§ 1. Сочинения, кроме «Определений»
1. Подлинность и идейная близость. Изучение неподлинных платоновских сочинений заставляет нас строго различать неподлинность и степень фактической близости к Платону. Произведение, неподлинность которого более или менее основательно доказывается исследователями, часто по своим идеям довольно близко стоит к подлинным сочинениям Платона, так что имеет смысл рассматривать эти неподлинные произведения с точки зрения их фактической близости к Платону.
Является ли данное произведение подлинным или неподлинным — об этом можно спорить сколько угодно, и споры эти никогда не прекращались. Казалось бы, уж такой чисто платоновский диалог, как «Протагор», нигде и ни у кого не должен вызывать никаких сомнений. А вот Вл. Соловьев подверг сомнению даже и «Про- тагора», причем опровержение платоновского авторства звучит у него довольно внушительно. Но если спорен вопрос о подлинности, то из сравнения этих неподлинных сочинений между собой и из сравнения каждого из таких произведений с теми, которые подавляющим болыпи сством признаны подлинно платоновскими, можно делать бесспорные выводы. Вот этой задачей, вполне ясной и разрешимой, как нам кажется, и нужно заниматься в первую очередь. И если это в кратком очерке невозможно, то возможна формулировка наиболее важных выводов.
- Сочинения, максимально далекие от Платона. Сюда мы бы отнесли сочинения, которые либо по своей тематике, либо по методу рассуждения весьма мало напоминают подлинно платоновские. Платонизм переплетается в этих сочинениях с настоящей софистикой, так что иной раз трудно установить, что тут платоновского.
В «Демодоке» ставится вопрос о том, как должно происходить совещание. Для этого нужно знание дела. Если дело известно, то и совещаться нечего, а если неизвестно—то и подавно (380 а—с). Другой вопрос — о том, чьим советом нужно пользоваться — знающих дело или своих близких (386 а—с).
Но на этот ложно поставленный вопрос в диалоге уже не дается никакого ответа.В «Сизифе» утверждается, что давать совет может тот, кто знает данное дело, а не невежда (387 b — 389 d). А если человек не знает дела, он должен его исследовать, т. е. учиться (389 d — 390 b). Кроме того, советовать — это значит знать будущее, а будущего никто не знает. Следовательно, нельзя быть и хорошим советчиком (391 a—d).
В «Гиппархе» же трактуется вопрос о корыстолюбии, которое определяется по-разному (225 а — 227 а). Сначала указывается на необходимость рассмотрения идеи любви к благу и различения между благом и злом (227 be). Тогда корыстолюбие есть любовь к прибылям (227 de). Но любовь к прибылям бывает хорошая и плохая. Получается, что возможно и хорошее корыстолюбие, и даже доказывается, что вообще всякая прибыль хороша (232 be). Вообще говоря, невозможно установить, что именно доказывается в этом диалоге, ввиду сбивчивого нагромождения аргументов.
К этому же типу неподлинных сочинений Платона мы отнесли бы диалоги «О добродетели» и «О справедливости» .
- Сочиненияу которые более или менее близки к подлинным произведениям Платона. В «Эриксии» сначала утверждается, что богатство не есть самое важное, поскольку здоровье важнее (393 с), но самое драгоцен- ное — это возможность судить о том, как лучше всего вести дела свои и своих друзей (393 е). Следовательно, самый богатый — это мудрейший (394 а). Он не нуждается в приобретении богатств и отдельных видов знания и мастерства (394 b — 395 а). Даже тот, кто в этом сомневается, должен признать только такое богатство, которое соединяется со знанием добра и зла (397 а—е). Без этого и деньги бесполезны (399 е — 406 а).
В «Клитофонте» говорится сперва, что справедливость есть установление дружбы в государствах (409 d). Эта дружба не просто единомыслие, так как нужно установить еще цель этого единомыслия. Дальше говорится, что справедливость есть умение вредить врагам и делать добро друзьям.
Но справедливость никогда не есть нанесение вреда. Она есть мастерство, но неизвестно чего (410 Ь).В «Миносе» ставится вопрос о том, что такое закон. Сначала закон определяется как то, что узаконено (313 Ь). Допущенная здесь тавтологическая ошибка в определении не критикуется, а вместо этого приводится рассуждение, что узаконенное может быть хорошим и плохим (313 с — 314 е). Далее закон трактуется как выяснение сущего (315 а). Но существующие об одном и том же законы всегда и везде разные (315 а —е). Но что такое хороший закон, не определяется, а вместо этого описывается законодательство Миноса (317 d — 321 b), которое, с нашей точки зрения, слишком условно, чтобы его считать наилучшим.
В «Соперниках» утверждается, что философия не есть многознание (133 е — 135 d). Привлекается вопрос о справедливости, различении добра и зла, софросине, знании себя самого (137 с — 138 d). Этот диалог больше других приближается к платоновской манере мышления, особенно по вопросу о софросине.
- Сочинения, весьма ценные для характеристики Платона. Среди диалогов, содержащих многие явные черты неподлинности, можно указать некоторые ценные для понимания Платона. Такую группу диалогов образуют «Феаг», «Алкивиад І», «Алкивиад II» и «Ме- нексен». Их мы касались выше, при характеристике раннего Платона.
- Сочинения безусловно неплатоновские, в которых благодаря виртуозной методологии весьма искусно сплетается платоновское с неплатоновским. В «Аксиохе» Сократ, который утешает умирающего, говорит ему не только о бессмертии души, но и о том, что смерть приводит лишь к нечувствительности,— это эпикурейский мотив (365 de). Смерть есть смена зла на благо и уход в эфир — мотив стоический (366 ab). Эти мотивы есть и дальше в учении о зле жизни, о тягостях старости (366 с — 368 е). Смерть не имеет отношения ни к живущему, ни к мертвому — опять эпикурейское рассуждение (369 be). В заключение рисуется картина привлекательной небесной жизни (371 с—е).
Эпикурейство точно так же, как и стоицизм, имеет мало общего с платонизмом.
Но автор «Аксиоха» весьма талантливо пытается объединить эти три системы философии. Получилось произведение, которое теперь доставляет нам большое удовольствие своей философско- литературной стилистикой. Несмотря на взаимное отчуждение трех указанных философских систем, их объединение в диалоге рисуется и убедительно, и даже красиво. Само собой разумеется, что противоположность трех систем снимается в наших глазах только благодаря высокой художественности сочинения.К этому же тину неподлинных сочинений Платона мы отнесли бы еще «Алкиону». В этом замечательном диалоге развивается идея взаимопревращаемости всего существующего. Собственно говоря, такая идея принадлежит вообще всей античной философии. Досократов- ские мыслители, учившие о материальных элементах, всегда говорили и об их сгущении и разрежении или об их легкости или тяжести, так что земля, вода, воздух и огонь, а иной раз даже и эфир обязательно превращались друг в друга. Это мы найдем и в стоицизме и в неоплатонизме. И эта идея, конечно, не чужда Платону и Аристотелю. Но в текстах этих двух философов такую идею всеобщей взаимонроницаемости и взаимопревращаемости можно найти только в результате тщательного анализа текстов. Что же касается автора «Алкионы», то эта общеантичная идея дана у него в совершенно обнаженной форме, в чистом виде и без указания связи этой идеи с философией Платона. В конце концов от диалога получается какое-то даже неантичное впечатление, поскольку античные мыслители всегда пытались объединять непрерывное становление с прерывными структурами бытия. Диалог написан с таким блеском, что его можно считать одним из лучших произведений античной философии вообще.