§21. Характеристика двух эмпирических следствий психологистской точки зрения и их опровержение
Станем на мгновение на почву психологистской логики и предположим, что важнейшие теоретические основы логических предписаний кроются в психологии. Как бы ни определять эту дисциплину — как науку о психических феноменах, или как науку о фактах 5 сознания или о фактах внутреннего опыта, о переживаниях в их зависимости от переживающих индивидов, или как-либо иначе, — все согласны в том, что психология есть наука о фактах и тем самым опытная наука.
Мы не встретим также возражения, если прибавим, что психология до сих пор еще лишена настоящих и точных ю законов и что положения, которые она сама удостаивает звания законов, суть хотя и весьма ценные, но все же лишь приблизительные[48] обобщения опыта, высказывания о приблизительных регулярностях сосуществования или последовательности. Эти положения вовсе не претендуют устанавливать с непогрешимой и од- 15 нозначной определенностью, что должно совместно существовать или совершаться при известных, точно описанных условиях. Возьмем, например, законы ассоциации идей, которым ассоциативная психология приписывает значение основных психологических законов. Как только постараешься надлежащим образом формули- 20 ровать их эмпирически правомерный смысл, они тотчас же теряют предлагаемый характер закона. Исходя из этого, мы получаем довольно рискованные для психологистов следствия.Во-первых. На приблизительные теоретические основы могут опираться лишь приблизительные правила. Если в психологиче- 25 ских законах отсутствует точность, то аналогичное должно распространяться и на предписания логики. Нет сомнения, что некоторым из этих предписаний действительно присуща эмпирическая приблизительность. Но именно так называемые логические законы в точном смысле, о которых мы выше узнали, что они в зо качестве законов обоснований составляют собственно ядро всей логики: логические «принципы», законы силлогистики, законы
многих иных видов умозаключен» например умозаключение о равенстве, умозаключение Вернул»! от п к п + 1, принципы вероятностных умозаключений и т.
Am— абсолютно точны; всякое толкование, которое подставляло'^ы вместо них эмпирические неопределенности, ставило бы их Значимость в зависимость от 5 приблизительных «обстоятельств» И^искажало бы коренным образом их истинный смысл. Это, очевидно, настоящие законы, а не «лишь эмпирические», т. е. приблизительные правила.Если математика, как думал Лотце, есть лишь самостоятельно развивающаяся ветвь логики, то и чисто математические законы ю во всем их неисчерпаемом изобилии относятся к намеченной только что сфере точных логических законов. И во всех дальнейших возражениях следует иметь в виду наряду с этой сферой и сферу чистой математики.
Во-вторых. Есїли бы кто-нибудь, чтобы избежать первого is возражения, стал отрицать свойственную всем психологическим законам неточность и пожелал основывать нормы только что обозначенного нами класса на будто бы точных естественных законах мышления, то выигрыш был бы еще невелик.
Ни один естественный закон не познаваем a priori, {даже не 20 может быть обоснован с очевидностью}[49]. Единственный путь для
единичных фактов опыта. Но индукция обосновывает не значимость закона, а лишь большую или меньшую степень ее вероятности; с очевидностью получает оправдание вероятность, а не 25 20 сам закон. Следовательно, также логические законы, и притом все без исключения, должны были бы иметь ранг простой вероят- Q ности. Напротив, совершенно ясно, что все «чисто логические» законы значимы «а priori». Не посредством индукции, но благодаря аподиктической очевидности они получают обоснование и зо оправдание. С очевидностью оправдывается не только вероятобоснования и оправдания подобных законов есть индукция и
го
ность их значимости, но сама их значимость или истина. і
Закон противоречия не утверждает: можно предполагать,
"
что из двух противоречащих суждений одно истинное, а другое
ложное. Модус Barbara не говорит, что если положения формы: 35 «Все А суть 5» и «Все В суть С» истинны, то можно предполагать п истинным соответствующее положение формы «Все А суть С».
-g И так повсюду, также и в области чисто математических положений. В противном случае оставалась бы открытой возможность, что при расширении нашего всегда ограниченного круга опыта 40 предположение не оправдается. В таком случае, возможно, что х наши логические законы суть лишь «приближения» к действи- gтельно значимым, но недостижимым для нас законам мышления. 5
со
Такие возможности серьезно и по праву принимаются в расчет, g
когда дело идет о законах пр|фодыgt; Хотя закон всемирного тяготения уже неоднократно подтверждался самими широкими индукциями и проверками, но В\;наше время ни один естествоиспытатель не считает его абсолютно значимым законом. Иногда делаются попытки установить новые формулы гравитации, было, например, показано, что основной закон электрических явлений, установленный Вебером, вполне мог бы функционировать и в качестве основного закона тяжести. Фактор, по которому различается та и другая формула, обусловливает различия в вычисляемых величинах, не выходящие за пределы неизбежных ошибок наблюдения. Но таких факторов можно мыслить бесконечное множество; поэтому мы a priori знаем, что бесконечное множество законов могут и должны давать то же самое, что дает закон всемирного тяготения Ньютона (выгодный только своей чрезвычайной простотой). Мы знаем, что даже само искание единственно истинного закона при везде и всегда неустранимой неточности наблюдения было бы безрассудным. Таково положение дел в точных науках о фактах. Однако отнюдь не в логике. То, что там является вполне оправданной возможностью, здесь оказывается явной нелепостью. Ведь мы с очевидностью усматриваем не простую вероятность, но истину логических законов. Мы усматриваем основные принципы силлогистики, индукции Бернулли, умозаключения вероятности, общей арифметики и т. п., т. е. мы схватываем в них саму истину; таким образом, теряют всякий смысл слова о сферах неточности, об одних лишь приближениях и т. д. Но если нелепо то, что вытекает как следствие из психологического обоснования логики, то нелепо и само это обоснование.
Против самой истины, постигаемой нами с очевидностью, бессильна даже самая сильная психологическая аргументация; вероятность не может спорить против истины, предположение — против очевидности. Пусть тот, кто остается в сфере общих соображений, поддается обманчивой убедительности психологических аргументов, — достаточно бросить взгляд на какой-либо из законов логики, обратить внимание на его подлинный смысл и на " очевидную убедительность, с которой он постигается в качестве истины в себе (Wahrheit an sich), чтобы положить конец этому заблуждению.
Как внушительно звучит то, что хочет нам навязать обычная {психологистская}[50] рефлексия: логические законы суть законы для обоснований; а что такое обоснования, как не своеобразные процессы мышления человека, конечными звеньями которых при известных нормальных условиях являются суждения, носящие характер необходимых следствий? Сам этот характер — психический, суть определенный вид настроения и ничего более. И все эти
психические феномены, разумеете^ не стоят изолированно, а суть отдельные нити той переплетающееся ткани психических феноменов, психических диспозиций и оршнических процессов, которую мы называем человеческой жизньюШожет ли при таких условиях получиться что-нибудь другое, кроме эмпирических общих ПОЛО- 5 жений? Да и как может психология дать что-либо большее?
Мы отвечаем: конечно, психология не дает ничего большего. Поэтому-то она и не может дать тех аподиктически очевидных и тем самым сверхэмпирических и абсолютно точных законов, которые составляют ядро всякой логики. ю