§ 22. Законы мышления как предполагаемые естественные законы, которые в своем изолированном действии ЯВЛЯЮТСЯ причиной 15 разумного мышления
Здесь уместно дать оценку одного весьма распространенного понимания логических законов, которое определяет правильность мышления как соответствие некоторым законам мышления 20 (как бы они ни формулировались), но вместе с тем склонно придавать этому соответствию следующее психологистское толкование: законы мышления суть естественные законы, характеризующие своеобразие нашего духа как мыслящего начала; поэтому сущность соответствия, определяющего Правильное мышление, 25 состоит в чистом, не осложненном никакими другими психическими влияниями (как, например, привычка, склонность, традиция) действии этих законов[51].
Приведем здесь одно из рискованных следствий этого учения. Законы мышления, как каузальные законы, согласно которым зо развивается познание {в психической связности}[52], могут быть даны только в форме {вероятности}[53]. Таким образом, ни одно утверждение не может считаться правильным с достоверностью; ибо если основной мерой всякой правильности является вероятность, то она накладывает печать простой вероятности на всякое 35 познание. Мы стояли бы в этом случае перед самым крайним пробабилизмом. Также утверждение, что всякое знание лишь вероятно, было бы само значимым лишь вероятностно; равным образом и это новое утверждение, и так in infinitum. Так как каждая
Следующая СТупеНЬ Вероятности НеСКОЛЬКО ПОНИЖаеТ меру ВерО- 40 ятности ближайшей предыдущей, то мы должны были бы серьезно опасаться за ценность любого познания. Мы можем лишь на-
деяться, что степени вероят^ости этих бесконечных рядов, на нашу удачу, всегда будут име^ь характер «фундаментальных рядов» Кантора, и именно так, что окончательное рубежное значение вероятности оцениваемого познания будет {реальным чис- 5 лом}[54] gt; 0. Эти {скептически} вредные следствия, разумеется, устраняются, если принять законы мышления в качестве данных с очевидностью.
Но как мы можем обладать очевидным усмотрением причинных законов?Но допустим, что этого затруднения не существует; тогда мы ю все же можем спросить: где в целом мире есть доказательство того, что из чистого действия этих законов (или каких бы то ни было законов) получаются правильные акты мышления? Где те {дескриптивные и} генетические анализы, которые давали бы нам право объяснять феномены мышления из двух классов естествен- 15 ных законов, причем одни из них исключительно определяют ход таких причинений, из которых проистекает логическое мышление, тогда как алогичное мышление соопределяется также и другими? Является ли соразмерность мышления {логическим законам} равнозначной доказательству его казуального происхожде- 20 ния именно согласно этим законам как законам естественным?
По-видимому, некоторые естественные смешения понятий содействовали здесь психологистским заблуждениям. Прежде всего, смешиваются логические законы с суждениями, {в смысле актов суждения}2, в которых они могут быть познаны, т. е. законы 25 как «содержания суждений» с самими актами суждения. Последние суть реальные процессы, имеющие свои причины и действия. В частности, часто суждения, содержанием которых является закон, действуют в качестве мотивов мышления, определяющих ход наших интеллектуальных переживаний так, как это как раз зо предписывается этим содержанием, законами мышления. В таких случаях реальный порядок следования и соединения наших интеллектуальных переживаний адекватен тому, что в общей форме мыслится в руководящем познании закона; этот порядок есть конкретный единичный случай по отношению к общему утверж- 35 дению закона. Но если закон смешивается с суждением, с познанием закона, идеальное с реальным, то закон представляется определяющей силою процесса нашего мышления. Нетрудно понять, что с этим связано еще и второе смешение, а именно смешение закона как звена причинения с законом как правилом причи- 40 нения. Ведь и в других случаях приходится встречаться с мифической речью о законах природы как силах, властвующих над процессами природы, — как будто правила причинных связей могут сами разумно функционировать как причины, т.
е. как члены
этих же связей. Серьезное смешение столь различных по существу вещей в нашем случае явно поощряется совершенным раньше смешением закона с познанием зфсона. Логические законы уже предстали как движущие силы в процессе мышления. Предполагалось, что они причинно управляют процессом мышления; стало быть, они суть каузальные законы мышления, в них выражено то, как нам приходится мыслить согласно природе нашего духа, они характеризуют человеческий дух в качестве мыслящего (в точном смысле). Если мы при случае мыслим не так, как этого требуют эти законы, то мы, собственно говоря, вообще не «мыслим», мы судим в этом случае не так, как предписывают естественные законы мышления или как этого требует своеобразие нашего духа в качестве мыслящего; наше мышление в таких случаях определяется, и опять-таки причинно, иными законами, мы следуем смутным влияниям привычки, страсти и т. п.
Конечно, к этому же взгляду могли подтолкнуть и другие соображения. Из опыта известно, что люди, хорошо освоившиеся в определенной сфере, например ученый в своей области, обыкновенно судят логически правильно. Этот факт естественно ведет за собой объяснение, согласно которому логические законы, по которым измеряется правильность мышления, вместе с тем определяют ход каждого данного мышления по образу каузальных законов; отдельные же отклонения от нормы легко относятся на счет смутных влияний, исходящих из других психологических источников.
Чтобы опровергнуть это, достаточно привести следующее соображение. Мы создаем фикцию идеального человека, у которого все мышление протекает таким образом, как этого требуют логические законы. Разумеется, факт, что оно протекает таким образом, имеет свое объясняющее основание в известных психологических законах, которые известным образом регулируют процесс психических переживаний этого существа, начиная с первых «кол- локаций». И вот я спрашиваю: тождественны ли, при этом допущении, эти естественные законы с логическими законами? Ответ, очевидно, должен быть отрицательным.
Каузальные законы, по которым мышление должно протекать так, как этого требовали бы идеальные нормы логики, и сами эти нормы — это ведь совсем не одно и то же. Если какое-нибудь существо организовано так, что оно не может в едином ходе мысли высказывать противоречащие суждения или совершать умозаключения, несогласные с силлогистическими модусами, то из этого не следует, что закон противоречия, modus Barbara и т. п. суть естественные законы, которые могут объяснить такую организацию. Это различие легко уяснить на примере счетной машины. Порядок и связь выскакивающих цифр отрегулированы сообразно с естественно-научными
законами так, как этого треб®г значение арифметических положений. Но никто, чтобы объявить физический ход работы машины, не станет обращаться к арифметическим законам вместо механических. Машина, правдаїне мыслит, не понимает ни самое 5 себя, ни значения своей работы. Но разве наша мыслительная машина не может работать та^им же образом с тем только отличием, что реальный ход одного мышления всегда должен был бы признаваться правильным в силу проявляющегося в другом мышлении сознания логической правомерности. Это другое мышление ю могло бы быть результатом работы той же или других мыслительных машин, но идеальная оценка и каузальное объяснение все же оставались бы разнородными. Не надо также забывать «первых коллокаций», которые безусловно необходимы для каузального объяснения, но для идеальной оценки бессмысленны, is Психологистские логики не замечают глубоко существенных и навеки неизгладимых различий между идеальным и реальным законом, между нормирующим и причинным регулированием, между логической и реальной необходимостью, между логическим и реальным основанием. Никакая мыслимая градация не мого жет создать переход между идеальным и реальным. Низкий уровень понимания чисто логической стороны дела в наше время знаменуется тем, что исследователь такого ранга, как Зигварт, говоря о вышеупомянутой фикции идеального в интеллектуальном отношении существа, считает возможным предположить, что для та- 25 кового «логическая необходимость была бы вместе с тем реальной, ведущей к действительному мышлению»; и что тот же Зигварт для объяснения понятия логического основания пользуется понятием «принуждения к мышлению» (Denkzwang)[55].
То же относится и к Вундту, который видит в законе достаточного основа- зо ния «основной закон зависимости наших актов мышления друг от друга »[56] и т. д. В ходе дальнейшего исследования мы надеемся даже предубежденных полностью убедить в том, что здесь на самом деле речь идет о фундаментальных логических заблуждениях.35 § 23. Третье следствие психологизма и его опровержение
В-третьих[57]. Если бы источником сознания логических законов были психологические факты, например, если бы логические 40 законы, как учит обыкновенно противоположное направление, были нормативными формулировками психологических фактов, то они сами должны были бы обладать психологическим содер-
жанием, и именно В ДВОЯКОМ смысле: ОНИ должны были бы быть законами для психического и вместе с тем предполагать, соответственно, включать в себя существование психического. Можно доказать, что ни того, ни другого нет. Ни один логический закон не предполагает непременно какого-либо «matter of fact», в s том числе существования представлений или суждений, или иных феноменов познания. Ни один логический закон — в подлинном своем смысле — не есть закон для фактов психической жизни, стало быть, ни для представлений (т. е. переживаний представления), ни для суждений (т. е. переживаний суждения), ни для про- 10 чих психических переживаний.
Большинство психологистов настолько подчинены влиянию своего общего предрассудка, что не помышляют о его проверке на наличных определенных законах логики. Раз эти законы по общим основаниям должны быть психологическими, то зачем до- is казывать о каждом в отдельности, что он действительно таков? Не обращают внимания на то, что последовательный психологизм приводит к таким толкованиям логических законов, которые в корне чужды их истинному смыслу. Забывают, что при естественном понимании эти законы ни по своему обоснованию, ни 20 по своему содержанию не предполагают ничего психологического (т. е. фактов душевной жизни), или предполагают их, во всяком аgt; случае, не более чем законы чистой математики. ф
Если бы психологизм стоял на правильном пути, то в учении "н об умозаключениях мы могли бы ожидать только правил следую- 25 * щего вида: опыт показывает, что умозаключение формы S, отли- g чающееся характером аподиктически необходимого следствия, § при условиях U связано с предпосылками формы Р.
Стало быть, чтобы «правильно» умозаключать, т. е. получать в умозаключении суждения этого отличительного характера, надо поступать зо сообразно этому и позаботиться об осуществлении условия U и ^ соответствующих предпосылок. Тут объектом регулирования і были бы психические факты, и вместе с тем их существование предполагалось бы в обосновании правил и заключалось бы в их g содержании. Но ни один закон умозаключения не соответствует 35 этому типу. Что, например, говорит modus Barbara? Не что иное, как следующее: общезначимо для каких угодно понятий классов А, Ву С, что если все А суть В и все В суть С, то все А суть С. «Modus ponens» в полном виде гласит опять-таки: «Для любого ПОЛОЖеНИЯ А, В ИМееТ СИЛу ЗаКОН, ЧТО ЄСЛИ ДеЙСТВИТеЛЬНО А И при- 40 том истинно, что если А, то В, то действительно В». Эти и подоб- х ные законы, не будучи эмпирическими, не суть психологические g законы. Правда, традиционная логика выдвигает их с целью нор- 5 мирования деятельности суждения. Но разве в них самих подра- g 3Умевается существование хотя бы одного-единственного акту- 45
ального суждения или иногЖПСИХИЧеского феномена? Кто так думает, должен представить Доказательства своего мнения. Что утверждается в каком-либо изложении, то должно быть выводимо из него каким-нибудь общеобязательным способом умоза- 5 ключения. Но где же те формы умозаключения, которые давали бы возможность выводить цз чистого закона факт?
Вряд ли будут возражать, что в целом мире не могло бы возникнуть рассуждения о логических законах, если бы мы никогда актуально не переживали представлений и суждений и не абстра- ю гировали на их основе соответствующих логических фундаментальных понятий; или даже что в каждом понимании и утверждении закона подразумевается существование представлений и суждений, которое, стало быть, может быть из него выведено. Ибо едва ли возникнет надобность упоминать, что здесь след- 15 ствие выведено не из закона, а из его понимания и утверждения, что то же самое следствие можно было бы вывести из любого утверждения и что психологические предпосылки или составляющие утверждения какого-либо закона не должны смешиваться с логическими моментами его содержания. 20 «Эмпирические законы gt;gt; ео ipso имеют фактическое содержание. В качестве неподлинных (unecht) законов они, грубо говоря, лишь утверждают, что, согласно опыту, при известных условиях либо наступают, либо могут быть ожидаемы, смотря по обстоятельствам, с большей или меньшей вероятностью известные сосу- 25 ществования или последовательности. Этим сказано, что такие обстоятельства, такие сосуществования или следования случаются фактически. Но также строгие законы опытных наук не лишены фактического содержания. Они — не только законы о фактах, но вместе с тем в своем содержании подразумевают су- зо ществование фактов.
Впрочем, здесь необходима большая точность. Точные законы в своей нормальной формулировке, конечно, носят характер чистых законов, не заключая в себе никаких утверждений существования. Но если мы вспомним об основаниях, из которых они чер- 35 пают свое научное оправдание, то сразу станет ясно, что они не могут быть оправданы как чистые законы в нормальной формулировке. Действительно, обоснован не закон всемирного тяготения, как его выражает астрономия, а положение следующей формы: согласно имеющимся уже знаниям, следует признать теоретиче- 40 ски обоснованной вероятностью высочайшей степени, что в пределах опыта, доступного нам при современных технических средствах, действителен закон Ньютона или вообще один из бесконечного множества математически мыслимых законов, различия которых от закона Ньютона не могут выходить за предел неиз- 45 бежных ошибок наблюдения. Эта истина сильно обременена фак-
тическим содержанием и, следовательно, отнюдь не есть закон в подлинном смысле слова. Она, очфидно, включает в себя также несколько понятий ЛИШЬ Приблизительной определенности.
Такйм образом, все законы точных наук о фактах хотя и суть настоящие законы, но, рассмотрейные с точки зрения теории познания, они лишь идеализирующие фикции (впрочем, фикции cum fundamento in re[58]). Они выполняют задачу осуществления теоретических наук как идеалов максимального приближения к действительности, стало быть, реализуют высшую теоретическую цель всякого научного исследования фактов, идеал объяснительной теории, единства из закономерности, насколько это возможно в пределах человеческого познания, за которые мы не можем выйти. Вместо недоступного нам абсолютного познания мы благодаря постигающему мышлению сначала извлекаем из области эмпирических частностей и общностей те, так сказать, аподиктические вероятности, в которых заключено все достижимое знание о действительности. Эти вероятности мы сводим затем к определенным точным идеям, носящим характер настоящих законов, и таким образом нам удается строить формально совершенные системы объяснительных теорий. Но эти системы (как, например, теоретическая механика, теоретическая акустика, теоретическая оптика, теоретическая астрономия и т. п.) по существу должны быть признаны лишь идеальными возможностями сит fundamento in re, которые не исключают бесконечного множества других возможностей, но зато ставят им определенные границы. Это, однако, нас здесь уже не интересует, равно как и изложение практических познавательных функций этих идеальных теорий, именно их значения для успешного предсказания будущих фактов и воссоздания фактов прошлого, а также их технического значения для практического господства над природой. Мы возвращаемся, следовательно, к нашему случаю.
Если истинная закономерность, как только что было показано, есть лишь идеал в области познания фактов, то, наоборот, она осуществлена в области «чисто понятийного» познания. К этой сфере принадлежат наши чисто логические законы, как и законы Mathesis рига1. Они ведут свое «происхождение», точнее выражаясь, заимствуют оправдывающее их обоснование не из индукции; поэтому они не имеют экзистенциального содержания, присущего всем вероятностям как таковым, даже наивысшим и ценнейшим. То, что они утверждают, всецело и всемерно истинно, они сами с очевидностью обоснованы во всей своей абсолютной точности, а не с заменяющими ее какими-либо вероятностными
утверждениями с явно неоп^деденными составляющими. Соответствующий закон не является одной из бесчисленных теоретических возможностей определенной, пусть и объективно ограниченной сферы. Это есть одна^динственная истина, исключающая 5 всякую возможность иного рода; в качестве познанной с очевидностью закономерности она остается в своем содержании и обосновании чистой от каких бы то ни было фактов.
Из этих соображений видно, как тесно связаны между собой обе половины психологистского следствия, — а именно что логи- 10 ческие законы не только содержат в себе утверждения о существовании психических фактов, но также должны быть законами для подобных фактов. Опровержение первой половины мы уже дали. В нем уже заключено и опровержение второй на основании следующего аргумента: как всякий закон, основанный на опыте и is индукции из единичных фактов, есть закон, относящийся к фактам, так и, наоборот, каждый закон, относящийся к фактам, есть закон, основанный на опыте и индукции; и, следовательно, как показано выше, от него неотделимы утверждения экзистенциального содержания. 20 Разумеется, мы здесь не должны подводить под законы о фактах те общие высказывания, которые переносят на факты чисто понятийные положения, т. е. положения, выражающие общезначимые отношения на основе чистых понятий. Если 3 gt; 2, то также три книги с того стола больше двух книг из этого шкафа. И так, 25 вообще, по отношению к любым вещам. Однако чистый закон чисел говорит не о вещах, а о числах {в чистой всеобщности} — число 3 больше числа 2, — и он может быть применен не только к индивидуальным, но и к «общим» предметам, например к видам звуков, цветов, к типам геометрических образований и {к подобным зо вневременным общностям}[59].
Если признать все это, то, разумеется, невозможно, чтобы логические законы ({взятые в их чистоте}) были законами психической деятельности или ее продуктов.