Литература по истории политики разрядки и международных отношений в 19701980-е гг.
Достаточно типичным для советской историографии было осмысление холодной войны и разрядки в рамках политического реализма, в традиционных терминах противостояния сверхдержав, с акцентом на изучении его политического и военного аспекта.
Истинные мотивы политики разрядки со стороны США справедливо рассматривались большинством авторов как тактический ход, направленный на возвращение былого влияния над европейским континентом.[70] Так, авторы коллективного труда «США-Западная Европа и проблема разрядки»[71] показывают, что распространение процесса разрядки не только на политику и экономику, но и на вопросы, непосредственно связанные с обеспечением военной безопасности в Европе, стало угрожать главному элементу американской внешнеполитической стратегии - НАТО, во имя спасения которого разрядка была вскоре оставлена. В работе исследователя Воронцова показывается, что ужесточение курса США в отношении Старого Света было связано с «упорством» союзников, стремящихся сохранить взаимовыгодное сотрудничество с Восточным блоком, хотя сам финансово-экономический аспект разрядки не находится в центре исследования автора. В целом, несмотря на то, что в советской литературе мало уделяли внимания социальным, культурным и прочим проявлениям холодной войны и разрядки, ее вклад состоит в достаточно адекватной, всеобъемлющей оценке мотивов и целей стран НАТО - ее американского и европейского крыла.Российской историографией, прежде всего, усилиями А.Д. Богатурова, А.В. Кортунова, В.Л. Малькова, А.С. Маныкина, В.О. Печатнова, А.А. Сидорова, А.В. Торкунова, М.А. Хрусталева и др., было произведено общее расширение подхода к анализу мировой политики и событий холодной войны[72] при сохранении унаследованной от советской школы реалистской ориентации. Например, В.О. Печатнов и А.С. Маныкин в совместном труде рассматривают отношения сверхдержав во время холодной войны с учетом всех их векторов - дипломатического, военного, пропагандистского, торгово-экономического, вписывая события холодной войны в более широкий временной и исторический контекст.
Коллектив авторов во главе с А.Д. Богатуровым стали создателями системной истории международных отношений, которая в настоящее время стала поистине классической.Что касается зарубежной историографии холодной войны и разрядки,[73] то для целей данной работы оказалось важным привлечение и сопоставление работ историков- постревизионистов (Дж.Л. Гэддиса, Р. Гартхоффа) и исследователей 2000-х гг., которые рассматривают холодную войну с точки зрения международной/глобальной истории. Постревизионисты, отошедшие от односторонних обвинений СССР «во всех грехах», что было свойственно «ортодоксальной» школе исследований холодной войны, интересны в их оценке сути политики разрядки и причин ее свертывания. Так, например, Дж. Гэддис в своей работе 2005 г. напишет, что разрядка была ошибкой потому, что она признала легитимность советской системы, однако, он также показывает объективность разрядки, призванной изменить «ненормальное положение вещей» (мир, поддерживаемый доктриной взаимного уничтожения). Гэддисом также обосновывается тезис о том, что Р. Никсон лишь закрепил тот курс, на который встала американская администрация еще в середине 1960-х гг.
Интересна работа историка и дипломата Р. Гартхоффа, которая подробно анализирует советский, американский и европейский подходы к разрядке, различия которых крылись в разнонаправленном восприятии прогресса, достигнутого во время самой разрядки и в противоположности изначально преследуемых целей. Автор развенчивает широко распространенный тезис о том, что США лишь отвечали на агрессивные действия СССР на закате разрядки, показывая, что истинной причиной «второго издания холодной войны» явилось конфликтное мышление, присущее обеим сторонам. Проблема состояла не только и не столько в различиях государственных интересов США и СССР, что было нормально, но в неспособности сверхдержав понять точки зрения друг друга. В подходе Гартхоффа прослеживаются зачатки нового понимания холодной войны в целом и разрядки в частности: он показывает несинхронность, нелинейность, инаковость разрядки в отношениях сверхдержав и разрядки в Европе, где настрой на сотрудничество с Востоком преобладал даже после того, как между Москвой и Вашингтоном наступили «заморозки».
Автор отходит от узкого военнополитического взгляда на события 1970-х гг., заключая, что принципиальное отличие американской версии разрядки от европейской состояло в том, что экономика рассматривалась в Белом доме в качестве «кнута или пряника», а не как самостоятельный аспект отношений с Кремлем.Для историографии начала XXI века характерно расширение понимания политики разрядки и холодной войны, выход за пределы изучения военно-политического противостояния между двумя блоками. Авторы, работающие в этой парадигме, ставят целью вписать холодную войну в более широкий контекст истории ХХ века, «в паутину взаимосвязанных и никогда не заканчивающихся течений истории», что сближает их, методологически, с легендарными историками школы Анналов. Стремясь понять холодную войну как явление более сложного порядка, чем диалог по контролю над вооружениями, историки и социологи приступили к изучению культурных, антропологических, социальных срезов холодной войны, перемещая центр внимания своих исследований на Третий мир и на разнообразные сферы жизнедеятельности,[74] что в известной мере созвучно замыслу и целям нашей работы.
II. Исследования по энергетической политике, нефтяной проблеме и деятельностиОПЕК.
III. Первый всплеск академического интереса к проблеме энергетики и нефтяным ресурсам возник на рубеже 1960-1970-х гг. в США. На фоне нехватки бензина на автозаправках и других проявлений энергетического кризиса нефтяная и ресурсная проблема осмысливались в то время в достаточно пессимистичных тонах, чему способствовало набиравшее политическую силу и общественную популярность движение в защиту окружающей среды. Философские корни «зеленого движения» лежали в плоскости неомальтузианства, дополнительным толчком к его развитию в конце 1960-х гг. послужило появление концепции «трагедии общин» американского социолога Г. Хардинга, основные положения которой были изложены в одноименной статье в журнале Science в 1968 г.[75] В этой статье он сформулировал проблему хищнического использования общественных ресурсов (к примеру, пастбищ), приводящего к их полному исчезновению.
В 1972 г., после публикации знаменитого доклада Римского клуба «Пределы роста», эта идея приобрела поистине всемирную известность.[76] В применении к нефтяному рынку появление таких концепций обернулось рождением мифа или скорее страха близящегося истощения жидкого топлива, что нашло отражение и в выступлениях политиков, и в многочисленных докладах научного сообщества об «эпохе после конца нефти».Во второй половине 1980-х гг., после падения цен на нефть и возвращения эры экономического оптимизма эта концепция уступила место идеям рыночного инвайронментализма, основанного экономистом Дж. Саймоном,[77] профессором Мэрилендского университета. Саймон переосмыслил основные положения теории защитников окружающей среды с либертарианских позиций. Права собственности, свободный рынок, технический прогресс он назвал самыми эффективными инструментами распределения и использования истощимых природных ресурсов. В полемике со сторонниками профессора Саймона,[78] на волне возврата к обсуждению проблем окружающей среды в связи с запуском переговорного процесса по Киотскому протоколу и на фоне экономической и политической нестабильности в странах Третьего мира в 1990-х гг. появилась теория «ресурсного проклятия», которая остается актуальной и востребованной и в наши дни.[79] Связывая воедино вопросы политического, социального развития, становление гражданского общества, она постулирует зависимость между получением государствами доходов от экспорта природных ресурсов и неэффективностью системы управления, коррупцией, безответственностью власти, выстраивая в итоге достаточно мрачную перспективу для стран, богатых природными ресурсами. В настоящее время эта концепция постепенно пересматривается на примере успешного развития ряда экспортеров углеводородов, например, Норвегии.[80] Таким образом, опыт изучения и осмысления нефти как части ресурсной проблемы, рассматриваемой в качестве фактора международных политических процессов, достаточно обширен и разнообразен.
Что касается изучения политики в сфере энергетики, то в настоящее время оно превратилось в самостоятельное научное направление.
Им занимаются экономисты, социологи, историки, политологи. Примером одной из работ по глобальной истории энергетики является книга Б. Подобника «Глобальный энергетический сдвиг»,[81] [82] в которой исторические экономические системы осмысливаются с точки зрения основных видов топлива - уголь в XIX веке, нефть в XX веке, а газ и электричество в XXI. Экономика, основанная на потреблении нефти, согласно автору, достигла своей зрелости, и в настоящее время происходит переход к энергетической системе на основе газа и атомной энергии. События же 1970-1980-х гг. осмысливаются им как незавершенный переход к третьему типу энергетической системы, прерванный падением цен на нефть в 1985-1986 гг. и расцветом неоконсервативной политической экономии.Всемирная история нефтяной политики была представлена в работах одного из самых знаменитых «нефтяных» авторов - Д. Ергина. В его книгах излагалась история мировой нефтяной индустрии с середины XIX века и до наших дней. Во второй работе, увидевшей свет в 2001 г., также обсуждались вопросы изменения климата и «сланцевой революции», которые формируют дискурс энергетической политики наших дней. Обе монографии отличаются широкой источниковой базой, увлекательным, ярким языком (не зря первую книга была переведена на 17 языков мира), но их автор не ставил своей задачей написать академический труд - соответственно, в них трудно найти теоретические или обобщающие выводы. В труде британских экономистов Дж. Хила и Г. Чичилниски «Нефть и мировая экономика»[83] особое внимание уделяется ценовой стороне нефтяной проблемы и делаются важные выводы о неверности широко распространенных заключений о неэластичности спроса на нефть, т.е. положений о том, что спрос на нефть не подвергается существенному изменению при значительном изменении цены на нее, что обычно характерно для товаров первой необходимости. Кризис 1973 г. этими авторами осмысляется как следствие перехода к монопольному рынку, что подтверждается тем, что цены в течение 1970-х г. не претерпели снижения, вопреки наблюдавшемуся экономическому спаду.
Наконец, в книге американского политолога Т. Митчелла «Угольная демократия»[84] переход на нефть как на основной вид топлива осмысливается с политологической точки зрения. Противопоставляя уголь XIX века нефти XX века, автор показывает, что основы современной западной демократии были заложены в «век угля», когда шахтеры играли главную роль в социальных протестах. Сама организация нефтяной индустрии, предполагающая работу вне городов, вахтовым способом, небольшими группами обуславливают недемократический характер институтов нефтедобывающих стран. Наконец, одна из наиболее полных и беспристрастных книг по истории нефтяной политики принадлежит перу Генерального секретаря ОПЕК 1968 г. Фр. Парра,[85] в которой он излагает историю современной нефтяной индустрии, показывая сложную природу отношений между правительствами добывающих стран, крупными нефтяными компаниями и правительствами стран-потребителей.Что касается исследователей ОПЕК, то рассматривая события на нефтяном рынке 19701980-х гг. они сходятся в одном - в том, что это был «золотой век» в истории организации, годы «режима ОПЕК», добывавшей более половины всей нефти планеты и контролировавшей как уровень добычи, так и цены на жидкое топливо. Тем не менее, мнения ученых относительно роли и места организации в мировой экономической системе, в энергетическом кризисе 1970-х гг. различны, причем по региональному принципу можно выделить концепции советских, англо-американских, европейских, латиноамериканских ученых.
Советская историография этого вопроса представлена рядом обстоятельных работ ученых-экономистов, которые традиционно рассматривали энергетический кризис 1970-х гг. и рост цен на нефть с позиции рентной теории ценообразования,[86] считавшей закономерным даже четырехкратный рост цен. В отличие от своих заокеанских коллег, отечественные ученые не считали повышение цен на нефть главным фактором ухудшения мировой экономической ситуации. Помимо этого, в советской литературе достаточно глубоко была разработана
проблематика межарабских связей,[87] выбора дальнейшего, экономического и
внешнеполитического, пути развития «сверхбогатыми» государствами Персидского залива и общие вопросы социально-экономического развития в арабском мире.[88]
В 2000-х гг., после «провала» 1990-х гг., российские исследователи вернулись к проблематике ОПЕК и арабской нефти. Так, Дребушевским А.С. была защищена кандидатская диссертация по отечественной историографии, посвященной ОПЕК и ее роли в международных отношениях.[89] Эффективность современной политики ОПЕК в вопросе ценообразования и более широкая проблема судьбы картеля в новых условиях глобальной экономики активно обсуждались и обсуждаются, но в основном в формате статей.[90]
В зарубежных работах, посвященных ОПЕК, признается, что к 1973 г. существовала объективная необходимость повышения цен на нефть, хотя в итоге масштаб роста цен был определен не экономическими, а политическими соображениями. [91] При этом исследователи называют одной из причин энергетического кризиса несоответствие между уровнем потребления и уровнем добычи углеводородов. Европейские авторы традиционно рассматривают энергетический кризис в контексте изменения общей структуры международных отношений и обсуждения вопросов глобального Юга. Так, например, Дж.Гаравини, рассуждая о проблеме Третьего мира в международных отношениях подчеркивает, что только нефтяная проблема, заставила европейцев признать всю комплексность экономической взаимозависимости мира. Это осознание, в конечном счете, способствовало запуску более справедливого механизма распределения ресурсов в мировом масштабе, прежде всего, через многочисленные проекты оказания международной помощи менее развитым странам, реализовывавшихся в рамках ООН.92 Силен в европейской историографии и заряд антиамериканизма. Так, французский автор П. Терзиан93 даже обосновывает точку зрения, согласно которой энергетический кризис был подготовлен США с целью развития собственного ТЭК. Такая версия, безусловно, имеет право на существование, однако, вряд ли она может исчерпывающе объяснить кризис 1970-х гг.
Латиноамериканская историография нефтяной проблемы94 отличается присутствием особой патетики в осмыслении проблем, связанных с нефтью. Так, Луис Арсэ-Исаак, автор книги «Нефть и политика. Энергетический кризис» рассматривает действия по повышению цен на нефть, предпринятые ОПЕК, как акт столкновения прогрессивных сил Третьего мира с силами империализма, фактически абстрагируясь от описания реальной политической расстановки сил в регионе Ближнего Востока, когда только с согласия и при активном участии консервативных монархий Персидского залива стало возможным осуществление «нефтяной атаки». Пафосом освобождения от господства иностранного капитала проникнута книга венесуэльского автора Анибала Мартинеза «История нефтяной промышленности Венесуэлы».
IV.