1. РАВЕНСТВО ПОЛОВ И ДИСКРИМИНАЦИЯ ПО ПРИЗНАКУ ПОЛА

Вплоть до XX в. (и на протяжении его значительной части) большин­ство теоретиков-мужчин, принадлежавших всем частям политического спектра, принимали представление о том, что такое «заложенное при­родой» основание для ограничения женщин сферой семьи и для «юри­дического и закреплённого обычаем подчинения женщин их мужьям» в рамках семьи (см.

' Принимая no доминирующее представление о том, что есть ■заложенное природой1 основание для правления мужа «как более способною и более силь­ного- (Локк, цит. по: [Okin 1979: 200|; см. также Локк Дж. Соч. Т. 3. М.: Мысль, 1468. С 308), классические либералы создали для себя CipfcllBCI противоречие. Ибо они также утверждали, что все люди но природе рлвны. что природа не дает никаких оснований для неравенства в правах. В »том, как мы видели,была суть их теорий естественного состояния (см. гл. 2 S i наст изд.) Почему же тот п|ч- urn Hi .i.viiJii факт, что мужчины ■способнее и сильнее*, должен оправды­вать неравные права для женщин, если, как утверждает сам Локк. различия в физических совершенствах или способностях не оправдывают неравных прав' Нелыя одновременно и поддерживать равеж ibo .реди мужчин на том основа­нии, что различия в способности* не оправдывают разных прав, и исключать женщин ■как класс- на том основании, что они менее способны.

472

VIII. Феминизм

приняли антидискриминационные законы, направленные на обеспече­ние равного доступа женщин к образованию, рабочим местам, полити­ческим постам и т.д.

Но эти антндискриминационные статуты не принесли с собой равен­ства полов. В Соединённых Штатах и Канаде масштабы сегрегации на наиболее низкооплачиваемых работах увеличиваются, и имеется обес­покоенность по поводу «феминизации бедности» (см. [Weilzman 1985: 350)). В семье женщины делают большую часть домашней работы, даже когда работают на полную ставку. Это и есть знаменитый «двойной день» или «вторая смена», которой до сих пор ожидают от работающих жен­щин (см. (Hochschild 1989)). Действительно, исследования показывают, что даже безработные мужья гораздо меньше делают по дому, чем жёны, работающие 44 часа в неделю (см. [Okin 1989в: 153-154)). Более того, ра­стёт домашнее насилие и число сексуальных преступлений. Катрин Ма-киннон резюмирует своё исследование последствий введения равнопра­вия в США следующим образом: «законодательство о равенстве полов оказалось совершенно неэффективным в том, чтобы дать женщинам то, в чём мы нуждаемся и чего не даёт нам общество из-за того, что мы ро­дились женщинами: шанс на продуктивную жизнь с разумным уровнем физической безопасности, самовыражения, индивидуальности и мини­мальное уважение и достоинство» [MacKinnon 1987: 32J\

Почему это так? Дискриминация по признаку пола, как она обычно понимается, предусматривает произвольное или иррациональное ис­пользование тендера в наделении благами или должностями. С этой точ­ки зрения наиболее откровенной формой такой дискриминации явля­ется отказ нанять на работу женщину даже тогда, когда тендер не имеет никакого разумного отношения к выполнению трудовых обязанностей.

Дискриминирующее законодательство, связанное с половыми разли­чиями, было смоделировано с законов о расовой дискриминации. И так же как законы о расовом равенстве стремятся к «не замечающему цвета кожи» обществу, законы о равенстве полов стремятся к достижению «не

' В этой главе я сосредоточу внимание на феминизме в западных демократиче­ских странах, но следует отметить, что положение женщин в остальных частях мира часто намного хуже. В недавней декларации ООН по случаю -Декады женщин- отмечалось: -женщины составляют половину населения, выполняют примерно две трети всей работы по времени, получают одну десятую доходов и обладают менее чем одной сотой собственности- (цит. по: (Bubeck 1995:2]). Фи­лософский анализ проблем, встающих перед женщинами в незападном мире, см.: INussbaum 2000; Okin 1994).

473

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

замечающего полов» общества. Общество будет недискриминационным, если раса или тендер никогда не будут учитываться при наделении благами. Конечно, представить себе, что политические и экономические решения в обществе полностью игнорируют расу, можно, но чтобы общество пол­ностью не замечало полов — очень трудно. Общество, предоставляющее пособия беременным или допускающее мужские и женские виды спорта, учитывает наличие полов, и это не кажется несправедливым. И в то вре­мя как отдельные общественные туалеты для разных рас являются явно дискриминационными, большинство людей не думают так о туалетах для разных полов. Таким образом, «подход различия» признает, что есть си­туации, когда различное обращение с разными полами правомерно. Это не является дискриминационным, пока есть подлинное различие между полами, которое объясняет и оправдывает различное обращение по отно­шению к их представителям.

Подход различия как стандартная интерпретация законодательства о равенстве полов в большинстве западных стран имел некоторые успехи. Его «нравственная идея» состоит в том, чтобы «дать женщинам доступ к тому, к чему имеют доступ мужчины», и он действительно «позволил женщинам получить некоторый доступ к рабочим местам и образова­нию, к деятельности в общественной сфере, в том числе возможность становиться рабочими и служащими, учёными и преподавателями, слу­жить в армии, и иметь более чем номинальную возможность заниматься спортом» (см. [MacKinnon 1987:33,35|). Подход различия помог обеспе­чить гендерно-нейтральный доступ к имеющимся социальным благам или должностям или (гендерно-нейтральную) конкуренцию за них.

Но его успехи ограниченны, ибо он игнорирует то тендерное нера­венство, которое встроено в само определение этих должностей. Подход различия рассматривает равенство полов в плане способности женщин конкурировать в рамках гендерно-нейтральных правил за роли, кото­рые определены мужчинами. Но невозможно достичь равенства, позво­лив мужчинам строить социальные институты в соответствии с их ин­тересами и затем игнорировать тендер кандидатов, решая, кто заполнит роли в этих институтах. Проблема в том, что роли могут быть заданы таким образом, что мужчины будут подходить к ним больше, даже при гендерно-нейтральной конкуренции.

474

VIII. Феминизм

Рассмотрим два примера. Первый касается правил о минимальном весе и росте, необходимых для доступа к некоторым работам, таким как служба в полиции, армии и пожарной охране.

Проблема здесь не в старомодных предрассудках или шовинизме: наниматель, руководствующийся этими ограничениями по росту и весу, может не обращать внимания на тендер соискателей должности. Он, возможно, просто хочет иметь работников, способных выполнять требования к работе. Проблема скорее в том. что требования к работе были первоначально разработаны для мужчин, исходя из допущения, что мужчины будут выполнять эту работу. И поэтому равенство полов требует пересмотра этих условий, исходя из того, что женщины тоже должны иметь возможность занимать эти должности. И действительно, это сейчас и происходит. Многие ограничения по весу и росту сейчас подвергаются изучению для того, чтобы понять, нельзя ли их пересмо­треть для обеспечения больших возможностей для женщин*.

* Сходная проблема возникла в вопросе об адаптации инвалидов. Например, многие работы в офисе требуют того, чтобы люди могли ходить с этажа на этаж, посещать собрания или получать канцелярские принадлежности. Если отсутствуют лифты или пандусы, которых нет во многих маленьких офисных зданиях, люди, передвигающиеся в инвалидных колясках, не могут конкури­ровать за рабочее место.

475

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

Более серьёзный пример касается того факта, что большинство работ -требуют, чтобы пригодный для них человек (независимо от тендера) не был обременён основной тяжестью заботы о ребенке-дошкольнике» (MacKinnon 1987: 37). Учитывая, что от женщин в нашем обществе по-прежнему ожидается, что они будут заботился о детях, у мужчин есть преимущество в соперничестве за такие рабочие места. Проблема за­ключается в том, что многие женщины не соответствуют этому требо­ванию — быть свободными от заботы о детях. Здесь есть тендерная ней­тральность, которая проявляется в том. что наниматели не обращают внимания на тендер кандидатов, но нет равенства полов, ибо рабочие обязанности были разработаны исходя из допущения, что должность будут занимать мужчины, чьи жёны сидят дома и заботятся о детях. Подход различия настаинает на том, чтобы тендер не учитывался при принятии решения о том, кто должен получить работу, но игнорирует тот факт, «что днём, когда тендер был принят но внимание, был день, когда работа была организована в ожидании того, что ее исполнитель не будет иметь обязанностей по заботе о детях- (MacKinnon 1987: 37].

Приводит ли тендерная нейтральность к равенству полов или нет, за­висит от того, был ли тендер принят во внимание ранее и каким обра­зом. Как пишет Джанст Радклифф-Ричарда:

Если группу не допускают к чему-либо в течение достаточно долгого времени, чрезвычайно вероятно, что данная деятельность разовьется так. что станет не­подходящей для исключённой группы. Мы знаем точно, что женщин не допуска­ли к некоторым видам работ, и это означает, что зги работы, вполне вероятно, будут для них неподходящими. Наиболее очевидным примером этого является несовместимость большинства работе тем, чтобы вынашивать и растить детей. Я твёрдо убеждена, что если бы женщины с самого начала в полной мере уча с твовалн в управлении обществом, они нашли бы, как совместить работу и за­боту о детях. У мужчин не было такой мотивации, и результат налицо (Radclitf-Richards 1980:113-114|.

Созданная мужчинами несовместимость между воспитанием детей и оплачиваемой работой привела к глубокому неравенству для женщин. Результатом является не только то, что наиболее ценимые возможности в обществе заняты мужчинами, в то время как женщины непропорцио­нально представлены в сфере низкооплачиваемой работы на неполный рабочий день, но также и то, что многие женщины экономически за­висимы от мужчин. Так как большая часть «дохода семьи» создаётся оплачиваемой работой мужчины, женщина, которая делает неоплачи­ваемую домашнюю работу, становится зависимой от мужчины в плане доступа к ресурсам. Последствия этой зависимости стали более нагляд­ными с ростом числа разводов. Если супруги могут иметь один и тот же уровень жизни, независимо от того, кто зарабатывает, то последствия

476

VIII. Феминизм

развода в США весьма неравные: средний уровень жизни мужчин по­сле развода возрастает на 10%, тогда как у женщин падает на 27% — не­равенство почти в 40%*. Однако ни одно из этих неравных последствий несовместимости ухода за детьми и оплачиваемой работы не является дискриминационным в соответствии с подходом различия, так как здесь нет произвольной дискриминации. Дело в том. что свобода от заботы о детях является важной для большинства существующих работ, и нани­матели не дискриминируют, когда настаивают на этом. Так как свобода от обязанностей по уходу за детьми релевантна для большинства имею­щихся рабочих мест, подход различия утверждает, что дискриминации в этом нет, независимо от невыгодности такого положения дел для жен­щин. Он не может распознать, что релевантность обязанностей по уходу за детьми сама по себе является важным источником неравенства полов, возникшего из-за того, что в прошлом мужчины структурировали виды работ так, чтобы они соответствовали их интересам.

Таким образом, перед тем как решить, нужно ли принимать во вни­мание тендер, мы должны знать, как тендер уже был принят во внима­ние. И фактически почти все важные роли и должности структурирова­ны небеспристрастным в тендерном отношении образом:

...почти каждое качество, отличающее мужчин от женщин, вознаграждается в этом обществе. Физиология мужчин определяет большинство видов спорта, их потребности отражены в страховании здоровья и автостраховании, их соци­ально сконструированные биографии ориентированы на ожидания от работ­ников и на образцы успешной карьеры, их точки зрения и интересы определяют качество научного исследования, их опыт и увлечения — достижения, их объ­ективация жизни — искусство, их служба в армии — гражданство, их присут­ствие — семью, их неспособность ладить друг с другом — их войны и правле­ния — определяют историю, их образ определяет образ Бога, и их гениталии определяют секс. Ибо каждое их отличие от женщин (что. по сути, равносильно плану -позитивной дискриминации- в пользу мужчин ) по-другому известно как -структура и ценности американского общества- [MacKinnon 1987:36].

Всё это «гендерно нейтрально» в том смысле, что женщинам не за­прещают по их желанию стремиться к тому, что общество определяет как ценное. Но это является сексистским, поскольку то, к чему стремят­ся гендерно нейтральным образом, основано на интересах и ценностях

«к

* Точные цифры относительно экономических последствий развода являются дискуссионными. В своей вышедшей в 1985 г. книге Линор Вайцман предполо­жила, что неравенство ещё хуже: по е* подсчетам, в Калифорнии после развода уровень жизни мужчин возрастает на 42%, а у женщин падает на 73% (Wciu-iii.ii! 1985). Ричард Пстсрсон показал, что это ошибка в расчетах, и я привел ето намного более консервативную — но всё равно тревожную — оценку тендерно­го нсравенства,связанногос разводом (Peterson 1996).

477

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

478

мужчин. Женщины поставлены в невыгодное положение не потому, что шовинисты произвольно отдают предпочтение мужчинам в предостав­лении работы, но потому, что всё общество систематически отдаёт пред­почтение мужчинам в определении работ, достижений и т.д.

Действительно, чем больше общество определяет должности «тен­дерным» образом, тем меньше подход различия способен зафиксиро­вать неравенство. Рассмотрим общество, которое ограничивает доступ к контрацепции и абортам и определяет оплачиваемые работы таким образом, что они становятся несовместимы с деторождением и уходом за детьми, и нс обеспечивает экономической компенсации за домашний труд. У женщин в таком обществе нет легальной возможности избежать зачатия детей и возможности одновременно растить детей и работать за зарплату. В результате они становятся экономически зависимыми от того, кто является постоянным источником дохода (то есть от мужчи­ны). Для того чтобы обеспечить себе получение такой поддержки, жен­щины должны стать сексуально привлекательными для мужчин. Зная такую свою вероятную судьбу, многие девушки не будут так же сильно, как юноши, стараться приобрести необходимые для работы умения, по­скольку их могут реализовать только те из них. кто будут избегать бе­ременности. В то время как юноши будут стремиться обеспечить себе личную экономическую безопасность, совершенствуя свои профессио­нальные умения и навыки, девушки будут обеспечивать себе экономиче­скую безопасность, повышая свою привлекательность для мужчин. Это, в результате, порождает систем)- культурных идентификаций, в которой маскулинность ассоциируется с добыванием дохода, а фемининность определяется через сексуальное и домашнее обслуживание мужчин и уход за детьми. Таким образом, мужчины и женщины вступают в брак с разными возможностями получения доходов, и это неравенство ещё более усиливается в браке, по мерс того как мужчина приобретает цен­ный опыт работы. Поскольку женщина сталкивается с большими труд­ностями самообеспечения вне брака, она больше зависит от сохранения брака, что позволяет мужчине осуществлять больший контроль над ней в рамках семьи.

К иком общее гве мужчины как i pvinu в целом кошролирунп шансы в жизни женщин (через политические решения относительно абортов и экономические решения о требованиях к исполнителям тех или иных работ), а отдельные мужчины контролируют экономически уязвимых женщин в рамках брака. Но здесь не обязательно будет присутствовать произвольная дискриминация. Всё описанное выше гендерно-нейтраль­но в том отношении, что тендер не всегда влияет на то, как с человеком обращаются те. кто принимают решения относительно контрацепции, работы и оплаты за домашний труд. Но в то время как подход разли-

VIII. Феминизм

чия принимает отсутствие произвольной дискриминации как признак отсутствия неравенства полов, на самом деле отсутствие такой дискри­минации может свидетельствовать о всепроникающем характере этого неравенства. Именно потому что в этом обществе над женщинами гос­подствуют мужчины, нет необходимости дискриминировать женщин. Произвольная дискриминация при приёме на работу не только не яв­ляется необходимой для поддержания привилегированного положения мужчин. Она вообще вряд ли будет иметь место, если большинство жен­щин никогда и не достигнет такого положения, при котором им будет угрожать произвольная дискриминация при найме на работу. Возможно, отдельные женщины смогут преодолеть социальное давление, поддер­живающее традиционные роли полов. Но чем сильнее доминирование мужчин, тем меньше вероятность того, что какая-либо женщина будет в состоянии конкурировать в борьбе за рабочие места, и тем меньше места для произвольной дискриминации. Чем больше в обществе неравенства полов, чем больше социальные институты отражают интересы мужчин, тем меньше будет произвольной дискриминации.

Ни одна из сегодняшних западных демократических стран не соот­ветствует полностью этой модели патриархального общества. Но в них всех присутствуют некоторые из его важнейших черт. И если мы на­мерены противостоять этим видам несправедливости, то необходимо переосмыслить неравенство полов как проблему не произвольной дис­криминации, но господства. Как пишет Макиннон:

...требовать, чтобы некто был таким же. как и те. кто задают стандарт — те, кто уже социально определены, как нечто иное. — просто означает, что равенство полов концептуально создаётся недостижимым.Те.кто больше всего нуждаются в равном обращении, будут социально наименее похожими на тех. чьё положе­ние задаёт стандарт, которым измеряются чьи-либо права на равное обращение. В доктрннальном плане глубочайшие проблемы неравенства полов связаны с такими ситуациями, когда женщины не находятся в "сходном положении* с мужчинами. В действительности практики неравенства полов ещё реже требу­ют действий, которые были бы намеренно дискриминационными [MacKinnon 1987:44; ср. Taub. Schneider 1982:134|.

Подчинение женщин в фундаментальном плане происходит не из ир­рациональной дифереренциации по признаку пола, но из доминирования мужчин, при котором тендерные различия делаются релевантными при распределении благ к постоянной невыгоде для женщин. Чтобы решить эту проблему, Макиннон предлагает «подход доминирования» к равен­ству полов. Цель этого подхода — обеспечить, чтобы тендерные раз­личия не были источником неблагоприятного положения [MacKinnon 1987: 42; Frye 1983: 38]. Там, где подход различия утверждает, что не­равенство полов оправдано только тогда, когда есть реальные различия

479

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

между мужчинами и женщинами, подход доминирования провозглаша­ет, что различия полов (реальные или воображаемые) никогда не долж­ны использоваться как источник неравенства и господства мужчин (или как оправдание этого)6.

Поскольку проблемой является господство, постольку решением её будет не только отсутствие дискриминации, но и наличие возмож­ностей. Равенство требует не только равных возможностей следовать заданным мужчинами ролям, но и равные возможности создавать за­даваемые женщинами роли, или создавать «негендерные» роли, в кото­рых равно заинтересованы и мужчины, и женщины. Результат такого наделения возможностями может очень отличаться от модели «равных возможностей действовать в рамках заданных мужчинами институтов», которой отдаёт предпочтение распространённая сегодня теория дис­криминации по признаку пола. С позиции равных возможностей мы не создали бы системы социальных ролей, которая определяет «мужские» виды работ как превосходящие «женские». Например, мужские и жен­ские роли в здравоохранении были переопределены мужчинами против воли женщин, занятых в этой сфере. С профессионализацией медици­ны женщины были лишены их традиционных ролей повивальных бабок и целительниц и низведены до роли медсестры — должности, подчи­нённой доктору и в финансовом отношении хуже оплачиваемой. Этого переопределения не было бы, если бы женщины находились в равном положении, и его надо переосмыслить сейчас, если мы хотим, чтобы женщины достигли равенства.

Принятие подхода доминирования потребовало бы многих измене­ний в тендерных отношениях. Но каких изменений потребовало бы это в наших теориях справедливости? Большинство теоретиков, рассматри­вавшихся в предыдущих главах, явно или неявно принимают подход различия. Но отражает ли это изъян в их принципах, или в том, как эти принципы применяются к тендерной проблематике? Многие фемини­сты утверждают, что изъян в самих принципах, что теоретики «мейл-стрима» (как их называет Мери О'Ьрайен от слова male — мужчина), и правые, и левые, интерпретируют равенство так, что признание ими подчинённого положения женщин становится невозможным. Элизабет Гросс утверждает что, так как женщины должны быть свободны пере­определять социальные роли, их цели лучше всего могут быть охаракте­ризованы как политика «автономии*, а не политика «равенства»:

* Как пишет Литтлтон. целью равенства является сделать тендерные различия -социально бесплатными-. Женщины не должны -платить- за то. что женщи­ны н мужчины различны: -различиям ие должно быть пошолено создавать разницу в качестве жизни- (Littleton 1987: 206: ср. Minow 19911.

д8о

viii. Феминизм

Автономия предполагает право видеть себя тем. кем выбираешь — что может подразумевать объединение или союз с другими группами и индивидами, а мо­жет и нет. Равенство же предполагает измерение в соответствии с заданным стандартом. Равенство есть эквивалентность двух (или более) условий, одно из которых играет роль не подлежащей сомнению нормы или модели. Напро­тив, автономия предполагает право принимать или отвергать такие нормы или стандарты, в соответствии с тем, насколько они подходят чьему-либо самоопре­делению. Борьба за равенство... предполагает признание заданных стандартов и соответствие их ожиданиям или требованиям. Борьба за автономию преапо-яагает право отвергать такие стандарты и создавать новые [Gross 1986:193).

Гросс исходит из того, что равенство полов должно определяться че­рез уничтожение произвольной дискриминации. Но подход доминиро­вания есть также интерпретация равенства и, если мы принимаем его, то автономия становится частью наилучшей теории равенства полов, а не конкурирующей ценностью. Аргументация в пользу автономии жен­щин апеллирует к более глубокой идее морального равенства, а не кон­фликтует с ней, ибо она настаивает на том, что интересы и опыт женщин должны быть равно важны в формировании жизни общества. Как пишет Знлла Эйзенштейн, -равенство в этом смысле означает то, что индивиды имеют равную ценность как человеческие существа. При таком видении равенство не означает быть подобными мужчинам, таким, каковы они сегодня, или быть равным своим угнетателям» [Eisenstein 1984: 253].

Таким образом, подход доминирования разделяет с теоретиками -мейн­стрима- приверженность равенству. Но совместим ли он с тем, как эти теоретики интерпретируют эту приверженность? Есть ли нечто, не позво­ляющее тем теоретикам, которых мы рассмотрели в предыдущих главах, принять подход доминирования к равенству полов? Возможно, что и ком-мунитаризм. и либертарианство этот подход отвергнут. Коммуннтаристы, может быть, будут возражать против этого подхода, поскольку он предпо­лагает, что люди могут ставить под сомнение свои социальные роли таким образом, который отвергают или нс одобряют коммуннтаристы (см. гл. 5 S 6 наст. изд.)'. И поскольку либертарианцы отвергают даже формальный принцип недискримннации, лежащий в основе подхода различия, они вряд ли примут подход доминирования. Для либертарианцев наниматели долж­ны быть свободны создавать такие работы, которые считают уместными, и даже, если захотят, заниматься старомодной дискриминацией: если на­ниматель заявляет, что не примет на работу ни одной женщины, то это за­конное применение им его прав частного собственника'.

' Более детальное рассмотрение трений между феминизмом и коммуннтариз-ыоы см.: | Fraier. Laeey 1993; Fraaer 1999; Greschner 1989; Okin 1989fr 41 -62; Fried • тал I989-. 1991; Weu*.Fnedman 1995: HeUV. 1993: 188-191). ' Либертарианскую ьритику законов против дискриминации см.: [Ерйеш 1995а|. О конфликте между либертарианством и феминизмом см. (Okin )989r>: ch.4].

481

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

Могут ли принять подход доминирования либеральные теорети­ки? Макиннон утверждает, что подход доминирования выводит нас за пределы базовых принципов либерализма. И действительно верно то, что теоретики либерализма, как и других традиционных теорий, исто­рически принимали подход различия к равенству полов и, в результа­те, не подвергали серьёзной критике подчинение женщин. Но можно утверждать, что либералы предают свои собственные принципы, при­нимая подход различия*. Действительно, разрыв между подходом раз­личия и принципами либерализма кажется очевидным. Представляется что приверженность либерализма автономии и равным возможностям, а также чувствительному к стремлениям и нечувствительному к природ­ным способностям распределению исключает традиционные тендерные перегородки. Кажется, нет ни одной причины, по которой тендерная пристрастность существующих социальных ролей не была бы призна­на источником несправедливости договаривающимися сторонами в ис­ходном положении Ролза. В то время как сам Ролз ничего не говорит о том, как его договаривающиеся стороны будут понимать равенство полов, другие утверждают, что логика ролзовской конструкции, — т.е. приверженность ликвидации незаслуженного неравенства и свободе выбирать цели, требует радикальной реформы. Например, Карен Грнн утверждает, что заинтересованность договаривающихся сторон в рав­ной свободе требует перераспределения домашнего труда [Green 1986: 31-35]. И Сюзн Окин доказывает, что договаривающиеся стороны Рол­за будут настаивать на более всесторонней критике системы тендерной дифференциации с целью ликвидации как неравного распределения домашнего труда, так и сексуальной объективации [Okin 1987: 67-6% 19896: 173-186; ср. Killay 1995)'°. К сходным заключениям относитсль-

* Действительно, идея Литтлтон о том. что различия должны бы и. •бесплат­ными-, есть всего лишь иной способ пыразщь приверженность либерального равенства к •нечувствительности « природным способностям- (см. гл. 2 4 2,3). Макиннон утверждает, что подход доминирования выше понимания либера­лизма, потому что либералы стремятся в -формальному- или -абстрактному-праяу, которое -прозрачно по содержании» Я не понимаю ее противопостав-ления -формы- и •содержания-, или того, хае это относи ил к либеральным принципам равенства и свободы. Часто кажется,что Макиннон оюждествляет либерализм с одной из американских теорий толкования конституции. О со­отношении между взглядами Макиннон и либерализмом см.: [Langton 1990; SchacfcT 2001; Nussbaum 1999: ch. 2;ТтамАат 1992).

"' Окин мредлатаст две стратегии достижения тендерного равенства. в кратко­срочном плане должны быть приняты меры по -защите уязвимых- Ьрачныс контракты должны быть мюдифицировяиы так. чтобы защищать тех. сто под­чиняет интересы своей карьеры выполнению неоплачиваемой рабиш в семье. Один из способов сделать это — обеспечить, чтобы -оба партнера имели рав­ное право на все доходы, постуттатощие в семью-, и в случае развода «обе осгаю-

482

VIII. Феминизм

но несправедливости традиционных тендерных ролей мы придём, если спросим, выдержат ли эти роли тест на честность Дворкина (ср. гл. 2 § 5 наст. изд.).

Однако этим я не хочу сказать, что либералам будет легко инкорпо­рировать эту более сильную трактовку равенства полов. Подход доми­нирования может потребовать от либералов пересмотра традиционных допущений о соотношении публичного и частного, справедливости и заботы или отказаться от них. Я буду рассматривать эти вопросы либе­ральной теории в следующих двух параграфах.

2. ПУБЛИЧНОЕ И ЧАСТНОЕ

Если мы принимаем подход доминирования к равенству полов, то одна из главных проблем касается неравного распределения домашнего труда и взаимосвязи между семейными и рабочими обязанностями. Но теоретики мейнстрима остерегаются идти на конфронтацию внутрисе­мейных отношений и судить их в свете норм справедливости. Напри­мер, классические либералы исходили из того, что (возглавляемая муж­чиной) семья является заданной биологически и что справедливость касается только конвенционально определённых отношений между семьями (см. (Paieman 1980: 22-24]). Поэтому естественное равенство, которое они обсуждают, касается отцов как представителей семей, а об­щественный договор, который они обсуждают, регулирует отношения между семьями. Справедливость относится к сфере «публичного», где взрослые мужчины взаимодействуют с другими взрослыми мужчинами

щиеся после развода семьи имели один и тот же уровень жизни- (Okin 1989ft: 180-183). В долгосрочной перспективе целью является создание свободного от тендера общества: -справедливым станет будущее без тендера. Для его социаль­ных структур и практик чей-либо пол будет иметь нс большее значение, чем цвет ил или длина пальцев. Не будут приниматься никакие исходные допущения о "мужских" и "женских* ролях, деторождение будет так концептуально разграни­чено с уходом за детьми и другими семейными обязанностями, что будет пред­метом большого внимания и удивления, если мужчины и женщины не будут в равной степени ответственны за домашние дела, или дети будут проводить на-мносо больше времени с одним родителем, чем с другим*. '.Ухо потребует от отцов взять на себя больше ответственности по заботе о детях, от матерей — стабиль­ного пребывания в составе рабочей силы, обеспечения высокого уровня детских садов и ясель и пересмотра школьного расписания и режима рабочего дня так. чтобы это было совместимо с выполнен нем родительских обязанностей. Пре­дельной целью является свободное от тендера общество, и поэтому мы -должны поощрять и облегчать равное разделение оплачиваемой и неоплачиваемой рабо­ты, или продуктивного и реттродуктивного труда между мужчинами и женщина­ми. Мы должны работать ради будущего, в котором все будут склонны к такому образу жизни- (Okin 1989b: 171). Обсуждение предложений Окин см.: (Kleingeld 1998: Sehon 1996: Russel 1995: КутЫКка 1991: Greene 1996).

483

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

в соответствии с теми договорённостями, на которые они согласились. Однако семейные отношения являются «частными» и управляются есте­ственными инстинктами или симпатией.

Сегодняшние теоретики отрицают, что только мужчины способны действовать в публичной сфере. Но в то время как сейчас провозглаша­ется равенство полов, это равенство по-прежнему, как и в классической либеральной теории, применяется к отношениям за пределами семьи. Теоретики справедливости продолжают игнорировать отношения в семье, которая, как подразумевается, является по своей сути естествен­ным объединением. И по-прежнему явно или неявно допускается, что естественная семья — это семья, возглавляемая мужчиной, где женщи­ны выполняют неоплачиваемые домашние и репродуктивные функции. Например, Дж. Ст. Милль подчёркивал, что женщины равно способны к достижениям во всех сферах, но при этом он исходил из того, что жен­щины будут продолжать делать домашнюю работу. Он утверждал, что разделение труда между полами «уже осуществлено по согласию или, в любом случае, не по закону, но по общему обычаю», и оправдывал это как «наиболее уместное разделение труда между двумя людьми»:

Подобно мужчине, выбирающему профессию, женщина, когда она выходит за­муж, тем самым, в общем, дает понять, что она выбрала ведение домашнего хо­зяйства и заботу о семье, так как первое требует её усилий в течение стольких лет её жизни, сколько потребуется для этой цели; и что она отказывается не от всех других целей и занятий, но от всех тех, которые несовместимы С этим [Mill, Mill 1970:179; ср. Donner 1993].

Хотя сегодня теоретики редко выражаются столь же определённо, как Милль, они имплицитно разделяют это допущение о роли женщин в се­мье (или, если нет, то ничего не говорят о том, как должен вознаграждать­ся или распределяться домашний труд). Например, Ролз говорит, что се­мья — это один из социальных институтов, который должен оцениваться теорией справедливости, тем не менее он просто исходит из того, что тра­диционная семья справедлива, и переходит к измерению справедливого распределения через «семейный доход», который находится в руках «глав семейств», так что вопросы справедливости в семье сразу же полностью исключаются". Недостаточное внимание к семье присутствует даже в зна­чительной части либерального 4«минизма, который «принял разделение между публичной и частной сссрерами. Как мы рассматривали это в главе 6, Аристотель и другие античные политические мыслители исходили из того, что свобода и достойная (в терминах Аристотеля — благая) жизнь состоят в активном участии в реализации политической власти, а не в «только социальных» видах деятельности [ Arendt 1959: 24; Лрендт 2000: 49]). Напротив, для либералов свобода и достойная жизнь находятся прежде всего в сфере наших личных занятий и привязанно­стей в гражданском обществе, а главная функция политики — защищать наши личные свободы в гражданском обществе.

Это первая а)юрма либерального разграничения публичного и част­ного — её можно назвать разграничением между государством и обще­ством, поскольку оно приравнивает публичное к государственному, а частное к гражданскому обществу. Важно вспомнить, что либералы отдают предпочтение частной сфере гражданского общества: для либе­рализма характерно «прославление общества», поскольку он предпо­лагает, что частные (негосударственные) ассоциации, которые индиви­ды свободно создают и поддерживают в гражданском обществе, более полны смысла и приносят больше удовлетворения, чем принудительное единство политической ассоциации (см. [YVolin 1960: 363]). Напротив, сегодняшние аристотелевские гражданские республиканцы хотели бы вернуться к более древней модели, где политическое участие рассматри­валось как средоточие достойной жизни, которому отдастся предпочте­ние, а общественная жизнь понималась только как средство поддержа­ния политической жизни.

Куда попадает семья в рамках этого разграничения между государ­ством и обществом? Можно было бы подумать, что она естественным образом попадает в частную сферу гражданского общества, так как се­мьи — это разновидность ассоциаций, свободно создаваемых людьми. Но. как отмечают многие феминисты, большая часть либеральных опи­саний общественной сферы звучит так, как будто в ней находятся только взрослые (и физически полноценные) мужчины, и в них не обращается внимания на труд, необходимый для того, чтобы вскормить и вырастить

487

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

этих участников, — труд, выполняемый прежде всего женщинами и в основном в семье. Как отмечает Пейтман, «либерализм концептуали­зирует гражданское общество, абстрагируясь от причастной к нему до­машней жизни» и, таким образом, «последняя остаётся забытой в теоре­тическом обсуждении. Разграничение между частным и публичным тем самым (представляется) как размежевание в пределах мира мужчин. Это разграничение затем выражается различным образом, не только между частным и публичным, но, например, между "обществом" и государ­ством", или "экономикой" и "политикой", или "свободой" и "принужде­нием", или "социальным" и "политическим"» [Patcman 1987: 107], и всё это — оппозиции «в пределах мира мужчин».

Другими словами, домашняя жизнь обычно выпадала за пределы и государства, и гражданского общества. Почему семья исключается из гражданского общества? Нельзя ответить, что она исключена, так как попадает в частную сферу, ибо проблема именно в том, что она не рас­сматривается как составляющая частной (социальной) сферы — сферы либеральной свободы. Такое исключение семьи в некотором смысле удивительно, ибо семья кажется образцово социальным институтом, потенциально основанным как раз на том виде добровольного сотруд­ничества, которым либералы восторгаются в других сферах общества, но погрязшим в тех присущих ему ограничениям, которые либералы не­навидели в феодализме. Но либералы, заботившиеся о защите возмож­ностей мужчин свободно участвовать в общественной жизни, не обеспо­коились ни тем, чтобы домашняя жизнь была основана на принципах равенства и согласия, ни тем, чтобы организация домашней жизни не мешала доступу женщин к другим формам жизни социальной.

Почему либералы, противостоявшие сложившимся иерархиям в сфе­ре науки, религии, культуры и экономики, не демонстрируют никакого интереса к тому, чтобы сделать то же самое для домашней сферы?1* Ча­стично, несомненно, потому что философы- мужчины небыли заинтере­сованы ставить под сомнение разделение труда между полами, которое им было выгодно. На уровне теории это рационализировалось через до­пущение, что домашние роли «естественны» и заданы биологически, — допущение, основанное либо на утверждениях о «второсортности»

" Одним из объяснений этого является то. что либералы сохранили то же пре­небрежительное отношение к домашней сфере, что было у древних. Так же как древние рассматривали домашнюю сферу как нечто.что следует преодолеть, что­бы освободить мужчин для участия в политической жизни, либералы рассма­тривали домашнюю жизнь как то, чем надо овладеть для участия в обществен­ной жизни. Этим, как представляется, отчасти объясняется то. почему Милль и Маркс не рассматривали репродукцию как сферу свободы и справедливости. Они считали традиционную роль женщин чисто -естественной-, неспособной к культурному развитию (ср. [Jaggar 1983: ch.4;Okin 1979:ch.9;Donner 1993)).

488

viii. Феминизм

женщин, либо в более близкой к нашему времени идеологии сентимен­тальной семьи на утверждениях сентиментальных связях, естественно возникающих между матерью и ребенком, которые несовместимы с чер­тами характера, необходимыми для общественной или политической жизни (см. [Okin 1981]).

Исторически большинство либеральных теоретиков обращались к тому или другому из этих допущений для того, чтобы оправдать исключение се­мьи из либеральной концепции гражданского общества. На этом основа­нии либералы приняли жесткое разграничение между женской домашней сферой и мужской общественной ссрерой (включая и гражданское обще­ство, и политику). Мы можем назвать это традиционным патриархальным различением «домашнего- и ■публичного-, и либералы принимают это различение как само собой разумеющееся, разрабатывая свои концепции разграничения между государством и гражданским обществом. Как верно iiMcuci Пейтман, либеральные концепции разграничения государства и общества описывают его как различие «в пределах мира мужчин», в то вре­мя как подразумевается, что женщины находятся дома, в домашней сфере, к которой они принадлежат «естественным образом».

Однако важно отметить, что эти исходные допущения о роли и спо­собностях женщин не были изобретены либералами, напротив, они предшествуют либерализму, возникнув за несколько сот или тысяч лет до него. По своей сути это долиберальные представления, и нет логи­ческой или исторической связи между ними и признанием либераль­ного разграничения государства и гражданского общества. Печальный факт заключается в том, что почти все политические теоретики в за­падной традиции, какими бы ни были их взгляды на различие между государством и обществом, приняли то или другое из этих оправданий отделения домашней сферы от остальной части общества, и низведения женщин до неё. Как отмечают Кеннеди и Меидас. «почти во всех отно­шениях теории Адама Смита и Гегеля, Канта и Милля, Руссо и Ницше диаметрально противоположны, но в своём отношении к женщинам эти настолько различные философы выступают удивительно единым фронтом». Теоретики-мужчины независимо от их политических взгля­дов, признают, что «ограничение женщин домашней сферой оправдано в силу узкой, эмоциональной, не универсальной природы женщин. По­скольку она знает только узы дружбы и любви, она будет опасной лич­ностью в политической жизни, готовой, возможно, пожертвовать более широкими общественными интересами в пользу личной привязанности и частных предпочтений» (Kennedy, Mendus 1987: 3-4,10].

Другими словами, либералы унаследовали это жёсткое разграниче­ние между (женской) домашней ссрерой и (мужским) публичным миром и придерживались его в силу тех же причин, что и их нелиберальные

489

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

490

предшественники — а именно, на основе допущений относительно есте­ственной роли женщин. То, что либералы подчёркивали важность не по­литической сферы гражданского общества и отвергли аристотелевское предпочтение политики перед обществом, не было причиной или объ­яснением их представлений о семье1*. На самом деле теоретики граждан­ского республиканизма, которые отвергают либеральное разграничение государства и общества, были, пожалуй, склонны к заострению традици­онного разграничения между женским домашним миром и публичным миром мужчин. Например, хотя у древних греков не было ничего подоб­ного одобряемой либералами концепции свободной социальной сферы, но у них было резкое разграничение между домашним хозяйством и пу­бличной сферой, обрекавшее женщин на «публичную незримость» (см. [Elshtain 1981: 22; Arendt 1959: 24; Kennedy, Mendus 1987:6]). «Греческая мысль с несравненной ясностью и отчётливостью выразила эти лежа­щие в основе её политического разграничения положения» [Arendt 1959: 373; Арендт 2(Ю0:49]. Аналогичным образом, когда Руссо возражал про­тив либерального превознесения общества над государством, он пре­поднёс своё видение политически интегрированного общества «так, как будто бы оно было и должно было быть полностью мужским, поддер­живаемым частной женской семейной системой» [Eiscnstcin 1981: 77; ср. Elshtain 1981: 165; Pateman 1975:464]. Действительно, он придерживался греческого представления: «Как скоро эти молодые особы выходили за­муж, их не видно было уже на публике; заключённые в своих домах, они сосредоточивали все свои заботы на своём хозяйстве и семье. Таков об­раз жизни, предписываемый этому полу природой, и разумом» (Руссо, цит. по: [Eisenstein 1981: 66; Руссо 1981: 444]). И хотя Гегель отверг «ра­дикальное отделение» государства и общества в либерализме, его теория «представляет наиболее наглядный пример тому, как сентиментальная домашняя семья использовалась для того, чтобы определить способно­сти женщин, оправдать их подчинение, отсутствие образования и ис­ключение из публичных сфер рынка, гражданства и интеллектуальной жизни» [Elshtain 1981: 176; Okin 1981: 85).

" Многие феминисты утверждают, что разделение на домашнее и публичное выросло вместе с либеральным разграничением публичной и частной сфер или отразилось в нем (см., напр.: (Nicholson 1986: 201; Kennedy. Mendus 1987: 6-7:CoIiheart 1986:112)). Но это исторически неверно, ибо •предоставление пу­бличной сферы мужчинам и (домашней) сферы женщинам перманентно при­суще истории Запада- |EUcnshiein 1981: 22). Либерализм скорее унаследовал, чем создал зто разфаничеиие на публичное и домашнее. Возможно, справед­ливо, что. подчеркивая разграничение между публичным и частным в пределах гражданского общества, либералы затемняют более фундаментальное различе­ние публичного и домашнего [Pateman 1987: 107). Но если так, то затемняется именно долнберальное разделение на женскую и мужскую сферы (tisenshtein 1981: 223;ср.Green 1986: Nicholson 1986: 161).

VIII. Феминизм

Таким образом, либеральное разграничение между государством и обществом отлично от традиционного различения домашнего и пуб­личного. Аристотелевские теоретики республиканизма, отвергающие первое, часто поддерживают последнее. И напротив, принятие перво­го совместимо с отказом от последнего. Действительно, как мы видели, те основания, которые приводят либералы в пользу ценности граждан­ского общества, по-видимому, также являются аргументами для перео­смысления семьи на основе личной автономии, а ие иерархичности, и обеспечения того, чтобы она позволяла, а не делала невозможным уча­стие в общественной жизни.

Есть ли у феминистов какие-то основания отвергать либеральное разграничение государства и общества после того, как мы отличим его от традиционного разграничения домашнего и публичного? Я пола­гаю, что большинство сегодняшних феминистов принимают основные характеристики либеральных представлений о взаимосвязи между го­сударством и обществом и отвергают попытку аристотелевских респу­бликанцев возвысить политику над обществом". Ибо аристотелевское превознесение политической сферы основано на такого рода дуализ­ме природы и культуры, который, как указывают многие феминисты, лежит в основе культурного принижения женщин в нашем обществе. Один из важных моментов в принижении труда женщин, что особенно касается деторождения и ухода за детьми, состоит в признании, что всё это — всего лишь нечто природное, дело биологического инстинкта, а несознательных намерений или культурных знаний (см. [Held V. 1993: 112-1371). Поэтому женщины ассоциируются с чисто животными дей­ствиями домашнего труда, в то время как мужчины достигают подлинно человеческой жизни и подлинной свободы, отделяя себя, насколько это возможно, от домашней сферы «природных- функций или инстинктов.

Аристотелевское утверждение, что политика есть наивысшая «форма жизни, основывается на сходных представлениях, — а именно, что обще-

" Есть феминисты, критикующие либеральное раираииченис на государство и общество, даже когда оно отличается от патриархалыюго разделения на до­машнее и публичное Например. Пейтман утверждает, что в отличи* от кри­тики со стороны республиканцев, стремящихся только ■ восстановить полити­ческое в общественной жизни*, критики феминисты ■настаивают на том. что альтернатива либеральной концепции должна также охватывать взаимосвязь публичной и домашней жизни- ^aleman 1987:108|. Но она не объясняет, поче­му феминисты, отвергающие разграничение домашнего и публичного, должны быть также озабочены либеральным разграничением государства и общества. Её собственные комментарии заставляют предположить, что у нас нет ясного понимания того, почему уничтожение различии между государством и граж­данским обществом будет благом для женщин |Ра1етпап 1987:120). Франс Олсеи основывает феминистскую критик)* разграничения государства и общества на комментариях Маркса по поводу отчуждения [Ohen 1983:1561-1564].

491

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

ственная жизнь, как и домашняя, погрязла в чисто природных видах дея­тельности. Согласно мысли греков социальная жизнь остается «внутри предначертанного круговращения природы, словно бы вибрируя вме­сте с ним между напряжением и покоем, между трудом и потреблением, между наслаждением и теснотой с той же ненарушенной и нерушимой, беспричинной и бесцельной равномерностью, с которой следует друг за другом день и ночь, жизнь и смерть» [Arendt 1959:106; Арендт 2000:137). Эта «бесцельная равномерность» повседневной жизни является в конеч­ном счёте незначимой, обречённой на обращение в прах, из которого и возникла. Только политика предоставляет гражданам «защиту от всего происходящего» [Arendt 1959: 56; Арендт 2000: 73). Поскольку аристо­телевская политика пытается преодолеть природные циклы, было само пнищ разумеющимся, что «удовлетворение жизненных нужд внутри до­машнего хозяйства создаёт условия для свободы в полисе... жизнь внутри хозяйственной сферы вообще существует только ради "хорошей жизни" в полисе» [Arendt 1959: 30-31, 37; Арендт 2000: 42). Действительно, «ни одному виду деятельности, служившему только цели обеспечения жизни, поддержания только жизненного процесса, не позволялось войти в по­литическую сферу [Arendt 1959: 37; ср. Young 1989:253].

Трудно вообразить себе концепцию цели и ценности публичной жиз­ни, которая была бы в большей оппозиции к мнению Эйдриен Рич о приверженности женщин «защите мира, сохранению мира, восстановле­нию мира... невидимому штопанию потёртой и изношенной семейной жизни» [Rich 1979: 205-206]". Действительно, как пишет Энн Филлипс, «кажется, что мало традиций хуже подходят для союза с феминизмом, чем та, [республиканизм] которая рассматривает свободу как принад­лежащую публичной, а не частной сфере, и расценивает безыскусные за­нятия в домашней сфере как истощение мужского героизма публичной жизни» [Phillips 2000: 279|.

Более того, поскольку приоритет политики над обществом часто основывается на приписываемой ей универсальности или всеобщности, защита этой универсальности требует отделения политики от сферы

л™......1.»м»и1ц'лим аристотелевскоереспубликанское понимание полити­ки противоречит феминистский: концепциям политики, основанным на этике заботы, которую в буду рассматривать В следующем параграфе В классической республиканский политике не будет места для принадлежащей Джоан Тронто концепции политики заботы, котирую она определяет как -деятельность рода человеческого, которая включает все. что мы делаем для поддержания, продол­жения и починки нашего "мира', чтобы мы могли жить в нем так хорошо, как это только возможно. Этот мир включает наши тела, наши Я и наше окружение, и все это мы хотим сплести в сложную, поддерживающую жизнь сеть- [Homo 1995: 142).

492

VIII. Феминизм

партикулярное™, и это неизменно означало отделение её от домашних забот. Как отмечает Айрис Янг:

Превознося добродетели гражданства как участия в универсальной публичной сфере, [гражданские республиканцы) проявили бегство от различия между по­лами... Превознесение публичной сферы мужской добродетели и гражданства с ее1 независимостью, всеобщностью и бесстрастным разумом подразумевало соз­дание частной сферы семьи как места, где должны сосредоточиваться эмоции, чувства и потребности тела. Общность публичного тем самым зависит от ис­ключения женщин (Young 1989: 253-254; ср. Phillips 2000: 285-286).

В отличие от аристотелевских республиканцев, которые ценят поли­тику как преодоление природы и партикулярности, феминисты и либе­ралы разделяют фундаментальную приверженность рассмотрению пуб­личной власти как средства защиты частных интересов, потребностей и социальных связей.

Это не означает, что феминисты и либералы согласны по всем вопро­сам соотношения государства и общества. Даже если мы соглашаемся, что обоснованием политической власти должно быть то, что она спо­собствует реализации частных интересов в гражданском обществе, то остаётся ещё много областей потенциальных разногласий. Например, как я отмечал в главе 5, либералы склонны рассматривать гражданское общество как нечто стабильное и саморегулирующееся: до тех пор, пока права индивидов создавать и поддерживать ассоциации должным обра­зом защищены, мы можем смело предположить, что будет существовать полное жизни, процветающее гражданское общество. Но можно поду­мать, что это чрезмерно оптимистическое мнение и что индивиды сами по себе не будут поддерживать сеть социальных отношений, которая им досталась. Возможно, люди будут вступать в социальные связи и пре­рывать их с такой ошеломляющей быстротой, что общество распадётся, если только государство не будет активно вмешиваться для поддержки социальных групп. Эта обеспокоенность была высказана некоторыми коммунитаристскими теоретиками (см. гл. 5 § 8 наст, изд.), и в той сте­пени, в какой фнгминисты разделяют её, они могут пожелать вмешатель­ства государства для поддержания некоторых социальных связей, вклю­чая семейные, и для затруднения выхода из них.

В связи с этим сфеминисты могут не разделять обычную веру либера­лов в то, что свобода слова и прессы б^дет противостоять предрассудкам и стереотипам, включая традиционные тендерные стереотипы, и тем са­мым могут поддержать более сильное вмешательство государства для борьбы с культурным принижением женщин. Либералы склонны ду­мать, что, если каждый имеет свободный доступ к средствам выражения и ассоциациям, то правда победит ложь, понимание победит предубеж-

493

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

494

дения без необходимости контроля над такими культурными сдвигами (см. гл. 5 § 8 наст. изд.). Другими словами, либералы склонны верить, что задаваемое культурой подавление не может выжить в условиях граждан­ской свободы и материального равенства. Поэтому как только женщины получат надёжную защиту своих гражданских и политических свобод, а также равные материальные ресурсы, унизительные стереотипы и об­разы женщин неизбежно будут оспорены и угаснут.

Но феминисты могут считать это представление либералов чрезмер­но оптимистическим. Могут существовать некоторые ложные и пороч­ные культурные репрезентации, которые выживают и даже процветают в свободной и честной борьбе с истиной. Порнография и сексизм в рек­ламе являются тому примерами. Либералы обычно говорят, что. хотя порнография и сексистская реклама могут давать ложное отображение женской сексуальности, это не является достаточным основанием для их законодательного ограничения, не потому что идеи бессильны, но потому что свобода слова и собраний в гражданском обществе есть луч­шая испытательная площадка для идей, чем государственный аппарат принуждения. Для некоторых это звучит как необоснованно наивное представление о способности слова в гражданском обществе искоренить культурное угнетение. Как пишет Макиннон, если свобода слова помо­гает открыть истину, то -почему же мы сейчас — с большим количе­ством порнографии, чем когда-либо раньше — погребены во всей этой лжи?» [MacKinnon 1987:155]. По её мнению, эта вера в свободу слова по­казывает, что -либеральная мораль нс может справиться с иллюзиями, которые констатируют реальность» [MacKinnon 1987: 162].

В результате проблема «адаптивных предпочтений- может быть на­много более серьёзной, чем думают либералы. Как это было рассмотрено в главе 1, есть сильные основания полагать, что люди адаптируют свои предпочтения так, чтобы соответствовать тому, что социальные и куль­турные нормы определяют как нормальное или приемлемое. Если пре­обладающие образы культуры определяют роль женщин как преимуще­ственно обслуживание мужчин, то женщины могут адаптировать свои предпочтения, чтобы соответствовать этому образу. Это одна из причин того, что мы не можем считать существование «довольных домохозяек» (или «довольных рабов») доказательством отсутствия несправедливо сти. Либералы и феминисты согласны в том, что люди должны форми­ровать свои предпочтения в условиях отсутствия подавления, свободы от страха, невежества и предубеждений. Но в то время как либералы склонны думать, что эти условия отсутствия угнетения могут быть обес­печены с помощью более твёрдого поддержания индивидуальных прав и распределительной справедливости, некоторые феминисты верят в то. что необходима активная государственная политика для того, что-

VIII. Феминизм

бы атаковать и преодолеть длинную историю негативных стереотипов о женщинах в школах, средствах массовой информации, рекламе и т.д."

Хотя эти области возможных споров между либералами и фемини­стами имеют первостепенное значение (и содержат некоторые из тех эмпирических вопросов о государстве и культуре, которые я поднял в конце главы 5), они находятся в рамках общей приверженности приори­тету общественной жизни перед политикой.

б. Личное и общественное: право на частную жизнь

Первоначальное либеральное разграничение между публичным и частным в последние 100 лет было дополнено другим, отделяющим личное или интимное от публичного, где -публичное» включает и го­сударство, и гражданское общество. Это второе различение возникло в первую очередь среди романтиков, а не либералов, и даже отчасти как форма оппозиции либеральному прославлению общества. В то время как классические либералы делали акцент на общество как основную сферу личной свободы, романтики подчёркивали воздействие социаль­ного конформизма на индивидуальность. Индивидуальности угрожает не только политическое принуждение, но и заметно вездесущее давле­ние социальных ожиданий. Для романтиков «частное» означало

отстраненность от земного существования |и| ассоциировалось с саморазвити­ем, самовыражением и художественным творчеством... Напротив, в классиче­ской либеральной мысли -частное» относится к обществу, а не к уходу в личное, и общество является сферой свободной разумной деятельности, а не экспрес­сивного своеволия. Либерализм защищает эту сферу, налагая ограничения на осуществления государственной власти и перечисляя противопоставляемые ей свободы. Чистый романтизм и традиционный либерализм разделяет не только их понимание частной жизни, но и их мотивации для выделения привилегиро­ванной частной сферы IRoienblum 1987:59).

Романтики включали общественную жизнь в публичную сферу пото­му, что связи гражданского общества, будучи неполитическими, всё же делают индивидов субъектами зависимыми от суждении и возможного осуждения других. Присутствие других может отвлекать, расстраивать или просто быть утомительным. Индивидам необходимо время для са­мих себя, вне общественной жизни, чтобы созерцать, экспериментиро-

•»

" Анализ того, как либералы оказались не в состоянии адекватно рассмотреть проблему адаптивных предпочтений среди женщин, формирузощихся из-за угнетательских культурных норм и репрезентаций в гражданском обществе, СШ (КегпоЬап 1998; Hampton 1997; 191-209; SunKein 1996; 1999;Okin 1994; 1999; Nus&baum 2000: ch. 5). О признании Ролзом проблемы адаптивных предпочте­ний см.: (Rawlt 1971:259-260).

495

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

вать с непопулярными идеями, восстанавливать силы и поддерживать близкие отношения'4. В этом отношении общественная жизнь может быть такой же слишком требовательной к человеку, как и политическая. Действительно, «приватное в Новое время, решающее прежде всего для важнейшей функции обеспечения интимности. ...было открыто как про­тивоположность не только политическому, но и социальному- (Arendt 1959: 38; Арендт 2000: 51; ср. Ben п. Gaus 1983: 53]. Поэтому романтики рассматривали -любое формальное объединение с дру| ими. за исключе­нием близких отношений, таких как дружба или любовь", как публич­ное- (Rosenblum 1987:67].

В то время как это второе разграничение публичного и частного воз­никло в противостоянии либерализму, либералы приняли многое в этих взглядах романтиков и попытались соединить их акцент на социаль­ное давление с классическим либеральным акцентом на общественную свободу. Романтическое подчёркивание приватности на самом деле со­впадало с опасениями либералов по поводу принудительной власти, осуществляемой группами над их членами в профессиональных ассо­циациях, профсоюзах, образовательных институтах и т.д.. и по поводу более общего давления в пользу социального однообразия, от которого плюрализм ассоциаций и рынок идей не обеспечивал достаточной за­щиты индивидуальности. В результате современные либералы заботят­ся не только о защите частной сферы общественной жизни, но и о том, чтобы выделить пространство в пределах частной сферы, где индивиды могут иметь личное уединение, т.е. частную жизнь. Частная жизнь для либералов теперь означает и активное участие в деятельности институ­тов гражданского общества, что подчёркивали классические либералы, и уединение личности, её уход от упорядоченной общественной жизни, что подчёркивали романтики20.

"О важности для саморазвития иметь возможность время от времени изоли­роваться от общества — сделать себя недоступным для других см.: [НегТегтдп 1995; Allen 1999).

" Это романтическое представление о приватном как об уединении стало на­столько интегрированным в современный либерализм, что некоторые прнни мают его за исходную либеральную позицию (см.. напр.: (Вепп. Саш 1983:57-5*|). Однако в то время как идея удаления от общества может быть найдена у классических либералов (например^у Ловка см. ■Письмо о толерантности»), что — преимущественно заимствован нал либералами позиция. Рассмотрение приватного как отступления от всех ролей граждане кото общества, будучи далеким от исходной либеральной помции, означает, что -личное и частное оказываются отделены практически от всех институтов. В результате проис­ходит драматическое крушение традиционного либеральною разграничения между публичным и частным как между государством и обществом- |Ro«m-Ыитп 1987:66).

496

VIII. Феминизм

Вторая форма либерального разграничения между публичным и част­ным часто рассматривается через её юридическое выражение в виде «права на частную жизнь». Как и первое разграничение публичного и частного, оно стало объектом феминистской критики. Решение, которое придало праву на частную жизнь конституционный статус в Соединён­ных Штатах в деле «Гризоулд против штата Коннектикут» (Griswold v. Connecticut. 381 US 479 [1965|), первоначально рассматривалось как по­беда для женщин, поскольку им было установлено, что законы, лишав­шие замужних женщин доступа к контрацепции, нарушают право на частную жизнь. Но с того времени стало ясно, что это право в толковании Верховного Суда США может также быть препятствием для дальнейших реформ против домашнего угнетения женщин. Идея права на частную жизнь была интерпретирована так, что любое стороннее вмешательство в жизнь семьи является нарушением в частную жизнь. В результате это послужило тому, чтобы дать семье иммунитет от реформ, направленных на защиту интересов женщин — например, от государственного вмеша­тельства для защиты женщин от домашнего насилия или изнасилований в браке, или для наделения женщин правом подавать в суд за неоказа­ние материальной поддержки, или для официального признания ценно­сти домашнего труда (см. [Taub, Schneider 1982: 122; Seigal 1996: 215-274; Gavison 1992:35-37)). Согласно Макиннон, право на частную жизнь «усу­губляет раскол между публичным и частным, который... делает частное недоступным исправлению со стороны публичного и деполитизирует подчинённость женщин в частной сфере» [MacKinnon 1987: 102). Она даже заявляет, что «доктрина частной жизни стала триумфом государ-ственного предательства женщин» [MacKinnon 1991: 1311].

Поэтому это второе разграничение публичного и частного усилило тенденцию к освобождению семейных отношений от теста на публич­ную справедливость. Но в толковании права на частную жизнь Верхов­ным Судом есть нечто странное, ибо оно определяет индивидуальную частную жизнь через коллективную частную жизнь семьи. Право на частную жизнь понимается как принадлежащее семьям как отдельным единицам, а не их индивидуальным членам. В результате индивиды не могут требовать частной жизни внутри семьи. Если два человека всту­пают в брак, право на частную жизнь гарантирует, что государство не будет вмешиваться в домашние решения пары. Но если женщина не имеет частной жизни в своём браке и никакого слова в принятии этих решений, то данное право семейной частной жизни не даст ей индиви­дуальной частной жизни и даже не позволит государству предпринять действия по защите её частной жизни.

Действительно, эта «семейная» концепция частной жизни предаёт женщин двояким образом. С одной стороны, она оказалась неспособна

497

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

оградить частную жизнь женщин от угрозы плохого обращения с ними мужей или отцов. С другой стороны, она мирится с недобровольной част­ной жизни женщин, т.е. смотрит сквозь пальцы на нежеланную изоляцию, заточение или принудительную скромность матерей и дочерей, желаю­щих избежать обречённости на домашние роли и участвовать в публич­ной жизни. Как пишет Анита Аллен, «проблема частной жизни» женщин это одновременно «проблема избавления от нежеланных форм частной жизни» и «обретения отсутствующей частной жизни» (см. [Allen 1988: 180-181; ср. Allen 1999: 743-744; McClain 1999а; 770-7711). Для женщин обретение нужной формы частной жизни требует применения права на частную жизнь к индивидам, а не к коллективам вроде семьи.

В нескольких случаях Верховный Суд явным образом апеллировал к индивидуальной частной жизни женщин, даже в семье. Но они кажутся исключением из правила. Почему семейные отношения не были подверг­нуты тесту на индивидуальную приватность? Не может быть ответом утверждение, что семья рассматривается как средоточие частной жизни, потому что проблема именно в том, что понятие частной жизни, при­меняемое по отношению ко всему другому, не применяется к семейным отношениям. По словам Джун Эйхбаум, идея семейной частной жизни противоречит самому смыслу права на частную жизнь: «право на част­ную жизнь, которое защищает интересы коллектива, семьи за счёт ин­дивидуальной автономии, полностью игнорирует человеческую потреб­ность в частной жизни и неизбежно затемняет её глубочайший смысл» [Eichbaum 1979: 368]. Защита семьи от вмешательства государства не обязательно гарантирует женщинам (или детям) сферу для уединения от других или от давления в пользу соответствия ожиданиям других.

Почему Верховный Суд дал «семейное» толкование частной жизни? Как представляется, ответ заключается в затянувшемся влиянии доли-беральных идей о «естественности» традиционной семьи. Это очевидно в длительной традиции судебных решений в пользу святости семьи, где «право на частную жизнь» является лишь одним из позднейших прояв­лений. Первым обоснованием семейной частной жизни была доктрина pater familias, в которой «семья мыслилась как продолжение личности pater families, так что вмешательство в семейные дела мужчины было вторжением в его личную частную сферу... по сути, неотличимым от требования к нему мыться чаще» [Benn, Gaus 1983: 38]. Согласно этой доктрине женщины в браке становятся собственностью мужа и, таким образом, прекращают быть личностями согласно закону. Их интересы определяются семьей и сливаются с интересами семьи, и это считалось естественным положением женщин. С постепенным признанием прав других членов семьи господство отца было поставлено под сомнение. Но легитимация традиционной семьи на основе доктрины pater familias

498

vi i: Феминизм

была подтверждена консервативными судами в 1920-е годы с помощью доктрины -автономии семьи-. В то время как семья уже не была соб­ственностью отца, базовая структура традиционной семьи оставалась неприкосновенной для правовых реформ, поскольку она рассматрива­лась как бастион цивилизации и предпосылка социальной стабильности (см., напр., дело Meyer v. Nebraska. 262 US 390 [1923]).

С изменением взглядов на семью в 1960-х годах доктрина автономии семьи, в свою очередь, была поставлена под сомнение, и Верховному Суду было нужно новое обоснование, чтобы оставить семью в покое. Всё большее значение, которое начали придавать частной жизни, выглядело привлекательной заменой, ибо забота либералов о личной интимности частично пересекалась с заботой консерваторов об автономии семьи и придавала некоторую современную легитимность этой старой полити­ке. Но изменение было скорее косметическим, чем реальным, ибо то, что Верховный Суд имел в виду под частной жизнью, удивительно напоми­нает то, что ранее понималось под pater families или автономией семьи21. Действительно, Верховный Суд США не отрицал того, что его «супру­жеское- право на частную жизнь есть продолжение старой доктрины семейной автономии. Суд обосновывал свой акцент на супружескую частную жизнь, подчёркивая «древний и священный характер брака как основу своих решений" (см. [Grey 1980:84-85]; ср. [Eichbaum 1979:372]). И напротив, суд отрицал даже важнейшие компоненты либеральной концепции индивидуальной частной жизнь, если они не связаны с тра­диционной структурой семьи. Например, Верховный Суд продолжает поддерживать законы, объявляющие преступлением гомосексуальные отношения по взаимному согласию между взрослыми людьми в их соб­ственных домах, и отрицать то, что эти законы являются отрицанием чьего-либо права на частную жизнь (см. [дело: Bowers v. Hard wick. 478 US 186 (1986|).

Таким образом, романтический идеал индивидуальной частной жизни вошёл в право, будучи смешанным с консервативным идеалом гетеросексуальной, официально организованной семьи как бастиона общества. Там, где Верховный Суд обращается к языку либерального

" Замечательно го. как меры, которые обосновывались тем. что семья — это частная собственность мужчины, теперь оправдываются тем. что мужчины и женщины имеют равное право на частную жизнь (см.. напр.: [Вепп, Gaus 1983: 38)). Как отмечают Тауб и Шнайдер, -неспособность государства регулировать домашнюю сферу сейчас часто оправдывается тем, что закон не должен вме­шиваться в эмоциональные отношения в семье потому, что у него слишком тяжелая рука... Важность этой обеспокоенности, однако, подрывается тем фак­том, что это же ранее оправдывалось различными юридическими фикциями, такими как "гражданская смерть* женщины после вступления в брак- (Taub, Schneider 1982: l22;cp.Seiga] 1996: 2142-2170).

499

Уилл Кимликл. Современная политическая философия

разграничения между публичным и частным, он на самом деле обраща­ется к традиционному долиберальному разграничению между домаш­ним и публичным, которое подчиняет индивидуальную частную жизнь автономии семьи. Макиннон отмечает, что

вероятно, не является случайным совпадением, что те самые вещи, которые фе­минизм считает ключевыми в подчинении женщин — само место, тело; сами отношения, гетеросексуальные; сами виды деятельности, половые сношения и размножение: и сами чувства, интимные и сокровенные — формируют ядро доктрины частной жизни. С этой точки зрения правовое понятие частной жиз­ни может и действительно прикрывает избиения, супружеские изнасилования и эксплуатацию труда женщин; сохраняет главные институты, лишающие жен­щин идентичности, автономии, контроля и самоопределения... это право на частную жизнь есть право мужчин -быть в уединении- для того, чтобы в то же нремя угнетать женщин... Оно не допускает одних мужчин в спальни других мужчин (MacKinnon 1987:101-102].

tie является случайным совпадением, что право на частную жизнь оградило домашнюю ссреру. но причина здесь не в том, что либеральное понятие частной жизни подразумевает защиту домашней жизни от вме­шательства, но в том, что консервативные защитники домашней жизни приняли на вооружение либеральную аргументацию относительно част­ной жизни.

Я полагаю, что большинство феминистов разделят основные мотива­ции либералов по защите частной жизни (как только она будет отделена от патриархальных идей автономии семьи), а именно — ценность не­которой свободы от вмешательства и постоянных требований других и ценность личного пространства для экспериментирования с непопуляр­ными идеями и поддержания близких отношений. (Вспомните хорошо известное утверждение Вирджинии Вулфф о том, что каждая женщина должна иметь «свою комнату».) Как пишет Аллсн, «ереминистекая кри­тика сферы частной жизни оставляет нетронутыми либеральные пред­ставления о частном праве частного выбора. Стремление иметь время для себя и самому принимать решении может сохраняться долго и после того, как будут ослаблены патриархальные притязания на тела и жизни женщин» (Allen 1999:7501".

В Л1обом случае либеральная концепция частной жизни так же, как и разграничение государства и общества, не является оправданием тра­диционного разделения на домашнее и публичное. Ибо интимность не­обходимо защищать и за пределами традиционной семьи, а уединение должно быть защищено внутри семьи. Линия между частной жизнью

■ Об отстаивании феминистами важности частной жизни после пни. как она отделена от патриархальных понятий paler familial или автономии семьи, см.: [Allen 1988.1997; 1999; McCain 1995; 1999м; Mcin 1993).

500

VIII. Феминизм

и нечастой сферой, следовательно, проходит через традиционное раз­граничение между домашним и публичным. В то время как мы надеем­ся, что семья создает «сферу частной жизни и личного уединения-, для многих людей сама семья — это институт, от которого они желают защи­тить свою частную жизнь, и действия государства могуг потребоваться для гого, чтобы в пределах домашней сферы защитить частную жизнь и предотвратить злоупотребления. И ничто ни в либеральном разграниче­нии государства и общества, ни в либеральной доктрине права на част­ную жизнь не препятствует таким действиям. По словам Ролза, «если полагают, что частная сфера является пространством, свободным от действия справедливости, то такого не существует', ибо «равные права женщин и основные права их детей как будущих граждан являются не­отчуждаемыми и защищают их, где бы они ни были» (Rawls 1997:791]".

Учитывая ключевую роль семьи в сохранении системы неравенства полон, чрезвычайно важно, чтобы теории справедливости уделяли вни­мание влиянию устройства семьи на жизнь женщин. Отказ господству­ющих теорий делать это часто объясняют тем, что семья была низведена до частной сферы. Но в некотором смысле это недооценка проблемы. Семья была не столько низведена до частной сферы, сколько проигно­рирована ююбидег*. И интересам женщин вредит неспособность поли-

" Некоторые либеральные феминисты начали критиковать традиционную семью. Юворить о либеральном феминизме, что его волнует только доступ к публичной сфере, -становится все более проблематичным. Либеральные фе­министы, как и многие другие, постоянно сосредоточиваю! внимание на ин­дивидуальной жизни женщин» (см. (Nicholson 1986: 22-23: ср. Wendell 1987]). Парадоксальным обрати, когда либералы поддерживают реформу семьи, их часто обвиняют в «недооценке частной сферы- (см. |El»htain 1981: 243; ср. N'KhoUon 1986; 24)). Джин Эчьштайи утверждает, что • задача либерализма» состомт в toM.чтобы -полностью политизировать частную сферу или сделать ее публичной- (EUhiain 1981: 248J. Превращая вопросы о том. как растить де­тей, в дело общества, либерализм -лишил бы частную сферу главного смысла ее" существования и главных источников человеческих змоцнй и ценностей. Аналогичным образом иынечи вовне все дела домашнею хозяйства.сделать их делом публичным, значило 6м нанести ещ£ больше вредя частной сфере. "Все люди были бы, насколько «то возможно, превращены в публичных лиц, и разьединение всех форм социальной жизни, начатое индустриализацией, было бы доведено до конца поглощением частного публичным, настолько потным, насколько зло возможно". Вот завершение либеральною императива- ([tlihlam I98L 248). цит по В Р Wolff) Диализ обеспокоенности сегодняшних фемини стов по поводу «либералиышиии семьи- см. (Kymhckj 1991)

" Мы это постоянно видели в предшествующих главах: вопросы репродукции И ухода за детьми игнорируются в нозиковской концепции собственности на себя (см. гл. 3 наст. изд.). или и марксовской трактовке первичности труда (см. гя. 4 наст, изд.), или в концепции достойной жизни гражданских республикан­цев (см. гл.6 наст. изд.).

501

Уилл Кимлика. Современная политическая философия

тичсской теории изучить семью в ее и частных, и публичных аспектах. Ибо тендерные роли, ассоциируемые с традиционной семьей, находятся в конфликте не только с публичными идеалами равных прав и ресурсов, но и с либеральными представлениями об условиях и ценностях част­ной жизни.