губно-зубной артикуляции звуков в соответствии с /в/, /в’/23. Подсистемы выделены на основании наличия/отсутствия губно-губных или губно-зубных звуков в реализации фонемы /в/ в позициях перед звонкими и глухими согласными в середине слова:
· подсистема I, где фонема /в/ (w) реализуется только в губно-губных звуках [ў], [w];
· подсистема II, в которой наряду с [ў], [w] перед звонкими согласными, а иногда и перед глухими, отмечен губно-губной звук [в];
· подсистема III, где, наряду с губно-губными звуками и [в], появляется губно-губной звук [ф] (глухой);
· подсистема IV, в которой фонема /в/ реализуется только в губно-зубных звуках.
Системно организована в исконных южнорусских говорах и реализация фонем /ф/, /ф’/. Выделены три фонетические подсистемы, каждая из которых имеет свой ареал распространения:
· подсистема I, где в соответствии с /ф/, /ф’/ представлены только [хв], [хв’]
· подсистема II, в которой в соответствии с /ф/, /ф’/ представлены только /х/, /х’/;
· подсистема III, где в соответствии с /ф/, /ф’/ сосуществуют [хв], [хв’] и [x], [x’].
В целом по способу употребления губных спирантов в исконных южнорусских говорах можно выделить 3 типа консонантных систем.
К первому типу относится бoльшая часть южнорусского наречия. В консонантных системах таких говоров есть только парные по твердости / мягкости фонемы /в/, /в’/ (точнее, их губно-губной эквивалент /w/ – /w‚/), реализующиеся в определенных позициях в виде спирантов губно-губного образования [w] – [w’], а чаще [ў]. Фонемы /в/w/, /в’/w’/ являются в таких говорах непарными по глухости/звонкости, т.к. фонемы /ф/, /ф’/ в них отсутствуют.
Второй тип представлен группой говоров, в консонантных системах которых губно-зубной звук [ф] (наряду с [в]) уже появился в системе позиционных чередований, но фонемы /ф/ по-прежнему нет.
Третий тип характеризуется появлением в консонантных системах факультативных фонем /ф/, /ф’/ и возникновением факультативной соотносительности пар /в/ – /ф/, /в’/ – /ф’/. Фонемы /в/, /в’/ реализуются в таких говорах преимущественно в губно-зубных звуках24. Диалектные реализации губных спирантов распределяются в исследуемом говоре в соответствии с возрастной стратификацией носителей диалекта на пути сближения их речи с литературным языком.
Что касается фонемы /ф/, которая усваивается под влиянием литературного языка и соседних среднерусских говоров, то она реализуется прежде всего в слабой позиции ([трафка, кароф]) в [ф], [ф’]. Эта особенность, прогрессирующая в говорах, отражается в речи передового слоя диалекта. В речи старшего поколения чаще сохраняется звук, предшествующий /ф/, не только в собственных именах (Хедя, Хведор), но и в новых словах, усвоенных носителями говора: штохъ, Стяхванушка, Хведарацъ, Хранъцузъ25; С’ерах’има празнуйем (д. Подсосонники, 1926); Х’ед’ем зав‘ом (д. Безобразово, 1968); магн‘итахон, у н‘емцъх (= у немцев), кохта (с. Молодой Туд, 1964).
Все эти наблюдения свидетельствуют о том, что в современных говорах реализуется подсистема I (архаический слой говора), где фонема /в, в’/ (ее губно-губной эквивалент w) в сильной позиции реализуется только в губно-губных звуках [ў], [w], а в слабой позиции им соответствуют глухие [х, х’, хв, хв’].
Звук [γ] фрикативного образования – особенность южнорусских говоров. В 1853 г. С. Разумихин отмечал: «Г так и произносится, но только всегда грубо, как h немецкое, или h латинское, и притом как будто с удвоением»26 (фрикативное [γ] С. Разумихин передает буквой г).
Под влиянием среднерусских говоров и литературного языка [γ] постепенно уступает место в сильной позиции [г] взрывному. Поэтому в речи всех носителей говора существует вариативность в произношении этого звука.
Материал показывает, что в современных оленинских говорах вариативность данной диалектной особенности – живая черта не только в речи информантов старшего поколения (мужчин и женщин), но и в речи грамотных людей, хотя в значительно меньшей степени. Произношение [г] взрывного получает все большую частотность в речи всех жителей и особенно детей.
Однако в слабой позиции устойчив звук [х], что привело к образованию в говоре нового фонетического чередования [г] // [х]: нога – нох, л’егок – л’ехце (д. Подсосонники, 1926); парог’и – порох, сн’ига – сн’ех, нога – з нох (д. Подсосонники, 1926); уб’егу -уб’ох, кругом – акрух (д. Сазоново, 1968); кругом – вакрух, сапаг’и – сапох нету, враг’и – врах (д. Грива, 1968); дарога – дарох, бумага – бумах (д. Холмец, 1968); м’игом – м’их (д. Молодой Туд, 1968); с’н’ега – с’н’ех, нога – б’аз нох (д. Бобровки, 1987); с йуга – на йух (д. Городищи, 1987); кругом – вакрух, падруга – падрух, луга – лух, парог’и – парох, по-логъм – полъх (д. Бобровка, 2003).
Чередование [г]//[х] характеризует современный говор всех обследуемых населенных пунктов. В результате образования нового чередования [г]//[х] фонема /к/ оказывалась непарной по звонкости/глухости в современном говоре Оленинского района.
Наблюдения над фонетикой южнорусских говоров Тверской области и анализ фактического материала вместе с данными лингвистической географии позволяют сделать вывод о том, что эти говоры в силу условий исторического характера в течение длительного времени развивались в сторону сближения с диалектами среднерусского типа, в которых наиболее полно отражаются общеязыковые процессы развития русского языка. Тенденция сближения со среднерусскими говорами особенно активна на территории Тверской области, которая представляет собою пограничную зону функционирования среднерусских и южнорусских диалектов.
Изучение южнорусских говоров и в частности говоров Оленинского района происходило на протяжении почти 150 лет, начиная с середины XIX , в. (С. Разумихин). Последующие наблюдения диалектологов (М.В. Попов, Н.П. Гринкова, С.А. Копорский, Т.В. Кириллова, Г.В. Бырдина, Е.В. Николаева), длительные и разновременные, дали возможность установить степень устойчивости различных диалектных особенностей, показать современное состояние говоров (хотя бы на одном, фонетико-фонологическом, уровне) как итог их развития в предшествующий период, понять и описать динамические факторы их развития.
Вариативность диалектной фонетической системы по-разному проявляется на уровне вокализма и на уровне консонантизма.
В вокализме общая тенденция к сближению южнорусских говоров со среднерусскими выражается в утрате актуальности диссимилятивного принципа организации гласных ударенного и предударного слогов. В процессе изменения в них постепенно утверждается недиссимилятивное аканье и яканье. Этот процесс особенно активно связан с диссимилятивным аканьем (яканьем) жиздринской разновидности. Р.И. Аванесов утверждал, что аканье возникло в конце XII – первой половине XIII в. на территории Рязанского, Новгород-Северского и Черниговского княжеств, откуда оно позже распространяется на запад, северо-запад и север. Вслед за A.A. Шахматовым, он считал первичным видом диссимилятивное яканье обоянского и задонского типов, которые в дальнейшем подверглись упрощению. Так возникает жиздринский тип (Аванесов, 1952). В современных говорах этот тип аканья прослеживается только в западных районах и далее в белорусском языке (Войтович, 1966). СИ. Котков убедительно показал, что в период от XVII в. до настоящего времени (XX в.) заметна эволюция безударного вокализма в направлении отхода от диссимилятивного принципа организации вокализма27.
Современная тверская территория южнорусского наречия представляет собой переходную зону от аканья (яканья) с диссимилятивностью к аканью недиссимилятивному (сильному) и умеренному яканью. Жиздринский тип диссимилятивного аканья и яканья сохраняется в говорах Западной группы южнорусского наречия (южная часть Западнодвинского и Нелидовского районов, Вельский и Жарковский районы), говоры же Оленинского и части Нелидовского районов в разной степени утратили диссимилятивность. Поскольку структурные различия между диссимилятивным аканьем любой разновидности, с одной стороны, и недиссимилятивным – с другой, обнаруживаются лишь в позиции перед ударенным [а], а остальные позиции представляют собою общие звенья этих типов вокализма, в самой системе диссимилятивного аканья заложены возможности ее изменения в сторону расширения сферы употребления гласного [а] и перехода к недиссимилятивному аканью. Эта тенденция поддерживается и соседними среднерусскими говорами, в которых процесс обобщения и неразличения безударных гласных протекает активно в сторону сближения качества гласного безударных слогов с гласным, характерным для кодифицированной нормы. I
Наблюдения над говорами Оленинского района показали, что даже в речи информантов передового типа иканье еще полностью не сформировано и в реализации гласных неверхнего подъема в 1-м предударном слоге после мягких согласных наблюдается употребление разнообразных вариантов: от [а] до [ае, еа, еи, и]. Иканье для данных говоров – дело будущего, которое будет ускорено постоянным влиянием нормы литературного языка и соседних среднерусских икающих говоров.
Совершенно по-иному проявляется вариативность в консонантизме южнорусских говоров Тверской области.
Система согласных звуков в исследуемых говорах и в первую очередь в говорах Оленинского и северной половины Нелидовского районов отличается архаичностью. Даже в речи информантов передового слоя говора продолжают сохраняться такие диалектные различия, которые не связаны с дифференциальными признаками фонем, со смыслоразличением. К числу относительно устойчивых особенностей относится и [г] фрикативного образования, и губно-губные звуки [w] или [ў] в слабых позициях, в речи информантов старшего поколения неустойчиво цоканье и твердое произношение этимологических долгих шипящих [ш] и [ж], повышенная палатальность мягких зубных согласных [с’] и [з’], что проявляется в наличии шепелявости как диалектной черты, то есть сохраняются особенности, свойственные и другим южнорусским говорам. Но в то же время диалектные консонантные системы подвержены изменениям, отражающим общерусские процессы развития. Эти изменения, важные в функциональном отношении, весьма специфичны в южнорусских говорах. В результате междиалектных контактов и литературно-диалектного взаимодействия, а также в результате сохранения особенностей исходной системы в тверских говорах развиваются новые черты в их консонантизме. Так, в говорах Оленинского и других районов наряду с [г] фрикативным в речи информантов различного возраста произносится [г] взрывного образования, но только в сильной позиции, в то время как в слабой – сохраняется традиционный вариант [х] и таким образом возникает новое чередование [г]//[х]. Наряду с произношением губно-губного согласного в слабой позиции в речи школьников, молодежи развивается употребление губно-зубного [в] в позиции перед сонорными согласными (д’ер’Евн’а, давнО), а в конце слова в речи всех информантов губно-губной согласный варьируется с губно-зубным [ф] (дамОў и дамОф), таким образом глухой губно-зубной [ф] входит в систему звуков южнорусских говоров. Особого внимания заслуживают нёбно-зубные согласные: цоканье медленно исчезает и развивается различение твердых [ц] и [ч].[ч] твердое устойчиво в тверских южнорусских говорах, что поддерживается влиянием многих соседних говоров Тверской области28. Трудность освоения мягкой аффрикаты [ч’] литературного языка, а также лексикализация старого произношения (типа ушотцы и др.) сдерживают интенсивность этого процесса. Наконец, отметим исчезновение таких особенностей, как цеканье и дзеканье, что вызвало в говорах целый ряд переходных артикуляций в произношении различных сочетаний звуков, многие из которых оказались гиперкорректными (Нас’с’а, ненас’с’а, сме’йос’с’а).