§ 71. Разделение труда. Работа математиков и работа философов
Таковы, следовательно, проблемы, которые мы причисляем к области чистой или формальной логики в выше определенном смысле, причем мы придаем ее области наибольший объем, какой вообще совместим с очерченной идеей науки о теории.
Значительная часть принадлежащих к ней теорий уже давно конституировалась в виде {«чистого анализа» или, лучше сказать, формальной математики}[238] и разрабатывается математиками наряду с другими, уже более не «чистыми » {, то есть формальными}, в {полном}2 смысле дисциплинами, как геометрия (в качестве науки о «начнем» пространстве), аналитическая механика и т. д. И действительно, природа вещей здесь безусловно требует разделения труда. Построение теорий, строгое и методическое разрешение всех формальных проблем навсегда останется специальной областью математика. При этом предполагаются своеобразные методы и диспозиции исследования, и они по существу одинаковы у всех чистых теорий. С недавних пор даже усовершенствованием силлогистической теории, которая издавна причислялась к собственной сфере философии, овладели математики, и в их руках эта, будто бы давно исчерпанная теория испытала небывалое развитие. Ими же были открыты и с чисто математической тонкостью развиты теории новых видов умозаключений, которых не знала или не понимала традиционная логика. Никто не может запре-тить математикам предъявлять притязания на все, к чему прило- жимы математическая форма и метод. Только тот, кто не знает современной, в особенности формальной, математики и судит о ней только по Евклиду и Адаму Ризе, может держаться общего 5 предрассудка, будто сущность математического содержится в числе и количестве. Не математик, а философ выходит за естественную сферу своего права, когда он борется прс^гив «математизирующих» теорий логики и не хочет вернуть ейюих временных питомцев их настоящим родителям. Пренебрежение, с которым ю философские логики говорят о математических^теориях вывода, нисколько не мешает их математической форме^как и всех строго развитых теорий (это слово надо, конечно, тоже брать в его настоящем смысле), быть единственно научной, единственной формой, дающей систематическую законченность и совершенство и is открывающей возможность обозреть всевозможные вопросы и возможные формы их разрешения.
Но если разработка всех собственных теорий принадлежит к области математика, что же тогда останется философу? Здесь надо обратить внимание на то, что математик на самом деле не 20 чистый теоретик, а лишь изобретательный техник, как бы конструктор, который, имея в виду только формальные связи, строит теорию как произведение технического искусства. Как практический механик конструирует машины, не нуждаясь в завершенном и очевидном проникновении в сущность природы и ее зако- 25 номерности, так и математик конструирует теории чисел, величин, умозаключений, многообразий, не нуждаясь для этого в окончательном очевидном постижении сущности теории вообще и сущности обусловливающих ее понятий и законов. Сходным образом дело обстоит и во всех «специальных науках». Ведь яротєроу тт\ зо фйоєї (первое по природе) именно и не естьяротероу ярое; гщси; (первое для нас). К счастью, не действительное уразумение, а научный инстинкт и метод делают возможной науку в обычном, практически столь плодотворном смысле. Именно поэтому, наряду с изобретательной и методической работой отдельных наук, направ- 35 ленной больше на практическое выполнение и овладение, чем на действительное постижение, необходима постоянная «познавательно-критическая», составляющая дело одного только философа рефлексия, которая руководствуется одним только чисто теоретическим интересом и служит осуществлению прав последнего. 40 Философское исследование предполагает совершенно иные методы и диспозиции и ставит себе совершенно иные цели. Оно не хочет вмешиваться в дело специалиста-исследователя, а стремится постичь смысл и сущность его действий в отношении метода и предмета. Философу недостаточно того, что мы ориентируемся 45 в мире, что мы имеем законы как формулы, по которым мы можем
предсказывать будущее течение вещей и восстанавливать прошедшее; он хочет привести к ясности, что такое сущность «вещи », {«процесса», «причины», «следствия», «пространства», «времени»}[239] и т. п. {; и, кроме того, в чем состоит удивительное родство этой сущности с сущностью мышления, познания, значения, что 5 она может мыслиться, познаваться, означаться и т. д.}. И если наука строит теории для систематического разрешения своих проблем, то философ спрашивает, в чем сущность теории, что вообще делает возможной теорию и т. п. Лишь философское исследование дополняет научные работы естествоиспытателя и математика ю таким образом, что полностью реализуется чистое и подлинное теоретическое познание. Ars inventiva специального исследователя и познавательная критика философа суть взаимно дополняющие друг друга научные деятельности, и только благодаря им получается полное {, охватывающее все существенные связи}[240] тео- is ретическое постижение.
Впрочем, дальнейшие детальные исследования для подготовки нашей дисциплины с ее философской стороны покажут, чего не хочет и не может давать математик и что тем не менее должно быть сделано.