ИСТОРИОГРАФИЯ ПСКОВСКОЙ СУДНОЙ ГРАМОТЫ
В настоящей главе мы имеем и виду остановиться на разборе специальной литературы, в которой авторы ставили перед собой задачу выяснить основные проблемы, имеющие отношение к памятнику, а именно: происхождение, состав и содержание Судной Грамоты
Издав Псковскую Судную Грамоту1 проф.
Мурзакевич снабдил ее статьей, в которой изложил свои взгляды на ряд спорных вопросов, связанных с этим памятником. Прежде всего он оспаривал дату, указанную в самом тексте Грамоты, а именно ? S Ц Ё (6905), т. е. 1397 г. Он считал эту дату опиской переписчика и доказывал, что Грамота составлена значительно позднее, чем это указано в самой Грамоте. Эту описку переписчика он объяснял ветхостью и неясным обозначением цифр подлинного текстаПсковской Судной Грамоты, с которого затем списал переписчик первой половины XVII в
Как полагает Мурзакевич, дата, указанная в Грамоте, не соответствует действительности. Это видно из самой Грамоты, где говорится «Грамота выписана изо всех приписков Псковских пошлин, по благословению отец своих попов, всех Ё (5) соборов».
Между тем из Псковской летописи известно, что в 1397 г. было всего лишь два собора; пятый собор во Пскове был учрежден в 1462 г. По мнению Мурзакевича, вероятнее всего, что в самой Грамоте стояла дата ? S Ц О Ё (6975), или 1467 г. Но переписчик вследствие ветхости Грамоты и неясности цифры О (70) мог написать цифру € (5), прибавив к ней еще одну цифровую букву Е вследствие чего в новом списке Грамоты и появилась дата ? S Ц Е Е (6905), т. е. 1397 г. Большую вероятность даты 1467 г. проф. Мурзакевич доказывает ссылкой на Псковскую летопись. В ней указывается, что весной этого года в Псков приехал от Московского великого князя князь Федор Юрьевич Шуйский, которого псковичи посадили на княжение Князь Шуйский предъявил требование Пскову, чтобы ему разрешили держать своих наместников не в семи пригородах, как это было до сих пор, а в двенадцати.
Не желая вступать в конфликт с Московским государством, псковичи вынуждены были удовлетворить это требование.Поэтому Мурзакевич считает, что псковичи с целью сохранения своих обычаев и не имея возможности сопротивляться усилившемуся влиянию Москвы, составили в 1467 г на основании различных древних грамот Псковскую Судную Г рамоту.
В самом начале Псковской Судной Грамоты указывается, что она выписана из грамот великого князя Александра и князя Константина. Мурзакевич полагает, что речь идет о великом князе Александре Михайловиче Тверском, княжившем в Пскове с 1327 по 1330 г и с 1331 по 1337 г., и князе Константине Дмитриевиче, княжившем в Пскове в 1407 г.
По мнению Мурзакевича, Псковская Судная Грамота является одним из источников Судебника 1497 г.
Опубликование Псковской Судной Грамоты вызвало появление рецензий, за которыми появились и отдельные исследования.
В 1848 г. в журнале «Москвитянин.»2 была помещена рецензия на Псковскую Судную Грамоту известного археографа и историка русского права Н. В. Калачова (1819—1885). Он касается преимущественно вопросов издания и времени составления Псковской Судной Грамоты и лишь отчасти ее содержания. По мнению Калачова, Псковская Судная Грамота есть не что иное, как сборник законов и судебных решений, составленных в разное время, а затем сведенных в один документ.
Калачов считает, что 1397 г. как дата, указанная в самой Грамоте, есть первый этап составления Грамоты. Затем к ней делались приписки. Последние приписки к Грамоте были сделаны в 1467 г. или около этого времени, но не ранее 1462 г. Таким образом, Псковская Грамота, обнаруженная проф. Мурзакевичем, по мнению Калачова, не представляет собой подлинной Грамоты 1397 г., она подвергалась изменению, в виде дополнительного законодательного материала, расположенного в хронологическом порядке. Калачов отрицает утверждение проф. Мурзакевича о том, что время составления Грамоты относится к 1467 г. Ссылка на то, что Грамота составлена «по благословению попов всех 5 соборов», объясняется тем, что переписчик, переписывая Грамоту, составленную в 1397 г., и встретив указание на существование во Пскове двух или трех соборов, а не пяти, как это было в его время, исправил соответственно цифру два или три на пять.
Калачов допускает возможность этого произвольного изменения, внесенного переписчиком, а также последних дополнений к Грамоте, которые были приняты вечем, подтвердившим без всяких изменений Грамоту 1397 г. с согласия существовавших тогда попов всех пяти соборов, что могло иметь место не ранее 1462 г. Поэтому Калачов полагает, что обвинять переписчика в замене цифровой буквы О (70) цифровой буквой Е (5) нет оснований. Стоящая же рядом с цифровой буквой F! другая такая же буква означает числительное порядковое: пятое. Таким образом, было бы более правильным датировать Псковскую Судную Грамоту 1397 г. Что же касается 1467 г., то к этому времени относятся лишь сделанные к ней приписки.Калачов не согласен с Мурзакевичем и по поводу того, что в Грамоте речь идет об Александре Михайловиче Тверском, сидевшем на княжеском престоле во Пскове с 1327 по 1330 и с 1331 по 1337 г. Он считает, что вероятнее всего в Грамоте имеется ввиду Александр Ярославич Невский. В доказательство своего предположения он ссылается на послание митрополита Киприана 1395 г («Акты Исторические», т. I, № 10), в котором упоминается Грамота великого князя Александра. Калачов считает, что митрополит Киприан не мог назвать великим князем Александра Михайловича Тверского, что этот титул мог быть присвоен только Александру Невскому. Однако это мнение Калачова не может быть признано основательным. Как видно из летописей, Александр Невский, и Александр Тверской именовались великими князьями.
Касаясь содержания Грамоты, Калачов отрицает какую-либо систему, лежащую в основе распределения правового материала, если не считать объединения в одну группу статей, однородных по составу. Однако он считает, что и в этой группе нет последовательно проведенной системы.
5
Поэтому, по его мнению, в Псковской Грамоте нормы материального и процессуального права не разделены между собой, хотя это разделение должно было существовать в то время, когда уже было разграничение между судебными органами и институтами. Отсюда он делает вывод, что материал в Грамоте расположен не в систематическом, а в хронологическом порядке.
Интересно отметить, что Калачов решительно отрицает какое-либо влияние Псковской Судной Грамоты на последующее законодательство Московского великого Княжества, в частности, на великокняжеский Судебник 497 г. Калачов считает, что сходство статей Судебника Псковской Судной Грамоты объясняется не заимствованием, а тем, что в основе русского права той эпохи сдержались общие принципы, несмотря на существование сдельных княжеств с их особенностями правовой жизни. Первое исследование Псковской Судной Грамоты под инициалами «К. Мий» было помещено в журнале «Северное обозрение» за 1850 г.3 В работе излагается вопрос о времени составления Псковской Судной Грамоты, сходстве отдельных Статей Грамоты с Русской Правдой и влияния Судной Грамоты на последующее русское законодательство, в частности, на Судебник 1497 г. В работе не дан юридический анализ статей Грамоты и, таким образом, автором не раскрыто содержание Псковской Грамоты.
К. М-ий соглашается с проф. Мурзакевичем в том, что возможной датой составления Псковской Судной Грамоты является 1467 г. Это совпадает и с другими обстоятельствами политической жизни Пскова, вызвавшими издание Грамоты. Однако он не согласен с тем, что в Грамоте идет речь об Александре Михайловиче Тверском. По его мнению, Александр Михайлович Тверской, будучи изгнанником из Твери, не мог быть законодателем. Наиболее вероятным он считал в качестве законодателя князя Александра Федоровича Ростовского, княжившего во Пскове трижды между 1410 и 1434 гг. При нем произошла замена иностранной монеты — пенези — серебряными деньгами, что имело место в 1420 г. Поскольку такая денежная реформа падает на княжение Александра Федоровича Ростовского, а в год составления Псковской Судной Грамоты, т. е. в 1467 г., эти деньги были единственной монетой во Пскове, Грамота имеет в виду упомянутого выше князя. Однако приведенные исследователем аргументы недостаточно вески и не могут служить убедительным доказательством.
К. М-ий устанавливал значительное влияние Псковской Грамоты на последующее русское законодательство.
Автор первого Судебника заимствовал систему Псковской Грамоты, а некоторые статьи Судебника были полностью заимствованы из Псковской Грамоты. Даже второй Судебник подвергся влиянию Псковской Судной Грамоты. К. М-ий высоко оценивал достоинства Псковской Грамоты, которая сумела наиболее полно и правильно развить основные положения Русской Правды. «Псковская грамота, — писал он, — в помянутых отношениях далеко оставляет за собою все современные ей законодательные памятники»4.Первой монографией, довольно обстоятельной и основанной на большом сравнительном историческом материале, посвященной исследованию Псковской Судной Грамоты, является работа Ф. Устрялова5 Ф. Устрялов не входит в обсуждение вопроса времени издания Псковской Судной Грамоты, присоединяясь к взглядам, высказанным первым ее издателем проф. Мурзакевичем. Источники Псковской Судной Грамоты он делит на два вида: частные и общие. К частным источникам он относит новгородские договорные грамоты и псковские пошлины. К общим источникам, кроме Русской Правды, он относит германское и византийское право, причем большая часть норм Псковской Судной Грамоты, по его мнению, заимствована из общих источников. Но, ссылаясь на германское и византийское право как на источники Псковской Судной Грамоты, Устрялов в своей работе не приводит конкретных фактов, подтверждающих выдвинутое им положение.
Между тем исследование Псковской Судной Грамоты позволяет придти к выводу, что о влиянии германского и византийского права не может быть и речи. Сходство отдельных норм права объясняется не заимствованием, а одинаковыми социально-экономическими условиями в этих странах и в древней Руси.
Устрялов отмечает большое влияние Псковской Судной Грамоты на Судебник Ивана III, заимствовавший много норм из Судной Грамоты.
В основу своего исследования Устрялов положил систему действовавшего в то время Свода Законов Российской империи. Все нормы Судной Грамоты были разделены на две части: на нормы, относящиеся к гражданским законам определительным, и на нормы, относящиеся к законам гражданским охранительным.
Нормы, относящиеся к уголовному праву, он не подверг исследованию, и поэтому работы Устрялова не дает полного представления о Псковской Судной Грамоте.Почти одновременно с работой Устрялова вышло исследование И. Энгельмана6. Его работа представляет собой постатейный комментарий Псковской Судной Грамоты, расположенный по определенной системе. Как и Устрялов, он делит нормы Грамоты на законы гражданские определительные и законы гражданские охранительные. Энгельман, так же как и Калачов, считает, что упоминаемый в грамоте великий князь Александр был Александр Невский. Он полагает, что Псковская Грамота составлялась в течение продолжительного времени. Наиболее вероятной датой, указанной в заглавии Грамоты, по его мнению, следует считать дату 1467 г.7, если иметь в виду, что при переписывании древней рукописи переписчик по неясности текста или невнимательности пропустил в цифровых буквах ? S Ц Ё букву О (70). Он отвергает предположение проф. Мурзакевича, считавшего, что переписчик по ошибке вместо цифровой буквы О (70) написал цифровую букву Ё, поставив рядом с ней десятичную цифровую букву Е. Эта дата подтверждается, по мнению Энгельмана, «роме того, событиями во Пскове, связанными с назначением в этом году великокняжеским наместником князя Шуйского.
Энгельман, подобно Калачову, считает, что статьи в Грамоте расположены в хронологическом порядке.
Все статьи Грамоты он делит на две части: первоначальную (с 1 -й по 76-ю ст., в которую вошли Грамота Александра Невского и нормы, изданные после выхода Грамоты) и дополнительную (с 77-й ст. до конца), куда вошла Грамота князя Константина и статьи, изданные после этой Грамоты.; Такое разделение Грамоты на две части Энгельман объясняет тем, что ряд сходных статей имеется как в первой, так и во второй части. При этом статьи второй части дополняют или уточняют статьи первой части.
Началом составления Псковской Грамоты, по мнению Энгельмана, является время княжения Александра Невского, а окончанием — 1467 г.
В 1869 г. появилась работа Н. Дювернуа, в которой также освещается ряд вопросов, связанных с Псковской Судной Грамотой.
Н. Дювернуа8 не касается вопроса о дате издания Псковской Судной Грамоты. По поводу двух князей, упоминающихся в Грамоте, он присоединяется к взглядам Энгельмана, полагая, что пока нет новых источников для разрешения этого спорного вопроса.
Дювернуа также поддерживал мнение Энгельмана о необходимости разделения Грамоты на две части. Однако он не согласен с тем, что Грамоту нельзя считать законодательным актом, изданным единовременно.
Он указывал, что нужно различать вопрос о приписке пошлин в Грамоту судьями без санкции веча от вопроса в формальном (признании вечем всей Грамоты в целом как закона.
Первоначально, по мнению Дювернуа, существовали во Пскове две грамоты с приписками к ним, которыми руководствовались судьи. Но затем было решено свести две грамоты с приписками в одно целое, что потребовало утверждения веча. Вече придало этой Грамоте силу закона. Таким образом, если Грамота князя Александра и Грамота князя Константина с приписками к ним были составлены в разное время без санкции веча, то вся в целом она была санкционирована вечем единовременно.
Однако с этой точкой зрения Дювернуа нельзя согласиться. Вряд ли во Пскове могли существовать такие нормы права, которые не требовали утверждения их вечем. Не случайно в ст. 108 Псковской Грамоты говорилось: «А которой строке (статьи) пошлинной грамоты нет, и посадником доложити господина Пскова на вече, да тая строка написать. А которая строка в сей грамоте не люба будет господину Пскову, ино та строка волно выписать вонь ив грамот»9.
Нельзя согласиться и с утверждением Дювернуа о том, что приписки пошлин в грамоты происходили с участием духовных лиц. Дювернуа сам себе противоречит, когда пишет, что «хранение закона лежало, невидимому, на высших городских выборных и отчасти судебных сановниках. Это подтверждается еще одним известием, в котором видим, что другое определение Псковского веча, по его же приказу, было вынуто из ларя посадником, боярами псковскими, сотским и судьями»10.
Суд во Пскове носил светский характер. Судебные функции осуществлял князь и его наместники, а также само вече по наиболее важным делам как уголовного, так и гражданского характера. Церковные органы в лице Псковского наместника Новгородского архиепископа могли осуществлять судебные функции лишь над духовными лицами или лицами, принадлежавшими к церкви, а также над другими лицами за нарушение церковных правил.
Дювернуа давал высокую оценку Грамоте. Он считал, что Грамота является прямым продолжением Русской Правды, а Судебник 1497 г. составлен под ее очевидным влиянием.
В 1884 г. появилась работа Мрочек-Дроздовского, посвященная главнейшим местным памятникам русского права, в том числе и Псковской Судной Г рамоте11.
В своей работе Мрочек-Дроздовский останавливается лишь на двух вопросах: о времени составления Псковской Грамоты и ее системе. Он безоговорочно присоединяется к числу тех ученых, которые считают временем составления Грамоты 1467 год. Он делит Псковскую Грамоту на три части. В основу первых двух частей, подобно Энгельману, он кладет две княжеские грамоты со сделанными к ним приписками. Третью часть составляют приписки, относящиеся не к двум княжеским грамотам, а к Псковской Грамоте в целом, т. е. приписки, произведенные во время окончательного составления Грамоты в 1467 г. Соответственно к первой части относятся статьи с 1-й по 35-ю, ко второй — с 36-й по 108-ю и к третьей — со 109-й до конца. В свою очередь каждую часть он делит на отделы. При этом распределение статей является, по его мнению, не случайным. Они расположены по тем правовым институтам, которые имеются в Грамоте.
Если первая часть Судной Грамоты, или Грамота князя Александра, представляет собой, по его мнению, местные дополнения и изменения Русской Правды, то вторая часть, или Грамота князя Константина, а также третья часть являются уже чисто псковским правом XIV—XV вв. со своими специфическими чертами.
Таковы основные работы русских ученых, посвященные исследованию Псковской Судной Грамоты, изданные до Великой Октябрьской социалистической революции.
Итак, мы видим, что работ по этому вопросу издано мало. Кроме того, русская буржуазная наука вследствие своей ограниченности не могла поставить на научную основу изучение проблем Псковской Судной Г рамоты. Буржуазные исследователи изучали ее в отрыве от реальной жизни, от социально-классовой обстановки в стране в момент издания грамоты. Так, в частности, вопрос о времени издания Грамоты сводился ими к манипуляции с датой указанной в самой Псковской Судной Грамоте.
Работы Устрялова и Энгельмана, посвященные историкоюридическому исследованию Грамоты, хотя и давали юридический анализ ее статей, однако он проводился в отрыве от социально-экономических условий древнего Пскова. Метод, которым они пользовались, ничего, кроме путаницы, дать не мог, так как они руководствовались порочной методологией, исключающей возможность правильного использования историко-сравнительного изучения памятников права.
Только советские ученые, вооруженные методом материалистической диалектики, могут и должны поставить на подлинно научную основу изучение Грамоты, дать глубокий юридический анализ ее содержания.
Советских исследователей не может удовлетворить только установление ошибки, допущенной писцом при переписывании грамоты. Время ее издания они связывают с социально-экономической обстановкой и классовой борьбой в стране. Они исходят из того, что Грамота была издана в период сложной внутренней и внешней обстановки в стране. Вопрос же об ошибке переписчика при переписывании Грамоты является второстепенным, хотя и не лишенным определенного значения в источниковедении.
Первым серьезным исследованием, изданным после Великой Октябрьской социалистической революции, является работа М. К. Рожковой, специально посвященная происхождению и составу Псковской Судной Грамоты12. Вопрос о содержании Грамоты автор не затрагивал.
Рожкова полагает, что Грамота составлена не единовременно, а на протяжении полутора веков, а именно с начала XIV в. до 1467 г.
До Рожковой исследователи обычно считали, что последние 12 статей Грамоты (со 109-й по 120-ю) составлены позднее всех других статей и включены в Грамоту в 1467 г. При этом ученые исходили из того, что статья 108, как видно из ее содержания, является заключительной, поэтому последующие статьи являются статьями более позднего времени. Кроме того, отрывок Псковской Грамоты со 109-й по 120-ю статью был обнаружен отдельно в летописи бывш. Московской Синодальной библиотеки, что также подтверждало ее позднейшее происхождение.
Рожкова с большой убедительностью доказала, что последняя часть Грамоты является наиболее древней по своему происхождению и должна быть отнесена к началу XIV в.
По времени составления Судной Грамоты Рожкова делит ее «а следующие пять частей: первая часть (ст. ст. 109—120) относится к началу XIV в , вторая часть (ст. ст. 1— по 57) — к первой половине XIV в., третья (ст. ст. 58—76 и 85—106) — к концу XIV—началу XV в., четвертая (ст. 107) — к первой четверти XV в. и наконец, пятая (ст. ст. 77—84 и 108) —к 1467 г.
Автор присоединяется ко взглядам тех ученых, которые относят дошедшую до нас Грамоту не к 1397, а к 1467 г. По ее мнению, 1467 г. является наиболее вероятной датой составления Грамоты не только потому, что при переписывании произошла ошибка, а пятый собор был организован в 1462 г., но и потому, что в 1467 г. Псков вынужден был, по настоянию Московского великого князя, разрешить своему князю держать наместников во всех двенадцати пригородах, а не в семи, как это было прежде. Это заставило псковичей принять Грамоту, поставившую своей целью оградить права жителей Пскова от княжеского произвола.
Кроме того, Судная Грамота не может относиться к 1397 г. еще и потому, что князь Константин, Грамота которого была положена в основу Псковской Судной Грамоты, княжил во Пскове в начале XV в.
Под князем Александром Рожкова подразумевает Александра Михайловича Тверского. Она считает, что Грамота не может относиться ко времени княжения Александра Невского потому, что Псков в эпоху Александра Невского не имел еще политической самостоятельности, будучи пригородом Новгорода.
Упоминание в Псковской Судной Грамоте о том, что она «выписана из великого князя Александровы Грамоты и из княж Костянтиновы Грамоты», нельзя понимать в том смысле, что эти две Грамоты вошли полностью в состав Псковской Судной Грамоты. Рожкова допускает возможность включения в состав Псковской Грамоты лишь некоторых частей упомянутых княжеских Грамот.
Давая характеристику Псковской Судной Грамоте, Рожкова называет этот документ «чрезвычайно ярким образчиком права переходного периода»13.
Поясняя далее, что именно она понимает под правом переходного времени, Рожкова пишет, что Грамота была составлена «в эпоху перехода от феодального строя к самодержавию»14.
Это утверждение Рожковой неправильно. Во-первых, нельзя говорить о переходе от феодального строя к самодержавию (т. е. абсолютной монархии), так как самодержавие (абсолютная монархия) само представляет форму феодального государства на последнем этапе его развития, во-вторых, в это время на Руси еще не было самодержавия, которое стало складываться лишь во второй половине XVII в.
Нельзя также согласиться с утверждением автора о том, что Псковская Судная Грамота в ст. 58 указывает уже на членовредительные наказания — дыбу. Еще Владимирский-Буданов разъяснил, что «всадити его в дыбу» значило заковать виновного в колодку, состоящую из двух досок, имевших посредине выемку, а по концам петли и замки15.
В 1940 г. в «Исторических записках» № 6 помещен тщательно выполненный новый перевод и комментарий Псковской Судной Г рамоты Л. В. Черепнина и А. И. Яковлева. В комментарии авторы излагают свои взгляды на основные проблемы, связанные с исследованием Псковской Грамоты. Они считают 1467 г. датой оформления Грамоты. Дата же, указанная в самой Псковской Грамоте, — 1397 г. — является, по их мнению, начальным моментом составления Грамоты. В отношении упоминаемого в Грамоте князя Александра они присоединяются к большинству исследователей, считавших, что под князем Александром следует разуметь не Александра Невского, а Александра Михайловича Тверского.
Авторы придерживаются следующей системы Грамоты. Все статьи они делят на девять самостоятельных частей:
1. Ст. ст. 1, 7—13, 20—27, 34—37, 46—50. Грамота князя Александра, которая легла в основу окончательной редакции Псковской Судной Грамоты.
2. Ст. ст. 14—19, 28—33, 38—41, 45. Устав, регулирующий область гражданских правоотношений.
3. Первые 50 статей, за некоторыми исключениями, и составили первую редакцию Псковской Грамоты, утвержденную на вече в 1397 г.
4. Ст. ст. 52—71 являются дополнением к первым двум частям или содержат нормы, регулирующие отношения Пскова с князем.
5. Ст. ст. 101 —107 являются вторым дополнением к первым двум частям.
6. Ст. ст. 42—44, 51, 63, 75, 76, 84—87 представляют собой нормы Устава об изорниках.
7. Ст. ст. 72, 74, 88—92, 94, 95, 100. Это специальные отделы Грамоты, посвященные нормам наследственного права и долговому обязательству.