ФОНЕТИЧЕСКИЙ звуко-буквенный разбор слов онлайн
 <<
>>

2.8 «Любовь, которая никогда не бывает взаимной»

Идея патриотизма, пожалуй, как никакая другая из числа высоких абстракций, является мишенью «аксиологического экстремизма» – в отношении к ней нет середины, её либо возносят до небес («Самые большие подвиги добродетели были совершены из любви к отечеству» – Руссо; «Нельзя любить родину и не верить в нее, ибо родина есть живая духовная сила, пребывание в которой дает твердое ощущение ее блага, ее правоты, ее энергии и ее грядущих одолений» – Ильин; «Можно не любить и родного брата, если он дурной человек, но нельзя не любить отечества, какое бы оно ни было» – Белинский и пр.) либо видят в ней корень всех зол, как в библейском сребролюбии («Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур» – Чаадаев; «Самые же ужасные злодеяния – шпионства, поборы с народа и ужасные смертоубийства, войны – совершаются людьми ради патриотизма, и совершающие их гордятся этими злодеяниями» – Л.Н.Толстой; «Никогда не будет в мире покоя, пока вы не выколотите патриотизм из человеческого рода» – Шоу).

Справедливости ради надо отметить, что число «очернителей» любви к родине – «отчизнохулитетей», таких, как Лев Толстой, Бернал Рассел, Бернард Шоу, Генри Менкен, Поль Декурсель, Петр Чаадаев, Сэмьюэл Джонсон, все-таки меньше числа её поклонников.

По мысли Бенедикта Андерсона (Андерсон 2001), представления о «святости» родины в общественном сознании пришли на смену религиозным святыням с появлением «печатного капитализма» и образованием наций. В русской культуре эпитеты «святой» и «священный» неотделимы от родины, Руси и России.

Повсеместная эксплуатация «мобилизующей силы» национального чувства властями предержащими, с одной стороны, и просто усталость от патриотического пафоса, с другой, приводят к потребности в «карнавализации» (см.: Бахтин 1900), дающей психологическую разрядку, – временном отступлении от идеалов и ценностей, «мире наизнанку», в котором «первые становятся последними», а «верх» становится «низом», где «появление пошлости… ослабляет слишком высоко настроенные струны» (И.Тургенев).

В карнавализации (подробнее см.: Воркачев 2004: 169–180; 2007: 217–240) присутствуют практически все виды комического – ирония и самоирония, насмешка и насмешка над собой, сарказм, гротеск, парадокс – и используются практически все приёмы его создания – игра слов, каламбур и пр.

Объектом «карнавальной» насмешки могут быть практически все составляющие патриотической идеи: её базовый концепт «родина-нация», её идеологические и эмоциональные рефлексы «национализм» и «патриотизм», её субъекты-носители – «националисты» и «патриоты».

Материалом для описания «смехового» подхода к лингвокультурной идее патриотизма послужили тексты двух, можно сказать полюсных, речевых жанров: «высокого» – афористики (и отчасти поэзии) и «низкого» – бытового анекдота, взятые из соответствующих сборников и Интернета[2].

Психологическую основу и патриотизма и национализма составляет противопоставление «своего» и «чужого»: «”За что ты меня убиваешь?” – “Как за что? Друг, да ведь ты живешь на том берегу реки! Живи ты на этом, я и впрямь совершил бы неправое дело, злодейство, если бы тебя убил. Но ты живешь по ту сторону, значит, мое дело правое, и я совершил подвиг!”» (Блез Паскаль). Тем не менее, во всяком случае, в русской культуре, различие между патриотом и националистом, как его видит Л.Н.Толстой, состоит в том, что первый любит свой народ, а второй ненавидит другие народы. Однако различия между патриотизмом и национализмов преимущественно количественные: любовь к родине – патриотизм – ставит свой объект – родину и нацию – в центр жизненных интересов и ценностей, оставляя другие нации и земли в лучшем случае на периферии, в худшем – в области безразличного.

Прежде всего, в афористике карнавализируется само понятие нации как специфической общности людей: «Нация есть сообщество людей, которых объединяют иллюзии об общих предках и общая ненависть к соседям» (Индж). Подчеркивается болезненный характер национализма как гипертрофия национального чувства: «Здоровая нация не ощущает своей национальности, как здоровый человек не ощущает, что у него есть кости» (Шоу); «Многие страдают комплексом национальной неполноценности» (Ежи Лец).

Высмеивается национальная гордость как гордость тем, что в область личных достижений человека не входит: «Самая дешевая гордость – это гордость национальная» (Шопенгауэр); «Гордиться принадлежностью к какой-либо нации – все равно, что гордиться тем, что ты родился во вторник» (Неизвестный автор); «Национализм – это раздувание национальной гордости теми, кем нация гордиться не может» (Кротов). Подчеркивается потенциальная опасность национального чувства: «Честь нации – это заряженное ружье» (Ален).

Иронически замечается, что «Каждая нация насмехается над другой, и все ни в одинаковой мере правы» (Шопенгауэр), а «В национальном характере мало хороших черт: ведь субъектом его является толпа» (Шопенгауэр).

Национальное единство неотделимо от представлений об отличиях от других (ср.: «Нация – это историческая группа людей, сознательно спаянных друг с другом и сплачиваемых существованием общего врага» – Герцль), отличиях, которые легко перерастают во враждебность: «Иной только и ощущает национальную общность, что в национальной розни. Один запах драки рождает всплеск верноподданнических чувств» (Круглов).

Подмечается парадоксальная взаимная неприязнь внутри представителей одной нации: «Как всякий ирландец, я не люблю ирландцев» (Шоу). Высмеивается «показушность» националистического менталитета: «Националист: “Черт с ним, с народом! Нам важен только его престиж”» (Чапек).

Подчеркивается антипатичность, одиозность национализма: «Из ненависти к националистам я почти готов полюбить коммунистов» (Гейне).

Как правило, патриотические чувства высмеиваются в афористике с позиций «гражданина мира» – свободной личности, эмансипированной от любого коллективизма и не нуждающейся в подпорках какого-либо «любимого сообщества»: «Для мыслящего человека нет ни француза, ни англичанина: кто нас просвещает – наш соотечественник» (Вольтер).

Прежде всего, «мыслящий человек» руководствуется общечеловеческими моральными принципами и отвергает моральный приоритет принципа нации, сформулированный в националистическом дискурсе, который постулирует нравственность всего того, что служит пользе нации (см., например: Берлин 2001): «Отечество: человеческое изобретение, позволяющее нам ненавидеть своих ближних, и еще делать из этого добродетель» (Декурсель); «Преимущество патриотизма в том, что под его прикрытием мы можем безнаказанно обманывать, грабить, убивать.

Мало сказать, безнаказанно – с ощущением собственной правоты» (Хаксли); «Дипломат – это честный человек, которого направляют в чужую страну лгать на благо родины» (Уоттон); «Дипломатия: патриотическое искусство лгать ради блага родины» (Бирс). Особенно здесь популярна ставшая прецедентной фраза Сэмьюэла Джонсона: «Патриотизм – последнее прибежище негодяя/подлеца»: «Сэмюэл Джонсон назвал патриотизм последним прибежищем негодяя. Это правда, но это еще не вся правда. На самом деле патриотизм – огромный питомник негодяев» (Менкен); «В знаменитом словаре д-ра Джонсона патриотизм определяется как последнее прибежище негодяя. Мы берем на себя смелость назвать это прибежище первым» (Бирс) и даже «Патриотизм – последнее прибежище скульптора» (Пломер).

Ирония над патриотическими чувствами основывается прежде всего на «инструменталистском» (об инструментализме в национализмоведении см.: Мнацаканян 2004: 55–57) убеждении в том, что нация и родина – это «мнимые величины», искусственно создаваемые правящими элитами для манипулирования сознанием народных масс в своих узкокорыстных интересах: «Государство всегда именуют отечеством, когда готовятся к убийству людей» (Дюрренматт); «Когда государство становится Родиной, значит, в нем что-то не в порядке» (Петан); «Политик – это человек, который пожертвует вашей жизнью за свою родину» (Гинен); «Патриотизм – это готовность убивать и быть убитым по самым тривиальным причинам» (Рассел); «Желающим отдать жизнь за родину иметь при себе заявление, две фотографии 3х4 и один патрон» (Неизвестный автор); «Не спрашивай, что ты можешь сделать для своей родины, – тебе и так об этом напомнят» (обыгрывается известная фаза Джона Кеннеди «Не спрашивай, что твоя родина может сделать для тебя, – спроси, что ты можешь сделать для своей родины»); «В чём мать родила, в том родина-мать и оставила» (Неизвестный автор).

В то же самое время ирония по отношению к «патриотическим святыням» направлена на «деконструкцию» (Сандомирская 2001: 49) этих «особого рода культурных артефактов» (Андерсон 2001: 29), сотворенных нашим воображением в ходе конструктивистской социальной практики (о конструктивизме в национализмоведении см.: Малахов 2005: 103–117) – разоблачение их «рукотворного» происхождения: «Патриотизм: убеждение, что твоя страна лучше других потому, что именно в ней ты родился» (Шоу); «Патриотизм является коррективом суеверия: чем более мы преданы нашей стране, тем менее мы преданы нашей секте» (Бокль); «Патриотизм – ограничение индивидуального эгоизма эгоизмом коллективным» (Круглов); «Любовь, которая никогда не бывает взаимной.

Любовь к Родине» (Неизвестный автор); «Патриотизм слеп. Вместо хрусталика, считывающего сложную картину мира, в патриоте-профессионале встроен распознаватель типа “свой-чужой”, как у боевого самолета» (Шендерович); «Патриот и стадо неразделимы. Стадо это можно назвать коллективом, можно – племенем, можно, для пущей торжественности, даже народом, но звук почему-то все равно выходит гортанный» (Шендерович); «Грязь, мерзость, вонь и тараканы, / И надо всем хозяйский кнут – / И вот что многие болваны / “Священной родиной” зовут» (Веневитинов).

В афоризмах высмеивается псевдопатриотизм, показушный, лживый и корыстный – готовность жертвовать для собственной выгоды жизнями других: «Если кто-либо ораторствует о своей любви к родине, значит, он рассчитывает, что ему за это заплатят» (Менкен); «Некоторые патриоты любят Родину больше жизни её граждан» (Неизвестный автор); «Многие склонны путать понятия: “Отечество” и “Ваше превосходительство”» (Салтыков-Щедрин); «Патриот хочет не столько за что-то умереть, сколько кого-нибудь убить» (Малкин); «Патриоты всегда говорят о готовности умереть за отечество, и никогда – о готовности убивать за отечество» (Рассел); «Никто не может быть патриотом на пустой желудок» (Бренн); «Иные так расхваливают свою страну, словно мечтают ее продать» (Петан).

Высмеивается патриотизм, вынужденный обстоятельствами («Патриот: человек, который не заказывает блюдо, указанное в меню, если не может выговорить его название» – Неизвестный автор; «Патриотом в ЮАР называют белого человека, который не может продать свой дом» – Хили; «Истинный патриот – это человек, который, заплатив штраф за неправильную парковку, радуется, что система действует эффективно» – Уостхолм), готовность жертвовать самой родиной для её защиты («Чтобы защитить отечество от врагов, Петр опустошил его больше всякого врага» – Ключевский; «Чтобы согреть Россию, они готовы сжечь её» – Ключевский).

Обыгрывается противопоставление родной и чужой страны, парадоксальность патриотического чувства, которое испытывается лишь за пределами родины («Чем дальше от России живешь, тем легче её любить» – АиФ 2006, № 24; «За границей мне не нравится столько всего, что я там почти как дома» – Лауб; «Любовь к немецкой отчизне начинается только на немецкой границе» – Гейне; «Говорят, что я настоящий космополит: мне повсюду не по себе» – Визинци), а также ностальгия («Миссия немцев в Париже – уберечь меня от тоски по родине» – Гейне).

Лишь единожды сарказм направляется на проявления анти-патриотизма – национального самоуничижения: «У нас слово “отечество” узнается одновременно со словом “проклятие”… И вот простая “история русского нигилизма”. Жалит её немец, жалит её еврей, жалит армянин, литовец; разворачивая челюсти, лезет с насмешкой хохол. И в середине всех, распоясавшись, “сам русский” ступил сапожищем на лицо бабушки-Родины» (Розанов).

Естественно, в афористике активно используются разного рода формальные средства создания комического эффекта – каламбуры, основанные на многозначности слов «родина» и «любовь», их интертекстуальных связях, буквализации фразеологизмов, в которые они входят, и «овеществлении» связанных с ними метафор.

Обыгрывается метафора измены Родине, в частности, фразеологизмы «продать родину» («Настоящий патриот не ищет выгоды от продажи Родины» – Неизвестный автор; «Он был таким большим патриотом, что продал свою Родину дороже, чем она стоила» – Петан), «изменить родине» («Моя любовь к Родине охладела, когда я узнал, что она изменяет мне с другими» – Петан; «Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству» – Чехов), «защищать родину» («Я готов защищать Родину, но что мне делать, когда Родина нападает на меня» – Петан), «тоска по родине» («У меня не тоска по родине, а тоска по чужбине» – Тютчев), метафора родины-матери («Эмиграция – это способ заявить своей отчизне, что её не считают родной матерью» – Декурсель).

Обыгрывается оксюморон, возникающий во фразах «Любовь к родине не знает границ» (Ежи Лец); «Внебрачный сын отечества» (Неизвестный автор) и «Патриот – гражданин, любящий в себе страну» (Малкин).

Обыгрываются интертекстуальные связи «патриотических» лексем, их прецедентный потенциал: «Где пиво – там и родина» (Неизвестный автор) – ср.: «Где хорошо, там и родина»; «Где хорошо, там и... тоска по родине» (Неизвестный автор) – «Там хорошо, где нас нет»; «Есть в полглобуса необычайно / Дорогая мне с детства страна, / В чем её нераскрытая тайна, / Я и сам не пойму ни хрена (Шагин) – «Умом Россию не понять»; «Что же, и я Россию люблю. Она занимает шестую часть моей души» (Венедикт Ерофеев); «Счастливым можешь ты не быть, / Но патриотом быть обязан» (АиФ 2009, № 32); «Чем больше Родину мы любим, / Тем меньше нравимся мы ей» (АиФ 2009, № 32).

Принимая во внимание количество анекдотов, посвященных «любимой родине», представленных в сборниках и кочующих в Интернете, современное русское «народное творчество» к идее патриотизма далеко не безразлично. Нужно, однако, заметить, что признаком, позволяющим отделить высказывания-афоризмы от высказываний-анекдотов, является, видимо, исключительно отсутствие автора у последних.

«Патриотические анекдоты» сочиняют и рассказывают, очевидно, сами же русские – носители патриотической идеи. Поэтому, по логике вещей, их содержание нужно отнести к самоиронии и «автостёбу»: в анекдотах в соответствии с неоднократно отмеченной русской традицией («Замечательно у русских, как склонность к порицанию порядков на родине всегда сочеталась и доселе сочетается с какой-то мистической национальной самовлюбленностью» – Франк 2006: 141) мы можем говорить о себе и не считать зазорным такое, что не потерпим ни от кого другого со стороны – любые гадости.

Чаще всего, естественно, объектом насмешки здесь выступает наиболее частотный член лексической «патриотической триады» – Родина.

Наиболее «жесткий» и популярный в Интернете анекдот о Родине – это анекдот о червячках, представленный во множестве вариантов и высмеивающий нашу ничем рационально не объяснимую привязанность к родной земле: Два червяка – червяк-мама и червяк-сынок – выползают из кучи дерьма на свет божий. – «Мама, что это такое желтое и яркое?», – спрашивает сынок. – «Это солнышко, сыночек», – отвечает червяк-мама. – «А что это такое голубое и красивое», – спрашивает сынок. – «Это небо, сыночек», – отвечает червяк-мама. – «А что это такое зеленое и высокое?», – спрашивает сынок. – «Это дерево, сыночек», – отвечает червяк-мама. – «А что это такое коричневое и вонючее», – спрашивает сынок. – «Это дерьмо, сыночек», – отвечает червяк-мама. – «А почему же мы живем в дерьме?», – спрашивает сынок. – «Это наша Родина, а Родину не выбирают, сыночек», – отвечает червяк-мама. Варианты: Приходит домой червячок (тот, который в дерьме живёт) и говорит своему папе: «Пап, а почему мы в дерьме живём, дерьмо жрём?» – Ну так и что? Зато тепло, влажно, – отвечает папа-червяк. – Пап, а у меня есть друг школьный, он в яблочке живёт. Так он говорит, что рядом с ним есть свободное яблоко...Пап, мы могли бы туда переехать, – не унимается сын-червяк. – Нет! Ни за что, сынок!!!, – говорит отец. – Но почему??? – Потому что здесь НАША РОДИНА!; Папа, а почему другие червячки живут в яблоках, грушах, а мы – в дерьме? – Ну, понимаешь, сынок, есть такое понятие «РОДИНА»!

В анекдотах высмеиваются русская тоска по родине (Каждый день Штирлиц, приходя домой, открывал сейф, доставал оттуда гармошку, бутылку водки и стопку. Наливал сто грамм, выпивал и две минуты играл на гармошке. Потом клал это все на место и закрывал сейф. Однажды он пришел домой, открыл сейф и ничего там не обнаружил. Штирлиц позвонил Мюллеру. – Это вы, Штирлиц? – Да. – Вы по поводу гармошки и водки? – Да. – Вы их больше не увидите. – Почему? – Не один вы по Родине скучаете), призывы к защите Родины (Гомик на войне. Рассказывает. – Сижу я, значит, в окопе – пудрюсь. Вдруг из-за бугра выходит немец. Такой красивый блондин, глаза голубые, рукава по локоть закатаны, грудь волосатая. Автоматик на меня наставляет и говорит мол, руки вверх! Намекает. А я ему: не время сейчас, Родина в опасности) и родное пристрастие к «зеленому змию» (Штирлиц получил бандероль из центра. В бандероли был штопор. Штирлиц сунул штопор в карман и забыл про него. Вспомнил он про штопор, когда на какой-то вечеринке его попросили открыть бутылку. После получаса борьбы с бутылкой Штирлиц заметил, что штопор имеет левую завивку. – На Родине введен сухой закон, – догадался профессионал).

Опять же обыгрывается метафора Родины-матери (Армия, политзанятия. Прапорщик: Алибирды, что такое Родина? – Не знаю, товарищ прапорщик. – Дурак ты, Алибирды! Хабибуллин, что такое Родина? – Родина – это моя мать! – Ну, Алибирды, что такое Родина? – Родина – это мать Хабибуллина. – Идиот, твою мать! Родина это и твоя мать, понял? – Понял. – Ну и что ж ты понял!? – Я брат Хабибуллина!) и причастность каждого жителя многонационального СССР к «новой исторической общности – советский человек» (Построили новобранцев после принятия присяги. Идет комполка вдоль строя. Подходит к одному бойцу. Спрашивает: Ну-с, кем вы себя теперь ощущаете товарищ солдат?! – Киргиза я... – Ну как же, Родина дала тебе оружие, ты принял присягу, так кто же ты после этого? – Киргиза я... Полковник обращается к взводному: Товарищ старшина, объясните солдату, кто он такой теперь есть. Старшина подзывает к себе этого бойца и тихо, но настойчиво что-то ему говорит. После возвращения солдата в строй полковник спрашивает его: Так кто же вы теперь, товарищ солдат? – Чурка я).

Зло высмеиваются «патриотические чувства» воинского начальства (Приезжает в часть генерал. С проверкой. Прошел, посмотрел. Созвал всех офицеров в штабе. Злой такой, Начинает орать: Да это что такое-то? Да как так можно-то!? Пушки ржавые, танки не на ходу, солдаты все пьяные спят! А случись завтра война? Кто Родину будет защищать? Я, что ли? Да на хрен мне это надо!)

Обыгрывается многозначность лексем «рвать» (Штирлиц склонился над картой. Его неудержимо рвало на Родину), «долг» (Долг родине в основном отдают бедные, богатые не всегда отдают даже сдачу), прецедентность выражения «дым Отечества» (На уроке литературы. Учитель: А знаете ли вы, как тепло писал Грибоедов о Родине? Он писал: «...и дым Отечества нам сладок и приятен!». Вовочка: Во, гад! Теперь я знаю, кто вокруг Москвы торфяники поджигает).

Немало тут перепадает и патриотизму (Из всех машин Штирлиц предпочитал «Мерседесы», проявляя тем самым истинно немецкий патриотизм, столь полезный для конспирации. При этом русский разведчик очень радовался, что он – не немецкий шпион в России. А то пришлось бы ездить на «Запорожце»; Когда государству чего-то от тебя надо, оно вспоминает слова Долг и Закон. Когда тебе чего-то от него надо, оно вспоминает слова Патриотизм и Очередь; Водка «Столичная». Ароматизатор патриотизма, идентичный натуральному), и социалистическому интернационализму (У армянского радио спросили: Что такое интернационализм? Армянское радио ответило: Это когда русские, армяне, грузины, евреи, чукчи, молдаване эстонцы, латыши идут вместе... бить азербайджанцев).

«Много правды говорится в шутку» (Свифт) – из всех многочисленных функции комического (см.: Кулинич 1999: 25–28; Сорокин 2003а: 206) преобладающими, очевидно, являются пенетративно-эвристическая, направленная на разрушение стереотипов обыденности и проникновение сквозь психологические барьеры, устанавливаемые сознанием на пути обсуждения серьезных проблем, и катартически-терапевтическая, направленная на снятие напряжения и гармонизацию отношения к миру. Можно добавить, однако, что «карнавальное» разоблачение патриотической идеи в конечном итоге не меняет нашего общего отношения к ней и нашего выбора, основания для которого лежат где-то глубоко в области бессознательного и зависят от так называемых «этнических констант».

<< | >>
Источник: Воркачев С. Г.. Идея патриотизма в русской лингвокультуре:монография. Волгоград: Парадигма,2008. – 199 с.. 2008

Еще по теме 2.8 «Любовь, которая никогда не бывает взаимной»: