2.2. О связи понятий voov и jmaBhsiv у Гераклита
Итак, мы пришли к выводу, что voov (начиная с Гомера и вплоть до досократиков) есть некая воспринимающая способность, которую можно охарактеризовать как чутье, воображение, проницательность или даже действующую интуицию [134]. А поскольку она действующая и направлена на объект с конкретной целью, мы можем приписать ей и определенное волевое содержание. Важно подчеркнуть, что основным содержанием послегомеровского понятия voov является акцент на чувственных данных и его эмоциональная составляющая как характеристика чувств вообще. Кроме того, поскольку voov понимается par excellence как интуитивная способность (в указанном выше смысле) и поскольку таковая не предполагает пошаговых интеллектуальных усилий, доказательности и прочего, постольку это заметно снижает ожидаемый статус нуса как «интеллекта». Попытка трактовать это понятие в досократических учениях как чистую интеллектуальную, т. е. дискурсивную, способность приводит к разного рода внутридоктринальным противоречиям и трудностям в интерпретации этих доктрин. Иными словами, стандартный принятый перевод этого слова как ум некорректен для досократических учений, и, на наш взгляд, наилучшим способом будет оставить слово в транслитерации как нус.
Таким образом, мы пришли к выводу, что возможность проникновения в суть вещей и слов и предсказания дальнейшего поведения каждого отдельного рассматриваемого объекта (именно это мы и понимаем под voov) появляется только при условии, что для рассматриваемых объектов уже (т. е. до того, как нус начнет свою деятельность) установлено нечто общее, из чего будут выведены частные характеристики исследуемых объектов; нус работает только тогда, когда наличествует нечто общее в отношении познаваемых объектов.
Связь вышерассмотренных понятий демонстрирует только обладание нусом. Далее не может не возникнуть вопрос: а возможно ли овладеть навыками нуса? Каким образом человек способен и способен ли он вообще целенаправленно получать и использовать нус? Раз это в какомто смысле интуитивная способность, может ли она в таком случае претендовать на мистический способ овладения ею? (Нам кажется, что именно такого рода вопрос следует ожидать от сторонников профетического истолкования учения Гераклита, хотя выше мы оговорили, что для нас интуитивный не значит «богооткровенный» или «бессознательный»).
Отвечая на эти вопросы, мы обратимся к разбору тех фрагментов, в которых содержится понятие voog в комбинации с дериватами понятия jj.a8hCTilt;;. Стандартное значение слова jj.a8hCTilt;; то, что выучивается, учебная работа; учение, ученость, знание. Уточняя содержание этого понятия, немецкий филологклассик прошлого века Бруно Снелл [135] показал, что jma8ei v и его дериваты действительно изначально обозначали знание, навык или также некое свойство или состояние, которое достигается тренировками и которое может быть получено несколькими способами или посредством практического опыта и упражнений, даже в таких неожиданных случаях, когда человек «учится» быть осторожным или «учится» ненавидеть [136]. Затем только это понятие получило свое развитие от значения «обладать навыком» к значению знания о таких специфических объектах или группах объектов, о которых может быть получено подлинное, ясное и неоспоримое знание.
Последнее влечет за собой еще один аспект значения этого слова, который содержится в том, что называют математикой [137]. На первый взгляд может показаться, что связь между первым (навык) и последним (математика) значениями крайне условна. Любопытное объяснение этой связи предлагает тот же Снелл. По его мнению, оба вышеприведенных значения (как навык, так и математика) «определяются объектом», а не субъектом. Иными словами, соглашаясь с комментарием этого момента К. фон Фритцем [138], можно сказать, что результат как практического навыка, так и математического знания (мы бы назвали его «теоретический навык») будет представлять собой некоторую условную истину, в которую невозможно внести никаких субъективных условий или оценок, она принципиально независима от субъекта. Тогда получается, что и философ, и математик, и любой другой человек, получивший определенный навык, ограничены исключительно объектом этого навыка будь то практический или сугубо умозрительный (в значении 8eropia) его аспект.Как можно соотнести понятия нуса и матесиса? Нус, как мы помним, это в первую очередь соотносимое с интуитивным схватывание объекта, который был дан посредством органов чувств, или непосредственное (в смысле «не требующее опосредования логическими шагами, подробным пошаговым обоснованием» [139]) знание о нем и умение «вдруг» предвидеть, прогнозировать, как поведет себя этот объект в будущем. Ma8hCTiv же можно представить скорее как ситуацию, в которой, чтобы обладать определенным представлением, навыком в отношении конкретного объекта, необходимо не только воспринимать этот объект и воспроизводить его умозрительно, но и приложить определенное усилие, чтобы достичь постижения объекта во всех его аспектах. Причем это усилие будет носить не только практический характер (например, «усидчивость»), но и в какойто мере интеллектуальный: «способность к» и «нормальное психическое здоровье» предполагаются здесь как исходные минимальные требования к познанию [140]. Мы также помним, что значение voov допускает в ряде исключительных ситуаций (а вернее сказать, в ряде популярных реконструкций учения Эфесца) внесение некоторого оттенка нерационального, если понимать его, например, как нерациональную интуицию, мгновенное озарение или «insight» (как у М.
Нуссбаум) и только в тех случаях, когда не осуществляется последующая рефлексия над произошедшим. Напротив, jma8hCTilt;; исключает любой аспект не и иррационального, не дискурсивного. Ma8hCTilt;; не дается и не открывается «вдруг», сиюминутно, мгновенно в отличие от интуитивного восприятия. Он требует направленного усилия и в первую очередь рационального усилия, поскольку знание об объекте это не просто порядок и многократное чередование определенных действий, но и обоснованное возобновление этих действий, особенно в том случае, когда предполагается передача способов освоения объекта другому лицу (процесс обучения и воспроизведения навыков и знаний другим лицом), следовательно, подразумевает рационалистические критерии в обработке чувственных данных, рациональный способ формирования или получения знания, сразу же выводя из области исключительно чувственного восприятия действительности.Таким образом voov и jma8haiv представляют собой в какойто мере противоположные познавательные усилия: voov направлен на объект, и если чемто и ограничен, то только самими познавательными способностями познающего субъекта. Причем в эту познавательную систему могут вовлекаться представления о других сопутствующих объектах, субъектах, ситуациях и проч., дополняющих познаваемый объект. Ma8haiv же, напротив, указывает на то, что только объект познания ограничивает (а чтобы избежать разного рода негативных ассоциаций, лучше сказать, задает границы или определяет) само познание; схватывая, получая знание посредством матесиса, человек ограничен рамками в первую очередь самого познаваемого объекта, независимо от уровня собственных познавательных способностей.
В какомто смысле мы можем отождествить ja8haiv с технологией; зная конкретные предписания для выполнения определенной деятельности, невозможно с помощью самого только jma8haiv применить этот навык в отношении к другим объектам (случаям): владея определенным ремеслом, нельзя претендовать и на овладение в равной мере другими ремеслами, ухватить, интуитивно прочувствовать, как освоить другие ремесла; доказывая определенную теорему, невозможно претендовать на параллельное доказательство другой теоремы тем же самым способом.
То есть, jja8haiv можно трактовать как познание объекта в идеальных условиях, когда имеется только сам познаваемый объект без его возможного окружения. Для таких вариантов, когда конкретных предписаний или методов не имеется, необходимо вмешательство нуса. Именно нус осуществляет выход на максимальную широту объектов познания, за пределы одного объекта, на предвидение того, как поведет себя объект в других условиях, относительно другого объекта.Один из фрагментов, к которому мы обратимся, это 16 Mch, где понятие ja8haiv присутствует в его значении po1uja8'ih (напомним, что обычный перевод этого слова многознание): «Многознание уму не научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксенофана с Гекатеем (po1ujja8ih voov ou SiSaakev HaioSov gap av eSiSa^e kai nu8agophv, autiv te xevofavea te kai Ekataiov)» [141].
Гераклит полагает, что матесис может считаться источником знания только с определенными ограничениями. Навыков, пусть даже в области умозрительного, теоретического знания, равно как и количества этих навыков (po1ujma8ih), недостаточно.
Мы согласны с точкой зрения Притцла [142], который говорит, что Гераклит предпочитает исходить в познании из ja8hCTiv, но противопоставленного po1ujja8ih. Притцл же, в свою очередь, ссылается на Снелла [143], полагающего, что у Гомера используется префикс polu, что означает оценку знания в терминах количества, а не интенсивности. Это, например, способность видеть больше, но не лучше, дальше и т. п. «Гераклит провозглашает (i) сокрытость истины и (ii) нерелевантность широко распространенного опыта. Мудрость является одним объектом, и достижение этого единичного требует свидетельства глаз и ушей, но не многовидения и широкого опыта» [144]. Мы, разумеется, согласимся с тем, что polu означает количественную сторону знания, но, на наш взгляд, совершенно неправомерно утверждение, что, если Истина или Мудрость одна, то и познание ее не может осуществляться за счет чеголибо polu. Ниже мы подробно развернем нашу позицию, показав, что из сказанного Гераклитом не следует отрицания необходимости широкого опыта.
Итак, первое, что говорит Гераклит, нельзя научиться нусу через знание о многих вещах. Далее же Гераклит утверждает, что (7 Mch) «eu jala pollrov 'iatopav filoaofoug avSpag eivai. Многого знатоками должны быть любомудрые мужи [145]». Есть ли противоречие между этими двумя фрагментами, 7 Mch и 16 Mch: с одной стороны, знание о многом нусу не научает, но, с другой стороны, «философствующие мужи» должны знать о многом?
Ранее анализ фрагмента 23 Mch дал нам ответ на вопрос о том, что может претендовать на источник знания: возможность вычленять общее из полученных многочисленных фактов и теорий. Многомудрые мужи, о многознании которых Гераклит так резко отзывается, Гесиод, Пифагор (занимавшийся собиранием сведений более других, по словам Гераклита (17 Mch)), Ксенофан и Гекатей это iotopouvtev, т. е. те, кто занимается разузнаванием, собиранием различных фактов, исследованием разнообразных мнений. Аристотель так и охарактеризовал этот вид деятельности h legei iotopia ta Ka8' ekaotov (история говорит о единичном, т. е. об отдельных, конкретных предметах). Гесиод обладал знанием сельского хозяйства и был хорошо сведущ в мифологии (теогонии), отличался здравым смыслом, что и проявил в своей поэме «Труды и дни». Пифагор (конечно, в той мере, насколько мы можем судить об исторической личности) был известен как математик, вероятно, музыкант и, вероятно, был большим знатоком человеческих характеров (как сказали бы мы сегодня, психологом), что позволило ему в свою очередь занять социальную нишу божественного и всеведущего авторитетнейшего мужа, которая еще долго после его смерти принадлежала ему. Гекатей был сведущ в истории, географии и исторической географии и этнографии (снова позволим себе современный термин). И наконец, Ксенофан был известным поэтом, путешественником, философом и просто человеком с богатейшим жизненным опытом, знатоком жизни (и это было, пожалуй, то, в чем он был авторитетнейшим мужем своего времени). Гераклит утверждает, что этого всего для того, чтобы обладать знанием, недостаточно.
В этой связи любопытно свидетельство Полибия, который утверждает (6 Mch): «Это характерная черта нынешнего времени, когда любое место сделалось доступным благодаря судоходству и дорогам. Теперь уже более не подобает полагаться на свидетельство поэтов и мифографов о неведомом, как во многих случаях поступали наши предшественники, ссылаясь на "не заслуживающих доверия поручителей" сомнительных сведений, по слову Гераклита, но следует постараться убедить читателей в достоверности [сведений] самим историческим исследованием». По всей видимости, Гераклит настаивает на том, что всякие представления должны быть не только получены на основании собственного эмпирического опыта, но и должны носить эмпирически подтверждаемый характер, должны быть проверены. Та же мысль прослеживается и в 17 Mch: «Пифагор, Мнесархов сын, занимался собиранием сведений больше всех людей на свете и, понадергав себе эти сочинения, выдал за свою собственную мудрость много знание и мошенничество» [146]. Собственная мудрость не является результатом накопления и усвоения многочисленных сведений, собранных другими.
Видимо, по мнению Гераклита, факты о том или ином предмете, даже полученные лично, часто коллекционируются ради самих этих фактов и не служат ничему иному, кроме подтверждения какихто исходных собственных точек зрения. Именно этот момент отражен в 3 Mch: «Ибо большинство не понимают того, что им встречается, да и по обучении (jaqovtev) не разумеют, но самим им кажется (будто они знают)». Как пишет Ч. Кан, комментируя точку зрения Гераклита в этом фрагменте, «.опыт, даже выстраданный, ничему людей не учит. У них нет ума распознать, что с ними происходит. То понимание, которое люди находят в поэмах Гомера, Гесиода и Архилоха, ничто иное как "вера в их собственные мнения": достаточная мудрость для удовлетворения их собственной глупости» [147]. Видно, что Гераклита смущает здесь именно наличие доксы, отсутствие общего, тождественного с подлинным устройством космоса, мнения всех тяготея к многознанию, люди попросту ищут подтверждения собственным частным мнениям, не стремясь отыскать общую для всех истину.
В 7 Mch как раз представлена другая сторона latopih и того знания, которое это понятие отражает po1uja8'ih. Как полагает Маркович, этот фрагмент подчеркивает необходимость сбора множества чувственных данных как первого условия для распознания Логоса [148]. Так, как оно понимается в первом случае, в случае накопления представлений ради множественности самих представлений либо нахождения точек соприкосновения с личными позициями, po1uja8'ih стерильно, поскольку не предполагает никакого нового видения мира, но единственно умножение фактов доксы.
Излюбленный пример Гераклита для людей, лишенных стремления к знанию и истине, т. е. общему сопоставление их со спящими. Самому Гераклиту удалось распознать подлинную природу вещей и услышать логос, «что ж касается остальных людей, как говорит он сам (1 Mch), то они не осознают того, что делают наяву, подобно тому как этого не помнят спящие». О том же свидетельствует и Плутарх, ссылаясь на Гераклита: «Для бодрствующих существует один общий мир, а из спящих каждый отворачивается в свой собственный» и, добавим, «хотя разум (логос) общ, большинство [людей] живет так, как если бы у них был особенный рассудок
(fpovhaiv)» [149].
Итак, наличие общего (Xuvov) это главный принцип организации мира и человеческого общества, и крайне важно видеть, слышать и пости гать именно общее. В каком отношении «философствующие мужи» должны быть многого знатоками? В накоплении фактов для отыскания в рамках этих фактов «общего для всех». И здесь снова мы находим подтверждение важности многознания. Только из перебора множества фактов и представлений можно отыскать главное. Ч. Кан выявил эту любопытную деталь, объединив ряд фрагментов Гераклита в отдельную группу по следующему принципу: в них упоминаются трудности отыскания чеголибо, а также трудности познания со стороны объекта (VII X (нумерация Kahn) соответственно 11, 10, 7 и 8 Mch). «Награда мудростью, говорит Ч. Кан, отыскивается философским золотоискательством, ее нельзя взять просто так» [150].
Таким образом, мы подошли к следующим выводам. Для того чтобы voov мог использоваться как познавательный инструмент, необходим логически предшествующий ему jj,a8haiv сначала мы познаем все содержание объекта, а потом распространяем это знание на окружение объекта. По всей видимости, говорить о хронологическом предшествовании нуса матесису (или наоборот) в процессе подлинного познания [151] нет смысла, потому что и нус, и матесис это необходимые условия познания, которые требуют взаимного соотнесения и обоюдного присутствия. Здесь следует подключить и po1uja8ih, но исключительно с целью установить общее в вещах, а не ради самого многознания. Таким образом, познание без взаимодействия voov и ja8haiv невозможно. Невозможно оно и потому, что эти понятия представляют собой в какомто смысле противоположности. Ma8haiv это объектсубъектное отношение, где объект познания накладывает ограничения на само познание субъектом. Noov же, напротив, субъектобъектное отношение, где сам субъект (его познавательные возможности) накладывает ограничения на познание объекта и того, что лежит за его «явными» пределами. Таким образом, jj,a8haiv направлен на
явное, а voov на постижение неявного за познаваемым объектом.
* * *
Итак, согласно нашей реконструкции теоретикопознавательных взглядов Гераклита, знание способно возникнуть только при условии овладения определенными способами познания в совокупности, и только так человек приобретает способность приблизиться к мудрости (aofih) и пони мать услышанную речь (логос), а вернее, ее истинное содержание. Логос при такой трактовке должен пониматься как нечто неявное: с одной стороны, он дан всем непосредственно, и это указывает, что логос не принадлежит никакой другой реальности, он отнюдь не является трансцендентным, но, с другой стороны, он и не дан непосредственно, даже если у людей есть иллюзия, что они «слышат», тем не менее, к пониманию услышанного непосредственно они не придут. Так, логос оказывается неявным, но доступным рациональному постижению, дискурсивно, и тогда очевидно, что для его постижения не требуется прибегать к мистической практике (а именно так как нечто мистическое и познаваемое посредством откровения зачастую понимается Логос в реконструкциях приверженцев истолкования учения Гераклита как мистического и иррационального), и путь познания логоса представляется сугубо рационалистическим. Другими словами, фрагменты донесли до нас метод познания неявного, что должно указывать на то, что сам Гераклит пришел к этому выводу отнюдь не через откровение, а непосредственно промыслив сам все этапы (на что указывает и отсылка на себя, на свою собственную деятельность самопознания).
То, что Гераклит говорил о своих согражданах «слушая, не слышат», явно указывает на то, что он различал речь, которая оказывается явной для всех, и наличие в ней некоторого скрытого содержания. То, что это скрытое содержание выявляется посредством набора рациональных процедур (упорядочивания (jj.a8eoiv), обобщения (Xuveoiv), использования рассудительности (fpovhoiv) и мышления, которое может стоять за словом voov), на наш взгляд, свидетельствует о том, что для Гераклита уже видна определенная связь между когнитивными и лингвистическими процессами, и он, скорее всего, осознавал связь и существенную разницу между суждением как логически правильной формой выражения мысли и языком как средством выражения мысли, чем сам активно пользовался. Можно видеть, что схема «реальность речь мышление» для Гераклита уже принципиально важна, так как, выстраивая свою гносеологическую систему, он, очевидно, учитывает отношения в рамках этой схемы, иначе его призывы не просто слушать речь, но постигать ее значение, тем самым достигая истины, оказались бы бессмысленными. Выбрав концепт логоса для выражения основной своей идеи, Гераклит тем самым очень точно подобрал и само слово, и саму концепцию: логос как концепт одновременно отсылает нас и к индивидуальной речи как чемуто субъективному, и зачастую ложному и бессмысленному, и к содержанию речи как чемуто объективному, поскольку любое суждение обладает объективным содержанием, и к чемуто универсальному в самом прямом смысле этого слова, потому что логос это еще и закон, мера, т. е. нечто такое, что охватывает мир в целом как набор вещей и процессов в нем.
Что еще важно, Гераклит сумел показать, что подлинного знания о мире мы достигаем не чувствами, а в первую очередь посредством языка, речи и мышления, и картина мира, тем самым, оказывается не только логически оформленной, приобретая свой истинный характер, но также может быть и оформленной в языке, в мнении, где каждая вещь может стать парадоксальной, и этим он еще раз подчеркивает разницу между мышлением и словесным выражением. Приведем только один пример. Когда в 1 Mch Гераклит говорит, что «(2) ведь хотя все совершается в соответствии с этой вот речью, [люди] ведут себя словно незнающие, пытаясь осуществить и слова, и дела, (3) тогда как я рассказываю, по природе различая каждое [среди слов и дел], и объясняю его как оно есть», он имеет в виду, что большинство людей, осуществляя свои дела или произнося слова, не занимают хорошо отрефлексированной в отношении истины позиции. Сам же Гераклит призывает различать каждое из произносимых слов или совершаемых дел в соответствии с их истинным значением, истинным положением вещей, тем самым закладывая основания для поиска совершенного или универсального языка. Эфесец приводит такой пример (39 Mch): «Имя лука жизнь, дело его смерть» (тюі ouv то^юі ovoja biog, epgov Se 8avaTOlt;;). Действительно, не различай мы значений, то эти два одинаковых слова, указывающих на два разных действия, мы не смогли бы отличить друг от друга: в речи, на словах, и слышим, и произносим мы одно и то же, но при этом подразумеваем разные вещи, разные действия. Иными словами, различаем мы эти два имени не в самой речи, не на уровне чувств, а когнитивно, посредством мышления. Это только один пример, но большинство парадоксальных высказываний Гераклита, в которых тем или иным способом задействованы противоположности, также призваны проиллюстрировать это же самое отношение. Здесь, на наш взгляд, Гераклит очень близко подошел к постановке еще одной философской проблемы, в рамках которой следует различать отношения суждения к действительности или отношения говорящего к содержанию высказывания, то есть к различению модальностей de re и de dicto. Разумеется, рассуждениям Гераклита еще очень далеко до разработки той или иной теории модальности, но как кажется, определенные шаги в этом направлении были им сделаны.
Подводя итог, обратимся к еще одному фрагменту: «Тупой человек всякой речи изумляться любит» (blaX av8popolt;; epi pavti Юуюі eptohCT8ai filei) (109 Mch). Его мы тоже можем истолковать двояко. В одном случае перевод epTO,nCT8ai как изумляться подчеркивает, что глупому или дураку [152] неважно, какая именно речь звучит отражающая истинное положение вещей или нет, он одинаково будет радоваться любой речи, и таковых, по мнению Гераклита, большинство. Тот перевод, который более близок к оригинальному греческому значению слова ePTohCT8ai пугаться, отражает скорее ту историческую ситуацию, в которой оказался Гераклит. Большинство людей воспринимает всякое новое речение (учение) очень негативно, с чем, очевидно, столкнулся и Гераклит. Именно поэтому, скорее удрученный непониманием слушателей, чем желанием придать своим словам статус божественных речений, Гераклит помещает свою книгу в храм «до лучших времен», а содержание фрагментов, до нас дошедших, хорошо показывает, что его сограждане так и не освоили предложенный им метод.