ВЫТЕСНЕНИЕ а

А* Вытеснение происходит в силу законов сильной флексии ОКСИТОННЫЕ основы

Основы, оканчивающиеся на аи ведут себя совершенно так же, как в глагольной флексии.

Первое замечание, которое мы должны сделать, относится к основам, в которых за аг следуют одна или две фонемы, и заключается в том, что эти фонемы входят в состав сильной флексии лишь в единственном числе. О множественном числе и двойственном числе речь пойдет в разделе В.

Известно, что древность санскритской акцентуации доказывается ее совпадением с акцентуацией греческих односложных слов.

Слабые падежи, то есть не несущие на себе ударения, которое падает на окончание, и не имеющие а в предшествующем окончанию слоге, это творительный, дательный и родительный. Их окончания: -а, -аі (стр. 384—385) и -As.

Падежи сильные, или заключающие в себе а,—это именительный, винительный, местный и звательный. Их окончания: -s, -ш, -і и нуль.

Нетрудно заметить, что изложенный выше принцип находит свое подтверждение. И если мы сталкиваемся со случаями сильных падежей, то единственная причина этому—неспособность некоторых окончаний принять на себя тон[233]. В звательном, кроме того, ударение перемещается на начало слова.

Мы только что поместили местный падеж в разряд сильных падежей. И действительно, как известно, в санскрите в этом падеже допускается, если только она не является вообще обязательной, сильная форма, как, например, в pitari, datari[234]. Два особенно интересных примера — это dyavi (ср. dive и т.д.) и kSami при творительном kSamS. О неприемлемости для тона конечного і см. стр. 472 и сл.

Особые случаи именительного, который порой образуется без s, не могут быть отделены от вопроса об а2. Нам следует в связи с этим отослать читателя к стр.

Проверяя на материале только что сформулированную теорию, мы ограничимся, поскольку он необъятен, лишь рассмотрением наиболее примечательных фактов в склонении каждого вида основ. Мы полностью принимаем главнейшие выводы статьи Бругмана относительно основ с плавным (“Stud.”, IX, стр. 363 и сл.). Этой работе предшествовала теория Остгофа относительно склонения основ с носовым (РВВ, III, стр. 1 и сл.), которая близка по основным идеям нашей концепции, но в ней еще отсутствует представление о полном вытеснении а в слабых падежах и она не вводит в обиход понятие а2. Остгоф допускал своего рода иерархию а различной силы. Мы также учтем полезную для нас статью Бругмана относительно суффиксов -as, -yas, -was (KZ, XXIV, стр. 1 и сл.). Остатки деградации суффиксов в балтийско-славянском собраны Лескиным („Archiv fur slav. Philol.“, III, стр. 108 и сл.).

В качестве типичного образца слабой формы мы изберем дательный.

Основы на -was. В санскрите ударение в слабых формах перешло на суффикс: vidi^e, gagrbhuSe вместо *vidu?e, *gagrbhu?e. Праязыковая форма -us- слабых падежей, такая, какой ее предполагает Бругман (KZ, XXIV, стр. 97), косвенным образом подтверждается греч. -ota и іamp;Лої (там же, стр. 81), гот. berusjos и слав, -us-je-.

Основы с плавным. Праязыковое вытеснение а в слабых падежах было с полной ясностью установлено Бругманом. Наиболее примечательный факт—индийский родительный на -иг. Мы попытаемся объяснить его следующим образом.

Окончание родительного падежа -^s, а не -as. Находясь под ударением, как, например, в padas, оно должно было развиться в санскрите в -as (стр. 461). Не под ударением оно, как мы видим, дало -us в таких случаях, как patyus, sakhyus, ganyus (здесь, следовательно, выступает -us, а не -иг). В дальнейшем форме -as удалось понемногу отстранить своего конкурента.

Гипотеза относительно -^s подтверждается: 1) вокализмом греческого окончания -о; и слав, -е и 2) такими родительными, как yuktes, mfdos, речь о которых пойдет у нас ниже.

Прототип matur — matr-^s. Группа тА должна дать ?, затем — йг (§ 14). Итак, нами разъяснено качество гласного, но не его количество. В зендском существуют такие родительные, как nars, gagtars, которые восходят к *nrs, *gagrts, где гласный г развился в аг перед §, как это имеет место в arshan и в других случаях. В ukSnas звук А не слился с предшествующим ему носовым, что вполне удовлетворительно объясняется, как мы полагаем, причинами физиологического порядка. К этому вопросу мы еще вернемся в главе VI.

Обычно стяжение тА в ? происходит еще в праязыке. В рассматриваемом нами падеже греч. ттатро;[235], гот. fadrs как будто указывают на то, что такое стяжение—явление только индоиранское. Да и прочие условия также достаточно необычны, поскольку ударение падает на фонему л, что, как правило, не имеет места.

Индийская парадигма основ на -ап исключительно правильна. Европейские языки сохранили только ее остатки. Мы находим их в латинском саго* carnis, в греческом xuiov xuvo;[236], так же как apvo;. Для последнего слова Остгоф (цит. раб., стр. 76 и сл.) определяет в качестве основы varan- (waran-). Нам представляется, что скр. urana хорошо согласуется только с wr-an. Это приводит к заключению об исключительной древности греческой флексии: *Fp-Y|v, род. п. *Fr-v-o;. Именительный сохраняется в ттоХг5-рру]у; родительный правильно преобразовался в *Fapv6;, apvo;[237]. Арм. gar'n, о котором говорит Остгоф, может быть возведено к слабой форме wr-n- [39].

Склонение lt;ppY|V ypsvo;, Trotfx^v Trotjxsvo; возникло вследствие обобщения винительного, а также местного падежей, ибо lt;ppevt, irotjxlvt искони были сильными формами.

Объяснение гот. auhsin вытекает из факта, который мы только что упоминали: auhsin идентично скр. ukSani. В родительном можно было бы ожидать *auhsns. Представляется очевидным, что auhsins является подражанием дательному auhsin.

Я уже называл статью Лескина, где он среди прочего указал и на то, что слав, dine ,,diei“ восходит к основе diwan- или dian-.

Что касается таких индийских форм, как brahmane, то здесь нелегко решить, имеем ли мы дело с исконным а, удержавшимся, чтобы воспрепятствовать скоплению согласных, или же brahmane восходит к первоначальному *brahmnne. Место ударения говорит, пожалуй, в пользу первого решения.

Основа на -am(ghi-am) склоняется как предыдущие. См. Brug- ш a nn , ,,Stud.“, IX, стр. 307 и сл. Зендский имеет в именительном zy-ao, в родительном zi-rn-o.

Суффикс причастия -nt, сам по себе не имеющий а, может позаимствовать его из основы, когда она оканчивается на а. В этом случае все обстоит совершенно так же, как если бы суффиксом было -ant. Ударение, оставшееся неподвижным, пока аг (а2), на которое оно падало, заканчивало собой основу, переходит на окончания, как только это ах обрастает группой -nt (законы I и II, стр. 471). Таким образом, в санскрите словоизменение имеет такой вид: tudan, tudate ( = tudijte) и т. д. См. Brugmann, ,,Stud.“, IX, стр. 329 и сл.

Греч. lafLov іофбуто; обобщило сильную форму. В латинском, напротив, -ent продолжает слабую форму с носовым сонантом, которую Сивере усмотрел в германском в таких словах, как hulundi, {busundi и других причастных формах женского рода.

Лишь незначительное меньшинство основ, оканчивающихся на і и и, относится к сильному склонению. Наиболее важным примером является di-ajU-[238] „небо".

Им.              di-axu-s ср. (ma-tSjr)              (uks-axn)

Зват.              di-axu              ma-taxr              uks-axn

Вин.              di-axu-m              ma-tajr-m              uks-axn-m

Местн.              di-axw-i              ma-ta^-i              uks-axn-i

Дат.              di-w-Ai              ma-tr-Ai              uks-n-Ai

Именительный: вместо того, чтобы видеть в скр. dyaus растяжение именительного, нужно, я думаю, принимая во внимание греч. Zeug, приравнять au этой формы к au в yaumi и т. д. (стр. 417). Звательный: греч. Zeo. Винительный: diaxum — наиболее древняя форма, но совпадение греч.

dydm позволяет, по-видимому, установить, что с очень давних пор дифтонг здесь исчез. Ср. стр. 338. В форме Adv, приводимой одним грамматистом, а, несомненно, необычно, но эолийско-дорическая форма, как правило, дает ц. См. Schrader, „Stud.", X, стр. 319. Местный п.: вед. dyavi.

Мы намерены исследовать и некоторые другие слова типа di-au. Но чтобы не отрывать их друг от друга, перечислим парокситоны вместе с окситонами; и в сильных формах мы также будем проводить различие между ах и а2.

Среди основ на -і мы признаем принадлежащими к тому же склонению, что и di-au, также основу Au-axi „птица", которая в Ведах предстает в именительном падеже в форме ves. Остальное словоизменение переродилось, и даже в именительном начинает утверждаться vi-s.

В латинском все еще существовали такие слова, как vates, вин. п. vatem.

Аналогичный образец скрывается и в скр. kavi, ибо в зендском это слово дает в винительном падеже kavaem. Впрочем, в качестве именительного мы находим в зендском форму kava= *kava. Если pita(r) восходит к pitar-, то в именительном *kava(i), происходящем из kavai-, нет ничего поразительного. Но нам следует временно примириться с тем, что мы не знаем, почему основы на -и никогда не имеют именительного без s и почему основы на -і имеют двойное образование по типу ves и по типу *kava. Ср. стр. 494.

Словоизменение gau „бык". Какова в точности форма этой основы? Мы полагаем, что точная ее форма ga-axu, а не gaxu, потому что: 1) в случае, если бы мы признали основой gaxu, мы должны были бы иметь в слабых падежах gu-; 2) др.-в.-нем. chuo указывает на наличие в этой основе а долгого[239]. Такие индийские сложные слова, как su-gd, обязаны своей формой лишь изменению склонения. Язык, отталкиваясь от таких форм, как род. п. sugos или дат. п. sugave, и оказавшись на поводу у прилагательных на -й (p?thu и т. д.), должен был бы дать в конечном итоге sugus. Впрочем, ga-axu и в санскрите и в зендском склоняется правильно. Ср. скр. gaus (ga-axu-s) и dy-au-s, ga-v-e и di-v-e.

Основы на и, принимающие а2. В зендском существуют следующие формы: вин. nafaum „труп"=*na?avam (им. мн. ч. nafavo); вин. perefaum „сторона, бок", garemaum „жар, зной". Полное словоизменение представлено др.-перс. dahyau-s, винительный которого дает dahyau-m (им. и вин. мн. ч. dahyav-a, род. мн. ч. dahyunam, места, dahyusuva). То же слово в зендском дает в винительном darihaom; следовало бы ожидать dan- haum- (и им. мн. ч. danhavo). Кроме того, налицо также им. ед. bazaus „рука от плеча до кисти", а в котором находит свое объяснение, как и в перс, dahyaus, во влиянии не дошедшего до нас винительного[241] (*bazaum). Впрочем, среди основ, принимающих а2, и тех, которые его не принимают, царит, как показывают dahyaom при dahyavo, некоторое смешение. И действительно, наряду с *bazaum Веды предлагают нам bahava— дв. ч. от той же основы[242]. Это склонение тем меньше можно заподозрить в недавнем происхождении, что оно обнаруживается преимущественно в пределах небольшой семьи основ на и, с которой мы познакомились на стр. 421: это существительные женского рода[243], содержащие в корне ах. Возможно, как предположил Г. Мейер („Stammbildung", стр. 74), что греческие имена на -so-; как-то соотносятся с этим склонением, но только сближать арийское а с ї] в toxtjo;, по нашему мнению, недопустимо. Кроме того, не следует забывать об отсутствии so в vsxo;, яг;уо;, где мы могли бы ожидать его с наибольшим основанием. Мейер напоминает о таких именительных, как гот. sunaus. И действительно, мы были бы вправе подумать, что здесь перед нами последнее воспоминание о первоначально двояком словоизменении основ на и.

Основы на і, принимающие а2. Наиболее существенна основа скр. sakhe-, вин. sakhay-am (зенд. hu-shay_aim), зват. sakhe, дат. sakhy-e (им. п. мн. ч. sakhayas). Долгий а именительного sakha совершенно другой, чем а ( = а2) в sakhayam: достаточно напомнить *kava при *kavayam (kava6m). Именно здесь, быть может, нашел бы место им. п. мн. ч. ftaomayo (Spiegel, Gramm., стр. 133).

После работы Аренса относительно греческих существительных женского рода на lt;о (KZ,              III, стр. 81 и сл.)              не              подлежит              сомнению, что основа этих слов оканчивается              на              і.              Мы              подозреваем,

что эти слова являются соответствиями типу, представленному в скр. sakhe. Если допустимо сопоставлять

data dataram datar              datra

8u)Tcop 8lt;втора 5штор              [8lt;вхоро; вместо              *8lt;отро;],

sakha sakhayam sakhe              sakhya

и Лг]тф Лг|Т(Ь (*Лг|тба) ЛдтоТ              [*Лг|Тоо; вместо *Лт]тіо;].

В винительном мы написали Адхш; такую акцентуацию предписывает Дионисий Фракийский              (Ahrens, цит. раб.,              стр.              93).

Впрочем, даже если бы не было              никакого свидетельства              в              пользу

облеченного ударения, то и в этом случае нельзя было бы исключить названную форму винительного, поскольку известно, что грамматики иной раз видели в а) стяжение ох [244] (ср. Brugmann, „Stud.", IV, стр. 163). Без сомнения, существуют такие винительные, как ион. ’Ioav, и известно мнение Курциуса, который пришел к выводу, что их основа оканчивалась на -oFt. Но замечания, которые делает по этому поводу Виндиш („Stud.", II, стр. 229), в достаточной мере говорят о том, что это объяснение удовлетворило далеко не всех. Путь от *’loFiv до ’Ioov отнюдь не легок. Во всяком случае, эта форма на -oov остается загадочной и производит впечатление заимствованной из других склонений, возможно, из склонения типа [io5;. Впрочем, гипотеза относительно основ на -oFt, в том виде, в каком ее принимал Курциус[245], не допускает объяснения а) в им. п. Ат]т(о.—Вызывает удивление, что греческие основы на -a2i использованы исключительно для образования слов женского рода. Впрочем, сохранились следы и мужского рода в именах собственных, каковы Патри), Мт]траgt;, ‘Ilpto (Curtius, Erl., стр. 54).

Возможно, что значительное количество аналогичных слов останется навсегда от нас скрытым, потому что они приняли распространенное словоизменение основ, оканчивающихся на і и и. Наблюдая, например, что в „Ригведе" avi „баран" имеет род. п. avyas и никогда — aves, совершенно так же, как в греческом родительный всегда звучит только как оьос (вместо *6Fto;), а не ‘6s(o;\ естественно думать, что первоначально склонение имело следующий вид: им. п. awaxi-s или awaAi, дат. п. awy-лі, вин. п. awaAi-m и т. д. Возможно, что родительный гот. balgis, принадлежащего к группе существительных мужского рода на і,

вместо того, чтобы быть так же, как дат. balga заимствованным у основ на -а, являет собой следы словоизменения, о котором мы ведем речь: в таком случае balgis восходило бы к •balgHs»

Неподвижность ударения в санскритской парадигме apas apase, usas usase не имеет большого значения. Возможно и даже весьма вероятно, что первоначально тон претерпевал те же смещения, что и во всех других случаях. Но примечательно непривычное упорство суффиксального а. До сих пор предшествующие окончанию слоги не демонстрировали нам ничего подобного.

Бругман (KZ, XXIV, стр. 14 и сл.) приводит для объяснения этого весьма убедительные соображения: стремление избежать слишком большого разнообразия форм в пределах одного и того же склонения, затем аналогическое влияние слабых падежей множественного числа, в связи с чем ах не могло выпасть (таким образом появилось apaxs-bhis).

К чему, однако, в конечном счете, сводится класс окситонов на -as? К названию утренней зари, скр. usas, к др.-инд. bhiy-as „страх", рй-mas вместо * pumas (стр. 499), и к таким словам, как tavas, yagas, lt;Jgt;suW|;. Но последние, как установил Бругман, являются не чем иным, как существительными среднего рода, вклинившимися в мужское склонение. Возможно даже, что в различных языках, которые ими располагают, они образовались независимо друг от друга, и их словоизменение выравнялось по образцу таких сложных слов (парокситонов), как, например, su-manas. Полная форма их корневого слога крайне подозрительна для окситонов. Что касается bhiy-as и pu-rnas, то они правильно образуют лишь bhi-S-a (ведийский творительный падеж), pu-ms-e. Единственный пример, по которому можно было бы судить о склонении, это и.-е. Ausas, и, вполне вероятно, что такие слабые формы, как AussAi, представлялись слишком невразумительными te Итак, а удержалось: AusasAi, скр. uSase. Относительно ах в uSase при а2 в usasam см. стр. 496.

Основы-корни, простые или образующие второй элемент сложных слов, предстают перед нами в двух совершенно различных формах.

В первой из них корень по неизвестной причине, но явно не под воздействием флексии, утратил свое аг. Эти основы оказываются, таким образом, за пределом круга вопросов, подлежащих рассмотрению в данном параграфе. Утратив свое предшествовавшее флексии а, они больше не подвергаются никаким изменениям [246]. Если они заканчиваются на i, и, г, ц, гр, то присоединяют к себе t, тогда как Ї, Q, [, 5, ф долгие (гл. VI) обходятся без него. Примеры: скр. dvi§, mrdh, nig (стр. 461), agva-yug, ші-t, hru-t, su-kr-t, aranyaga-t ( = -gm-t); bht, bhu, gtr (=gj), -ga (=gn); зенд. drug; греч. alx-i, "A-(F)t8-, od-Soy-, агс-ї]рі8-, єіт-ї]Хо;, -080; (метаплазм вместо -ойо;); лат. ju-dic- и т. д.[247].

Во второй группе основ-корней ослабление зависит от флексии и охватывает только слабые падежи. Имена, о которых идет речь, составляют соответствие глаголам 2-го класса. Все корни не питают приверженности к этому роду склонения. Из корней, оканчивающихся на г, с трудом наберется один-два таких индийских примера, как abhi-Svar.

Мы не можем подвергнуть здесь рассмотрению различные сильные формы со стороны их вокализма, поскольку речь идет лишь о вытеснении а; см. стр. 497 и сл.

Среди санскритских сложных слов можно отметить слова с элементом han: вин. vrtra-han-am, дат. vrtra-ghn-ё. С элементом vah образуется anadvah, вин. anad-vSh-am, дат. anad-uh-e.

Греческое первичное склонение усматриваюг также в ВеХХєро- yffiv, акцентуация которого неясна: имя ІЬрагуатта, где -іратта соответствует скр. -ghnT, указывает на то, что в родительном должно было бы быть *BeXXspo-:paTo; (ср. стр. 326 и сл.).

В зендском основа vac „голос“ дает в винительном падеже vacim, vacem ( = греч. Forca), в дательном—vace, в творительном—vaca и т. д. Это словоизменение не может быть первичным. Ни один из известных нам законов не допустил бы в слабых падежах иную форму, чем *ис- (если только а в vacem не было подлинным индоевропейским а долгим, а это не так). Форма vac- свонм возникновением явно обязана действию аналогии. В санскрите vad- охватывало, как известно, все склонение.

Приняв за основу ibhu-kSe-, мы возведем форму именительного падежа скр. rbhu-k?S-s k *rbhu-k§ai-s (ср. r3s = *rais). Растяжение а здесь такое же, какое имеет место в dyaus. Твор. п. мн. ч. rbhu-kSi-bhis разъясняется сам собою. Что касается вин. п. ybhu-кёап-ат (вместо *jbhu-kigt;ay-am), то он обязан своим внешним видом, вероятно, действию аналогии. Ср. diva-k§a-s, которое дает в винительном diva-kSas-am. В „Ригведе“ можно найти, но только во множественном числе, uru-gray-as, pari-gray-as от gre. Именительный единственного числа должен был бы иметь, как мн^ кажется,форму -gras. Приведем еще dhi-gav-as („Ригведа", IX,86,1).

Когда корень оканчивается на а, то.л слабых падежей перед окончанием выпадает: soma-pa, вин. п. soma-pa-m (-ра^-щ), дат. soma-p-e (-рл-ё). Здесь то же самое, что в глаголе ga-h-ati = *ga-h-nti, восходящем к ^аЬл -f-gti. См. стр. 335 и § 14.

0. нашем истолковании замены аг и аг в таких словах, как pad, где выпадение а невозможно, см. стр. 496.

ПАРОКСИТОННЫЕ ОСНОВЫ

Парокситонные основы санскрита сохраняют, как известно, ударение на корневом слоге во всех падежах[248].

Согласны ли мы с Остгофом (цит. раб., стр. 46, там же прим.), который указывает, что последующие исследования, возможно, приведут к заключению о полной неизвестности индоевропейскому языку этого закона индийской акцентуации и что если взять в качестве примера форму сравнительной степени wasyas, то в дательном должна было бы быть wasyasAi[249]? Нет, не согласны; напротив, мы утверждаем, что закон об ударении в парокситонных основах существовал изначально:

1. из всего предыдущего вытекает, что ударение в «сильных» падежах не в меньшей мере стремится перейти на окончание, чем в дательном или в других «слабых» падежах. Таким образом, что могли бы означать такие смещения ударения, какие имеют место в wasyas wasyasAi?
2. Подобная подвижность ударения мало согласуется с закрепленностью корневого вокализма, который очень устойчив в парокситонных основах.
3. Наблюдается поразительный контраст между «слабыми падежами» окситонных основ на -was и парокситонных на -yas. При прочих равных условиях в первом случае мы обнаруживаем vidtiSe (= *viduse), во втором — vasyase. Закрепленность ударения подтверждается также в инфинитивах на -man-e, -jjisv-at с па- рокситонными основами.

Итак, у слов с нормальными парокситонными основами все падежи оказываются сильными.

Другое дело —попытаться установить, не проникла ли тем или иным образом, начиная с праязыковой эпохи, деградация суффикса в некоторые группы парокситонных основ.

Предполагать такую возможность прежде всего побуждает то обстоятельство, что большинство санскритских парадигм не отмечает в этом отношении различия между окситонными и па- рокситонными основами: bhramp;tre, rSgrie, bharate обнаруживают такое же ослабление, как matre, ukSne, tudate.

Не следует рассчитывать, что европейские языки доставят нам данные, которые могли бы разрешить этот вопрос. Впрочем, вот примечательный случай, способный подкрепить свидетельство санскрита: t в герм, svester „сестра" могло появиться лишь в слабой форме svesr-, из которой оно распространилось в дальнейшем и на сильные формы (см. Brugmann, „Stud.", IX, стр. 394), а это доказывает, что деградация в этом слове весьма древняя. Но ведь данная основа парокситонна: скр. svasar.

С другой стороны, древнеиндийское парокситонное причастие женского рода в bharanti (ср. tudatt), по-видимому, положительно указывает на то, что греческое словоизменение lt;psplt;ov yspovxo; более первично, чем скр. bharan bharatas. Такова точка зрения Бругмана (цит. раб. стр. 329) L

Впрочем, объем рассмотрения этого вопроса значительно сужается, если учесть, что во множественном числе и в двойственном числе, где царит слабая флексия, окситонные и парокси- тонные основы подвластны тому же закону.

Б. Вытеснение происходит в силу законов слабой флексии

Пауль посвятил часть своей упомянутой нами работы изучению первичного склонения основ на і и и, или, точнее, наиболее распространенному виду этого склонения. Автор показывает, что деградация суффикса во всех числах зависит от начальной фонемы окончания: в соответствии с тем, является ли эта фонема гласным или согласным, суффиксальное а либо появляется либо исчезает[250]. В звательном, где окончание нулевое, арийский, балто-славянский, германский и кельтский свидетельствуют о том, что здесь было a (,,Beitr.“, IV, стр. 436).

Это и есть то самое, что мы выше назвали слабой флексией (стр. 470). Принцип ее вытеснения определяется следующим законом: добавление начинающегося согласным окончания влечет за собой утрату а1У предшествующего этому окончанию.

Основы, оканчивающиеся на і и и

В случаях, когда суффикс имеет свою полную форму, тон в санскрите и греческом приходится на а. Есть все основания полагать, что таковой была изначальная акцентуация. Акцентуация слабых падежей множественного числа будет рассмотрена ниже, на стр. 490 и сл.

Мы можем тут же сказать о качестве этого а. Основы на і нив слабом склонении допускают, по-видимому, лишь аг. В греческом представлено е, в санскрите—а краткое, о в слав, synove, а в лит. sunaus представляют собой вторичные модификации е (стр. 362). В готском а в anstais, anstai; sunaus, sunau еще не объяснено; оно, как кажется, не обнаруживается в других германских наречиях — напротив, древневерхненемецкий имеет еще suniu—и, кроме того, множественное число sunjus свидетельствует об е.

Основы у u k t йх і и m ? daxu дадут в соответствии с выше

Различные формы требуют особых замечаний.

1. Родительный ед. ч. Индоевропейская форма выглядела, надо думать, как yuktajs, mfd^s, принимая во внимание соответствие слав, kosti, synu скр. yuktes, mfdos (Leskien, Decl., стр. 27). і и и должны были быть долгими, так как они происходили из стяжения уА и wA, поскольку окончанием было -As (стр. 478). Впрочем, это стяжение не вполне регулярно; обычно оно имеет место, по крайней мере если дело идет об и, только в том случае, когда полугласному предшествует согласный, как это наблюдается, например, в dhuta= *dhwAta (§ 14).
2. Такие отложительные в зендском, как garoit, tanaot, нисколько не колеблют общего правила: они, возможно, недавнего происхождения (Leskien, Decl., стр. 35 и сл.) и к тому же они имеют окончание -ad, а не -d. Если бы garoit было дрерним, то оно восходило бы к ‘garayad*.
3. Творительный падеж ед. ч. и родительный падеж мн. ч., к сожалению, с трудом поддаются исследованию из-за того, что yuktmam, mrdunam—новообразования. Однако остаются такие ведийские формы творительного падежа, как pavya, urmia, а в зендском такие формы родительного мн. ч., как raOwSm, yrabwam, vanhvam (Spiegel, Gramm., стр. 142). Родственные языки не обнаруживают в этом отношении между собой согласия.

Типы pavya, vanhvam явно находятся в полном противоречии со слабой флексией; мы должны принимать их такими, каковы они есть, как образчик сильного склонения. Эта аномалия зависит, видимо, от природы их окончаний.

4. Двойственное число. Дательный—отложительный скр. yuktibhyam, mrddbhyam, слав, kostima, synuma не содержит в себе ничего необычного. Что касается родительного—местного, то мы просим обратиться к стр. 490. Форма именительного—винительного juktt, mrdu, слав, kosti, syny еще недостаточно освещена, и мы не знаем, как ее следует истолковать.

Основы на і и и в процессе словообразования претерпевают то же самое, что и при словоизменении. Они удерживают свое а, пока к ним не присоединяется какой-нибудь добавочный элемент, начинающийся с согласного; у трактуется при этом в качестве гласного. Вот почему мы имеем в санскрите vastavya от vastu [251]9 в греческом dcrceiog от oujtu 1, 6sv-6peov от бри, в готском triva-, kniva- от *tru, *knu. Мысль о том, что греческие глагольные прилагательные на -тео родственны индийским формам на -tavya, в значительной мере теряет под собой почву в свете замечаний на этот счет Курциуса (,,Verb.“, II, стр. 355 и сл.). Что они возникли, подобно индийским прилагательным, из основ на -tu, это общераспространенное мнение, и его, мы полагаем, нет оснований оспаривать. Слово ётебд, утраченная дигамма которого появляется в ’ETeFdv6p(o (кипрская надпись, „Revue archeologique", 1877, стр. 4), не одиноко; засвидетельствовано также и fru-pog. Перед согласными мы находим і, и: скр. guditvd, bandhutd, греч. tol%vtг? и т. д. В женском роде греч. хсА/хтєїа, возможно, более первично, чем скр. pjthvf; ср., однако, брута, "Арлиіа и т. д.

Слабая флексия была употребительна в единственном числе, видимо, только у основ, оканчивающихся на і и и. И все же ее наличие можно заподозрить в таких словах, как скр. yantur, aptiir, vandhur. Основа с плавным дала бы в именительном yamtr-s, в дательном yamtaxT-Ai, в винительном yamtr-m. Таким образом, yamtrs могло, в сущности, дать в санскрите yantur и через расширение— yanturam и т. д. В греческом цартбр могло быть вместо ¦jxapxr;.

Множественное и двойственное число основ сильного склонения

Винительный множественного числа лучше любой другой формы показывает, каким образом принцип, управляющий в единственном числе склонением таких слов, как pitar, ukSan и т. д., не подтверждается в других числах.

Место ударения в этих падежах выясняется, как мы видели (см. стр. 336 и сл.), благодаря арийскому окончанию -as, восходящему к -ns, которое превратилось бы в -ans, -ап, если бы на него приходилось ударение. Впрочем, первичная акцентуация сохранилась в греческом (ттойа;, ср. ттозсп) и даже в индийском в основах без деградации, которые в Ведах лишь изредка несут ударение на окончании -as[252].

Установив, что ударение первоначально падало на основу, Бругман счел себя обязанным пойти дальше и допустить — чисто умозрительно, потому что свидетельства зендского и европейского тут совершенно двусмысленны,— что винительный множественного числа был в древности сильным падежом. Выше мы приняли эту точку зрения, так как еще не понимали тогда, что суждение о множественном числе рассматриваемых основ должно быть иным, чем суждение относительно их единственного числа. А к каким только несообразностям эта точка зрения не приводит! Правдоподобно ли, чтобы систематическое ослабление всех санскритских основ в винительном множественного числа было обязано такой случайности, как их вторичная перестройка? Как, в частности, объяснить форму основ с плавным, например pitfn? Вся гипотеза ниспровергается этой формой, которая становится понятной лишь при возведении ее к индоевропейскому pAtf-ns (ср. гот. fadruns). Если исходить из предположения Бругмана, то в санскрите можно было бы ожидать только ‘pitras’ (вместо *pitaras, *pi- tarns). Таким образом, между винительным множественного и единственного числа в этом отношении существовало различие. Первый слог перед окончанием был ослабленным, несмотря на ударение. Но это не что иное, как опровержение взгляда, будто винительный множественного числа обладал сильной флексией.

Зато простое сопоставление *pitf-ns, *sakhi-ns, *dyfl-ns с mrdu-ns говорит нам о том, что эти формы без малейших трудностей укладываются в рамки слабого склонения.

Носовой окончания -ns воздействовал как согласный: отсюда mrdu-ns и p^tf-ns, а не mrdaw-tjs и pAtar-ps. Вот почему не следует удивляться, что мы обнаруживаем также bharnt-ns, tudnt-ps, widtis-tjs, Ap-ns (bharatas, tudatas, viduSas, apas).

Основы с носовым должны были дать uksfts или, пожалуй, uksnnns. Можно было бы, без чрезмерно большой натяжки, вскрыть эту последнюю форму в вед. ukSanas, vjSanas. Во всяком случае, ukSnas—не чистый тип.

В именительном бросается в глаза параллелизм между pitaras, ukSinas, sakhayas, dyflvas и yuktayas, mrdavas.

Мы подошли к падежам, окончание которых начинается с bh и s; таковы, например, следующие формы творительного: р^г- bhis, uksp-bhis, saki-bhis, dyu-bhis. Подобно yukti-bhis, mydu-bhis, ослабление здесь вызвано начальным согласным окончания, а не акцентуацией. Рассмотрим все же акцентуацию. Ни в санскрите, ни в греческом окончание не несет на себе ударения (pitrbhis, ттатрат и т. д.). Остгоф (РВВ, III, стр. 49) реконструирует *pitrbhis, *ттатрааі. Но если мы признаем здесь слабую флексию, такое исправление ни к чему[253].

Но существуют еще слова-корни. Здесь ударение падает на окончания -bhis, -bhyas, -swa: греч. тпаоі, скр. adbhis, adbhyas, apsti. Следует думать, что это подражание (праязыковое, а не вторичное) ударению единственного числа. Во всяком случае, даже если бы это предположение оказалось ошибочным и интересующие нас окончания повсюду, как полагает Остгоф, несли на себе ударение, наша уверенность в том, что ослабление вызывалось исключительно соприкосновением с согласным окончания, не была бы ни в малой степени поколеблена.

Однако при наличии единообразия места ударения в сильных формах (mrdflve, pitaras) и в таких формах, как pitrbhis, равно как и в винительном мн. ч. всех основ (см. выше), нам представляется, что мы вправе считать в качестве одной из характерных черт слабого словоизменения то, что окончание не притягивает на себя ударения.

Родительный мн. ч. скр. ик§пйт (гот. auhsne), зенд. braflrSm (греч. tratpSv) и т. д. стоит рядом с yukty-Sm, mrdw-am (зенд. vafthvSm); см. стр. 488 и сл.

Двойственное число. Именительный—винительный pitarau, ukSSnau, sakhayau, bahava образованы согласно правилам слабого склонения; эти падежи отвечают им даже в большей мере, чем своеобразные формы yuktl и mrdu от основ, столь приверженных этому виду словоизменения. В родительном—местном yukti и mrdu дают в санскрите yuktyos, mrdvos. Должно было бы быть *yuktayos, *mj*davos и, равным образом, pitaros и т. д. И именно эта последняя форма, согласно наблюдениям Грассмана, требуется размером в двадцати местах „Ригведы", где текст дает pitros[254]; mataros встречается в трех местах из четырех. Нам неизвестно, много ли имеется аналогичных примеров. Но и эти представляются нам весьма показательными. В зендском в родительном дв. ч. мы находим gpentoxratavao. В славянском kostiju, synovu, хотя и не могут служить прочной опорой для нашего предположения, но вместе с тем и не колеблют его. Такие формы, как yuktyos, pitros, образованы по аналогии с родительным множественного числа.

Деградация парокситонных основ во множественном и двойственном числе (bharantas, bharadbhis и т. д., bharadbhyam) должна быть весьма древней, потому что здесь дело уже не в ударении. Основы на -yas в порядке аномалии сохраняют свое а, возможно, под влиянием единственного числа, о котором мы говорили на стр. 484 и сл.

Числительное четыре

Гот. fid vor показывает, что а в скр. catvaras вовсе не представляет собой а2, но подлинно долгое а (= а + а). Санскритское слово следует членить либо так: k2axtwA-a2r-axS, либо так: k2axtwa2Ar-axS. Первая гипотеза более естественна, ибо где же еще мы найдем основы на -аАг? В том и другом случае такие слабые формы, как формы творительного, должны были дать *k2axtwAr-, откуда греч. *xsxFap-. Слав, cetyr-ije, гот. fidur-dogs предполагают другую слабую форму — *k2axtwAr-, k2aitflr-, которая вполне согласуется с готской формой fidvor. В санскрите можно было бы ожидать *catur-, а не catur-. Тем не менее примечательно, что винительный дает cat liras, а не ‘catvpT.

Именительный — винительный ед. ч. ср. р.

Все основы, оканчивающиеся на ах +сонант в именительном — винительном ед. ч. ср. р., принимают свою редуцированную форму, независимо от того, какова их флексия. Об основах с носовым[255] см. стр. 326 и сл. Основы с плавным имеют в санск- рите r: datr[256]; ср. греч. узяхар (основа *vs*xsp-). Далее имеем дйсі, mrdii и такие основы с сильной флексией, как dyu, su-dyu.

Это явление не может .зависеть от акцентуации: во-первых, она варьирует и, кроме тогр, вытеснение а никогда не вызывается ударением, кроме того случая, когда оно оказывается позади понесшего урон слога.

Ослабление, таким образом, зависит от чисто динамической причины или от воздействия, подобного тому, которое порождает слабую флексию, а именно столкновение с противоборствующими фонемами. Мы предпочитаем последнее объяснение.

Голая основа, которая предположительно была первичной формой именительного—винительного среднего рода, первоначально смешивалась с звательным м. р. Таким образом, mrdaxu выполняло две функции. Но тогда как звательный в своем качестве восклицания оказался вне фразы, именительный — винительный среднего рода стал подвергаться стиранию, следствием которого явилось окончание, начинающееся с согласного. Он отбросил свое ах.

Представляется достоверным, что то же преобразование произошло и с частицей пи, вместо *пахи, сохранившейся в naxw-a (стр. 376).

Разносклоняемые слова среднего рода, например kard (стр. 504), и слова среднего рода на -as, -уas, -was (manas, vasyas, st86;) совершенно не подвергаются этой редукции. Приведем в качестве исключения, укладывающегося в предыдущее правило, скр. ayus при греч. aiFoa- (м. р.), которое дало вин. п. atlt;5; кроме того, уоз = дат. jus.

Форма stha, вед. ср. р. от stha-s, должна быть причислена К аномалиям.