Неопозитивизм
Неопозитивисты выдвинули принцип верификации, в соответ&ствии с которым научно-осмысленной может быть только такая теория, которая подтверждается эмпирическими фактами и для которой существуют воображаемые факты, опровергающие ее, если бы они на деле имели место (такая теория истинна); или же кото&рая опровергается фактами и для которой существуют воображае&мые факты, подтверждающие ее, если бы они имели место (такая теория ложна).
Поэтому основной задачей неопозитивизма стала проверка научной осмысленности предложений и их истинности через сравнение с фактами опыта.Людвиг Витгенштейн (1889—1951), продолжая учение Канта, который ставил границы мышлению, ставит границы языку. Ус&пехи математической логики способствовали иллюзии, что толь&ко логика является адекватным инструментом познания. Как ког&да-то Декарт, Витгенштейн стремился прежде всего к ясности. Главная мысль его «Логико-философского трактата» заключается в том, что то, что вообще может быть сказано, может быть сказа&но ясно. Но ясность и отчетливость мысли Декарту были нужны для последующей формулировки философской позиции, а у нео&позитивистов этот тезис привлекается, по существу, в обоснова&ние отказа от метафизики как таковой. Витгенштейновское «о чем нельзя говорить, о том следует молчать» (своеобразное знамя нео&позитивизма) проистекает от скептического «воздержания от суж&дений» Секста Эмпирика.
Все суждения, полагает Бертран Рассел (1872— 1970) в фунда&ментальном труде «Человеческое познание. Его сфера и грани&цы», можно свести к положительным суждениям о единичных фактах. Эта отдельная попытка атомизации мира соответствует сциентистской методологии, поскольку наука призвана отвечать на частные вопросы, и сциентисты всегда пытались показать, что частности являются самой реальностью, из которой конструиру&ется общее.
По Расселу, знание складывается из опыта и веры, основан&ной на прежнем, даже дочеловеческом опыте.
Знание, таким об&разом, есть оправдывающаяся вера всего опыта человека как про&дукта эволюции. Расселовское априори имеет эволюционную ос&нову, и объективно Рассел идет вслед за Кантом ко все более тесному объединению эмпиризма с рационализмом по пути, ко&торый начал Лейбниц знаменитым «нет ничего в интеллекте, чего не было бы в опыте, кроме интеллекта».Цель неопозитивизма — свести все научные результаты к неко&торому количеству базисных положений, непосредственно прове&ряемых эмпирически, — оказалась нереализуемой. Предпринятые в методологии науки попытки выработать универсальные моде&ли, по которым «работает» наука, тоже не удались.
Аналогично кантовской критике «чистого» разума, неудачные попытки неопозитивизма свести теоретический уровень исследо&ваний к эмпирическому стимулировали критику «чистого» опыта. Только разум и опыт вместе могут приблизиться к истине — таков вывод Карла Поппера (1902— 1994).
Метод Поппера состоит не в доказательстве истинности науч&ных положений, а в избавлении от ложных гипотез. Методологи&ческий вывод Поппера: «Именно возможность опровержения или фальсификации теорий определяет возможность их проверок, а следовательно, их научный характер»[155].
Как и неопозитивисты, Поппер выводит за скобки все невери- фицируемые, нефальсифицируемые и бессмысленные, по клас&сификации Витгенштейна, философские рассуждения. Для этих направлений они оказываются попросту ненужными.
Поппер выступал против библейского «возлюбите врагов ва&ших», считая, что этого не следует делать, так как это якобы ведет к навязыванию другим наших предпочтений, но он считал фундаментальным положение рационализма — «я могу ошибать&ся, а ты можешь быть правым»[156]. Рационализации не опасны, ког- да есть способ проверки. Но сам Поппер говорил, что проверка (опытная) возможна только в естественных науках. Здесь и воз&можности разума больше, и опасностей меньше (если не считать опасностей от самой научной деятельности). Но в политике, ис&тории и т.п. опасности рационализации неизмеримо возрастают, и поэтому надежды на разум уступают здесь место надеждам на любовь. Это понял Фромм.
Для экзистенциалистов жизнь абсурдна. Для Поппера «история не имеет смысла», хотя «мы можем придать ей смысл... Именно мы привносим цель и смысл в природу и историю»1.