3.2. Искусство незнания[24].
Признаемся‚ если мы вообще еще имеем в виду Сократа‚ то говорим уже не о Сократе Ксенофонта и даже не о Сократе платоновской “Апологии”. Пожалуй‚ здесь к делу будет еще иметь отношение Сократ из платоновского диалога “Теэтет”‚ который исследует саму идею знания.
Часто говорят‚ что вопрос в “Теэтете” остается открытым. Но он не остается открытым‚ он впервые открывается: пройденный путь упирается в апорию. Но смысл апории и ее нешуточная апорийность могут быть открыты‚ понятны только собеседникам‚ прошедшим этот путь. Трудность оказывается апорией — непроходимой, — только когда доказывается, что она необходимо непроходима. Развитые по ходу исследования‚ логически развернутые, и до тонкостей продуманные теории знания оказываются для философа формами развертывания‚ углубления‚ логической артикуляции исходного вопроса. Это умудрение в недоумении. Лучше сказать‚ не недо-умение‚ а из-умление (из-умиться может только ум‚ мыслящий себя в целом‚ т.е. в своих пределах‚ в своих началах‚ в своей внутренней форме). Такова природа того удивления‚ которое‚ по Платону и Аристотелю‚ образует начало философии‚ начало не только во времени‚ но в принципе[25].Что следует оставить всякую надежду измерить диагональ и сторону квадрата общей единицей‚ знает только геометр‚ потому что это теоретический факт. Только пифагореец‚ для которого все сущее есть сущее‚ поскольку определено числом‚ т.е. мерой‚ способен усмотреть в этом математическом открытии онтологическую проблему. Апории‚ связанные с понятием предела и движения‚ которые рассматривает Зенон-элеец и затем Аристотель в “Физике”‚ — воспринимаются обыденным здравым смыслом как софистические фокусы. Нужно развернуть определенную логику разумения‚ чтобы уразуметь изумляющую непреложность такого рода апорий. Только следуя Пармениду‚ ощутив деспотические объятия его Ананке-Необходимости‚ можно было вновь удивиться бытию‚ мышлению и слову с той умудренной проницательностью‚ которой отличается Чужеземец из Элеи в платоновском “Софисте”. Философия Платона — не просто теория идей (если о таковой вообще допустимо говорить)‚ а умудренное этой теорией — в этом смысле теоретическое — знание о невозможности идей (ср. апории “Парменида”). Точно так же кантовские‚ например‚ антиномии вразумительны только тому чистому разуму‚ архитектонику которого Кант детально развернул в своей “Критике”. Они суть антиномии этого самого чистого разума‚ а не: — “Отвечай‚ Алешка! Есть Бог или нет Бога?!”[26]. Философия Канта опять-таки не теория научного разума‚ а критика его‚ т.е. —
а) открытие неразрешимого “спора разума с самим собой”‚ ведущегося в самих основаниях научного метода — и — б) развертывание самой формы научного разума как формы строгого‚ определенного – принципиального – разумного незнания.
Словом‚ философию можно понять как искусство умного изумления.