ВОКАЛ И_3 М СЛАБЫХ ФОРМ В ПРИМЕРАХ НА ДЕГРАДАЦИЮ а а и СОДЕРЖАЩИЕСЯ в НЕМ ДАННЫЕ ОТНОСИТЕЛЬНО индоевропейских а.

На стр. 306 мы коротко упомянули о том, что Бругман уделил несколько строк вопросу о возможном существовании в индоевропейском праязыке, помимо at и а2, также и других а.

Ожидать с его стороны объяснения, сколь бы кратким и какого бы характера оно ни было, относительно таких случаев, как ¦amp;?х6;—hita *.

Истинная природа арийского ! вскрывается, как мы полагаем, лишь в приведенных выше примерах (см. стр. 455 и сл.), где такое і неизменно находится внутри корня. К указанным нами примерам можно добавить также ?tkate „капать", сильная форма которого налицо в греч. x^xim, и khidati „сжимать", khidra, khidvas, которые, как определил Грассман, родственны греч. xtblt;sgt;. е в kheda „молот" и в cikheda отнюдь не исконное, поскольку одновременно с ним мы находим dakhada— ведийский перфект, приводимый Панини.

Общим и характерным для всех этих примеров является то, что имеющиеся в них ! соответствуют а долгому сильных форм. Такие, не подверженные деградации корни, как tap tapati или рас, pacati, оказавшись в тех же самых условиях относительно ударения, никогда не преобразуют своего а в і[218].

Если к тому же учесть, что всякое находящееся на конце корня Ї предстает перед нами в сильной форме как а, что также имеет место и вне корня в формах 9-го глагольного класса, каковы, например, prplmas при prnamp;ti, то мы должны будем признать, что арийское Ї на месте а с такой же необходимостью предполагает в неослабленных формах а долгое, с какой исконное і предполагает ai, а г предполагает аг.

Следовательно, редукция долгого а (назовем так это явление, отвлекшись от какой бы то ни было теоретической его реконструкции)—факт, представляющий собой обязательное условие для появления также арийского Ї и относящийся к истории праязыка, а не к истории индо-иранского периода; сопоставлением с языками Запада это установлено с достаточной достоверностью. Таким образом, не вызывает сомнений, что зародыш такого Ї восходит к индоевропейскому. Арийский вокализм обнаруживает качественные различия между праязыковыми а, происходящими от а—или, по меньшей мере, между некоторыми из них—и праязыковыми а, не происходящими от й.

Определение а как фонемы, восходящей к долгому а, отлично согласуется с а и б европейских языков. Но можно ли безоговорочно утверждать, что арийское Ї представляет эти фонемы? Нисколько. Подобный тезис был бы недоказуем. В большинстве случаев европейские а и о представлены в арийском как а, что мы видели и в главе IV и только что, когда шла речь о таких формах, какЬЬа- gati, radati и т. д., противостоящих yaysiv, rado и т. д. Но и среди тех форм, в которых санскрит сохраняет деградацию, есть, как мы констатировали, немало таких, когда гласным в слабых формах является а, например svadate, svadati. А это отнюдь не исключает допущения, что та же фонема, которая под воздействием определенных факторов преобразуется в Ї, в силу других влияний может претерпеть иное развитие. Больше того, мы даже не сомневаемся, что в формах, где эта фонема искони находилась под ударением, она не могла бы дать а вместо I.

Воздействие ударения, отмеченное в приведенных выше случаях, не должно, однако, вселять надежду, будто можно решить проблему, заявив, что корневое а в svadati обязано своим существованием той инновации, которую внес тон на корне (стр. 458), и что в противном случае мы бы имели ‘svidati’[221], как имеем khidati, gi§at. И в самом деле, подобный перенос ударения может быть понят только в том случае, если корень уже ранее обладал хорошо охарактеризованным а. Но если бы мы пожелали прибегнуть к гипотезе подобного рода, нам нужно было бы разобраться в бесконечном количестве форм, имеющих ударение на суффиксе. Разъяснив bhagati, madati, agati, мы пока еще совсем не разъяснили bhakta, madira, aga и другие более изолированные формы, равным образом дающие а в языках Европы, каковы pagra, bhadra (ср. гот. batists, botjan и т. д.), ?apha (ср. др.- сканд. hofr), magha (см. стр. 359), fSfadmahe = хехаацєйа и т. д.

Итак, мы должны будем прийти к заключению о существовании различия, если не вполне исконного, то, по крайней мере, праязыкового, между фонемой а и той, которая дала индо-иранское Ї.

Что этот нечетко произносимый гласный появился в результате вырождения гласных а и о—добавим предположительно: лишь этих гласных — и никогда не был, как можно было бы думать, фонемой, искони отличной от всех остальных, вытекает из нижеследующих соображений.

1. Если существуют кое-какие основания для допущения внутри корней фонемы а параллельно с і, и, г и т. д., то предположение, что эта фонема никогда не могла заканчивать собой корень, было бы невероятным и совершенно произвольным. Но санскрит показывает, что ослабленный гласный существовал во всех слабых формах корней на а. Таким образом, становится очевидным, что в некоторых случаях, если не во всех, этот гласный представляет собой вторичное преобразование а (или о).
2. Утверждать, что слабый праязыковый гласный, к которому восходит і в sthita, fista, не был сперва полноценным гласным, означало бы отказаться от разъяснения а в sthSman, fSsti, в которых оно образует вторую часть.

Гласный, о котором идет речь, на наш взгляд, должен был быть очень слабым. В противном случае было бы трудно понять, почему в нескольких, и притом различных, языках он поддается вытеснению. В санскрите мы находим такие формы, как da-d-mas, da-dh-mas, a-tta, vasu-tti, ava-tta (от корня da „разделять"). Ст.-слав, damu, da-s-te и т. д. разъясняется точно так же (об удвоении см. § 13, в конце). Множественное число и двойственное число слабого претерита в гот.-de-d-um и т. д., где корень dhe подвергся стяжению в имперфекте, как мы полагаем, свидетельствуют о том же. Лат. pestis, по Корссену, восходит к *per-d-tis. Напомним также умбр. telt;jtu. Все указывает, кроме того, на то, что і в sthita, pitar тождественно і в duhitar и в других формах того же рода (ср.

Такой неопределенный гласный мы будем обозначать как а, располагая его над строкой.

В Европе этот невыразительный гласный в тех случаях, когда он не исчезает, чаще всего сливается с фонемами а и о, из которых он и возник. Многие из наших примеров, а именно те, где гласный появляется сейчас же за корнем, каково, скажем, duhitar, нам придется разъяснять, как в только что упомянутых случаях. По своей качественно-количественной характеристике этот гласный ничем не отличается от находящегося в sthita.

В латинском, вообще говоря, последовательность такова: а встречается в первом слоге слов, е или і—во втором. Примеры: castus (= скр. gista), pater, status, satus, catus, datus[222]; genitor, genetrix, janitrices, umbilicus [37]. Слово 1іеп=скр. pllhan обнаруживает і в 1-м слоге, а слово anat- „утка" имеет а во втором.

В германском в 1-м слоге наблюдается а (иногда и) и вытеснение гласного во 2-м. Примеры: fadar, dauhtar. Др.-в.- нем. anud „утка" удерживает гласный во 2-м слоге и придает ему окраску и.

Балто-славянский дает нам е в ст.-слав. slezena = cKp. pllhan и такой же е обнаруживается в окончании родительного падежа: matere, греч. ріг)трбlt;;. См. ниже всё, относящееся к patyus. Во втором слоге мы находим вытеснение гласного: слав. du§ti, лит, dukt6; слав, qty, лит. antis, ср. лат. anat-; лит. arklas „плуг" сравнительно с apotpov, irklas „весло", ср. скр. aritra.

В греческом такие формы, как spg-xpiov, хєра-jxo;, apo-xpov, арі-йцб;, указывают на то, что немой гласный может принимать четыре различных окраски, причем не видно, что именно заставляет отдавать предпочтение одной из них более, чем другой.

Таким образом появляется возможность отождествлять е в етб; с а в лат.

Некоторые примеры с таким гласным внутри корня напоминают дублеты таких слабых древнеиндийских форм, как gik и дак от дак, vi ё и vas—от vas. В греческом имеются xdrnov и явттхо) от хож (хахро;). Наличное а в xamov представляет собой, надо думать, слабый гласный; о в хlt;жтlt;о является рефлексом о. В готском от slak (в перфекте sloh) есть причастие slauhans и презенс slaha.

В качестве слов, где имеется слабый медиальный гласный, можно привести также греч. expayov от хрсоу, гот. brukans, где группа ru соответствует группе га в fractus и в payf(vai (корень bhreg). См. стр. 452. і представляет собой тот же гласный в 18рш (ср. скр. sld), в хїхік „сила”, сближаемом Фиком с скр. дЗк, дік.

Только в двух примерах древнеиндийское і передано, как кажется, непосредственно греческим о; это—doyjjioc, соответствующее gihma, и хбсгцо; при скр. gi§. Допустимо ли сопоставлять kitava „игрок" с хбххаВо;? Ср. ион. от таро;. Возможно также, что гласный в voxt-, noct- соответствует в точности гласному в nig-.

В нескольких случаях санскрит предлагает нам и на месте і; таковы, например, guda „кишка", ср. убйа- I'vxspa. MaxsSove;; udara „живот, чрево", ср. о^ерое yajx-qp; su-tuka „быстрый" от tak (ср. тар;); vSru-ga, ср. oupa-voc. Наиболее важный случай—это окончание родительного падежа. Мы полагаем, что patyus тождествен ттбло;; см. стр. 469.

Прежде чем закончить наше изложение, мы не можем не упомянуть о различных индоевропейских формах, противоречащих предложенной нами теории. Возможно, что перед нами плоды праязыковой аналогии. И.-е. swadu при prthu и т. д. (стр. 323). И.-е. astai (скр. 3ste, греч. ідагтаї) вместо Astai. И.-е. Akxman „скала" вместо Akman, и.-е. Ayas ,,aes“, а не Ayas (стр. 323). Очень своеобразны также скр. sadas = rpe4. е8о; от корня sad, скр. ^таэ = лат. *temus в temere от корня tam, лат. decus = CKp. *dagas в dagasyati от корня dakx—образования, которые невозможно рассматривать как закономерные. А вот, поистине, поразительный случай: при др.-в.-нем. uoba мы в санскрите обнаруживаем совершенно закономерное Spas „священнодействие", в зендском—hv-apafth (Fick, I3, 16), но в то же время имеются скр. apas, лат. opus, которые одинаково необъяснимы.

Для того, чтобы фонема а выполняла свою морфологическую функцию, совершенно тождественную такой же функции і или U, надлежало бы, во имя того же принципа, который не допускает корней, оканчивающихся на in, ir и т. д. (стр. 414), чтобы ни один корень не обнаруживал в себе а с последующим сонантом. Но на этом, очевидно, кончается параллелизм а с другими сонантными коэффициентами, параллелизм, который, сверх того, при рассмотрении его с физиологической точки зрения, в достаточной мере загадочен.

Вот некоторые корни, в которых мы должны допустить, хотя бы на время, наличие группы а + сонант. Корень аг (или агАг „пахать", ar арарЬхаgt;, аі „питать" (гот. а1а ol), ап „дуть" (гот. апа on), Iau „добывать" (атто-Xawo XtjCc, слав. lovu). Греческий дает нам среди других: ЬаХ ФаМlt;о, тІФаХа, ФаХєаг,— Sav SaEva), stu-?t]vov;— тгар тгаоро;, ттаро;, mrjpo; и с а2: (таХаЕ-)тта)роlt;;, ср. стр. 355; — а ар аа(ра), агаара, asaapota и ачоро;; — ахаХ ахаМа), axuArfc—yao ya(F)Eco, уаоро;, угуу)(и){Ьс; -8a о 8a(F)Ea), 3s8rj(F)a, 8s8aota (у Нонна, согласно Фейчу);.—хао xa(F)Ea), exyj(F)a — xlao хХаїlt;; и с a2 xtaofio; („Grdz.", стр. 572);—(ра о (вторичный корень) тпсрашхо), lt;pa(F)sa;—ура о ураш, ^а-урт]^;. На стр. 353 нами собрано много греко-италийских примеров этого рода. Частично эти корни, несомненно, вторичны. Так, например, jxahojxai происходит, по всей вероятности, от jxev совершенно так же, как xalm от xsv (стр. 394); позднее а подало повод к ошибке и были образованы jxejjiTjva, jr/jvt;, jxavxt;. о в лат. doleo равным образом указывает на то, что а в 8aXXei **a[223]oopygt никоим образом не изначально (ср. стр. 398) и, тем не менее, мы имеем SaUojxat.

К этой семье корней добавляются также такие примеры, как кгёт, mei (стр. 451 и сл.).

Это прямой вывод теории и вывод, полностью подтвержденный наблюдением, установившим, что а (а) в дифтонгах аі и au не может быть вытеснено. Можно было бы, возражая на это, привести лат. miser рядом с таегео, но таегео — явно вместо moereo, точно так же, как paenitet (Corssen, I2, стр. 327) вместо poenitet.

Корни, от которых производят такие формы, как лат. sarpo или taedet, несовместимы с нашей теорией. Гласным корней было всегда е и никогда—а, и нужно было бы предположить для этих корней формы searp teaid или sarp taid. Но в корневых группах этого вида не находят а долгого.

Однако каковы доказательства древности этих корней? Такие корни, как derk или weid, чаще всего можно легко проследить вплоть до индоевропейского периода. Но как только дело доходит до т*(пов sarp и taid, положение резко меняется, и едва удается отыскать одно-два соответствия между греческим и латинским, Между славянским и германским. Из 22 готских глаголов с аблаутом по образцу faljja faifalf» или haita haihait, корневая часть которых оканчивается согласным, только 6 имеют соответствия в одном из родственных языков, но среди них заИа = лат. sallo явно вторично; faha, если его сопоставить с pango, обязано своим носовым только суффиксу; то же относится и к haha; последний глагол на стр. 355 был сопоставлен с лат. cancel И и скр. karicate, но xaxaXov и скр. касапа „привязь" лишены носовых; наконец, аика представляет собой особый случай, на котором мы остановимся ниже. Таким образом, не вызывают сомнений только два случая, а именно уаШа = слав. vladq и skaida=^aT. caedo. К тому же, как видим, совпадение в этих двух случаях имеет место только в двух наиболее близких друг другу языках L Эти мнимые корни могли образоваться весьма различными путями; 1) в результате добавления детерминативов к слабой форме корней, например al и gau. Таким образом, гот. афа представляет собою наращенное аіа, лат. gaudeo, по общему мнению,—позднейшее образование от gau; 2) приданием носовой окраски, исходящей от суффикса презенса; 3) через распространение слабой формы в корнях, содержащих в себе г, 1, п, ш. Именно таково происхождение греч. бар; (стр. 418), таково греко-итал. phark (farcio— (ppaaaw, ср. frequens), ибо даже в латинском аг во многих случаях представляет собой ослабление; см. гл. VI; 4) в результате сочетания процессов, отмеченных в пунктах 1 и 3, например: spar-g-o от sper (аттєіро)); 5) через распространение форм, содержащих в себе а2. Например, если правильно, что гот. blanda сродни blinda „слепой", то необходимо предположить, что еще в ту эпоху, когда повсюду существовало удвоение, оно дало повод к смешению перфекта bebland с утраченным презенсом *blinda. Эта форма, следуя за fefalfi и т. д., была способна произвести blanda.

Все наши предшествующие замечания не применимы к корням с начальным а, каковы, например, aidh, aug, angh, arg, древность которых неоспорима. Но это вовсе не означает, что данные корни в меньшей мере подверглись вторичным видоизменениям. Как мы пытались установить в главе VI, они возникли из корней, содержащих в себе е. Например, основа aus-os „аврора, утренняя заря" и весь корень aus восходят к корню wes, angh — к корню negh и т. д.

Нельзя найти корни, которые оканчивались бы гласным и вокализм которых состоял бы исключительно из а19 каковыми были бы stax или рах. Строго говоря, такие санскритские презенсы, как ti-stha-ti, pi-ba-ti, можно было бы счесть содержащими в себе подобные корни. Но для этого пришлось бы приписать этим формам непомерную древность, ибо это означало бы видеть в них нигде более не обнаруживаемую базу таких корней, как stax-A, рах-о (греч. ата, тио; скр. stha-tar, pa-tar). Нам представляется гораздо более приемлемым попросту предположить, что эти формы обязаны своим существованием аналогическому воздействию тематических глаголов и что ї-ата-ті древнее, чем ti-§tha-ti.

Обозначим через Z всякую иную фонему, кроме ах и а2. Можно сформулировать следующий закон te всякий корень содержит в себе группу a, +Z.

Второй закон: если за ах следуют еще два элемента, то, за исключением особых случаев, первый из этих элементов — всегда сонант, второй — всегда согласный.

Исключение. За сонантами л и о может следовать второй сонант.

Чтобы составить формулы для различных типов корней, допускаемых двумя приведенными выше законами, обозначим через S сонанты і, и, п, ш, г (1), а, о, а согласные, в отличие от сонантов,—¦ через С. Поскольку звук, следующий за а19 образует наиболее существенную часть корня, позволительно пренебречь сочетаниями, в которых имели бы место фонемы, предшествующие ах. Таким образом, axi, kaxi, skaxi составят для нас один и тот же тип, и будет достаточно обозначить через х Z заключенные в скобки различные элементы, какие только могут оказаться перед ах. Эти формулы охватывают только первое большое разветвление корней, но сохраняют свое значение и для второго, о котором мы будем говорить в § 14.

1. й тип: [xZ+]ax+Z
2. й тип: [xZ+]ax+S+C.

Тип, образовавшийся в силу исключения из второго закона:

[xZ + ] ах + А (о) + S.