Место социологии человека в структуре общесоциологического знания
После знакомства с первыми темами курса: «Социология человека» (объект и предмет социологии человека, его сущностные характеристики и социальная идентификация)[1] уже вырисовываются контуры Древа жизни человека, которые мы пока воспринимаем априорно, онтологически (т.
е. выявляя фундаментальные, наиболее общие, сущностные характеристики бытия человека). При этом мы опираемся на идею Платона о познании как интеллектуальном восхождении к истинно сущим видам бытия, а также на метод восхождения от абстрактного к конкретному К. Маркса. Этот этап преимущественно созерцательный (социо-, психопрактики — следующий необходимый шаг анализа), хотя мы исходим из предварительно накопленных видений, прозрений, объяснений, парадигм. А дальше — долгий процесс выращивания Древа, ухода за ним и, если оно нежизнеспособно, его удаления, выкорчевывания. Почему Древо либо роскошно цветет, плодоносит, даря всем радость, либо вдруг чахнет, лишается жизненных соков и умирает? Ураган ли уничтожил его или невидимая внутренняя червоточина? Как распознать законы жизни и смерти Древа?Познание, гносеологические посылки, по возможности упорядоченные, понимание, методы познания, выбор способов воздействия на Растение (найти хорошие семена, улучшить состав почвы, удобрить ее, уничтожить вредителей, обрезать больные побеги, помочь в опылении, ви-
деть, любить растение, помогать ему...) — все это вопросы поиска средств жизнеобеспечения Древа, вопросы планирования посадки Растения (место социологии человека в структуре — поле социологического знания), вопросы методологии — путей, способов познания человека. Это процесс более глубокого понимания тайн энергетики самого семени Дерева. Тут без социогенной инженерии не обойтись. Но не обойтись и без теоретико-методологического поиска исходного начала, своего рода перводви- гателя развития социума.
В поле социального познания: взаимодействия людей, органические и неорганические (Gemeinschaft и Gesels- chaft), большие и малые общности, формальные и неформальные организации, центробежные и центростремительные силы объединения и разъединения людей.
Вокруг чего все это движется, либо друг друга поддерживает, либо уничтожает, друг с другом как-то сцепляется, перекрещивается, выживает или умирает?Есть ли центр этого Броунова, на первый взгляд, неупорядоченного движения, столкновения человеческих судеб, интересов, явных и тайных мотивов, высоконравственного, героического, либо низменного, преступного поведения личности?
Нет социальности, нет социальных общностей без человека. Человек — тот атом в любой молекуле — социальной группе, та клеточка социального организма, тот узелок, в котором завязываются все общественные отношения. Человек — более или менее полный, активный их носитель, созидатель или разрушитель.
Возрастание роли каждой личности (и не только выдающейся, исторической) как закономерность проявляется через глубочайшие противоречия развития социума в целом и современного человека, через противоречия, которые, кажется, достигают своей кульминации. Тут вспомнишь и Священное писание. Христианский взгляд на конец истории говорит о предельном умножении зла перед окончательной победой сил добра и любви. Знать, что «весь мир лежит во зле» (1 Ин. 5. 19) и не отчаиваться помогать людям выжить, обрести счастье. Острота социальных противоречий подчеркивается в нашумевшей работе Фукиямы «Конец истории». Но у Маркса тезисы о переходе человечества от предыстории к собственно истории, из «царства необходимости в царство свободы» более определенно нацеливают на поиск сил добра, справедливости.
Преодоление противоречий в существовании современного человека требует научного диагноза социальных болезней, а соответственно и решения ряда методологических проблем.
Необходимо, во-первых, выявление специфики социологического видения человека. О трудно обозримом количестве человековедческих научных дисциплин от философии, антропологии, психологии до биологии, космологии, генетики можно судить по трудам Института человека РАН. в частности по материалам журнала «Человек», издающегося с 1990 г. Интересно было бы осуществить контент-анализ статей журнала для определения основных направлений, научных школ, аспектов изучения человека.
Однако социологический ракурс, т. е. понимание человека как существа, прежде всего социального до сих пор остается в тени. Хотя именно во взаимодействии человека и общества кроются загадки нашего существования.Во-вторых, вычленение социологии человека как относительно самостоятельной научной дисциплины из социологии в целом, социальной философии, социальной антропологии — это не только утверждение, институцио- нализация научных изысканий в области человекознания, но и уточнение общеметодологических позиций всех гуманитарных наук. Человеческое измерение общественного прогресса — один из решающих методологических принципов гуманистического видения истории — постулируется чуть ли не в каждой человековедческой работе.
Но что мы видим сегодня? Хаос в экономической, политической, образовательно-культурной жизни. Ужас раз- ' рушенных городов, сотни тысяч убитых. «Живые» картинки отрубленных голов, онемелые толпы людей, глазеющих на расстрелы по «шариатским» законам. И это входит в программу празднования миллениума, торжественного вхождения в третье тысячелетие якобы цивилизованного общества. Сегодняшние январь — февраль 2000 г. — прекрасный город Грозный полностью сметен с лица нашей прекрасной (или ужасной?) Земли, превращен в пепел. Из подвалов выползают чудом уцелевшие старики. Выход для невинных и виновных — подземелья, пещеры в горах. Назад к варварству. Не похоже ли это на
Апокалипсис? Впечатления запредельные для человеческого разума, чувств. Разве что каждого — плохого и хорошего — сверлит мысль, как, по чьей вине такое стало возможным. Ведь все это творят люди. Один из множества среди всех нас виновных — «вечно первый президент РФ» Б. Н. Ельцин, которому мы поверили, на которого переложили ответственность за все происходящее. Почему поверили — это особый разговор. Но, очевидно, не последнюю роль сыграли личные качества этого человека. Это и харизма (нечто непонятное, но существующее), и интуиция, и популизм, и гиперчестолюбие, амбициозность, прямо-таки оголенный инстинкт властолюбия, низкий уровень общей культуры, абсолютно размытые мировоззренческие позиции.
Не атеист и не исповедующий какую-либо религию, но заигрывающий с церковью, не материалист и не идеалист, не коммунист, хотя и клялся многие годы в верности коммунистическим идеалам, но проявивший себя оборотнем по отношению к ним. Это совершенная неспособность видеть последствия своих вроде бы благих действий, неумение просчитать хотя бы ближайшее будущее, полное отсутствие научных трезвых представлений о происходящем. Результат — развал великого государства, разрушение экономики, основных сфер жизнеобеспечения: науки, образования, здравоохранения. Опять Золотой телец: капитал, деньги (награбленные), материально-вещное богатство становятся определяющими высшими ценностями, внедряемыми в общественное сознание. Нарастает антагонизм в отношениях не только между меньшинством богатых и большинством бедных, но и в межличностных отношениях. Преступность узаконена. Каждый год ельцинского правления население уменьшалось на 1 млн. человек. Вымирание народа, депопуляция, деградация стали знаковыми характеристиками этого периода. Свобода вроде бы предоставлена. Но люди безграмотные, идейно-политически-социально оболваненные, не могут ее использовать во благо себе, во благо другим. Можно ли таким человеком измерить прогресс общества? Стремление понять Ельцина как человека, безусловно, наложившего печать на развитие нашего общества в целом, на существование каждого из нас — его современников — задача важная. Конечно, вопрос требует расшифровки. Одним человеком, каким бы он ни был — бездарным или гениальным, человеколюбивым или человеконенавист- ником, социальное развитие измерить, оценить нельзя. Обращение к личностной конкретике, которая близка каждому из нас сегодня, продиктовано двумя обстоятельствами. Студент, читающий теоретическую статью о целостности человека, пишет на полях: «Ищу человека!». И он прав: за нашими теоретико-методологическими построениями должно стоять живое лицо. И, во-вторых, это отступление, по характеру больше публицистическое, чем научное, быть может в чем-то спорное, утвердит ищущего читателя в необходимости решения таких казалось бы абстрактных, теоретико-методологических вопросов, как место социологии человека в структуре общесоциологического знания, исходное теоретическое начало и основное противоречие социологии, изменение диалектики главных сфер жизнедеятельности человека, человеческое измерение социума, концепция человеческого потенциала. Поговорим о человеке в зеркале мультипарадигмаль- ной социологии. В последние годы издано большое число научной и особенно учебной литературы по социологии. Знаком времени (несомненно положительным) является раскрепощенность научного поиска, свобода от одностороннего идеологического давления, насильственного навязывания какой-либо одной концепции, от попыток монополизировать право на истину в последней инстанции какой-либо системой-школой социологического знания. Плюрализм вроде бы торжествует. Без терминов «поли- парадигмальность», «мультипарадигмальность» социологии мы уже. кажется, обойтись не можем[2]. Все работы носят авторский характер, хотя вроде бы все и верны Государственному стандарту. Здесь и хоровое исполнение, несмотря на различие голосов, перепевание одних и тех же мелодий, и разноголосица — каждый «дует в свою дуду», не слушая другого, и гармония, часто упрощенная, и «черный мед» диссонансов. Попытка снять всю разноголосицу и диссонансы выливается в различного рода интег- ративные концепции.В интегральной социологии П. Сорокина человек — «удивительное интегральное существо»[3]. В «объедини-
тельных парадигмах» А. Гидденса (теория структурации), П. Бурдье (структурный конструктивизм, теория социальных практик, стратификационная модель действующей личности), П. Штомпки (социология социальных изменений, с акцентом на все определяющую роль социального субъекта) прослеживается желание снять традиционную поляризацию объективного и субъективного, индивида и общества. Верх «объединительности» — идея универсум- ной социологии, предполагающей использование наряду с традиционными методами и нетрадиционных, наряду с рациональными — и иррациональных, включающих изо- терику, мистику[4].
Думается, что при всем ажиотажном спросе на мистику, на астрологические прогнозы, на познание аномальных, парапсихологических явлений эта ветвь размышлений, исследований в области социологии — тупиковая, по крайней мере с позиций сегодняшнего дня, когда еще не познан человек как существо социосферное.
До сих пор не найдены способы просто сохранить жизнь человеку, реализовать первейший естественный, нравственный императив — «не убий». Очевидно, по мере проникновения в тайны ноосферных процессов, значение которых в условиях информатизации общества чрезвычайно возрастает, возникает возможность научно-практического анализа проблем, определяемых как паранормальные (телепатия, экстрасенсорика, гипноз, способы манипулирования сознанием, астрологические прогнозы и пр. и пр.). Гносеологический тупик порождает мнения о смерти социологии как науки, о ее теоретической и практической беспомощности, о тщетности усилий социологов как-то улучшить этот мир, помочь его существованию. На конференции в июне 1999 г., посвященной 10-летию становления и развития социологического факультета Санкт- Петербургского университета, предложили собирать деньги на ее похороны. Конечно, это была мрачная шутка, но отражающая вполне серьезные явления.И действительно, не перестает быть актуальным воп- рос об идентификации социологии[5], о достижении на фоне полипарадигмальности научной определенности в понимании объекта, предмета, методологии социологии.
Один из путей достижения этой определенности — вычленение наиболее важных, острых социологических проблем для более детального, глубокого, относительно самостоятельного анализа, что, в свою очередь, может стать основанием для уточнения общеметодологических подходов социологии в целом.
Интересный, хотя и небесспорный опыт классификации парадигм, в том числе и макросоциологического толка (структурно-функциональные, конфликтные), мы находим в курсе лекций Кравченко С. А., Мнацаканяна М. О., Покровского Н. Е. ( Социология: парадигмы и темы. М , 1997). Но ни в одной из них нельзя обнаружить игнорирования человека. Даже известное требование Э. Дюркгей- ма «объяснять социальное социальным» связано с анализом социальных фактов, порождаемых совокупными действиями людей, «коллективным сознанием». Подчеркивая примат, превосходство общества во взаимодействии с человеком, конечной целью он считает благополучие индивида: «Общество должно присутствовать в индивиде». Это поддерживает «органическую солидарность», моральные ценности человека.
Конечно, человек «присутствует» и в содержании так называемых интерпретивных парадигм («понимающая» социология М. Вебера, символический интеракционизм, феноменология, этнометодология), использующих микросоциологические подходы. Об интегративных парадигмах уже шла речь.
Представляется, что социология человека могла бы быть синтезирующим началом в диалектике названных концепций, в определенном смысле противовесом «дурной» бесконечности парадигм, авторских точек зрения. Это не означает призыва к созданию общесоциологической теории, объясняющей многообразие социальных процессов разных стран, культур.
Еще на XII Всемирном социологическом конгрессе (Мадрид, 1990 г.), проходившем под девизом «Социология для единого мира: единство и многообразие», акцентирова-
лось внимание на культурных факторах. В концепции постмодернизма в традиционном обществе регуляция поведения определяется традицией — по принципу «делай так, как делали до тебя, не размышляя». В модернистском обществе поведение регулируется другим социокультурным принципом: рациональностью, эффективностью. Человеческий индивид по преимуществу функционален, его действия обусловлены экономической целесообразностью, законами, общественными организациями.
В постмодернистском обществе ведущую роль в регуляции поведения играет субъект как личность, а также социальная общность самого разного характера и уровня, определяя в соответствии со своими интересами цели и средства их достижения.
Отсюда идея субъективации всех социальных процессов, движение в сторону большей свободы и ответственности человека[6]. Отсюда и повод для возникновения и развития концепции социологии человека, что вовсе не означает необходимости слияния всех парадигм и что должно помочь консолидации, взаимообогащению разных подходов, выявлению наиболее значимых тенденций жизнедеятельности человека.
Если до сих пор социальные проблемы человеческой личности занимали скромное место среди многих тем социологии, то сегодня важно понять, что они касаются организации всех сфер социума. Социология человека не может подменить общую социологию и не означает «социологической экспансии» на весь спектр человековедческих наук.