§ 2. Интеллектуальные способности: проникновение в суть вещей 2.1. О связи понятий voov и Xuvesiv у Гераклита

Обратимся к ряду фрагментов, отражающих отношение Гераклита к мудрости. «Те, кто собираются говорить с умом (Xuv vomi), должны крепко опираться на общее для всего именно так, как полис [опирается] на законы и даже более: поскольку совокупность всех человеческих законов основана на одном, божественном» (23 МЛ). Как кажется, именно Логос открывает Гераклиту знание о Мудром (26 Mch) [95]. Трудности в интерпретации данного фрагмента и приведенные далее пассажи не позволяют однозначно признать, что в учении Гераклита имелось представление о Мудром Существе, но и отрицать это в полной мере мы не можем. «Из тех, чьи речи [доктрины, учения] я слышал (изучал), никто не достиг понимания того, что Мудрое отдельно от любой другой вещи (идеи) (оті aofov eati pa vtmv Ke%mpiajjevov)» (83 МЛ); «Одно (существо) единственное (истинно) Мудрое (тО aofOv), желающее и не желающее называться именем Зевса» (84 МЛ), «Мудрость (тО aofOv) есть одна вещь: знать Мысль (yvWjJhv), посредством которой все вещи управляются через все (следуют по определенному пути) (pavta Sia pavtrnv)» (85 МЛ) [96]. Итак, очевидно, что

Мудрость или ее носитель (в том случае, если мы согласимся с концепцией Мудрого Существа в доктрине Гераклита) понимаются как нечто отличное, отдельное от всего другого. Разумность, согласно Гераклиту, является качеством божественной природы, человек же разумной способности не имеет (90 МЛ). Точнее сказать, человек не обладает божественными логосами (gvWjmav); а божественные они именно потому, что приходят извне, не имея их сам, человек может их обрести только посредством ума. Причем, различая природу божественной и человеческой мудрости, Гераклит делает это и на уровне языка: для него божественная мудрость задается через понятие to aofov, а человеческая  понимается как voov.

У Гераклита понятие voov и его производные употребляются всего в трех фрагментах и всегда только по отношению к человеческим познавательным способностям. Малое число и краткость фрагментов, тем не менее, не препятствуют восстановлению целостного концептуального содержания точки зрения Гераклита.

Снова вернемся к 23 Mch в его греческом варианте Xuv vorni legovtav ia%upiZea8ai %ph tmi Xuvwi pavtmv, okmapep vojmroi poiiv kai polu ia%upotepmv tpefovtai gap pavtev oi av8pWpeioi vojmoi upo evov tou 8eiou kpatei gap toaoutov okoaov e8e1ei kai eXapkei paai kai pepigivetai.

Русские переводчики фрагментов Гераклита единодушны в понимании Xuv vorni, и, как нам думается, это единство мнения опирается на перевод Г. Дильса «с умом» (mit Verstand) [97]. Перевод фрагментов В. Ни лендера, как сообщает автор перевода, сделан с издания Дильса [98] и предлагает аналогичный вариант  «с умом» [99], тот же вариант находим и в переводе А. В. Лебедева [100], автора наиболее полного отечественного издания переводов фрагментов досократиков, несмотря на то, что в переводе фрагментов Гераклита он основывался на издании Марковича [101]. М. Дынник, хотя и не оговаривает этого момента, полностью основывает свой перевод на издании Дильса, включая последовательность и нумерацию фрагментов, хотя и полностью опускает контекст цитатора и приложения (кстати, сохраненные в издании Нилендера); в качестве перевода Дынник предлагает слово «умно» [102]. А. О. Маковельский, также опираясь на издание Дильса, предлагает зачастую, помимо собственных, переводы, примечания и пояснения других исследователей [103], но, к сожалению, никак при этом не комментирует фр. 114 DK; его перевод  «разумно»] [104]. Во всех этих вариантах, однако, утрачивается исходный смысл понятия vOov и вместе с ним та мысль, которая была вложена в это слово и этот фрагмент Гераклитом.

В западной традиции перевода понятия vOov у досократиков мнения разделились.

Как указал К. фон Фритц, этимологически слова noos и noein происходят, наиболее вероятно, от корня, означающего «нюхать» или «обонять», а последующее распознавание объекта приводит к реализации определенной ситуации, особенно в случае ситуации сильного эмоционального потрясения и вообще любой важной ситуации [106]. Как кажется, исходное значение слова сопоставимо с русским «чуять» в контексте познания.

Это исходное значение получает разные производные, которые намечены у Гомера. Анализируя значения noos и noein у Гомера, К. фон Фритц выделяет шесть таких производных [107], еще раз подытоживая свои выводы в статье 1974 г. [108] Первая производная соответствует тому, что можно назвать «специфической позицией»: разнообразные ситуации вызывают у разных персон различную реакцию, поскольку же все эти реакции для персон типичны, то и noos иногда понимается как «специфическая позиция». Вторая указывает, что voov предполагает не только знание ситуации, но и соответствующее этому знанию планирование. Опасные ситуации влекут сильные аффекты и требуют плана немедленного развития будущей ситуации, основная функция нуса здесь  планирование и план. Планирование, как правило, предполагает волевой элемент, который обозначает чисто интеллектуальную функцию. Но у Гомера она, в отличие от Платона, не противопоставлена и не сдерживает сильных эмоций, а напротив, является скорее их опосредствующей причиной [109]. Далее, термин voov предполагает более глубокое проникновение в объект, чем другие познавательные способности, и, оказываясь направленным на внешние, поверхностные явления, способен обнаружить реальную истину об исследуемом вопросе, с учетом той тонкости, которая потом станет ключевой для досократичес кой философии  различие между миром явлений, явным, который мы воспринимаем нашими органами чувств, но который может быть обманчивым, и миром реальным, который может быть обнаружен за явлениями,  миром скрытого, но, повторим, реального бытия, который, по выражению самого фон Фритца, кажется «в некотором роде наивно ожидаемым» [110].

Таким образом, К. фон Фритц допускает дальнейшее расширение значения voov до того, что «делает отдаленные вещи присутствующими» [111], иными словами, представляет собой воображение, с помощью которого мы можем визуализировать ситуации и объекты, отдаленные в месте и времени. Тем самым здесь ключевым аспектом для понятия становится не обоняние, а зрение.

К. фон Фритц особенно подчеркивает, что noos и noein у Гомера никогда не означают «разум» или «рассуждение» в чистом виде. Мы находим только тенденции в данном направлении, которые слабо намечаются. Истина всегда приходит как мгновенная интуиция, как увиденное, замеченное. Это, по мнению Фритца, «весьма существенный момент для полного понимания раннего греческого философского предположения, чтобы определить настолько точно, насколько это возможно, как далеко элемент дедуктивного рассуждения ясно и сознательно отличают от "интуитивного элемента" всюду, где философские открытия или реализация философской истины приписаны noos» [112]. Такое понимание слова сохраняется у Гесиода вплоть до Ксенофана и в какойто мере у Гераклита [113].

Что касается Гераклита, то, по мнению К. фон Фритца, практически верное понимание этого понятия находим у Секста, который начинает рассуждение о концепции нуса у Гераклита как об умозаключении и завершает его представлением о чувственном восприятии, однако в действительности это понятие означает нечто среднее между двумя указанными значениями и является более близким по содержанию ко второму [114].

Продолжая вышеназванную традицию понимания voov, английские переводы Xuv voroi во фрагменте 114 DK М. Марковича [115] и Дж.

Другая ветвь традиции перевода, как мы уже сказали, вероятнее всего, берет начало от предложенного Дильсом перевода mit Verstand, но в ней также существуют разночтения. У Гатри, возражая против классического перевода, останавливается на варианте «with intelligence» (интеллектом) [117]. Точки зрения двух других современных интерпретаторов учения Геракли та  немецкого исследователя Э. Куртца («mit Verstand») [118] и французского философа М. Конша, автора одного из последних комментированных критических изданий фрагментов Гераклита, («avec intelligence») [119]  также совпадают с переводом Дильса; эти авторы специально тему нуса в своих работах не рассматривают и свою позицию по этому вопросу не оговаривают.

Имеются еще две точки зрения, которые также можно вписать в обозначенную полемику, они достаточно интересны, но включают в содержание концепции Гераклита актуальную проблематику современной философии. Ч. Кан (Kahn) переводит «with understanding» и сводит значение vOov к познанию через понимание [120]. Дж. Лешер [121], комментируя vOov, поначалу воздерживается от перевода слова, потом сочувственно цитирует М. Нуссбаум [122]. Ее точка зрения совпадает с той, которая полагает учение Гераклита первым образцом философии языка [123]. М. Нуссбаум переводит voov как «insight» (проницательность; способность проникновения в суть; интуиция) и интерпретирует его как «качество хорошо функционирующей yuch», делая явное ударение на лингвистических коннотациях: познавательная способность души (= знание«noos») есть знание языка [124]. Лешер, судя по всему, соглашается с этой точкой зрения [125]. В свою очередь, возражая против рассмотренного выше понимания voov фон Фритцем как того, что может проникать в скрытую сущность явлений, он пишет, что это противоречит настойчивому требованию Гераклита о том, что подлинная природа скрыта (ссылаясь на 8 Mch, 9 Mch) и потому такая трактовка неприемлема [126]. Позволим себе не согласиться с этой точкой зрения.

Мы указывали выше на то, что Гераклит задает возможность познания как переход от явного к скрытому. Даже если подлинная природа скрыта, то это не означает существование запрета на постижение неявного. Независимо от того, собираемся ли мы описать это неявное само по себе (пусть даже мистические переживания) или объяснить и осмыслить неявное и тем самым перевести его в явное (если угодно, второго порядка), неявное должно пройти определенную процедуру рационализации с помощью рассуждений, логических процедур и прочее. Иными словами, ничего невыразимого быть не может.

Сошлемся на определения явного и скрытого у Секста Эмпирика, у которого категории явное и скрытое играют значительную роль в описании затруднений относительно критерия истины и который активно их использует (на наш взгляд здесь имеет место прямая дискуссия с Гераклитом) [127]: «.В вещах существует некое двойное различие, по которому одни вещи явны, а другие неявны (явны те, которые сами собой являются объектом для чувственных восприятий и рассудка, а неявны те, которые невоспри нимаемы на основании себя самих)» (VIII, 141), что ведет «к апории в области очевидного» (VIII, 142, 1); «.невозможно уверенно говорить относительно явлений, что они таковы же по природе, каковыми они являются» (VIII, 142, 24). «Из неявных вещей одни неявны раз навсегда, другие по природе, третьи для известного момента... » (VIII, 145, 12). Как нам кажется, определения в целом верны для обеих концепций, разница между позициями Секста и Гераклита состоит лишь в том, что Секст полагает, что явное  общепризнанно (aujmfwvov), неявное  спорное (со ссылкой на Ксенофана, что «лишь мненье доступно») (VIII, 327, 12) [128] и что тот, «кто возится с вопросом о неявных предметах, сравним со стреляющим во мраке в какуюнибудь цель» (VIII, 325). Гераклит же утверждает обратное. Он говорит, что люди обмануты явлениями, подобно слепому Гомеру. И это значит, что явное не отражает всей совокупности знания. Неявное тогда привносит в познание определенный проясняющий элемент. Именно с этой целью Гераклит и формулирует свой теоретикопознавательный метод выявления неявного и получения подлинного знания.

Итак, позиция Гераклита может быть выражена следующим образом: несмотря на то, что существует нечто «неявное», тем не менее, оно не относится к разряду непередаваемого и неописываемого опыта (как, например, мистического), а мистический опыт, даже если фиксируется его существование, значимости для познания не имеет. Напомним, мы говорили о двух видах знания, которые выделяет Гераклит: одно  непосредственное, получаемое без приложения существенных рациональных усилий, нусом, и аналогичное ему в плане недискурсивности, базирующееся на повседневном опыте и здравом смысле. Примеры такого знания выражены им в емких фразах «кикеон расслаивается», «морская вода негодна для питья», «собаки лают на чужих», «всякая тварь бичом пасется»; такое знание не подвергается сомнению. Как говорит об этом варианте Секст: «Явные  невольно воспринимаемые из их представления и аффектации» (VIII, 316). Другое  знание выводимое, например, знание о начале всего, отличающееся от обычного здравого смысла. Такое знание требует, прежде всего, анализа речи: от ее фонетического уровня, простого звучания слов до их значения. При этом речь представляется таким универсальным принципом, посредством которого возможно установление истины, при условии, что это не частная речь каждого отдельного человека, и уж тем более не та, что произносится варварской, безлогосной душой, а именно универсальная, общая для всех и доступная, хотя и на определенных условиях, каждому.

Комментируя второй вид знания, Гераклит указывает, что обладает возможностью «объяснять слова и вещи и показывать вещи такими, как они есть» (1 Mch). Иными словами, Гераклит не отказывается от того, чтобы причислять себя к сторонникам опытного, чувственного познания, но разница его подхода с сенсуалистским состоит в том, что на основании одних только чувственных данных и «многознания» составить подлинное представление о мире невозможно. Подлинная реальность, устройство и структура мира, повторим, должны быть скрытыми и потому недоступны чувствам.

Таким образом, подводя итог, мы можем сказать, что voov есть некая воспринимающая способность (чутье, воображение, проницательность), действующая интуиция, и, поскольку она действует и направлена на объект с определенной целью, мы можем приписать ей и определенное волевое содержание. Важно еще раз подчеркнуть, что в основном содержании послегомеровского понятия voov ставится акцент на чувственные данные и эмоциональную составляющую как характеристику чувств вообще. По пытка трактовать это понятие в досократических учениях как чистую интеллектуальную способность приводит к разного рода внутридоктриналь ным противоречиям и трудностям в интерпретации этих доктрин.

Итак, мы сказали, что с точки зрения Гераклита, одних данных только зрительных или слуховых восприятий недостаточно для подлинного познания вещей [129], но, несмотря на это, познание возможно, если в его основании лежит voog. Мы отмечали, что мудрость как абсолютное знание человеку недоступна, единственное, чем человек может обладать, это также voog. Но voog есть только основание и способно привести к знанию только при определенных условиях. Способы получения знания, вернее, условия для этого можно восстановить из анализа отношений понятия voog с другими понятиями в системе Гераклита.

Вернемся еще раз к фрагменту 23 Mch (a):

(а) Те, кто собирается говорить с умом (Xuv vowi), должны крепко опираться на общее (XuvWi) для всего именно так, как полис [опирается] на законы и даже более:

5 поскольку совокупность всех человеческих законов основана на одном, божественном;

поскольку могущество свое он простирает, насколько желает, и достаточен для всех, и всесозидающий.

10 Вот почему должно следовать общему. Но хотя речь есть общая,

Многие живут, как если бы свою личную имели рассудительность [130] (tou logou S eovtog Xuvou Zwouaiv oi Wg iSiav ecovtov fpovhaiv).

Гераклит считает, что те, кто намерен говорить, полагаясь на voog, должны опираться на общее. И это сразу выводит нас на следующий аспект взаимоотношений эпистемологических понятий в теории познания Гераклита: познание, основывающееся или полагающееся в качестве своего основания только на voog, является недостаточным, оно должно в качестве критерия проверки использовать общее (XuvWv).

В этом фрагменте содержится знаменитая игра слов «Xuv vomi» и «Xuvmi». Ее неоднократно отмечали исследователи наследия Гераклита. В частности, Маркович отмечает, что наиболее предпочтительным вариантом перевода этой распространенной фразы будет «здравый смысл», а в целом соотношение, выливаясь в игру слов, указывает на намерение Гераклита соотнести свою новую доктрину Логоса с уже существующей одобренной традицией и со здравым смыслом, иными словами, «полагаться на то, что общее для всех (людей) является одобренной традицией, полагающейся на здравый смысл» [131]. Указывает на наличие игры слов также Кирк [132] и др. Данная игра слов, на наш взгляд, подчеркивает в первую очередь взаимосвязь этих понятий в концепции Гераклита. Гераклит, по мнению ряда исследователей, полагал, что созвучие между словами, их фонетическая сторона могут дать гораздо больше для понимания истины, чем их значения. Изречения Гераклита многозначны, выражения двусмысленны  именно так понимает игру слов у Гераклита А. Маковельский [133]. Эта же игра слов позволяет утверждать, что фрагмент принадлежит именно Гераклиту. Позднее связь понятий могла сохраняться концептуально, но очевидность этой связи в последующем философском словаре утрачивается в связи с использованием в аттическом диалекте слова koivov вместо Xuvov.

Что значит для Гераклита опора на общее в познании? Он явно указывает на недостаточность только чувственного восприятия, более того, даже всей совокупности  «общих» данных  чувственного восприятия тоже (которое и представляет собой voov).

Те, кто намерен высказываться, полагаясь на voov, должны иметь в виду, что нус как познавательная способность не схватывает общего, а для правильного познания следует владеть знанием об общем, умением находить общее, т.е. нужно быть не только умным, но и схватывающим. Suveaiv не просто получение знания, а его осмысление, понимание через схватывание общего, или иначе, это сам процесс восприятия, который уже предполагает наличие общего.

Люди, полагаясь исключительно на чувственный опыт, узнают точно такие же слова и вещи, что и Гераклит (1 Mch), но лишены осознания собственных действий. С одной стороны, это происходит потому, что они не слышат логоса. С другой стороны, имеет место указание Гераклита на то, что можно соотнести с тем, что называется «слышать логос», или с правильными действиями для достижения понимания. Гераклит говорит: «Я объясняю те слова и вещи [те же самые, которые «все» люди узнают на опыте, но не понимают. М. В.], взятые отдельно одно от другого, в соответствии с их реальным строением и затем показываю их такими, как они есть» (1 Mch). При этом он опирается на знание того общего (trn Xuvwi) Логоса, Истины, на основании чего ему и удалось постичь суть вещей. Схема применения знания об общем для познания частных, взятых по отдельности слов и вещей тут простая, она базируется на излюбленном гераклитовском приеме вывода «по аналогии». Есть некое исходное очевидное условие: «общее для всех» существует. И точно таким же, как общее для всех людей (исходный принцип), являются законы для граждан города (частный пример для исходного принципа). Именно поэтому для всякого человеческого закона есть общий источник  божественный закон (утверждение, связывающее общий и частный принципы). Таким образом, Логос или нечто общее есть источник для всех городских законов, которые в свою очередь являются общими для всех граждан и принципом руководства для каждого в отдельности.

В этом и заключается «разделение по природе» и высказывание слов и вещей «как они есть»  их подлинный смысл, явно данный в общем, может быть выведен из этого общего как некий частный пример по аналогии. И очевидно, что возможность проникновения в суть вещей и слов и предсказания дальнейшего поведения каждого отдельного рассматриваемого объекта (именно это мы и понимаем под voov) появляется только при условии, что для рассматриваемых объектов уже установлено нечто общее, из чего будут выведены частные характеристики исследуемых объектов. Только при таких условиях можно сказать, что имеется знание о вещах.