Шаповаловы
Учиться по-настоящему я начал осенью сорок девятого, когда за это дело взялся Гена Шаповалов. Он был старше меня,
с двадцать восьмого, но я называл его Гон oil. Просто язык не поворачивался называть по имени и отчеству щуплого белобрысого парнишку, такого подвижного, что он и минуты не мог усидеть спокойно.
Гена жил на нашей улице, второй дом за колонкой, и все мы, пацаны, этим гордились, потому что наша улица носила имя Ивана Макаровича Шаповалова, Гениного отца. Так ее назвали сразу после войны, а до войны она называлась Шоссейной.Я хорошо помню Ивана Макаровича. Он был такой же невысокий и худой, как Гена, и у него так же разлетались белобрысые волосы. Иван Макарович работал часовым мастером.
Мастерская у Шаповалова была крохотная, трем человекам не поместиться, с узкой дверью и окном во всю стену на улицу, и на этом окне перед войной стояли всякие старинные часы: бронзовые, чугунные, с резными деревянными фигурками. Были часы с боем, с колокольчиками, с кукушкой, и мы прилипали носами к стеклу и пялили на них глаза. А Иван Макарович сидел за столом, уставленным всякими ящичками, и потрошил какой-нибудь дряхлый будильник, зажав правым веком лупу. Иногда он поднимал голову, усмехался нам и выходил из мастерской. Мы и не думали задавать драпака. Все знали, что часовой мастер даже мухи не обидит, и, наоборот, жались к двери. А он садился на порожек и угощал нас леденцами из большой жестяной коробки: Иван Макарович бросил курить и постоянно таскал эту коробку в кармане.
Мы отчаянно завидовали Гене. Отец разрешил ему заводить часы, стирать с них пыль, ковыряться в старых ходиках. И какой же он бывал важный и надутый, с лупой в глазу, как старательно он не замечал нас!..
Во время войны Иван Макарович Шаповалов стал руководителем городского подполья, а маленькая часовая мастерская — подпольным штабом.
Гена был при отце связным. Он расклеивал листовки, собирал и припрятывал оружие — под нашим городом шли тяжелые бои, много всякого оружия валялось в первое время на окраинах, — относил в партизанский отряд батьки Лынева медикаменты и разведывательные сведения, а назад возвращался с брусками тола и магнитными минами. Одну такую мину
Гена умудрился прилепить к машине коменданта города. От взрыва погибли сам комендант и еще три офицера. Немцы пообещали за голову диверсанта 25 тысяч марок и две дойные коровы. Они даже листовки такие по городу расклеили. Уже после войны работники нашего музея где-то разыскали одну, и сейчас она лежит под стеклом, рядом с Гениной фотокарточкой.
В конце сорок третьего года гестаповцы схватили Ивана Макаровича. Гене с матерью удалось выбраться из города, и они ушли в партизанский отряд. Когда вернулись наши, Гена добровольцем вступил в армию. А потом, году в сорок шестом, его выбрали секретарем горкома комсомола. Но все равно Гена остался простым свойским парнем, и мы, мальчишки, ходили за ним табуном, и по вечерам он рассказывал нам о подпольщиках и партизанах. (459)
По М. Гернику