Политический реализм

Политический реализм не следует путать или однозначно отождествлять с школой реальной политики (Realpolitik), которая сформировалась в западной политической науке после второй мировой войны и главным объектом исследования которой является система международных отношений.

Политический реализм берет в качестве главного объекта исследования сущее, т.е. мир таким, каков он есть на самом деле

Это совпадает с позицией Н. Макиавелли, который всячески подчеркивал, что государственный деятель должен руководствоваться политическими реалиями, если не хочет обречь себя на неудачи и поражения, ибо «кто оставляет в стороне то, что есть, в пользу того, что должно быть, скорее придет к гибели, чем к спасению»1

Реализм базируется на целом ряде основополагающих постулатов: во-первых, главным субъектом и носителем власти является государство, основное предназначение которого состоит в защите своих граждан как от внутренней, так и от внешней угрозы; во-вторых, государство как территориально организованное единство выступает в качестве основного актора мировой политики; в-третьих, конкуренция и конфликт лежат в самой природе политики и поэтому они неустранимы из жизни общества; в- четвертых, сила и насилие представляют собой незаменимые инструменты разрешения как внутриполитических конфликтов, так и конфликтов между государствами, крайним выражением которых является война; в-пятых, государства всячески стремятся 1 Machiavelh N.

наращивать свою мощь и оценивают как свои интересы, так и интересы противника

Реализм исходит из самоочевидного факта, что в основе политики, как правило, лежат не какие бы то ни было благие пожелания или идеологические, моральные или иные соображения, а прежде всего интересы, которые рассматриваются в качестве главного движущего мотива политики. Определяющая роль интересов в политике выражается, в частности, в том, что здесь понятия и категории друзей и союзников носят весьма условный характер, которые могут меняться и меняются с изменением интересов. В сфере международных отношений этот постулат весьма кратко и афористично выражен в формуле известного английского государственного деятеля XIX в. лорда Пальмерстона: «У нас нет вечных союзников и вечных врагов. У нас есть постоянные вечные интересы, и мы им должны следовать». На международной арене любое уважающее себя государство нередко отбрасывало в сторону идеологические, моральные или иные соображения, если они не соответствовали его национальным интересам, реальным или воображаемым. Нет необходимости доказывать, что этот постулат одинаково верен и применительно к внутриполитическим реальностям. История предоставляет нам множество примеров, когда вчерашние заклятые политические противники становились близкими союзниками, и, наоборот, сегодняшние близкие союзники и друзья завтра оказывались в враждебных друг другу лагерях. Этот феномен вытекает из уже отмечавшегося факта, что сущность политики определяется борьбой за власть и господство, будь то в группе, организации, государстве, между государствами на мировой арене

С определенной долей упрощения можно сказать, что политический реализм возник с появлением власти и государства

Условно говоря, начиная с Адама и Евы, борьба различных конфликтующих интересов, утверждение reson d'etre (смысла существования) государства, его защита от внутренних и внешних угроз, сила или угроза применения силы или насилия составляют важнейшие детерминирующие факторы политики как в рамках отдельно взятой страны, так и на уровне мирового сообщества в отношениях между различными государствами

Но при всем сказанном важнейшие постулаты современного политического реализма впервые более или менее четко были сформулированы Н.

Иначе говоря, Макиавелли подчиняет средства целям и отделяет нравственность от политики

Немаловажную роль в формировании политического реализма сыграл Т. Гоббс, который, подобно Макиавелли, исходил из признания греховной и эгоистической сущности человека и придерживался следующей позиции. Не приемля мысль Аристотеля, считавшего, что человек по своей природе «политическое животное», Гоббс обосновывал идею, согласно которой человек по самой своей природе антисоциален. Единственное равенство между людьми в естественном состоянии — это их способность убивать друг друга. Поэтому, говорил он, «в отсутствие силы, способной вызывать страх, люди живут в состоянии войны». Исходя из такой позиции, Гоббс был убежден в том, что сила создает право, а не наоборот. Ибо право является правом лишь в том случае, если его можно ввести в действие, и ценой безопасности является верховная суверенная государственная власть. Природа человека, руководствующегося в своих действиях завистью и амбициями, такова, что между людьми создается состояние войны всех против всех. Истинный закон природы состоит в самосохранении, которое можно обеспечить лишь в том случае, если люди вступают между собой в договорные отношения, чтобы передать свои полномочия правителю — «Левиафану», который один способен обеспечить им безопасность

Нужно отметить, что в этом плане Макиавелли и Гоббс отнюдь не были первооткрывателями, поскольку, как показывает исторический опыт, до его эпохи мало найдется властителей, которые бы в той или иной форме не руководствовались этими принципами, когда речь шла об укреплении и защите своей власти, прибегая, если это необходимо, к вероломству и насилию.

Немаловажный вклад в разработку политико-философских оснований этой традиции внесли О. Конт, И.Г. Фихте, Г.В.Ф. Гегель, Ф. Ницше, отцы-основатели разного рода элитистских концепций и др. Всех их с теми или иными оговорками объединяло признание того, что стремление к господству составляет врожденное свойство человеческой природы. Особенно широко они использовали этот тезис для объяснения поведения государств на международной арене, полагая, что последние, как и отдельно взятые индивиды, в своих действиях руководствуются собственными эгоистическими интересами. К этой же традиции можно отнести теоретиков баланса сил и позже приверженцев школы Machtpolitik и традиционной геополитики, а также если не всех, то во всяком случае большинство элитистских концепций, в которых внимание концентрируется на конкуренции между различными элитами за власть и влияние. Все они склонны ставить в центр внимания проблемы политической власти, средства и методы ее завоевания и удержания, опираясь прежде всего на силу

В рамках этой традиции и сформировалось так называемое направление реальной политики (Realpolitik), о котором уже упоминалось. Своими корнями некоторые идеи этого направления восходят к разработкам геополитиков конца XIX — первых десятилетий XX в. К. Челлена, А. Мэхэна, Г. Макиндера, К

Хаусхофера и др. Отдельные идеи, ассоциируемые с данным направлением, выдвигались в период между двумя мировыми войнами. Пожалуй, один из главных принципов политического реализма во внешней политике того периода на примере поведения тогдашнего премьер-министра Франции Клемансо на Парижской мирной конференции изложил Дж. М. Кейнс в своей книге «Экономические последствия Версальского мирного договора», получившей тогда большую популярность. «Клемансо, — писал он, — питал к Франции те же чувства, что Перикл к Афинам, — все, что имеет цену, заключается в ней, все остальное не стоит ничего, но теория его политики была та же, что у Бисмарка.

Политика, основанная на силе, неизбежна, и эта война и результат ее не учат ничему новому»2

Школа реальной политики окончательно сформировалась после второй мировой войны. В течение всего послевоенного периода 2 Кейнс Дж. М. Экономические последствия Версальского мирного договора. М.-Л., 1924. С. 14-15

внешнеполитическая стратегия США и СССР (да и других великих держав) руководствовалась принципами силовой политики. Это было естественно для периода фронтального противостояния двух противоборствующих сверхдержав и военно-политических блоков

Совершенно объяснимо и то, что основополагающие принципы политического реализма были разработаны именно в Соединенных Штатах, которые выступили в качестве одного из двух полюсов миропорядка и лидера так называемого свободного мира. В сущности, реализм во многом был призван дать объяснение конфронтации Советского Союза и США, которая стала выходить на поверхность сразу после окончания второй мировой войны

Обосновывая силовую политику как проявление общей закономерности функционирования международной системы, реалисты пытались, по сути дела, подвести теоретическую базу под холодную войну. В условиях, когда прежние великие державы в лице Германии, Франции и Великобритании оказались отодвинутыми на задний план, утверждали реалисты, СССР и США, вышедшие из второй мировой войны военно-политическими гигантами, просто не могли не оказаться в состоянии конфронтации друг с другом

Эта школа возникла в целом как реакция против вильсонов- ского идеализма и оптимистической концепции международных отношений.

Карр, опубликовавший в 1939 г. книгу «Двадцатилетний кризис, 1919-1939 гг.». В послевоенные годы различные аспекты международных отношений разрабатывали также Дж. Герц, Дж

Кеннан, Г. Киссинджер, 3. Бжезинский и др. В Европе взгляды, близкие позициям политических реалистов, разрабатывали X. Бул, Р. Арон, М. Уайт и др

Из вышеприведенных доводов можно убедиться, что важнейшие постулаты представителей школы реальной политики относительно роли силы и силового фактора в мировой политике, союзах и коалициях как условии обеспечения баланса сил и гарантии национальной безопасности, в общем и целом не блещут особой оригинальностью. Как справедливо отмечал П. де Сенар- клен, пытаясь научно обосновать силы, которые определяют ход мировой политики, реалисты стряхнули «пыль с политической философии, оформившейся в период Возрождения, а своими корнями уходит в Древнюю Грецию, в толкование Фукидидом Пелопонесской войны»3

Главная заслуга «реалистов» состояла в том, что они подвели идейно-политическую и политико-философскую базу под силовую стратегию государства на международной арене, рассматривая силу как главное, а зачастую как единственное средство защиты и реализации национальных интересов. Так, Э. Карр оценивал альтернативу реализму как утопизм, который он характеризовал как «примитивную... стадию политической науки»

Особенность реалистической школы состояла в том, что она при всем своем академизме весьма близко стояла к политическим реальностям, во многом формировала идейные основы внешнеполитической стратегии как Вашингтона, так и (хотя и в меньшей степени) других стран Запада в условиях биполярного миропорядка и холодной войны. Две сверхдержавы, оказывая противодействие устремлениям друг друга, постоянно наращивали военную мощь, тем самым во многом подтверждая тезис реалистов о роли силы и силового фактора

Более того, многие приверженцы школы реальной политики были одновременно практикующими политиками и дипломатами Одним из первых среди них был идейный вдохновитель американской политики сдерживания Дж. Кеннан — известный дипломат, в течение ряда лет посол США в Москве К этому ряду относятся государственный секретарь США при президенте Р

Никсоне Г. Киссинджер и помощник президента по национальной безопасности Дж. Картера 3. Бжезинский, которые оттачивали свои политические позиции и пристрастия, работая в Гарвардском университете. Впервые в более или менее развернутой форме установки этой школы были изложены Г. Морген-тау в книге «Политика между государствами», опубликованной в 1948 г

Как выше указывалось, в центре внимания политического реализма стоит интерес. А важнейшим инструментом его реализации, как правило, является сила. На это обратил внимание еще платоновский Фрасимах в «Государстве», который поклонялся силе, стоящей на службе властвующих, обосновывал «право» или «выгоду» сильнейшего. Фрасимах был убежден в том, что власть в руках правящего сословия является орудием эксплуатации слабых в интересах самих властвующих. Исторический опыт человечества, да 3 Сенарклен П. «Реалистическая» парадигма и международные конфликты// Международный журнал социальных наук. 1991. № 3. С. 9

и современные мировые реальности не дают каких бы то ни было оснований сомневаться в том, что сила всегда была, есть и будет одним из основополагающих структурных элементов государства

Слишком часто она выступала в качестве prima ratio (первого аргумента) при решении вопросов, касающихся реализации интересов тех или иных политических сил. Эту мысль четко сформулировал еще один из столпов античной мысли — Гераклит из Эфеса, по мнению которого только сила способна принуждать людей действовать в соответствии с их собственными интересами, поскольку, утверждал он, «всякое животное направляется к корму бичом»

Сила, в том числе и военная, представляет собой неизменное орудие в руках государства для самоутверждения, самосохранения, саморасширения. Большую часть истории человечества она служила в качестве определяющего фактора мировой политики, поскольку дух господства и стремление к господству служили ключевым стимулом поведения государств на международной арене

Международно-политическая система, где господствует принцип борьбы (но не войны) всех против всех, политика — это сфера действия силы, борьбы, взаимодействия и приспособления

Действие рождает противодействие, сила рождает противовес этой силе. Таков закон взаимодействия государств на мировой авансцене

Именно на этом принципе основывается политика баланса сил, под которым подразумевается динамическое соотношение сил, зависящее от игры всех его слагаемых

Фактор силы связан с самой природой государства, власти, которая, в свою очередь, вытекает из природы самого человека и общества. Сила обладает потенциями не только разрушительными и деструктивными, но и созидательными, стабилизирующими и конструктивными потому, что она является средством стабилизации, интеграции, закрепления центростремительных тенденций. Сила выступает в качестве орудия политики агрессии и войны, империализма и гегемонизма, захвата чужих территорий и порабощения других народов и т.д. В то же время она служит средством поддержания политического статуса государства в ряду других государств, сохранения равновесия, порядка и мира в обществе, гаранта выполнения принимаемых властями решений и т.д. Иными словами, сила представляет собой (и чуть ли не с начала времен считалась таковой) законное, естественное и обязательное орудие политики, подчиненное политике и обслуживающее политику. Что касается военной силы, то чуть ли не с начала времен она считалась законным, естественным и обязательным средством политики. Более того, зачастую она рассматривалась как единственный эффективный инструмент решения всех жизненно важных для государства вопросов. Способность вести более или менее крупную войну считалась главным атрибутом великой державы. Малейшие симптомы неспособности или неготовности вести такую войну немедленно сказывались на статусе великой державы

Важнейшие принципы современного конституционного устройства, такие, как народный суверенитет, права человека и гражданина, разделение властей, всеобщее избирательное право и другие, считающиеся неприкосновенными и неподвластными каким бы то ни было политическим или идеологическим пристрастиям, симпатиям и антипатиям, первоначально являлись результатом самой что ни на есть силовой борьбы. Например, идея национального или народного суверенитета утвердилась в период Реформации и религиозных войн против римско-католического универсализма, а также многочисленных войн между различными мелкими странами друг с другом. Принципы парламентаризма, конституционализма, разделения властей, система всеобщего права голоса установились в результате кровавых революций, в ходе которых их противники потерпели военное поражение. Приходится констатировать, что у истоков даже самых совершенных конституций в той или иной степени или форме стоит насилие

Например, самая демократическая и в то же время консервативная Англия прошла через свое цареубийство, свою гражданскую войну, свою диктатуру, свою реставрацию

Поскольку в политике речь идет о власти, любая политика в определенном смысле есть силовая политика. Когда, например, два кандидата вступают в борьбу за какой-либо выборный пост, то они борются за власть. Результат этой борьбы в немалой степени определяется тем, какими ресурсами каждый из них обладает

Поведение различных акторов на политической авансцене во многом зависит от характера распределения силы и власти в рамках политической системы. Очевидно, что малые и слабые будут вести себя иначе, чем крупные и сильные акторы. Одной из основных причин изменений взаимоотношений различных акторов являются сдвиги в распределении силы и влияния между ними

То же верно применительно и к государствам, вступающим на международной арене во взаимоотношения. Одним из важнейших элементов, на котором базируется мощь государства, является явно выраженная способность эффективно использовать силу. Так, в своей знаменитой книге «Пелопонесская война», написанной в V веке до н.э., Фукидид, пытаясь объяснить причины войны между двумя коалициями городов-государств во главе соответственно с Афинами и Спартой, пришел к следующему выводу: «Истинным поводом к войне (хотя и самым скрытым), по моему убеждению, был страх лакедемонян перед растущим могуществом Афин, что и вынудило их воевать»4. С тех пор любой властитель, который дорожил своей властью и интересами безопасности государства, даже в тех случаях, когда он дружил с своими соседями, всегда держал дубинку готовой (или, говоря современным языком, держал порох сухим), чтобы при первой необходимости пустить ее в ход

Тем более мощь государства как можно нагляднее демонстрировалась в тех случаях, когда соседи проявляли недружелюбие или агрессивность. Говорят, что во время своего визита в Москву в 1935 г. тогдашний министр иностранных дел Франции П. Л аваль высказал Сталину мысль о важности привлечения римского папы на сторону тех, кто выступает против усиления гитлеровской Германии. На это Сталин будто ответил: «Ого! Папа! А сколько у него дивизий?»5

Государство, особенно державу, претендующую на статус великой, невозможно представить себе без военной силы. Во всяком случае, как показывает исторический опыт, государства отдавали ей приоритет, рассматривая войну как важнейший инструмент разрешения споров и конфликтов, возникающих между государствами. Более того, часто правым оказывался сильный (нельзя сказать, что сегодня этот принцип уже изжит). Рано или поздно слабые подчиняются сильным, особенно тем, которые полны решимости использовать военную силу для навязывания своей воли другим. И в этом смысле правы те исследователи, которые характеризуют международную политику как отношения господства и подчинения, достигаемые и поддерживаемые с помощью насилия

Из этого можно сделать вывод, что призрак насилия всегда витает над отношениями между государствами

Государства одновременно похожи друг на друга и различаются, порой существенно, между собой. Все государства в сущности равнозначны по стоящим перед ними задачам и выполняемым ими функциям, но отличаются друг от друга по возможностям и средствам, которыми они располагают. Но различные нации, народы и страны по своему весу, влиянию, ресурсам, возможностям не равны: одни из них крупные, другие мелкие, одни обладают развитой промышленностью, а другие значительно отстали в своем развитии. Международное неравенство во все времена составляло реальность, что обусловливало подчинение одних народов и стран другим. Всегда, во всяком 4 Фукидид. История. М.,1993. С. 14

5 Halle L. History, Philosophy, and Foreign Relations. Lanham et al., 1976. P. 186

случае, со времен античности, стояла сакраментальная проблема: если государство маленькое, то оно может быть обречено на исчезновение; если оно большое, то оно рискует потерять raison d'etre своего существования. В одном случае оно может стать жертвой внешних сил, в другом — жертвой внутренних неурядиц

Приходится признать тот факт, что, хотя в современном мире искусство управления государством и формы взаимоотношений между государствами и подверглись существенным изменениям по сравнению с прежними эпохами, природа этих взаимоотношений, определяющихся соперничеством и борьбой за власть и влияние, не изменилась на протяжении тысячелетий. Главная цель каждого государства — выживание в сообществе других государств. Но в то же время любое государство, тем более государство крупное, стремится увеличить свои вес и влияние за счет других членов международного сообщества. Одним из важнейших принципов функционирования международной системы является стремление государств получить контроль над поведением других акторов международной системы. Организационные принципы этой системы, формы реализации интересов, как правило, отражают относительные вес и влияние различных акторов

Здесь вслед за К. Уольцем можно привести аналогию с рынком в сфере экономики. Структура рынка определяется числом конкурирующих между собой фирм. Если в конкуренции участвуют множество примерно равных фирм, возможно, во всяком случае, теоретически, достижение ситуации совершенной конкуренции. Но если на рынке доминируют несколько крупных фирм, то конкуренция считается олигополистической, хотя там могут участвовать и множество других более мелких фирм6. В руках доминирующих в международной иерархии держав сосредоточиваются организация и контроль над процессами взаимодействия между всеми участниками системы. Или, как отмечал Р. Арон, «структура международных систем всегда носит олигополистический характер»7

Этот тезис подтверждается множеством фактов. Со времен античности до середины XX в. господствующее положение в международной системе и соответственно международной политике занимали великие военно-политические державы. Они устанавливали нормы и правила политической игры на международной арене. Именно эти державы определяли структуру международной системы, отвечающую прежде всего их собственным интересам, при этом имея возможность принудить 6 Waltz К. Theory of World Politics. P. 94

7 Aron R. Paix et guerre entre nations. P., 1962

более мелкие и слабые страны приспособиться к этой структуре

Они же контролировали решение всех вопросов, связанных с распределением ресурсов, особенно тех, которые, по их мнению, имели жизненно важное значение. Эта ситуация с теми или иными модификациями сохранилась и в наши дни. Ведущую роль в системе международных отношений играют великие державы, несущие основную ответственность за поддержание мира и международной безопасности. Их особая роль в международной практике признается, несмотря на утвердившийся в международном праве принцип равноправия всех без исключения государств независимо от их размера, экономической и военной мощи и политического влияния

Важным компонентом веса и влияния любого субъекта политики, будь то отдельный политический или государственный деятель, группировка, класс, партия, государство и т.д., являются репутация, престиж, выражающиеся в своего рода реноме или образе. Как подчеркивал Т. Гоббс, выгода, безопасность и репутация составляют три главные мотивирующие цели человека. Человек стремится к высокой репутации, потому что является существом, наделенным гордостью и эгоистическим интересом. Гордость заставляет его быть завистливым в силу боязни, что его сотоварищи сочтут его менее достойным, чем они сами, вынуждая предпринять соответствующие шаги. Так, психологическая безопасность каждого отдельно взятого человека ведет к реальной физической безопасности всех остальных. Нации еще больше, чем отдельные индивиды, склонны к подобному образу действий. Отсюда — важность категории «национальная честь», в соответствии с которой международные переговоры ведутся таким образом, чтобы ни одна нация не «потеряла лицо»

Я весьма далек от того, чтобы отождествлять государства с отдельно взятыми индивидами, их различия слишком существенны, различны также их интересы и устремления, формы и средства их реализации. Но тем не менее понятие чести вполне реальный фактор, способный оказывать существенное влияние на поведение как отдельно взятых людей, так и государств. Национальная честь, которая воплощается в понятии «престиж», определяется прежде всего экономическими и политическими возможностями государства. Но зачастую престиж достигается с помощью силы, особенно — успешной, победоносной войны, в результате которой одно государство навязывает свою волю другому государству. С этой точки зрения, одна из главных функций войны состоит в том, чтобы определить международную иерархию по шкале престижа и тем самым выявить, какие именно государства являются главными акторами международной системы. Изменение соотношения экономической и политической мощи государств рано или поздно приводит к изменению сложившейся иерархии престижа. Некогда доминирующие государства постепенно теряют способность навязать свою волю другим и защищать свои интересы. Восходящие государства, в свою очередь, во всевозрастающей степени ставят вопрос об изменениях в системе, которые отразили бы их вес и интересы. И наконец, создавшаяся тупиковая ситуация и вопрос о том, кто именно займет руководящие позиции в новой системе, решается в ходе вооруженного конфликта8

Распределение ролей и мест между главными акторами на иерархической шкале оказывает существенное влияние на их поведение на международной арене. Государство, которому не удается приспособиться к господствующим нормам и правилам международной системы, расплачивается, как правило, дорогой ценой и может подвергнуть риску само свое существование

Стратегия акторов зависит от того, является ли это распределение равным для всех них, олигоподиетическим, двухполюсным или монополюсным. Более того, такое распределение, пути и формы его изменения имеют ключевое значение для характера изменения международной политики

Динамика международных отношений определяется тем, что по самой своей природе мощь государства представляет собой относительную величину: выигрыш одного государства если не всегда, то во всяком случае нередко, оборачивается потерей для другого государства. Иначе говоря, действует принцип игры с нулевой суммой. Поэтому каждое государство, будучи озабочено возможностью нападения и установления господства со стороны другого государства, стремится усилить собственную безопасность путем наращивания своей мощи. Хотя невозможно добиться полной безопасности в мире конкурирующих и соперничающих друг с другом государств, стремление каждого из них укрепить свою мощь и безопасность с необходимостью ведет к уменьшению безопасности других и стимулирует соперничество за большую мощь и безопасность. И так до бесконечности. Можно сказать, что борьба каждого отдельно взятого государства за выживание является особенностью международных отношений

Как правило, каждый раз именно доминирующие акторы утверждали свои права на господствующее положение и навязывали нормы и правила игры более слабым членам этой системы. Так, Персидская империя, которая, возможно, была первой, заложившей 8 Gilpin R. War and Change in World Politics. Cambndqe, 1983. P. 32-33

основы международного права, навязала другим более слабым государствам правила и нормы, регулирующие международные отношения и дающие возможность разрешить споры между ее более мелкими соседями. Рим дал средиземноморскому миру свой кодекс и первый закон народов. В современном мире то, что мы называем международным правом, разработано и утверждено западной цивилизацией и в целом отражает прежде всего ее интересы и ценности

Мощь государства, его способность все время поддерживать на должном уровне и силой оружия защищать или укреплять свои позиции зависят от многих обстоятельств. Одним из важнейших факторов, способствующих экономическому и политическому ослаблению и в конечном итоге упадку доминирующих в тот или иной период держав, является тенденция к возрастанию стоимости наиболее передовых и эффективных видов военной техники — феномен, который многие авторы называют «законом возрастающей стоимости войны». А. Смит был, возможно, первым, кто обнаружил, что по мере достижения цивилизацией зрелости расходы на войну проявляют все более отчетливую тенденцию к росту. Из-за увеличивающихся издержек на содержание вооруженных сил и диффузии военной технологии от доминирующей державы к конкурентам ее расходы на содержание системы постоянно растут, что, в свою очередь, накладывает все более возрастающий груз на ее экономику и ресурсы. Конфликт относительно бюджетных приоритетов потребления, инвестиций и обороны приобретает все большую остроту. В данной связи на ум приходит мысль Э. Гиббона о том, что «всякое государство придет в конце концов в истощение, если оно будет Держать более одной сотой части своих членов под ружьем и в праздности»9. Эта оценка, высказанная еще в XVIII в., сохраняет актуальность и в наши дни, но с поправкой на колоссальное увеличение стоимости производства и содержания вооружений и вооруженных сил

Тем не менее, нельзя не признать тот факт, что во взаимоотношениях с другими акторами мировой политики государства во многом руководствуются стремлением занимать как можно более высокие ступени в иерархии стран и народов. Если обозреть панораму истории человечества, то мало можно найти государств, которые не руководствовались бы этим принципом. Так обстояло дело во всех цивилизациях прошлого и Востока, и Запада, так было в период двухполюсного миропорядка, таким же остается положение вещей и в формирующемся новом мировом порядке

9 Гиббон Э. Соч. Т. 1. С. 214

По всем рассмотренным здесь параметрам установки и принципы политического реализма получили логически завершенную форму в работах послевоенной школы реальной политики. Приверженцы этого направления предприняли попытку определить основные движущие факторы и структуры международных отношений и важнейшие постоянные и переменные величины, способствующие их изменениям. Они претендовали на то, чтобы дать ключ к пониманию поведения и действий государств и государственных деятелей на международной арене, выявить саму логику международной политики. Государства рассматриваются в качестве действующих лиц, которые, используя все находящиеся в их распоряжении материальные, финансовые и человеческие ресурсы и не считаясь с какой-либо высшей властью, отстаивают свои интересы

Поскольку, утверждают реалисты, международная система, не располагая наднациональными властными структурами, наделенными прерогативами применять санкции для разрешения или предотвращения неизбежных противоречий и конфликтов между государствами, представляет собой поле анархического взаимодействия государств-акторов, то определяющую роль в решении международных проблем играет сила. Как отмечал профессор П. Сенарклен, в глазах реалистов сила «сопоставима с той ролью, которую в рыночной экономике играют деньги и прибыль — факторы, существенные для объяснения капиталистического строя»10. Причем такая установка выводилась из самой природы человека, которая, как полагал Г. Моргентау, лежит в основе закономерностей функционирования политики и общества. Поскольку эти закономерности носят объективный характер, они универсальны. Даже в тех случаях, когда признавалось значение идей в политической борьбе, считалось, что в конечном счете речь идет все же о наращивании собственной мощи и ослаблении противника

Центральное место в их построениях занимает raison d'etat, основанная на признании приоритета обеспечения национальной безопасности с помощью силы. Вполне в русле традиций политического реализма Э. Карр утверждал, что «сила является необходимой составной частью всякого политического порядка». В том же духе рассуждал Г. Моргентау, который подчеркивал, что «главным ориентиром, помогающим политическому реализму найти свой путь в пространстве международной политики, является концепция интереса, сформулированная в терминах силы»11

10 Сенарклен П. Указ. соч. С. 10

11 Morgenthau H. Politics among Nations. P. 31

Необходимо отметить, что реалисты, не говоря уже о представителях других школ, не пришли к единому мнению относительно содержания, вкладываемого в понятие «сила»

Существует множество определений силы или мощи. Продолжаются споры о том, включаются ли в это понятие наряду с материальными нематериальные компоненты. Все же общим для них является то, что они отводят ключевую роль в динамике мировой политики стратегическим ресурсам. Г. Моргентау определял силу, исходя из ресурсов, которыми данное государство располагает. Он включал в нее военные средства, производственные мощности, сырьевые ресурсы, численность населения, геостратегические преимущества и другие, а также культурные особенности, моральный дух нации, искусство дипломатии и др.12 Зачастую сила рассматривается как способность того или иного государства устанавливать правила игры и определять исход переговоров в свою пользу. Как считал, например, Кокс, сила — это способность выбирать и формировать структуры глобальной экономики, навязывать доминирующие ценности и нормы. К. Уольц признавал невозможность разделения экономических и военных ресурсов, мобилизуемых государством для обеспечения своей безопасности и реализации национальных интересов. Тем более вес и значение этих компонентов постоянно меняются13

В центре внимания представителей реалполитики стоят отношения между государствами с упором на проблемы международных конфликтов и войн. Эти последние, по их мнению, — результат противоречий между государствами, различий, нередко антагонистических, культурных традиций, а также отсутствия единых властей и наднационального институционального порядка, призванного регулировать и разрешать эти противоречия

Отношения между государствами характеризуются чередованием мира и войны. Поскольку в основе международных отношений лежит противоборство интересов и устремлений государств, то оптимальным путем обеспечения мира являются достижение и поддержание относительного баланса сил

Международная политика большей части послевоенного периода, особенно первых десятилетий, когда господствовала конфронтация между двумя социально-политическими системами, служит убедительным подтверждением этого тезиса. С данной точки зрения нельзя не признать также правоту Г. Морген-тау, который утверждал, что «международная политика, как и всякая 12 Ibid

13 Waltz К. Theory of World Politics. P. 134

другая, есть борьба за власть»14. Добавим здесь от себя — борьба за власть между государствами как реальными акторами мировой политики. Реалполитики решительно не прием лют политику умиротворения вроде пресловутого Мюнхенского соглашения, полагая, что политику безопасности, нацеленную на порядок и мир, можно обеспечить только с помощью силы

Признавая правомерность подобных рассуждений, вместе с тем важно учесть и то, что в реальностях ядерно-космического века, как будет показано в следующей главе, существенно изменились: само понимание условий реализации национальных интересов, национальной безопасности, роли военной силы и войны в мировой политике, а также произошли структурные изменения в мировой экономике, вызванные новейшими информационными и телекоммуникационными технологиями, способными уменьшить уровень международной напряженности и значительно расширить рамки взаимовыгодного сотрудничества между различными странами и народами

За последние десятилетия произошли качественные изменения в параметрах и критериях национальных интересов, национальной безопасности, значении войны как продолжения политики иными средствами и т.д. Изменилось само понимание национального суверенитета и взаимозависимости народов и государств. Характер, формы, протяженность конфликтов и войн неизбежно меняются в зависимости от изменения принципов действия и системы обоснования национальной воли и всеобщего государственного интереса, которые направляют формулирование государственной политики на международной арене. Но тем не менее они не изжиты и остаются непреодолимыми реальностями современного мирового развития

Справедливости ради следует отметить, что ряд наиболее крупных реалистов в лице Г. Моргентау, Дж. Кеннана, Р. Арона не могли не учесть усиливающиеся процессы интернационализации и взаимозависимости стран и народов и внести соответствующие коррективы в свои построения. Сила предполагает способность навязать волю государства другим участникам международного сообщества. Однако, как подчеркивал Р. Арон, сила — это не неизменный абсолют, а человеческие взаимоотношения. Поэтому данная цель может быть осуществлена с помощью мобилизации военных, экономических, человеческих и морально- психологических ресурсов страны

14 Morgenthau H. Politics among Nations. P. 5

Позиции школы реальной политики претерпели дальнейшую модификацию в работах авторов, которых, как правило, объединяют в самостоятельное направление, называемое неореализмом. В этих работах обоснование роли силы как бы получило новое дыхание

Стимулом к этому явилось, по-видимому, наметившееся к середине 70-х годов обострение отношений между СССР и США. Среди них выделяются в первую очередь труды К. Уоль-ца «Теория международных отношений» (1979) и Р. Дж. Либе-ра «В отсутствие общей власти» (1988). Особенность неореалистов состоит в том, что, в целом сохраняя приверженность основным идеям политического реализма относительно конфликтного характера политики на международной арене и анархической природе миропорядка, они вместе с тем признают необходимость учета при анализе мировых реальностей роли институциональных и нормативных факторов, а также международного права и международных организаций, которые вносят существенный вклад в урегулирование кризисов и конфликтов, ядерного сдерживания, интернационализации мировой экономики, роста взаимозависимости государств и т.д. Указав назначение Углубляющейся интеграции международной экономики, деятельности международных и региональных организаций и разного Рода транснациональных акторов, они стали делать меньший Упор на силу и военно-силовой фактор в отношениях между государствами. Но тем не менее они продолжают рассматривать силу как один из главных факторов, определяющих отношения между государствами

Немаловажное влияние на характер и конфигурацию союзов и блоков и на расклад политических сил на тех или иных исторических этапах способны оказывать идеологические и структурные изменения. Нельзя не отметить тот факт, что в момент своего возникновения и первые десятилетия существования ре- алполитика была пронизана идеологическим духом, причем не в меньшей степени, чем вильсоновский идеализм, против которого она выступала. При этом в работах большинства реалполитиков идеологический компонент международных отношений периода холодной войны либо обозначен очень слабо, либо вовсе не упоминается. Холодная война рассматривалась ими прежде всего как классическая конфронтация великих держав, стремившихся к установлению своей гегемонии. Идеологический конфликт, в котором немаловажное место принадлежало стремлению конфликтующих сторон распространить свой образ жизни, изображался как попытка замаскировать традиционные военно- политические цели

В течение всей истории человечества, во всяком случае вплоть до недавнего времени, господствовал постулат политического реализма, согласно которому мир есть временное состояние, его никак нельзя исключить из отношений между государствами, поскольку проигравшая в войне сторона никогда не примирится со статусом подчиненной и всегда будет стремиться к реваншу. Мир всякий раз оказывался перемирием, которое неизменно нарушалось, как только какая-либо из сторон чувствовала возможность изменения существующего положения вещей в свою пользу

Поэтому конфликты в мировом сообществе могут быть урегулированы, но не могут быть ликвидированы. Под урегулированием конфликта понимается такая ситуация, когда-либо победившая сторона навязывает свою волю побежденной стороне, либо при отсутствии явного победителя стороны, нередко при участии третьей стороны, приходят к согласию относительно взаимоприемлемых условий прекращения конфликта. Здесь речь идет о компромиссе

При таком положении вещей единственно приемлемым путем обеспечения относительного порядка на международной арене являются достижение и поддержание баланса сил между различными государствами или блоками государств. Национальная безопасность гарантировалась посредством политики создания союзов и блоков. Причем международная система действует и функционирует в направлении либо установления гегемонии какой- либо одной самой мощной на данный исторический момент мировой державы, либо достижения некоего кондоминиума двух равновеликих по ряду важнейших параметров держав, либо же к своего рода равновесию между основными акторами на международной арене. Государства, находящиеся в состоянии явного или скрытого конфликта, взаимодействовали, опираясь на баланс сил. В идеале каждое государство, во всяком случае каждая великая держава, стремится установить собственный порядок, навязывая свою волю другим государствам. Пример: равновесие греческого и персидского миров, которые в пределах известной им Ойкумены установили нечто вроде двухполюсного миропорядка

Баланс сил между ними постоянно менялся. Но каждая из сторон стремилась к установлению свой гегемонии, что в конечном счете было осуществлено Александром Македонским. Как известно, империя Македонского просуществовала недолго. Позже своеобразный кондоминиум был достигнут между Римской и Персидской империями

Но, как правило, каждый из главных участников, действуя в направлении установления своей гегемонии, мешает какой-либо одной стороне добиться своей цели и тем самым обеспечивает равновесие или баланс сил в регионе или в сообществе государств в целом. В течение большей части XIX и первых четырех десятилетий XX вв. господствовало относительное равновесие противоборствующих сил, которое прерывалось войнами и конфликтами. Нередко же этот баланс сил представлял собой не столько реальное соотношение сил, сколько оправдание политики, проводимой несколькими наиболее мощными великими державами

«Самый общий закон равновесия, — писал Р. Арон, — гласит: цель основных действующих лиц заключается в том, чтобы не оказаться во власти соперника. Однако, поскольку две сверхдержавы контролируют игру и меньшие державы, даже путем объединения, не могут создать противовес ни одной из двух сверхдержав, принцип равновесия применяется к отношениям между коалициями, сформировавшимися вокруг каждого из главных игроков. Основная цель каждой коалиции состоит в том, чтобы воспрепятствовать другой коалиции приобрести ресурсы, превосходящие ее собственные»15

Особенность относительного равновесия в рамках биполярного миропорядка состояла в том, что стабильность преобладала в центре, в то время как положение вещей на периферии характеризовалось нестабильностью. Дав возможность предотвратить войну между главными акторами международных отношений в центрах современного мира, стабильность биполярного миропорядка не привела к снижению насилия в странах третьего мира. В результате, в то время как в центре воцарился относительный «холодный» мир, на периферии постоянно бушевали малые и средние гражданские и межгосударственные войны. Периферия выполняла в некотором роде роль предохранительного клапана для выхода пара антагонизма двух сверхдержав, стимулируемого их стремлением изменить статус-кво в свою пользу

Опыт распада Советского Союза убедительно показывает, что разрушение существующего миропорядка может привести к ослаблению и даже крушению политических режимов, обязанных своим существованием господствующим державам. Дальнейшее сокращение относительного веса и влияния США и западного блока в целом может способствовать распространению этого принципа и на регионы, продолжающие ныне находиться в их сфере влияния

Несомненно, что Pax Americana, равно как и Pax Sovetica, каждый в своей сфере господства и влияния, были мощными факторами 15 Aron R. Op cit. P. 144-145

гарантии стабильности, в результате чего была обеспечена относительная стабильность во всемирных масштабах (разумеется, с точки зрения недопущения большой или всемирной войны)

В наши дни убыстрения времени и сужения пространства, как никогда раньше обнаруживается неопределенный характер истории с ее неожиданностями, сюрпризами, отклонениями и разрывами

Изменения, происшедшие за последние два-три десятилетия в международном сообществе, отнюдь не уменьшили риска кризисов, войн, насилия. Уход с исторической арены одной из сверхдержав и примирение между бывшими главными противниками не превратили утопию в реальность. Международная арена не стала более уютной, чем ранее. Более того, в условиях, когда исчезла иерархическая структура международной системы, которая держалась на каркасе двухполюсного миропорядка, опасность неблагоприятного развития событий в различных регионах земного шара, социальной маргинализации, этнических конфликтов, гражданских и региональных войн и терроризма значительно возросла

Все же конфликт, призрак военной конфронтации и война являются лишь частью международной политики. Краеугольным принципом международной политики любого государства является обеспечение национальной или государственной безопасности

Поэтому в его внешнеполитической стратегии речь идет не только о конфронтации и конфликтах (при определенных условиях) с другими членами мирового сообщества, но и о поисках согласия и мира с ними

Иначе говоря, динамику международных отношений отнюдь нельзя считать результатом одной только конфронтации конфликтующих держав. Важнейшей составляющей международного порядка является также комплекс формальных и неформальных правовых и моральных правил и норм, институтов и принципов, призванных обеспечить согласие основных акторов международных отношений и тем самым стабильность мирового сообщества. Государства, особенно в свете опыта двух мировых войн XX в., стремились выработать общие для всех стран нормы поведения на международной арене. Особенно отчетливо это стремление проявилось в усилиях великих держав уже в ходе второй мировой войны при разработке и закладке институциональных и нормативных основ нового мирового порядка. Результатом этих усилий являются Организация Объединенных Наций и появление после второй мировой войны множества всемирных и региональных организаций, призванных стимулировать и регулировать как многостороннее сотрудничество, так и различные формы интеграции. В условиях, когда ядерное оружие во многом обесценило роль войны между великими державами в качестве ultima ratio, основные акторы мировой политики вынуждены были смягчить враждебность и перейти к сотрудничеству

Политический идеализм В рассматриваемом здесь контексте само понятие «идеализм» трактуется не в смысле одного из двух основных философских направлений, противопоставляемого материализму. Оно имеет в виду подход к миру в терминах должного, мира, оцениваемого не таким, каков он есть, а мира идеального, мира таким, каков он должен быть. При таком понимании в его основе лежит существительное «идеал», и соответственно прилагательным от него является не «идеалистический», а «идеальный». В этом смысле идеальные трактовки и проекты государственного устройства и мироустройства, как будет показано ниже, выдвигались и выдвигаются представителями не только философского идеализма, но и материализма

Гносеологической основой политического идеализма служит тот факт, что человеку, обремененному необходимостью тяжким трудом, в поте лица своего зарабатывать хлеб насущный, с древнейших времен была характерна склонность предаваться мечтаниям о лучшей, счастливой жизни, противопоставляемой тяжелым и нерадостным будням. Постепенно с разделением физического и умственного труда эти мечтания стали систематизироваться и облекаться в формы мифов и, говоря современным языком, идеологических и вероисповедческих конструкций, которые обосновывали возможность более совершенного и более справедливого, чем существующее, общественного устройства. Необходимо отметить, что устремленность к более высокому, недостижимому, совершенному присуща самой природе как человека, так и общества. «Обществу, неспособному создавать утопии и воодушевляться ими, — писал французский исследователь Э. М. Сьоран, — угрожает склероз и разрушение. Ум, для которого не существует никаких исключений, предлагает нам раз навсегда данное, готовое счастье; человек от этого счастья отказывается, и именно это отречение делает его существом историческим, то есть приверженцем придуманного им самим счастья»16

16 Сюгап Е. М. Histoire et utopie. P., 1960

Идеал совершенного общественно-политического устройства может быть обращен как назад — в прошлое, так и вперед — в будущее. Примерами первого являются проекты Конфуция и Платона, которые в качестве основы совершенного государственного устройства выдвигали почитание древности, соблюдение ритуалов, правил, норм морали, якобы установленных далекими предками, но нарушенных и подорванных нынешними поколениями. Второй же представлен многочисленными хилиасти- ческими или милленаристскими утопиями, революционными проектами радикального переустройства общества и государства на началах будь то социальной справедливости, свободы, всеобщего равенства или расового, национального или социального господства одних и угнетения других. Возможно и то, что длительная летаргия конфуцианского и буддистского Востока объяснялась именно консервацией предполагаемого идеального общественного порядка в форме китайского жестко регулируемого бюрократического общества или буддистского идеала, ориентированного на уход от реального мира, который породил окостеневшую кастовую систему

То же самое мы можем сказать и о средневековой Европе, где господство католической перипатетики также привело к консервации и даже окостенению как сознания, так и общественных институтов

Каждое общество разрабатывает и предлагает собственное идеальное видение политики или собственный политический миф реального или желательного социального порядка. К такого рода конструкциям относятся, например, идея Маге nostrum, на которой основывалась Римская империя, идея крестовых походов, целью которых провозглашалось обращение в истинную веру неверных или язычников и создание единого христианского мира под эгидой Римского папы и императора Священной Римской империи, разного рода панидеи (панисламизм, пантюркизм, пангерманизм, панславизм и др.), идеология интернационального единения пролетариата всех стран и др. Крайними формами политического идеализма являются многочисленные утопии от «Государства» Платона до «Утопии» Т. Мора, «Города Солнца» Т. Кампанеллы, «Новой Атлантиды» Ф. Бэкона, «На белом коне» А. Франса и др

Предтечей политического идеализма можно считать Платона с его теорией идеального государства, руководимого философами

Подобно тому, как Н. Макиавелли и Т. Гоббс являлись отцами- основателями современного политического реализма, Г. Гроция, И

Канта и других с их ударением на нравственные аспекты политики можно рассматривать как зачинателей современного политического идеализма

Если политический реализм исходит из постулата о греховной сущности человека, то политический идеализм основывается на идее о его доброй природе. Все идеальные проекты и модели пронизаны духом оптимизма и идеей совершенства человека. По мнению приверженцев политического идеализма, в большинстве бед человека виноват не он сам, а социальные условия, а наилучшим путем их преодоления является исправление недостатков и усовершенствование общества. В сфере международных отношений они не придают сколько-нибудь важное значение национальным или иным интересам в качестве определяющего фактора поведения государства и отрицают неизбежность борьбы за власть и господство. Решительно отвергая сентенции в духе социал- дарвинизма, они убеждены в склонности человека и соответственно народов к сотрудничеству, солидарности и т.д

Политический идеализм, как правило, принимает форму индивидуализма, гуманизма, либерализма, анархизма, интернационализма. Важное место в политическом идеализме занимает социалистический или коммунистический проект с его идеалами, с одной стороны, бесклассового, справедливого и совершенного во всех аспектах общества и, с другой стороны, международного мира и гармонии между трудящимися всех стран

Сущность и содержание этих проектов и конструкций хорошо известны, поэтому я не считаю целесообразным сколько-нибудь подробно их рассматривать

Остановлюсь лишь на некоторых политико-философских аспектах разного рода идеальных проектов мироустройства

Одним из воплощений политического идеализма является пацифизм. Сам термин «пацифизм» вошел в политический лексикон во второй половине XIX в., хотя феномен, обозначаемый им, возник значительно раньше. В 1927 г. германский философ М. Шелер выделил восемь разновидностей пацифизма: героический и индивидуальный, христианский, юридический, полупацифизм коммунистов и марксистских социалистов, империалистический пацифизм универсального государства, космополитический классовый и культурный интернационал. Все эти разновидности объединяет убеждение в возможности и неизбежности постепенного единения мира и возникновения единой всемирной наднациональной и надгосударственной организации, основанной на международном праве и призванной ликвидировать источники и причины международных конфликтов, отменить силовую политику, установить мирные и гармонические отношения между народами

Проекты создания неких международных институтов для трансформации отношений между государствами восходят к далекому прошлому. В период средних веков француз отец Дюба размышлял о создании «Совета христианских суверенов», призванного предотвращать войны и разрешать споры между суверенными государствами с помощью арбитража, признавая при этом Римского папу в качестве последнего арбитра. С появлением на исторической арене суверенных национальных государств постепенно были разработаны разного рода идеи и идеалы системы равноправных, свободных и самоопределяющихся стран, сосуществующих друг с другом в мире и гармонии. В XVII и XVIII вв. выдвигались проекты создания авторитетных органов, которые решали бы споры между государствами мирными средствами

Среди этих проектов можно назвать, например, «Великий план» Силли, целью которого было провозглашено сохранение мира на европейском континенте, а также предложенный У. Пенном проект «Европейского сейма», который собирал бы вместе представителей европейских государств для разрешения противоречия между государствами, не поддававшихся разрешению дипломатическими средствами; «Проект установления в Европе вечного мира» (1713) де Сент-Пьера; идеи Ж. Ж. Руссо, который обосновывал мысль о создании некоей организации народов Европы, основанной на фундаментальных принципах международного права, и др

Наибольшую популярность получил «Проект вечного мира» И

Канта, в котором вечный мир между народами рассматривался как одна из важнейших целей истории, достигаемых в процессе поступательного движения человечества от грабежа к торговле, от насилия к договорным отношениям, от захватнических войн к мирному порядку. Кант утверждал, что создание правового государства приведет к установлению «вечного мира» между европейскими народами, что все государства, установив у себя республиканскую форму правления, откажутся от притязаний на чужие территории, будь то путем завоевания, наследования и каким-либо иным способом и др

В русле этой традиции А. К. Сен-Симон в работе «О перестройке европейского общества...», опубликованной им совместно со своим учеником О. Тьерри в 1813 г., выдвинул идею создания общеевропейского наднационального государства. Хотя Сен-Симон и делал реверансы в сторону принципа сохранения национального суверенитета, он тем не менее выступал за такую конфедерацию, которая должна была бы управляться наследственным королем и «большим европейским парламентом»

Причем предусматривалось, что эти два органа будут поставлены «над всеми национальными правительствами и наделены полномочиями решать их разногласия»17

Позже было выдвинуто множество подобных идей и проектов

Постепенно в XIX и особенно в XX вв. сложились несколько течений политического идеализма. Важнейшим из них является так называемый либеральный интернационализм, в разработке и популяризации которого ключевую роль сыграл президент США в 1913-1921 г., бывший профессор Колумбийского университета В

Вильсон. Особенность ситуации состояла в том, что президентом страны впервые в американской истории стал «очкарик», т.е

интеллигент, который, как правило, отождествляется с непрактичностью, разного рода несбыточными прожектами переустройства государственной системы и даже всего миропорядка. К исходу первой мировой войны Вильсон выступил с целым комплексом предложений, ставших с тех пор составной частью евангелия политического идеализма или так называемого вильсоновского мифа. В частности, он выдвинул план организации мирового сообщества, основанного на-моральных, а не на традиционных силовых принципах. Он видел главную цель войны не только в разгроме Германии, но и в «спасении мира для демократии», т.е. в формировании нового справедливого мирового порядка, свободного от войн и вооруженных конфликтов. Эта установка наиболее законченное выражение получила в послании Вильсона Конгрессу США 8 января 1918 г., в котором он изложил свои так называемые «Четырнадцать пунктов», представлявшие собой некий план создания «либерального мирового порядка»

Центральное место в этом документе занимали положения о предоставлении национальной независимости народам Европы, лишении Германии колоний в Африке, свободной торговле, разоружении и создании Лиги Наций, призванной защищать свободу всех народов и обеспечить мир во всем мире посредством блокирования инициаторов войн и революций. Созданная по его инициативе Лига Наций представляла собой попытку обеспечения глобального мира. Особый интерес представляет то, что в «Четырнадцати пунктах» и в проектах договора о Лиге Наций центральное место занимало положение о защите права наций на самоопределение

Накануне Парижской мирной конференции В. Вильсон пользовался громадной популярностью и влиянием во всем мире, особенно в Европе. Комментируя этот феномен, Дж. М. Кейнс, сам участник той конференции, писал: «На какой головокружительной 17 Le Bras-Chopard A. La Guerre. Theories et ideologic P., 1994. P. 70

высоте стоял президент в чувствах и надеждах всего мира, когда он направлялся к нам на борту «Георга Вашингтона». О! Какой великий человек явился в Европу в те дни нашей победы!»18

Авторитет Вильсона подкреплялся реальной силой Соединенных Штатов того времени, которые к тому времени выступили на международно-политическую авансцену как мощная мировая держава

Естественно, что от Вильсона ждали решения если и не всех, то, во всяком случае, главных проблем послевоенного мироустройства

Однако оказалось, что на самом деле президент не обладал ни соответствующим реалистическим планом осуществления предлагаемых мер, ни политической волей, ни необходимыми для этого инструментами и средствами. Когда дело дошло до их практического воплощения, обнаружились туманность, отрывочность и невыполнимость его идей. Как писал Дж. М. Кейнс, «Четырнадцать пунктов, вполне сохраняя букву, превратились в документ, обреченный на истолкование с помощью примечаний, предназначенный стать орудием самообмана»19. К тому же Конгресс США отказался ратифицировать Версальский мирный договор, и соответственно страна, выступившая инициатором ее создания, не стала ее членом. Хотя Лига и добилась определенных успехов в 20-х годах, по мере приближения мирового конфликта в 30-х годах она во всевозрастающей степени демонстрировала свое бессилие

Идеи Вильсона уже в период их обнародования со всех сторон подвергались во многом справедливой критике со всех сторон

Например, известный в то время геополитик Г. Макиндер в своей работе «Демократические идеалы и реальность», опубликованной в 1919 г., отмечал, что демократический идеализм, возможно, благороден и хорош, но не соответствует мировым реальностям

«Идеалисты составляют соль земли», — говорил он, но «демократия несовместима с войной против автократий». Главный просчет Вильсона и его сторонников Макиндер усматривал в том, что они игнорируют «реальности географии и экономики». Правда, в качестве демонстрации этих реальностей он приводил свой, не более убедительный, чем у Вильсона, тезис о хартленде и мировом острове, как двух основных китах, на которых и зиждятся контуры миропорядка20

Следует отметить также то, что результатом усилий Вильсона, как справедливо отмечал американский историк Л. Гарднер, стало слияние, или сделка, либерализма с силой. Иначе говоря, войны 18 Кейнс Дж. М. Экономические последствия Версальского мира С. 16

19 Там же. С. 22

20 Об этом подробнее см.: Гаджиев К. С. Геополитика. М., 1997

предполагалось ликвидировать с помощью войн, достичь либеральной цели, если понадобится, с помощью силы21. В конечном счете, Вильсон оказался неспособен примирить принцип самоопределения наций с идеей «мирового либерального порядка», его затея оказалась мертворожденной. Сильный удар по этой модели был нанесен великим экономическим кризисом 30-х годов, а также политикой ведущих держав, способствовавшей сползанию человечества к новой мировой войне

Но тем не менее, несмотря на вакханалии двух мировых войн, идеализм как бы приобрел новое дыхание в послевоенный период. В значительной степени планы создания ООН в качестве всемирной организации, призванной обеспечить мир во всем мире, во многом были стимулированы теми же вильсоновскими соображениями формирования мирового порядка, свободного от войн и конфликтов

К тому же некоторые проповедники так называемого американского века рассматривали ООН в качестве инструмента распространения политики нового курса Ф. Рузвельта на весь мир

В духе вильсоновского идеализма в послевоенный период разрабатывались различные проекты формирования некоей наднациональной власти, призванной взять на себя часть суверенитета национальных государств. Так, в 1948 г. Р. Арон и А

Марк в «Принципах пацифизма» выступили за создание единой федеральной власти, которая бы заменила собой власть суверенных национальных государств. Социально-философское обоснование этой идеи дал католический философ и теолог Ж. Маритен в работе «Человек и государство» (1953). Предлагая рассматривать общество как автаркическое и самодостаточное единство, Маритен видел главное его предназначение в обеспечении внутреннего и внешнего мира (paix). Поскольку, говорил он, отдельно взятое государство не способно обеспечить такую самодостаточность, оно не в состоянии гарантировать также мир. Поэтому сообщество людей должно быть достаточно крупным, чтобы стать автаркическим и самодостаточным. Решение этого вопроса он искал на путях формирования «политически организованного международного сообщества», в котором государства, хотя и сохранятся, «будут лишены полного суверенитета»22

Предлагались также различные проекты конституционного устройства нового мирового государства. Одними из первых среди них стали проекты Лармеру (1946), де Митьера (1947), Боргезе (1949). В настоящее время существует не менее десятка проектов 21 Gardner L. С. A Covenant with Power America and World order from Wilson to Reagan

L., 1984. P. XII-XIII

22 Maritain J. L'homme et 1'etat. P., 1965

всемирной конституции. В первые послевоенные годы были основаны такие организации, как Союз европейских федералистов (СЕФ) и Всемирная ассоциация за мировую федерацию, которая недавно было переименована во Всемирное федералистское движение (ВФД). Идейная же основа современного федералистского движения была сформулирована в так называемом «манифесте Вентотена» (по названию небольшого острова на западном побережье Италии) итальянскими антифашистами А. Пинелли и Э

Росси в 1941 г. Всех их объединяла вильсоновская мысль о возможности создания совершенного мирового порядка, свободного от войн и межгосударственных конфликтов

В русле этой традиции в последние десятилетия на авансцену политической и интеллектуальной жизни выступило влиятельное направление, сделавшее объектом своих исследований форм и средств решения вставших и могущих возникнуть перед человечеством проблем от угрозы термоядерной войны до экологической катастрофы, от опасностей демографического взрыва до последствий неуправляемого развития науки и техники, от истощения природных ресурсов до все более расширяющегося разрыва между «богатым Севером» и «бедным Югом» и т.д

Активное участие в разработке этих идей принимают такие авторитетные неправительственные организации, как Ассоциация содействия ООН, Фонд Стенли, авторы стокгольмских инициатив и др. Особенно большую роль в этой области играют Римский клуб и Международный институт прикладных исследований, так называемая Парижская группа, Совет по изучению человечества и другие организации. В основе их разработок лежит следующий довольно простой постулат: если мир един, то и необходимо разработать единую для всех составляющих этот мир компонентов глобальную модель, отражающую его как «глобальную систему». К настоящему времени создано около 20 глобальных моделей, предлагающих различные варианты решения стоящих перед человечеством проблем. Это прежде всего получившие широкий резонанс модели «Пределы роста» Д. Ме-доуз и другие, Д

Форрестера «Мировая динамика», Месарови-ча-Пестеля «Интегрированная модель мира» и др

Характерен с данной точки зрения специальный доклад под названием «Перестройка международного порядка», подготовленный по инициативе Римского клуба Я. Тинбергеном. В нем, в частности, обосновывается мысль о том, что «существование международной системы требует фундаментальных структурных реформ» и создания «нового международного социального и экономического порядка». Главную цель такой перестройки автор доклада видит в «достижении достойной жизни и благосостояния для всех граждан мира», которую, по его мнению, можно реализовать на основе «справедливого социального порядка, как национального, так и международного», путем уравнения возможностей людей как в отдельных странах, так и в различных государствах на мировой арене. Аналогично рассуждают авторы доклада Римскому клубу «Цели для человечества». Они говорят о «революции мировой солидарности», о необходимости «нового мирового порядка» или «нового мирового общества» на основе «гармоничного развития всех обществ, руководствующихся новой этикой гуманизма и взаимной солидарности». Более того, ряд глобалистов идут еще дальше, заявляя о необходимости облечь эту систему в государственно-политические формы. По мнению наиболее оптимистически настроенных глобалистов, «если уровень взаимозависимости в (международной) системе и дальше будет расти, то это фактически ускорит появление мирового «сообщества» («общины») или мировой «культуры», которая, в свою очередь, приведет к образованию мирового «государства», способного управлять растущим уровнем взаимозависимости». При всей привлекательности этих рассуждений учет опыта истории учит нас той очевидной истине, что совершенный мировой порядок уместен лишь в теории в качестве идеала, который невозможно осуществить, но к которому люди должны стремиться

Далеко идущая попытка возрождения вильсоновских идей была предпринята в период президентства Дж. Картера во второй половине 70-х годов. Идеалист Дж. Картер сделал стратегию защиты прав человека краеугольным камнем своей внешнеполитической стратегии. Причем следует признать, что она имела своим объектом не только Советский Союз и другие коммунистические страны, но также авторитарные и диктаторские режимы в Азии, Африке и Латинской Америке, хотя Вашингтону и не были чужды двойные стандарты при оценке политики того или иного дружественного ему режима. Вольно или невольно Картер поднял столь актуальную практически для всей планеты проблему, способствовав тем самым концентрации на нее внимания всей международной общественности. Этот курс при всех его издержках принес некоторые плоды. Вероятно, пропагандистская деятельность и отдельные внешнеполитические шаги администрации Картера внесли определенный вклад в падение диктаторских режимов И

Амина в Уганде, Сомосы в Никарагуа, Бокассы в Центрально- Африканской Республике и оживление антидиктаторских настроений в Латинской Америке

Но все же нередко риторика в защиту прав человека приносилась в жертву силовой политике давления на Советский Союз и другие неугодные Вашингтону страны. Эта тенденция стала особенно выпуклой с приходом к власти в 1980 г. Р. Рейгана, когда защита прав человека всецело была подчинена силовой политике

Показательно, что ряд должностных лиц рейганов-ской администрации выступил с предложениями об упразднении созданного при Картере Бюро прав человека при Госдепартаменте

Администрация Рейгана продолжала проводить политику защиты прав человека в той мере, в какой она помогала реализации принципов силовой политики в отношении Советского Союза

В целом идеалисты вильсоновской закваски исходят из убеждения в том, что существует некая естественная или по крайней мере достижимая гармония интересов государств, настроенных на сохранение мира и в силу этого способных разрешать возникающие на международной арене проблемы, опираясь на здравый смысл, руководствуясь общественным мнением, сообразуясь с проверенными временем канонами международного права. По их мнению, характер существующей в стране системы правления самым непосредственным образом отражается на степени ее агрессивности или миролюбия. Естественно, что диктаторские формы правления более агрессивны, чем демократии, поскольку Диктаторы могут предпринимать военные акции по собственной инициативе, не спрашивая мнения своего народа. Иначе говоря, политический идеалист является безусловным сторонником демократии, рассматривая последнюю как лучшую гарантию международного мира

Радикализм любого рода, как правило, приводит к саморазрушению, поскольку многообразие реальной жизни нельзя втиснуть в прокрустово ложе каких бы то ни было теорий, какими бы совершенными на первый взгляд они ни были. Если радикалы одерживают верх, они вдобавок сеют семена разрушения самого общества или же сами сознательно разрушают его. Идеализм и реализм в тандеме, как говорится, уравновешивают друг друга, гася радикализм с той и другой стороны. Как правило, ни один из них в одиночку никогда на долгое время не овладевал умами людей

Рационалистический элемент в политическом идеализме, его глубокое убеждение в возможности установления согласия и гармонии между конфликтующими интересами, потребностями, устремлениями людей всегда оказывались более привлекательными для большинства людей. Однако многими аналитиками, к сожалению, не без оснований, идеализм в политике, особенно во внешней политике, оценивается как наивная и утопическая философская позиция, которая не способна учитывать реальности силовой политики. И, действительно, зачастую теории, построенные на идеальных проектах политического устройства, разбивались о реальности общественно-исторического развития

Нельзя не обратить внимание и на тот факт, что нередко сила и насилие, угроза их применения становились интегральной частью любого варианта политического идеализма. Было бы не совсем корректно утверждать, что политические идеалисты вообще не признают факт существования в политике интересов и особенно национально-государственных интересов. Они в большинстве своем не приемлют подход, согласно которому политика есть исключительно результат столкновений и конфликтов интересов. В их глазах государство имеет как друзей, так и интересы. Главным условием достижения и сохранения мира они считают завоевание как можно большего числа друзей путем содействия распространению собственных институтов и ценностей. Отсюда — приверженность того или иного государства, партии или иной политической силы идеологизированной внешней политике, в соответствии с которой друзей и противников выбирают по идеологической близости или отдаленности

Особенно важно учесть тот факт, что самые что ни на есть идеальные проекты переустройства общества рано или поздно оказывались сопряжены с силовыми методами борьбы и стремлением к установлению монопольной власти для реализации искомого идеала. Слишком часто приверженцы политического идеализма сознательно или же в силу обстоятельств брали на вооружение путь принудительного, насильственного осчастлив- ливания людей. Иногда для реализации предлагаемого ими проекта они отдавали предпочтение имперской форме организации государства и соответствующим ей атрибутам. Имперская ноша, как правило, со временем становится не под силу идеалу, и он рано или поздно терпит крах под ее тяжестью. Поэтому неудивительно, что история просто не знает реализовавшихся на практике идеалов. С данной точки зрения историю можно назвать кладбищем множества нереализованных идеалов. Это во многом определялось тем, что, по большому счету, историческая функция политического идеализма состояла скорее в критике, разоблачении, разрушении существующей системы, нежели в создании основ новой системы

Как показывает исторический опыт, попытки реализации самых прекрасных идеалов и утопий так или иначе заканчивались в лучшем случае неудачей, а в худшем случае установлением самой свирепой деспотии. Можно сказать, что идеалы совершенного национального государства, совершенного бесклассового государства и интернационализма стимулировали не меньше войн, пертурбаций и бедствий, чем идеалы политического реализма. На протяжении всей истории инициаторами войн и конфликтов были не только разного рода Ганнибалы, Александры Македонские, Наполеоны, Бисмарки и другие, условно говоря, реалисты, но и идеалисты вроде братьев Гракхов, Марата, Робеспьера, Ленина, которые стали, по сути дела, инициаторами кровавых гражданских войн, оказавшихся не менее жестокими и кровавыми, чем межгосударственные войны. Как известно, Ж.-П. Марат, М

Робеспьер и другие вожди Великой французской революции руководствовались самыми благими идеальными или идеалистическими соображениями, но закончили террором, жертвами которого в конечном счете стали и они сами. То же самое верно применительно к большинству революционеров

Как правило, особенно легко побеждали именно вооруженные пророки, которые проявили способность умело сочетать силу убеждения с силой оружия. Как не без оснований подчеркивал Н

Макиавелли, «Моисей, Кир, Тезей, Ромул не были бы в состоянии надолго обеспечить повиновение установленному ими строю, будь они безоружны, как это случилось с братом Джироламо Савонарола, который погиб со своими новыми убеждениями, как только толпа начала терять веру в него, а у него не было средств удержать веривших в него раньше, ни заставить уверовать неверующих»23

Обоснованность этих и подобных им доводов воочию продемонстрировала все последующие события после сожжения на костре Савонаролы. Почти все победившие идеальные учения оказывались верны, потому что их носители были всесильными, а не наоборот, как утверждал один известный революционер об учении, под знаменем которого была совершена самая радикальная революция, возможно, за всю историю человечества

Или же Версальский договор, который должен был «положить конец всем войнам», был составлен скорее в традиционном духе победителей и побежденных, нежели в духе бескорыстного идеализма. Как отмечал Дж. М. Кейнс, на Парижской мирной конференции боролись между собой «Четырнадцать пунктов» Вильсона и Карфагенский мир Клемансо24. Пользуясь правами победителей, Великобритания и Франция настояли на том, чтобы навязать Германии тяжелые и унизительные условия, преследуя при этом цель максимального ее ослабления. Вся вина за развязывание войны возлагалась на Германию, и она обязывалась уплатить 23 Макиавелли Н. Государь. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. О военном искусстве. М., 1996. С. 54

24 См.: Кейнс Дж. М. Указ. соч. С. 25

победителям огромные репарации. Некоторые территории, традиционно рассматривавшиеся как германские, отошли к Польше

На численность германской армии налагались жесткие ограничения

Поэтому неудивительно, что в Германии Версальский договор был воспринят как несправедливый, и его ревизия стала главной политической целью правящих кругов этой страны в течение всего межвоенного периода, что в конечном счете привело к новой еще более жестокой и кровавой войне

Марксистский подход к трактовке общественно-исторических процессов представляет собой яркий пример органического синтеза принципов обоих главных направлений в политике. С одной стороны, он постулирует цель строительства идеального коммунистического общества без классов и классового господства, без конфликтов и войн, общества социальной справедливости и равенства, всеобщей гармонии и единства интересов. С другой стороны, краеугольной в нем является теория классов и классовой борьбы, рассматриваемые в качестве движущего фактора общественно-исторического развития человечества во все периоды его истории. Исходя из этого постулата была выдвинута концепция вооруженной революции как единственного эффективного средства уничтожения существующей государственно-политической системы. Тем самым делается упор именно на господство, гегемонию, силовое разрешение проблем, возникающих в классовом обществе и между государствами. В данном контексте парадокс состоит в том, что у ряда философских анархистов, таких, например, как Ф. Ницше, защита отсутствия власти органически совмещалась с апологией сильной личности, воли к власти, способности человека навязать свою волю другим людям

В начале Нового времени восходящий национализм выступил в качестве обоснования идеала совершенного национального государства. Но, как показал исторический опыт, под личиной национализма скрывались сонмы разрушительных демонов, которые толкали народы друг против друга на разрушительные и истребительные войны. Более того, в противовес идеалистическому национализму более притягательным для многих народов оказался так называемый «интегративный национализм», проповедующий идеи превосходства одних народов над другими, их избранности и исключительности, их особой миссии руководить другими народами и т.д

Обращает на себя внимание, что большинство идей, возникших в рамках политического идеализма, рано или поздно приобретали респектабельность, приземлялись, теряли радикализм и идеализм и постепенно становились официальными идеологиями власть имущих, обогащая тем самым традицию политического реализма

Об этом свидетельствует, в частности, опыт большинства хилиастических, милленаристских сект и движений периода Реформации, претендовавших на возвращение к истокам, т.е

первоначальному христианству с его простотой обрядов и отношений с Богом, и создание новой общины истинных христиан

Однако в кальвинизме и протестантизме они закончили созданием собственных церквей с собственными авторитарными формами правления, жесткой иерархией, догматикой, литургией, которые, в сущности, свели к нулю саму идею священства всех верующих

Результатом Реформации стали, с одной стороны, религиозные войны, а с другой стороны, религиозный скептицизм, ставший исходной основой безверия Нового и Новейшего времени. По многим из этих параметров различные деноминации протестантизма мало чем отличались от католической церкви, которую они решительно отвергали

Поэтому неудивительно, что весьма трудно, если не невозможно провести сколько-нибудь четкие границы между политическим реализмом и политическим идеализмом. Это особенно верно, если учесть, что история общественно- политической мысли представляет собой постоянный процесс диалектической смены различных идей и концепций, призванных отражать и обосновывать насущные потребности каждой конкретной исторической эпохи. Неудача или исчерпание одних идейных конструкций выводит на авансцену новые, более отвечающие духу времени конструкции, и этот процесс продолжается до бесконечности. С определенной долей упрощения можно сказать, что в результате разочарования в принципах политического реализма на его смену приходит политический идеализм с его яркими и мобилизующими лозунгами о справедливом и совершенном общественном устройстве. А когда эти последние, исчерпав свои мобилизационные и интеграционные возможности, выхолащиваются и подвергаются эрозии, приходит час политического реализма с его требованиями учета объективных фактов и реальностей

С данной точки зрения, интересна концепция циклов американской истории А. М. Шлезингера25. Он открыл своеобразную пульсацию или циклическую смену периодов либерализма и консерватизма, реформ и стабилизации в политической жизни США. По Шлезингеру, в формировании и дальнейшем развитии американской общественно-политической 25 Schlesinger A. M. The Cycles of American History. Boston, 1986

системы и американского национального характера определяющую роль сыграли две конфликтующие друг с другом и взаимосвязанные тенденции, восходящие своими корнями к пуританскому этосу

Одну из этих тенденций, включающую рационализм и эксперимента-лизм, он называет традицией, а вторую, включающую идею особой миссии и предопределения судьбы Америки (Manifest destiny), — контртрадицией

Этот тезис подтверждается всем историческим опытом США, двойственностью и противоречивостью американского национального характера и сознания, нашедших свое наиболее адекватное выражение в феномене американизма, составляющего основу, субстрат американского национального сознания. Здесь мы находим в тесном переплетении и взаимопроникновении такие, казалось бы, взаимоисключающие друг друга элементы, как экспериментализм, реализм, прагматизм, ориентация на посюсторонний мир, даже заземленность, приверженность истории и т.д., и в то же время религиозный энтузиазм, морализм, мессианство, стремление «преодолеть» историю. Причем при всех претензиях на мессианизм и богоизбранность у американцев здравый смысл в конечном счете одерживал верх

Еще Р.У. Эмерсон утверждал, что человечество всегда делилось на консервативную партию и партию «новшеств». Первая исходит из того, что существующее положение вещей соответствует разумному порядку вещей в мире, поэтому выступает за сохранение статус-кво, против социальных и политических изменений. Что касается второй, то она призвана обеспечить реформирование общества для приведения ее в соответствие с изменениями общественно-исторических реальностей. С этой точки прав Шлезингер, который изображал исторический процесс как беспрерывную череду приливов и отливов то одной, то другой из этих партий. По его схеме, в США приверженность консерватизма существующему, привычному, традиционному уравновешивается «партией новшеств» или «партией социального прогресса», которая верит в возможность совершенствования общества путем целенаправленного осуществления специально разработанных для этого мер. Американцы, говорил он, реформаторы весной и летом, консерваторы — осенью и зимой, реформаторы — утром, консерваторы — вечером. В процессе взаимной борьбы либерализм и консерватизм циклически сменяют друг друга: либерализм производит назревшие изменения в обществе, а консерватизм, придя к власти, закрепляет перемены, осуществленные в период нахождения у власти либерализма. Тем самым эти две партии не исключают, а дополняют друг друга

В целом период преобладания общественного интереса характеризуется далеко идущими реформами, приверженностью большинства народа делу изменений. Но со временем энтузиазм, идеализм, реформизм, одержимость общественными целями ослабляются и исчерпываются. Вместо них в качестве главного средства достижения общего блага рассматривается реализация частного интереса. Определяющую роль приобретает невидимая Рука рынка. Наступает время приватизации, материализма, ге- Донизма, классового и индивидуального интереса. Это время консолидации, когда абсорбируются и легитимизируются новации предыдущего периода. Но опять же, насытившись этим, люди снова начинают искать смысл жизни вне собственных интересов, реализуя себя на службе своей стране

Из всего изложенного можно сделать вывод, что любой общественный идеал никогда не реализуется в чистом виде. Он не может быть окончательно осуществлен, поскольку, как подчеркивал И. Кант, он наталкивается на ограниченность и несовершенство самой человеческой природы. Но это отнюдь не значит, что идеал представляет собой нечто недействительное, некий произвольный продукт нашего воображения. Значимость идеала, равно как и любой трансцендентной идеи, состоит в том, чтобы ориентировать наше сознание и действия на определенную цель, таким образом, чтобы все линии направления сходились в одной точке (focus imaginarius). Эта точка, говорил Кант, «служит для того, чтобы сообщить им наибольшее единство»26

Но в то же время необходимо учесть, что реальная политика требует учета множества повседневно-практических и жизненных обстоятельств, блокирующих реализацию в чистом виде не только общественного идеала народа или государства, но и идеалов или конечных целей, заложенных в программах и платформах тех или иных политических сил или партий. Мы часто говорим, например, о том, что такой-то партии, придя к власти, не удалось реализовать все свои программные установки, обещания и т.д.; что такому-то идейно-политическому течению не удалось сформулировать программу, в полной мере соответствующую существующим реальностям; что государство благосостояния, или, скажем программа «великого общества» Л. Джонсона, потерпела неудачу в решении проблем бедности и социального равенства в США и т.д

Это говорит не столько о несостоятельности той или иной программы, предлагаемой определенным идейно-политическим течением, сколько о невозможности втиснуть все многообразие 26 Кант И. Соч. Т. 3. М, 1964. С. 553

социального бытия в прокрустово ложе каких бы то ни было схем и проектов

При разработке того или иного общественного идеала необходимо исходить из постулата о свободе бесконечного развития, а не цели достижения законченной гармонии всех аспектов жизни. Подобно тому, как видимый физический горизонт есть всего лишь иллюзия, за которой простирается бесконечность, мысли человеком моральный горизонт также является иллюзией, за которой лежит бесконечность действий и устремлений. Понятие бесконечности есть фундамент общего миропонимания, оно должно быть краеугольным камнем также моральной философии. Как писал П. И. Новгородцев, путь морального прогресса — это путь постепенных исканий и стремлений, не останавливаясь на достигнутом и преодолевая препятствия27. Здесь речь может идти не о достижении конечных целей и окончательных решений, а о непрекращающемся стремлении к осуществлению вечного идеала

Этот идеал, собственно говоря, и может существовать как идея, утопия, отдаленная цель, которую невозможно в полной мере достичь, но к которой люди всегда будут стремиться. Однако на пути реализации этих стремлений они идут к более совершенному обществу, с более гуманными, свободными, демократическими отношениями

Вечная антиномия между идеалом и реальностью постоянно самовоспроизводится, поскольку не может быть реальности статичной, неизменной, раз и навсегда утвердившейся. Всякая идеальная конструкция в общем и целом создается путем экстраполяции количественных переменных и параметров наличного состояния на будущее, которое имеет собственную систему детерминаций, приоритетов и предпочтений. В данном контексте легче понять принципиальную невозможность разрешения антиномии между свободой и равенством. Обе эти категории представляют собой желательные для большинства людей, но практически недостижимые идеалы. Теоретическое допущение полной реализации идеала свободы предполагало бы ущемление равенства и, наоборот, полная реализация идеала равенства — ущемление свободы

Поэтому одинаково несостоятельны морально как учения, проповедующие неограниченный индивидуализм, так и учения, которые требуют жертвовать благосостоянием и счастьем ныне живущих во имя будущего, для не родившихся еще поколений. Как подчеркивал С. Л. Франк, ни морально, ни научно нельзя 27 См.: Новгородцев П. И. Об общественном идеале. Берлин, 1922. С. 21

примириться с положением, когда достижения «всех прошедших поколений рассматриваются здесь просто как удобрение, нужное Для урожая будущего, который пойдет на пользу последних, единственных избранников мировой истории». Если история вообще имеет смысл, продолжал Франк, то этот смысл «возможен лишь, если каждая эпоха и каждое поколение имеет сообразное собственное значение в ней, является творцом и соучастником этого смысла. Этот смысл должен поэтому лежать не в буду, щем, а сверхвременно охватывать мировую историю в ее целом»28. Каждое поколение самодостаточно и самоценно и ни в коем случае не может служить просто неким средством или опорой, призванной поддержать свод еще непроектированного и непостроенного здания, предназначенного для грядущих поколений. Все предшествующие поколения носили в себе и свою цель и свое оправдание. Иначе потеряли бы смысл и значение как исчезнувшие древние цивилизации, так и деяния наших предков. Нет и не может быть такого состояния общественного бытия или такой организации социальной жизни, где общественный идеал нашел бы полную и завершенную реализацию, такого состояния, для которого любое прошлое или любое настоящее могло бы служить средством

28 Франк С.Л. Духовные основы общества. С. 42