<<
>>

2

Мы приведем здесь эти чистомыслимые, рациональные определения сущего по различным категориям — в их наиболее общей и отвлеченной форме. В действительности, разумеется, самое одностороннее философское учение не может ограничиться какою-либо одной категорией, сводя к ней все остальные.
Живая человеческая мысль необходимо предполагает все категории, и там, где некоторые из них утверждаются исключительно, отвлеченно от прочих, мы необходимо сталкиваемся с логическими противоречиями. Но этим-то и определяется задача систематической критики отвлеченных определений сущего.

Сущее определяется мыслью согласно законам тожества и различия: а) как тожественное себе; Ь) как отличное от мысли; с) как внутренно тожественное с нею в различии и различное в тожестве (тожественное, поскольку оно наполняет мысль, понимается ею, и различное, поскольку оно обосновывает мысль, поскольку оно не только мыслится, но есть). Отсюда вытекают дальнейшие определения сущего по категориям качества и количества.

1. По категориям качества сущее определяется в своем отношении к мысли: 1) как положительное, пребывающее, реальное сущее — все равно, будь то реальность, тожественная с мыслящим духом, или отличная от него материя, сила или другой объект мысли; 2) оно определяется чисто отрицательно — по противоположности мысли, как отличная от нее реальность — в некоторых системах материализма, субъективного идеализма или в учениях древности, исходивших из дуализма положительного и отрицательного начала; 3) оно определяется как ограниченное, относительное сущее — в системах эмпиризма или «релятивизма». Всякий объект мысли в известном отношении тожественен с мыслью, а в других — отличен от нее, в известном отношении есть и в других отношениях не есть: еще древние сознали невозможность для мысли остановиться на идее отвлеченной реальности или отвлеченного отрицания, отвлеченного тожества или отвлеченного различия; наконец, 4) сущее определяется как абсолютная реальность, т.

е. такая, которая не ограничена ни отвлеченным тожеством, ни отвлеченным различием, ни отвлеченным утверждением, ни каким-либо отрицанием: в противоположность всему ограниченному и конечному, оно понимается как всеобъемлющая полнота бытия, тожественная в различии, как положительная бесконечность, потенциально заключающая в себе все конечное. Так определяется сущее в целом ряде умозрительных учений.

Читатель заметит, что каждое из приведенных четырех определений может быть развито в целое философское учение; и в действительности мы находим все эти определения, обыкновенно в более сложной и конкретной форме, в ряде действительных философских учений. Нельзя не заметить, что каждое из таких определений вполне мыслимо и законно, что каждый из вышеприведенных способов понимания сущего является необходимым. Но тем не менее все они, взятые по отдельности или даже вместе (напр., в четвертом, наиболее широком определении), являются недостаточными и отвлеченными. В этом убеждает нас судьба этих определений в истории мысли — точно так же, как и их диалектическая критика.

Понятие тожественной себе реальности, взятое в своей отвлеченности, получает чисто отрицательное определение, обращается в свое противоположное — в отрицание, как это показал еще софист Горгий 19, исходивший из понятия «сущего» Парменида. Такая реальность в своем отвлеченном тожестве абсолютно отлична от всякой мысли и постольку не допускает мысли. В свою очередь, абсолютное отрицание, абсолютное небытие — немыслимо, непостижимо вовсе, как это сознали также еще древние [††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††]20. Отрицание всегда относительно, поскольку мы мыслим его определенным образом относительно чего-либо. Оно есть ограничение: в этом смысле уже Платон говорил, что «небытие есть в некотором смысле» [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡].

Таким образом, наша мысль от абсолютного нигилизма по необходимости переходит к релятивизму, к понятию об относительном сущем. Но и это понятие, взятое отвлеченно, приводит нас к противоречиям, к абсурду: нельзя принимать отвлеченно, т. е. безотносительно, то самое, что мы хотим понять как относительное. Всякое отношение предполагает соотносящиеся термины, всякое ограничение или граница — нечто такое, что находится за пределами этой границы. Отсюда естественный переход к понятию безграничной, всеобъемлющей реальности; это последнее понятие заключает в себе нечто большее, чем первоначальное представление неопределенной, неограниченной реальности, поскольку в ней положительным образом разрешаются понятия всего конечного и ограниченного. Таково первое определение абсолютного как полноты бытия.

Справедливость этого рассуждения может быть проверена и справкой с историей философии и логическим анализом. Отвлеченная реальность ведет мысль к отвлеченному отрицанию, отрицание ведет к понятиям ограничения, относительности, которые, в свою очередь, ведут к отвлеченным понятиям безграничного и абсолютного. Обычное возражение против такой диалектической метафизики состоит в том, что она отвлеченна. Но дело в том, что мысль человеческая в своих понятиях всегда отвлеченна и метафизична; поэтому-то и нужна сознательная метафизика, т. е. сознательная систематическая критика отвлеченных понятий о сущем, в их взаимной логической связи. Без такой критики мы никогда не избавимся от худшей метафизики — некритической, бессознательной и будем оперировать с теми же понятиями «реальности», «относительности» и т. д., только принимая их за нечто безусловное.

Четвертое определение сущего как «всереальности», или абсолютной реальности, очевидно, страдает такою же отвлеченностью, как и прочие: нет ничего более скудного, чем то формальное понятие «полноты бытия», которое оно в себе заключает. Вместе с тем оно и неопределенно, поскольку к прежнему понятию «реальности» вообще присоединяются как бы новые признаки, нуждающиеся в более точном определении.

2. Сущее определяется по категориям количества как единое, как многое, как все, или всеединое. Оно понимается как единое — в своей отвлеченной идее: еще Парменид показал, что в отвлеченном понятии сущего, равного только себе самому, отрицается все то, что отлично от него, что не есть это сущее, отрицаются всякие различия, всякие конкретные определения,— остается только отвлеченное единство. Но мысль не может застыть на таком единстве хотя бы потому, что во всяком акте мысли заключается как бы раздвоение между субъектом и объектом, между предметом и мыслью о нем, выражающееся в самых понятиях наших: например, понятие единства, в котором выражается акт нашего мышления, отлично от понятия сущего. Таким образом, во всяком определении, хотя бы самом общем и отвлеченном, всегда заключается известное ограничение, различение, а стало быть, и отношение между определяемым предметом и определяющим признаком или различием. В отношении мысли к сущему в их основном различии заключается, следовательно, потенциальное множество идеальных определений. Мысль, отличая самое себя от сущего, не может понимать его как отвлеченное единое, иначе она придет к раздвоению с ним: идеально возвышаясь над таким раздвоением, соединяя понятие с его предметом, мысль понимает сущее как конкретное единство, заключающее в себе возможное множество определений.

В отношении мысли к сущему — в тожестве и различии — дано и мыслимое единство, и раздвоение, и конкретное единство во множестве. Сообразно тому и сущее определяется как единое (в своей общей идее), как неединое (отрицание единства) — в своем отличии от мысли или идеи, как многое — в совокупности своих реальных отношений и мыслимых определений и как всеобщее или всеединое — в идеальном синтезе этих определений и при- знаков.

Все эти количественные определения или категории равно необходимы и в то же время равно отвлеченны и недостаточны, взаимно обусловливая и предполагая друг друга. И в то же время в своем целом эти категории предполагают отношение к конкретному сущему, следовательно, к такому, которое не исчерпывается одними количественными категориями.

В истории философии мы находим системы монизма, дуализма, плюрализма, всеединства, которые оперируют с вышеуказанными категориями, причем нередко историческая связь между отдельными учениями соответствует логическому взаимоотношению этих категорий. Так, на^ пример, из элейской философии единства развился матери* алистический атомизм, понимавший сущее как беспредельное множество начал, определяющихся по своей реальной противоположности мысли (т. е. как материальные едини- цы или «атомы»), с другой стороны, Платон в своих диалогах «Парменид» и «Софист» стремится показать внутреннюю диалектику отвлеченных понятий «сущего» и «единого» и приходит к понятию всеединства (единства во множестве). Правда, в действительности не было и не могло быть систем, исходивших исключительно из количественных определений сущего, за исключенйем разве пифагорейцев, которые сделали такую попытку; но на их учении всего яснее можно убедиться в невозможности подобного построения, ибо, говоря о единстве, множестве, о числе (как единстве во множестве), они по необходимости разумели всегда конкретные величины и приписывали своим числам материальность, нравственные и физические свойства. Количественные определения сущего, хотя и мыслимые отвлеченно, предполагают отношения к конкретному сущему, а следовательно, к другим, не количественным определениям его: единство есть единство чего-нибудь — точно так же, как и множество есть множество каких-либо единиц, хотя бы условных. «Всеединство», или «конкретное всеединство» 22, есть либо понятие, выходящее за пределы чисто количественных определений и заключающее в себе возможность других определений сущего; либо же это понятие совершенно бессодержательное: множество, которое в своей бесконечности есть множество нулей, и единство этого множества, равное нулю.

3. Количество, во всех своих категориях, есть количество чего-либо — точно так же, как реальность есть качество чего-либо, а ограничение — отношение чего-либо сущего к чему-либо другому.

Сущее понимается нами по закону достаточного основания как то, что обосновывает свои определения: оно есть их основание и в тожестве, и в различии, и в единстве, и во множестве.

Отношение основания к тому, что им обусловливается, определяется по категориям отношения, как реальная зависимость субстанциальности, или причинности, т. е. как отношение признака к субстанции или следствия к причине. Сущее в своем тожестве мыслится как субстанция своих признаков или определений; в своем различии от мыслящего субъекта оно определяется как причина относительного или обусловленного бытия (явления); иногда, наоборот, самый субъект, или мыслящий разум, понимается как действующая причина, в отличие от сущего вне мысли — пассивной материи (как, например, у Аристотеля). Как ограниченное сущее, которому противолежит другое, также ограниченное сущее, оно мыслится во взаи- модействии с ним: явления понимаются как результат взаимодействия многих частных причин, в конце концов, как результат взаимодействия субъекта и объекта. Наконец, сущее определяется как безусловное начало, поскольку оно мыслится как абсолютное основание своих определений в отличие от всего обусловленного. Эти понятия субстанциальности, причинности, взаимодействия, безусловного начала получают, в свою очередь, и количе ственные определения. Мы можем мыслить одну субстанцию, как Спиноза, Парменид, стоики, или же множество субстанций, как Лейбниц, атомисты.

Все эти способы понимания сущего не только мыслимы вообще, но нашли свое выражение в действительности — в различных философских учениях. Задача метафизики здесь, как и везде, состоит в их систематической критике, т. е. в раскрытии их неполноты, их отвлеченности, а также и их внутренней логической связи. Конкретное взаимодействие предполагает понятие причинности и понятие существ или субстанций, находящихся во взаимодействии; понятие обусловленного, относительного предполагает понятие безусловного, безотносительного. Но каждое из этих понятий, взятое в отдельности, в отвлеченности, оказывается несостоятельным, как давно показали скептики и критики. Прежде всего взаимодействие без причинности и субстанциальности оказывается логически немыслимым, что составляет внутреннее противоречие всякого «феномениз- ма». Понятие субстанции [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§], взятое само по себе, оказывается совершенно бессодержательною отвлеченностью, заключающею в себе внутренние противоречия, над которыми размышляла человеческая мысль, начиная с досокра- товских времен и до времен Локка и Канта. Дело в том, что взятое в своей отвлеченности понятие субстанции исключает всякие конкретные отношения; она существует «о себе» и «для себя»; по своему понятию она безусловно отлична от своих признаков и отношений, отвлеченно она противополагается им. С другой стороны, если мы, подобно некоторым мыслителям, будем видеть в понятии субстанции лишь способ соединения отдельных признаков или восприятий в представлении единичной вещи,— мы разрешим самую субстанцию в простое отношение признаков, что будет равносильно совершенному упразднению нашего понятия р субстанциальном бытии 24.

Вся история философии иллюстрирует и подтверждает эти отвлеченные соображения. Абстрактное понятие субстанции вело к отрицанию конкретного относительного бытия, изменения, причинности — в системах древних индусов, у элейских философов; у Лейбница оно привело к отрицанию взаимодействия 25. С другой стороны, в системах последовательного эмпиризма и релятивизма мы приходим не только к признанию непознаваемости субстанции, но прямо к отрицанию самого ее понятия: субстанция разрешается в простое отношение признаков. Но дело в том, что без этого понятия субстанции самое отношение перестает быть отношением: мысль по необходимости предполагает основание под отношениями; она не может мыслить сущего без этого понятия субстанции отношений. Не выходя за пределы мысли, мы не можем отрицать ни понятия субстанции, ни понятия отношений.

По-видимому, понятие причинности более конкретно. Однако, мыслимое отвлеченно, и оно приводит к совершенно подобным же противоречиям, ибо нельзя без противоречия мыслить отношения как нечто безотносительное. В самом деле: если мы мыслим причину без отношения к действию, она перестает быть причиной (как субстанция без отношения к признаку перестает быть субстанцией); и, наоборот, действие, мыслимое без отношения к причине, перестает быть действием (как признак без отношения к субстанции перестает быть признаком). В первом случае причина обращается в какое-то отвлеченное начало — иногда в отвлеченную сущность; во втором — действие или само обращается в мнимую причину, или, при большей последовательности, разрешается в безосновной процесс случайного следования во времени. В истории философии мы нередко встречаемся с тою и другою формой отвлеченного понимания сущего — с признанием отвлеченных (и постольку мнимых) метафизических причин и с отрицанием действующей причинности — с отвлеченным феноме- низмом, который признает мир явлений за какое-то следование без причины.

Гипотеза безусловного начала, как действующей субстанции,, обосновывающей конкретное взаимодействие множества относительных причин и субстанций, есть необходимое логическое предположение, поскольку все обусловленное, относительное предполагает нечто обусловливающее и безотносительное. Нет нужды приводить истори- ческие примеры учений, в которых мы находим разработку и обоснование этой гипотезы. Но, как показал Кант, и эта гипотеза грешит тою же отвлеченностью и постольку заключает в себе общие противоречия. Ибо если относительное и обусловленное предполагает нечто безотносительное и безусловное, то в самом этом предположении заключается отношение; понятие безусловного логически обусловливается этим отношением к обусловленному. Напротив, из отвлеченного понятия безусловного начала (понимаемого как причина, субстанция, реальность и т. д.) мы никогда не придем без скачка к условному, относительному: это оттого, что в самом отвлеченном понятии безусловного заключается противоположность всему условному.

4. Понятие безусловного сущего логически обусловлено. Отсюда мы приходим к ряду новых определений сущего по категориям модальности.

Сущее определяется в своем самом общем и отвлеченном отношении к мысли как мыслимое или возможное. Законность такого определения доказывается вполне всем предшествующим рассуждением, всеми предшествующими логическими определениями сущего: оно мыслимо во всех категориях, мыслимо как отвлеченная идея. Это же доказывает и вся история философии.

С другой стороны, как все категории в отдельности, так и самое общее определение сущего в качестве мыслимой идеи заключают в себе внутреннее противоречие по своей отвлеченности; поскольку идея о сущем отлична от сущего и поскольку все категории относятся к действительности, к конкретному сущему,— они не могут быть поняты без отношения к нему. Сущее в своем отличии от чисто мыслимой возможности, от чистой идеи, понимается как действительное.

Но действительное сущее (то сущее, которое мы понимаем как действительность) не есть в своем отношении к мысли что-либо абсолютно внешнее, чуждое и случайное для нее. Уже на первой своей ступени критический идеализм убеждает нас в том, что действительность обусловлена логическими законами и понятиями, что связь явлений есть объективно-логическая связь (в отличие от субъективной, психологической ассоциации представлений). Действительное сущее не есть «вещь в себе» — оно HOHUJ мается нами и постольку сознается нами как необходимое. Являющаяся нам действительность мыслится нами не иначе как в категориях сущего; мы можем мыслить мир как единое, как многое или всеединое, как единую сущность, как множество субстанций, как явление причинности или взаимодействия, как необходимую связь явлений и т. д. Мы необходимо мыслим самые явления как то, что есть, как сущее (хотя бы и относительное). И поэтому мир представляется нам как связная совокупность вещей или существ (субстанций), как необходимая причинная связь явлений, подчиненных в своем множестве и взаимодействии общим законам, единому порядку. Отсюда — все наши понятия, вещества, силы, действия, законы, понятие цели, без которого немыслимо разумение живых психических процессов. Подробная критика этих понятий завела бы нас слишком далеко: все это необходимые понятия, при помощи которых мы мыслим природу, и в то же время в них несомненно предполагаются все перечисленные нами категории сущего, ибо они заключают в себе онтологические определения природы как истинно сущего.

Таким образом, мы находимся как бы в заколдованном кругу чистой мысли. Сущее есть идея, как бы мы его ни мыслили; оно есть идея уже потому, что мы его мыслим (т. е. как объект мысли). Оно есть идея не только в своей мыслимой возможности,— в своем отвлеченном понятии, но и в своей действительности, и в самой своей необходимости. В этом смысле мы можем вместе с Гегелем дать ему последнее и окончательное определение, в котором заключаются все прочие: сущее есть абсолютная идея, поскольку вообще оно мыслимо.

<< | >>
Источник: Трубецкой С. Н.. Сочинения/Сост., ред. и вступ, статья П. П. Гайденко; Примеч. П. П. Гайденко, Д. Е. Афиногенова.— М.: Мысль,1994.— 816 c.. 1994

Еще по теме 2: