МЕСТО ЧЕЛОВЕКА В СИСТЕМЕ СОЦИАЛЬНЫХ ИНСТИТУТОВ: КОНСТАНТА ИЛИ ПЕРЕМЕННАЯ?
Последние десятилетия прошлого века и начало века нынешнего основательно изменили жизнь человека и общества. Можно сказать, что социальные институты, посредством которых обеспечивается — в большей или меньшей степени — определенность, заданность, если угодно, канализованность человеческого бытия, претерпевают радикальные трансформации.
И это касается не одного-двух институтов, но, как представляется, самих институциональных оснований жизни и деятельности общества. Очевидно, такого рода трансформации не могут не оказы-вать самого глубокого влияния не только на условия и обстоятельства, но и на саму суть человеческого существования.
Наша страна испытывает одновременное воздействие двух волн институциональ ных преобразований. Во-первых, речь идет о тех изменениях, которые в большей или меньшей мере затрагивают все страны и регионы глобализирующегося мира. Поток новейших научно-технических достижений, бурное развитие современных средств коммуникации, трансформации социально- экономической карты мира, включая появление новых центров экономической мощи, — все это самым непосредственным образом сказывается на жизни россиян.
Во-вторых, не менее глубокие преобразования претерпевают и институты российского общества — экономические, правовые, образовательные, силовые и т. д. Все эти перемены выступают в качестве фактора, порождающего новые возможности и новые степени свободы для отдельного человека (Иншаков, 2004, с. 39—44) . С другой стороны, однако, они генерируют и новые сферы нормативной неопределенности — аномии, а, следовательно, вызывают широко распространенные стрессы и фрустрации.
Современные процессы де- и реинституционализации побуждают задуматься о том, что мера институциональной определенности человеческого бытия, вообще говоря, не есть некоторая константа, равно проявляющая себя на всех этапах человеческой истории.
Иными словами, социальность как одна из конституирующих характеристик человеческого существования может получать различные степени выражения: не отрицая в целом ее важности и необходимости, можно ее помыслить в качестве переменной. Аналогичным образом допустимо рассуждать и о роли биологических свойств и качеств в детерминации жизни и поведения человека. В современном обществе как социально-институциональные, так и природно-биологические определения чело-веческого бытия все чаще перестают выступать в качестве жестких детерминант жизни отдельного человека.Выдающиеся научные достижения ныне обрушиваются на человечество буквально лавиной. При этом действующие в со-временном обществе экономические механизмы позволяют в кратчайшие сроки воплощать эти достижения в новых техно-
логиях, а затем и в товарах и услугах, адресованных самым широким кругам потребителей. Появляются все новые средства общения между людьми, новые социальные институты, даже совершенно новые области человеческой деятельности, и все это радикально трансформирует саму ткань общественной жизни. При этом образующие ее структуры по мере своего обновления становятся все более восприимчивыми к научно- техническим новшествам; последние же, в свою очередь, непрерывно генерируют импульсы, которые преобразуют не просто внешние условия и формы, но и само содержание, суть бытия человека и общества.
Хотя далеко не все пока что понимают и осознают это, тем не менее, в нашем мире наука уже не ограничивается ролью поставщика средств, пусть даже чрезвычайно важных и эффективных. Реальностью во все большей мере становится то, что само существование многих сфер деятельности современного человека опирается на те научные знания, которые еще только предстоит получить. Иными словами, получение новых научных знаний нередко становится не столько делом внезапных озарений, сколько систематической, даже рутинной работой, результат которой более или менее известен заранее. Еще до того, как этот результат бывает получен, хорошо известны и те ниши в производственных и иных процессах повседневной жизни, которые ему предстоит заполнить.
Научная деятельность, таким образом, все чаще предстает как своего рода поточное производство, как индустрия исследований.Установление и укрепление этих многообразных и чрезвычайно интенсивных взаимозависимостей между наукой, техникой и самыми разными сферами жизни общества имеет одним из своих следствий то, что сегодняшнему человеку приходится обитать среди существенно иных реалий, чем его предшественнику. Ныне ему подвластны разнообразные технологии и устройства, наделяющие его таким физическим и интеллектуальным могуществом, которым прежде не обладали даже боги. Принципиально важно то, что для овладения всем этим арсеналом не требуется каких-то специальных дарований — он доступен и рядовому обывателю. Непрерывно возникают все новые средства, которые не только позволяют человеку компенсировать дефицит
собственных ресурсов, но и открывают перед ним совершенно новые пространства для развития и реализации собственных воз- мсжностей. Сегодня есть все основания констатировать, что именно всемерное расширение человеческих возможностей стало — и в обозримом будущем продолжит оставаться — главньм вектором научно-технического прогресса.
Парадоксальным образом усиливая собственное могущество, человек в то же время становится все более уязвимым. XX век явил тому множество примеров: научившись синтезировать химические соединения, не существовавшие ранее в природе и спо-собные проявлять множество полезных свойств, люди одновременно стали использовать эти знания в целях создания отравляющих веществ для массового уничтожения себе подобных.
То, что исходно создавалось для благих целей, нередко порождает такие последствия, которые ложатся тяжким бременем на среду обитания, а значит, и на самого человека. Так, первые же шаги в освоении энергии атома привели к созданию столь эффективного смертоносного оружия, что почти всю вторую половину столетия человечеству пришлось жить под прямой угрозой тотального самоуничтожения (сохраняющейся, правда, не в таких острых формах, и до сих пор) .
Но, как оказалось, и «мирный атом» может быть приручен лишь до определенных пределов: Чернобыль стал для человечества грозным предупреждением о том, каким колоссальным разрушительным потенциалом могут обладать те технологии, которые задумывались и создавались для достижения вполне конструктивных целей.
Действительно, мы уже начинаем привыкать к тому, что причиной большинства техногенных катастроф оказывается пресловутый «человеческий фактор». А это, помимо прочего, еще и свидетельство, во-первых, той мощи, которой обладают сегодня многие решения и действия отдельного человека, и, во-вторых, того, что сам человек бывает психически и морально не готов к тому, чтобы совладать с собственной мощью.Далее, взрывоподобное развитие информационных технологий в течение последних десятилетий привело к тому, что человек получил возможность ставить и решать множество задач, которые прежде просто нельзя было помыслить. Становится все больше таких сфер жизни общества, которые крити-
ческим образом зависят от надежного, устойчивого функционирования информационных систем и комплексов. Вместе с тем прогресс информационных технологий уже породил такие феномены, как компьютерная преступность и терроризм, информационные войны...
Еще более впечатляющими выглядят перспективы современных биологических, прежде всего генно-инженерных технологий. Они уже сегодня широко используются для получения множества изделий промышленного, сельскохозяйственного, медицинского, бытового назначения. В перспективе же — не только моделирование и коррекция процессов, происходящих в живой природе, включая организм человека, но и возможность (одними воспринимаемая как торжество человеческого гения, другими — как самая страшная угроза) конструирования человеческих существ с заранее заданными физическими, психическими и интеллектуальными характеристиками (того, что в англоязычной литературе называют designer baby) (Хабермас, 2 002; Fukuyama, 2002) .
Таким образом, научно-технологическое развитие последних десятилетий все в большей мере концентрируется вокруг человека — как в том отношении, что его магистральным направлением становится всемерное расширение человеческих возможностей и открытие для него все новых степеней свободы, так и в силу того, что человек все чаще оказывается критическим звеном многих технологических процессов, а также подвергается опасностям, порождаемым самими же новыми технологиями, которые порой несут угрозу не только его физическому и пси-хическому существованию, но и ставят под вопрос саму его идентичность.
Уже из сказанного вытекает, что происходящие глубокие перемены не могут не сказываться и на положении человека в социальном мире.
В этой связи принципиальным представляется то обстоятельство, что и международные организации, и большинство стран мира ясно и недвусмысленно провозглашают при-оритет человека, его прав и свобод. В частности, именно это утверждается во 2-й статье Конституции РФ, в соответствии с которой обязанностью государства является «признание, соблюдение и защита прав и свобод человека». Подчас такого родавысказывания понимаются как всего лишь лозунги, декларации, далекие от реального положения дел. И действительно, можно без труда найти тьму эмпирических свидетельств тому, что государство (или те, кто выступают от его имени) не только не исполняет эту обязанность, но, напротив, само нарушает права и свободы собственных граждан.
Тем не менее, поскольку эта норма провозглашена в основном законе государства, гражданин, по крайней мере, может апеллировать к ней, так что ее нарушители хотя бы будут знать, что их действия противоправны. И сегодня мы видим немало (хотя, увы, много меньше, чем хотелось бы) примеров, когда такие нарушения не проходят даром.
Существует и еще одно, вполне практическое обстоятельство, требующее от государства и общества более гуманного отношения к человеку. Демографические тенденции сегодня тако-вы, что население многих стран мира в ближайшие десятилетия будет довольно быстро стареть. Особенно острые формы этот процесс может принять в России, что, помимо прочего, приведет к сокращению доли населения в трудоспособном возрасте и повышению нагрузки на трудящихся; человек, таким образом, станет крайне дефицитным ресурсом (Юдин, 2004, с. 19) . Это потребует отказа от вековых стереотипов, согласно которым людской ресурс у нас всегда в избытке — дело только за тем, чтобы его мобилизовать.
Сразу же следует сказать, что концепции, в которых человек рассматривается лишь в качестве ресурса, лет 30 назад бывшие весьма популярными, сегодня уже не могут рассматриваться как дающие достаточно полное представление о нем. То же самое можно сказать и о концепциях «человеческого капитала».
При всей их содержательности и продуктивности они тем не менее ограничены в том смысле, что человек в них предстает прежде всего как то, что так или иначе потребляется, используется в процессах производственной или социальной практики.Достаточно интересны также концепции «уровня жизни» и «качества жизни». Последняя, в частности, с успехом применяется сегодня для оптимизации систем здравоохранения. Однако и эти концепции следует признать односторонними, поскольку они,
напротив, представляют человека как существо по преимуществу потребляющее.
Более объемным следует считать понятие человеческого потенциала, которое включает в себя оба эти аспекта рассмотрения человека, но вместе с тем позволяет отразить и даже акцентировать представление о самоценности человека. Кроме того, это понятие удачно оттеняет и такую сторону человеческого бытия, как его принципиальную открытость, незавершенность в любой данный момент человеческой жизни.
Понятие человеческого потенциала, конечно, не может трактоваться как некая абсолютная и однозначная мера, характеризующая его носителя — на манер того, как понимается, скажем, коэффициент интеллекта. Фактически в физике, где родилось понятие потенциала, оперировать обычно приходится не с ним как таковым, а с понятием разности потенциалов, которая и определяет способность системы совершать некоторую работу. Это важно прежде всего в том смысле, что человеческий потенциал только отчасти представляет собой нечто данное человеку от рождения — в значительной мере он формируется, развивается в процессах социализации личности. Это важно и в том смысле, что актуально имеющийся, сформированный у человека потенциал может раскрываться, реализовываться в разной степени.
Необходимо сказать об одном принципиальном отличии понятия потенциала, когда оно применяется к человеку, от тех случаев, когда оно применяется к физическим системам. В последнем случае осуществление системой работы, то есть реализация ее потенциала, всегда ведет к его уменьшению. Иначе обстоит дело с человеческим потенциалом, поскольку его продуктивная реализация во многих случаях (ближайший пример — использование человеком своих способностей для приобретения новых знаний) ведет не к уменьшению, а к развитию, обогащению его потенциала 1.
Таким образом, о задачах общества и государства в сфере человеческого развития можно сказать следующее: мерой совершенства общества, а также критерием для оценки социально- экономической политики государства является способность обеспечивать как сохранение, так и развитие, и реализацию человеческого потенциала граждан. Все, что ведет к разрушению и дегра-
дации имеющегося в стране человеческого потенциала, несомненно, противоречит интересам не только самой личности, но и общества, и государства. Напротив, все то, что способствует его сохранению и развитию, ведет к укреплению социальных и государственных институтов.
Возможности развития и, в особенности, реализации потенциала во многом зависят от того, насколько в обществе защищены и гарантированы права человека. Особый ущерб реализации гражданами своих возможностей наносят всевозможные бюрократические ограничения, зачастую устанавливаемые не законом, а произволом чиновников.
Комплексное рассмотрение тех разнообразных воздействий, которые испытывает человеческий потенциал страны, открывает возможности не только для констатации существующих обстоятельств и тенденций, но и для того, чтобы можно было постро-ить целостное представление и о человеческом потенциале, и о совокупном влиянии на него факторов риска различной природы. Это представление, в свою очередь, выступает основанием при проведении гуманитарной экспертизы.
В первом приближении можно, вообще говоря, различить два типа социальных и научно-технических новаций — те, что оказывают непосредственное воздействие в массовых масштабах (как, скажем, законодательное изменение налоговой системы страны) и те, которые, хотя бы на первых порах, затрагивают сравнительно ограниченный круг людей (например, новые репродуктивные технологии). Характеристики риска и возможных угроз, связанные с новациями второго типа, проявляются не только в непосредственных, но также и в опосредованных формах. Они, в частности, могут обнаруживать либо даже провоцировать глубокие и далеко идущие изменения в системе ценностей личности и общества, выступать в качестве основания для новых культурно и ценностно-обусловленных размежеваний и конфликтов между людьми и социальными группами и т. п.
Допустимо ставить вопрос и об опережающем реагировании, которое начинается не после, а до того, как риск для человеческого потенциала становится очевидным. Возможность тако-го опережающего реагирования предполагает принятие как минимум двух исходных посылок:
любое социальное или научно-техническое новшество можно считать источником негативных последствий, рисков, угроз для человеческого потенциала, пока в отношении него не показано обратное;
нередко эти угрозы, риски и негативные последствия оказываются непредвиденными не в силу принципиальной не-возможности их спрогнозировать, а просто потому, что на предваряющих или на начальных стадиях их внедрения просто не было предпринято требуемых для этого специальньх усилий.
Из этих посылок можно сделать такой вывод: сегодня со-циально необходимой становится особого рода систематически организованная деятельность, направленная на прогнозирование вновь возникающих угроз для человеческого потенциала. Ядром такого рода деятельности, на наш взгляд, и должна быть гуманитарная экспертиза (см.: Ашмарин, Юдин, 1997, с. 76—85).
В настоящее время при оценке последствий применения той или иной новой технологии, особенно там, где речь идет о ее возможных воздействиях на окружающую среду, все более широко начинает применяться принцип предосторожности (precautionary principle) . В соответствии с ним — и это очень важно — именно на защитников предлагаемой новой технологии, а не на их оппонентов, ложится бремя доказательства того, что данная технология действительно безопасна. Иными словами, коль скоро возникают сомнения в безопасности этой технологии, ее применение не может быть начато до того, как эти сомнения будут сняты. Представляется вполне естественным опираться на принцип предосторожности и при проведении гуманитарной экспертизы.
Гуманитарная экспертиза нацелена на то, чтобы вырабатывать взвешенную оценку воздействия разного рода новшеств — промышленных, сельскохозяйственных, социальных технологий— на состояние человеческого потенциала страны. Многие из этих новых технологий оказывают глубокое воздействие на условия человеческого существования, на окружающую человека природную и социально-психологическую среду, наконец, на его генетическую, физиологическую, психическую и духовно- нравственную конституцию. В силу этого глубокого воздействия они могут быть охарактеризованы как чрезвычайно агрессивные
и, следовательно, как потенциально (а зачастую и реально) опасные при их неконтролируемом распространении и неумелом использовании. Безусловно, такого рода агрессивные технологии чаще всего несут в себе не только негативное начало; напротив, отрицательные эффекты обычно связаны не с ними самими по себе, а как раз с их бесконтрольным и непрофессиональным применением. Поэтому в задачи гуманитарной экспертизы входит выявление и оценка как позитивных эффектов новых технологий, в частности того, в какой мере и в каких направлениях они способствуют расширению человеческих возможностей, так и возможных негативных последствий их применения.
Так, деструктивные для человеческого потенциала эффекты могут нести: некоторые новшества в сфере образования и воспитания; широкое распространение всякого рода новых психопрактик и психодиагностик, способных серьезно нарушать глубинные структуры личности (Психолого-педагогическая..., 2003); даже вторжение в жизнь новых биомедицинских технологий (таких, как технологии клонирования человека, искусственного оплодотворения, генотерапии и генодиагностики, трансплантации органов и тканей и т.п.) наряду с приобретающей все более значительные масштабы практикой биомедицинского и пси-хологического экспериментирования.
Кроме того, мы нередко видим, как новые факторы риска для человеческого потенциала порождаются решениями и действиями законодательных и исполнительных органов власти, замышлявшимися, естественно, с самыми благими намерениями. Дело в том, что в ходе реализации этих решений порождаются новые социальные практики и технологии, каждая из которых может достаточно серьезно затрагивать самые разные стороны жизни людей. В задачи гуманитарной экспертизы как раз и входит предвидение и прогнозирование этих факторов риска. Речь, конечно, идет не о том, что такая экспертиза позволит заранее выявлять все возможные факторы риска. Но принципиально важна сама установка на то, чтобы не просто бороться с уже наступившими негативными последствиями, а стремиться систематически предвидеть их на тех стадиях, когда их предотвращение или коррекция еще не требует объемных и интенсивных усилий со стороны общества.
Другая не менее значимая задача гуманитарной экспертизы— то, что благодаря ей общество может заранее освоить новую технологию. Гуманитарная экспертиза, по сути, выступает формой предварительного, моделирующего «обживания» обществом ситуаций, порождаемых внедрением научно-технических и социальных новшеств. Разнообразные методы экспертизы достаточно основательно разработаны в современной науке и получили широкое распространение в различных сферах практики. В этой связи можно отметить, например, экспертизу научно- технического прогресса (оценку технологий) .
Далее, экспертиза является сегодня необходимым этапом деятельности по решению тех или иных народно-хозяйственных задач, какими занимаются специальные экспертные службы. Широко применяется, скажем, экологическая экспертиза. Еще одна область экспертной деятельности, которая, к сожалению, до сих пор не обрела развитых, систематически организованных форм, — это предваряющий комплексный анализ как законопроектов, так и проектов постановлений и решений органов исполнительной власти.
Обратим внимание на принципиально важное обстоятельство: основные процедуры гуманитарной экспертизы, такие, как широкое междисциплинарное обсуждение конкретных решений и проектов, согласование разнонаправленных интересов и т. п., не есть нечто неведомое и экзотическое; напротив, они чрезвычайно широко используются людьми во множестве самых разнообразных практических ситуаций. Эффективность же гуманитарной экспертизы во многом определяется ее систематичностью и целенаправленностью. В целом концептуальное и методологическое обоснование как общих принципов, так и средств осуществления гуманитарной экспертизы требует дальнейшей проработки. В этой сфере и в отечественной, и в мировой литературе отмечается пока что, к сожалению, больше деклараций и пожеланий, чем конкретных результатов.
В предыдущем изложении в качестве объекта мы имели в виду прежде всего научно-технические или социальные новации. Однако здесь необходимы некоторые уточнения и пояснения. Прежде всего, сферу ее приложения, исходя хотя бы из аналитических (но также и из содержательных) соображений, имеет
смысл трактовать намного более широко. В частности, объектом экспертизы может быть состояние, а также и динамика изменения человеческого потенциала России в целом.
Любое новшество, входящее не только в производственные процессы, но и в быт, то есть в социальную практику, можно рассматривать как некоторый «предмет» (даже при фигуральном понимании этого термина применительно, скажем, к социальной жизни) . Однако такое «предметоцентрическое» понимание нередко оказывается чересчур узким, ибо это новшество есть не только определенный предмет, но и конкретные способы, практики его применения, оперирования с ним и т.п. И на личностном, и на социальном уровне именно эта сторона дела и явля-ется наиболее существенной, поскольку последствия для человека и общества обычно порождает не сам предмет, а сопряженные способы взаимодействия с ним, те результаты, к которым ведут эти взаимодействия, и, наконец, вызываемые ими изменения в участниках. Иначе говоря, мы имеем дело не просто с самими по себе предметами, но с сопряженными с ними технологиями.
Впрочем, не только в онтологическом, но и в методологическом отношении в процессе гуманитарной экспертизы имеет смысл обращаться не к предметам, а к технологиям, поскольку при таком подходе только и возможно осмысленно выделять факторы риска и те параметры, на которые можно воздействовать и которые можно изменять. Именно технологии, в том числе социальные, в отличие от изолированных предметов обладают теми свойствами комплексности и целостности, которые позволяют их рассматривать в качестве объектов при проведении гуманитарной экспертизы. Следует уточнить что, хотя выше речь шла преимущественно о новых технологиях, это условие не обязательно, так как объектом экспертизы могут быть и существующие технологии, особенно в том случае, если при своем практическом применении они обнаруживают негативные эффекты. При этом задачей экспертизы может быть поиск непосредственных причин таких эффектов и выявление альтер-нативных подходов и решений, позволяющих ликвидировать либо ослабить их действие.
Другой источник технологических новаций — сама социальная практика. Здесь имеет смысл выделить технологии, по-
рождаемые решениями и действиями властных структур. По отношению к ним применение предваряющей гуманитарной экспертизы представляется вполне естественным, а во многих случаях просто необходимым, поскольку позволяет предвидеть и корректировать как прямые, так и опосредованные, отдаленные неблагоприятные последствия.
И, наконец, последнее соображение об объекте гуманитарной экспертизы. Было бы неверно трактовать экспертизу всякой новой технологии как одноразовое мероприятие. Характерным примером в этом смысле является история компьютеризации и ее человеческих и социальных последствий. В эволюции информационных технологий можно выделить отдельные этапы, характеризующиеся сменой фокуса гуманитарного анализа, в котором последовательно оказывались то опасности порабощения человека машиной, то связанная с компьютеризацией угроза безработицы, то модификации человеческого интеллекта в процессах взаимодействия человека с компьютером.
Попытаемся теперь в обобщенном виде представить цели гуманитарной экспертизы, проводимой на уровне отдельных технологий. Очевидно, одной из основных целей такой экспертизы является определение и оценка факторов риска, которые потенциально или актуально несет в себе данная технология, поиск возможных корректирующих воздействий. Не менее важно, чтобы экспертиза одновременно была нацелена на выявление заложенных в этой технологии новых возможностей для развития и реализации человеческого потенциала. С этой методической точки зрения результатом экспертизы является итоговый баланс, суммирующий взвешенные положительные и отрицательные оценки различных аспектов технологии и сопровождающийся представлением возможных корректирующих воздействий. Исходя из высказанных соображений об объектах, субъекте, целях и задачах гуманитарной экспертизы, имеет смысл остановиться специально на вопросе о ее возможном статусе в структуре решений и действий органов государственной власти.
Если в общей оценке сложившегося в стране положения попытаться отвлечься от того, что говорится под влиянием политических пристрастий или диктуется идеологическими предпочтениями, то можно констатировать наличие угрожающе вы-
сокого уровня риска, которому подвергается сегодня человеческий потенциал страны. Это актуализирует задачу научного обоснования и введения в стране в широких масштабах гуманитарной экспертизы принимаемых государственных решений, федеральных и региональных программ, проектов, инициатив. Такая экспертиза могла бы стать эффективным инструментом страте-гической и тактической корректировки всей социальной и культурной политики государства, а также определения приоритетов ее жизненно важных направлений.
В настоящее время накоплен определенный опыт государственной экспертизы в сфере деятельности министерств и ведомств, в различных (в том числе и независимых) аналитических и экспертных центрах. Однако государственная экспертиза (социально-экономическая, научно-техническая, экологическая и др.) в значительной степени остается ведомственной как по организации, так и по исполнению, не решая главной задачи — обеспечения социальной и гуманитарной направленности проводимых преобразований. На повестке дня со всей остротой возникает вопрос о необходимости создания единой системы гуманитарной экспертизы. Такая система могла бы решать комплекс взаимосвязанных задач, в частности, способствовать выявлению и решению неотложных социальных проблем, снижению институциональной напряженности. Это послужило бы зримым сигналом того, что сохранение и развитие человеческого потенциала становится не просто декларируемым, но действительным приоритетом государственной политики, подлинной ценностью в глазах как общества, так и государства, а, вместе с тем, стало бы важным шагом в преодолении достигающего порой критического уровня отчуждения человека от власти.
Если говорить о средствах, методах и процедурах, характерных для гуманитарной экспертизы, то принципиально они не отличаются от аппарата, используемого в других видах и формах экспертизы. Поэтому имеет смысл сосредоточиться лишь на ее специфике. По сравнению со всеми другими видами экспертизы для гуманитарной характерно особое соотношение специальных, технических моментов, с одной стороны, и того, что относится к сфере ценностей, — с другой, поскольку «материя», с кото-
рой имеет дело гуманитарная экспертиза, — это интересы и ценности, имеющие во многом субъективный характер. Поэтому для гуманитарной экспертизы принципиальное значение имеет то, что она строится как диалог, как коммуникация индивидов и групп, обладающих существенно различающимися интересами и ценностными установками. В этом смысле она выступает как механизм согласования, выработки компромиссных решений и, помимо прочего, выхода на более фундаментальный уровень общих интересов, выработки платформ, на которых возможен переход от логики противостояния и конфронтации к логике объединения и взаимодействия.
Более того, гуманитарная экспертиза — это не просто средство для перехода к такой логике: этот переход начинает осуществляться в ней самой. Поэтому прилагательное «гуманитарная» в ее названии говорит не только об ее акценте на человеке и человеческом, но и о ее возможностях в смысле гуманизации социальных взаимоотношений и взаимодействий, об их особом типе. С этой точки зрения, результат гуманитарной экспертизы никоим образом не ограничивается итоговым заключением, к которому пришла группа экспертов. Не менее важен и еще один ре-зультат — установление каналов, по которым в дальнейшем может осуществляться взаимодействие, и формирование его участников, осознающих и умеющих использовать наличные конструктивные возможности.
Особую актуальность подходы и методы гуманитарной экспертизы приобретают именно сегодня, поскольку она предлагает перспективный и эффективный инструментарий для ослабления напря-жений, возникающих в ходе глубоких трансформаций существующих и зарождения совершенно новых социальных институтов.