Глава 11. Правовой статус журналиста

Правовой статус журналиста в системе права мас­совой информации. Статус журналиста произведен от статуса СМИ. Если главное в работе СМИ — доставлять аудитории самую свежую, самую точную и самую полную информацию обо всем ее интересующем, то для журналиста как основного функционального звена массово-информаци­онной инфраструктуры общества главное — право знать, понимать и делать свое знание и понимание достоянием других.

Кроме того, в статусе журналиста реализуются те про­фессиональные особые интересы, которые производны от специфики его социальной роли. Речь идет о тех важней­ших свойствах, которые в своей совокупности отличают журналистику от других профессий, и прежде всего о ее творческом характере и элементах публичной службы (public service). Отсюда следует обязанность дальновидного законодателя, с одной стороны, установить гарантии свобо­ды творчества и создать условия для эффективного выпол­нения журналистом социальной функции, а с другой, обес­печить ему повышенную правовую защиту при исполнении профессиональных обязанностей как лицу, выполняюще­му общественный долг и ответственному перед своей ауди­торией. «Имея дело с журналистикой, — подчеркивается в Резолюции ПАСЕ 1003 (1993) о журналистской этике, — необходимо помнить, что она тесно связана со СМИ, пред­ставляющими собой часть корпоративной структуры, внут­ри которой необходимо проводить различия между издате­лями, владельцами и журналистами.

Нельзя не обратить внимание на то, что в законах о СМИ ряда стран с развитой системой демократии отсутствуют какие-либо специальные юридические нормы, касающиеся особых прав журналистов. Именно на это ссылались наши оппоненты в рабочей группе Верховного Совета СССР, гото­вившей проект первого, союзного Закона о печати. Во-первых, парировали мы, многие соответствующие правила зафиксированы в подзаконных актах, кодексах профессио­нальной этики, обычаях журналистской практики или су­ществуют в качестве политических традиций. Во-вторых, право искать, получать и распространять информацию столь же необходимо журналисту, как хирургу — право резать человека скальпелем. Наконец, в-третьих, мы бы нисколь­ко не возражали против закрепления, например, права на запрос информации с возможностью судебного обжалова­ния отказа не только за журналистами, но и за всеми гражданами. (Естественно, последний довод воспринимал­ся как чисто демагогический, так как в то время сама мысль о предоставлении гражданам права на доступ к ин­формации, в том числе и к информации о них самих, каза­лась фантастической. Но прошло всего несколько лет и это право было гарантировано конституционной нормой. Впро­чем, закон о праве на доступ к информации до сих пор так и не принят.)

Результатом длительных открытых дискуссий и изну­рительной борьбы «под ковром» стала глава V союзного Закона о печати, в большей степени провозглашавшая, чем гарантировавшая, но все-таки юридически фиксировавшая права и обязанности журналиста. В дальнейшем, при рабо­те над российским Законом о СМИ удалось не только восстановить ту конструкцию правового статуса журналиста, что изначально содержалась в инициативном авторском проекте 1988 года, но и значительно продвинуть ее в сторо­ну укрепления гарантий.

Ныне права и обязанности журналиста определяются нормами главы V Закона о СМИ.

К первой группе относятся права и обязанности, кото­рые реализуются в ходе поиска и сбора информации:

а) право искать, запрашивать и получать информацию (п. 1 ч. 1 ст. 47 Закона о СМИ);

б) право посещать органы государственной власти и мест­ного самоуправления, государственные и муниципальные организации и учреждения, унитарные предприятия, органы общественных объединений либо их пресс-службы (п. 2);

в) право быть принятым должностными лицами в связи с запросом информации (п. 3);

г) право получать доступ к документам и материалам, за исключением их фрагментов, содержащих сведения, составляющие государственную, коммерческую или иную специально охраняемую законом тайну (п. 4);

д) право копировать документы и материалы при условии соблюдения авторских прав и других исключительных прав (интеллектуальной собственности) (п. 5);

е) право производить записи, в том числе с использованием средств аудио- и видеотехники, кино- и фотосъем­ки, за исключением случаев, когда это запрещено зако­ном (п. 6);

ж) право посещать специально охраняемые места стихийных бедствий, аварий и катастроф, массовых беспоряд­ков и массовых скоплений граждан, а также местности, в которых объявлено чрезвычайное положение; присутствовать на митингах и демонстрациях (п. 7);

з) право проверять достоверность сообщаемой ему ин­формации (п. 8);

и) обязанность удовлетворять просьбы лиц, предоста­вивших информацию, об указании на ее источник, а также об авторизации цитируемого высказывания, если оно оглашается впервые (п. 3 ч. 1 ст. 49);

к) сохранять конфиденциальность информации и (или) ее источника (п. 4);

л) при получении информации от граждан и должност­ных лиц ставить их в известность о проведении аудио- и видеозаписи, кино- и фотосъемки (п.

м) предъявлять при осуществлении профессиональной деятельности по первому требованию редакционное удосто­верение или иной документ, удостоверяющий личность и полномочия журналиста (п. 9).

Ко второй группе относятся права и обязанности, кото­рые реализуются в процессе передачи информации от жур­налиста к аудитории СМИ:

а) право распространять информацию (п. 1 ч. 1 ст. 47 Закона о СМИ);

б) право публиковать, оглашать или иным способом вос­производить документы и материалы при условии соблюде­ния авторских прав и других исключительных прав (интел­лектуальной собственности) (п. 5);

в) право излагать свои личные суждения и оценки в сообщениях и материалах, предназначенных для распрост­ранения в СМИ за его подписью (п. 9);

г) право снять свою подпись под сообщением или мате­риалом, содержание которого, по его мнению, было искаже­но в процессе редакционной подготовки, либо запретить или иным образом оговорить условия и характер использования данного сообщения или материала в соответствии с требова­ниями права интеллектуальной собственности (п. 11);

д) право распространять подготовленные им сообщения и материалы за своей подписью, под псевдонимом или без подписи (п. 12);

е) обязанность проверять достоверность сообщаемой им информации (п. 2 ч. 1 ст. 49);

ж) обязанность получать согласие (за исключением случаев, когда это необходимо для защиты общественных ин­тересов) на распространение в средстве массовой информа­ции сведений о личной жизни гражданина от него самого или от его законных представителей (п. 5);

з) право распространять сообщения и материалы, подготовленные с использованием скрытой аудио- и видеозаписи, кино- и фотосъемки только при наличии условий, перечис­ленных в ст. 51.

К третьей группе относятся права и обязанности, реали­зуемые внутри редакции, в процессе производства и выпус­ка СМИ:

а) право отказаться от подготовки за своей подписью сообщения или материала, противоречащего его убеждениям (п.

б) обязанность соблюдать устав редакции, с которой он состоит в трудовых отношениях (п. 1 ч. 1 ст. 49);

в) обязанность ставить в известность главного редактора о возможных исках и предъявлении иных предусмотренных законом требований в связи с распространением подготовленного им сообщения или материала (п. 7);

г) обязанность отказаться от данного ему главным редактором или редакцией задания, если оно либо его выпол­нение связано с нарушением закона (п. 8);

Особо следует указать обязанность журналиста при осу­ществлении профессиональной деятельности уважать пра­ва, законные интересы, честь и достоинство граждан и организаций (ч. 3 ст. 49), а также право журналиста на защиту его чести, достоинства, здоровья, жизни и имуще­ства как лица, выполняющего общественный долг (ч. 4 ст. 49). Их нельзя однозначно отнести к какой-либо одной из перечисленных групп, поскольку они касаются как по­лучения, так и распространения информации, а также про­изводства и выпуска СМИ.

Это относится и к вытекающему из смысла ст. 41 Уго­ловного кодекса Российской Федерации праву журналиста при осуществлении законной профессиональной деятель­ности идти на обоснованный риск причинения вреда охра­няемым уголовным законом интересам для достижения общественно полезной цели. Согласно действующему уго­ловному закону, риск признается обоснованным, если ука­занная цель не могла быть достигнута не связанными с риском действиями (бездействием) и лицо, допустившее риск, предприняло достаточные меры для предотвращения вреда охраняемым уголовным законом интересам. В то же время риск не признается обоснованным, если он заведомо был сопряжен с угрозой для жизни многих людей, с угро­зой экологической катастрофы или общественного бедствия.

Заслуживает внимания вопрос о соотношении права журналиста проверять достоверность сообщаемой ему информации (п. 8 ч. 1 ст. 47) и его обязанности проверять достоверность сообщаемой им информации (п. 2 ч. 1 ст. 49). Рассматривая журналиста как посредника в реализации права гражданина на получение информа­ции, легко понять его место в следующей цепочке «факт — источник информации — журналист — аудито­рия».

Однако в большинстве случаев журналист не является непосредственным очевидцем событий и получает необхо­димые ему сведения от того или иного должностного лица либо от другого источника информации. В таком случае он имеет право проверить достоверность того, что сообщил ему источник. Например, должностное лицо прислало от­вет на запрос информации. Журналист вправе не поверить тому, что содержится в ответе и проверить, насколько он соответствует действительности. Это право журналиста, но не обязанность.

Проверка достоверности информации становится обя­занностью лишь в том случае, если журналист сообщает аудитории то, что стало ему известно от источника, не указывая при этом сам источник. В таком случае он как бы берет на себя роль очевидца, хотя таковым не является, и как очевидец обязан отвечать за достоверность сообщаемой им информации. Вот почему целесообразно в п. 2 ч. 1 ст. 49 Закона о СМИ уточнить, что журналист обязан проверять достоверность только той информации, которая распростра­няется от его имени или от имени редакции. Это будет точнее соответствовать правилам ст. 57 Закона о СМИ, освобождаю­щим журналиста от ответственности за распространение не соответствующих действительности порочащих сведений, если они, например, содержатся в ответе на запрос инфор­мации, то есть когда источник известен и, по определению, заслуживает доверия.

Правовое состояние журналиста. Наличие у журна­листа специфических прав и обязанностей предполагает ясно очерченные границы его правового состояния, нали­чие которого является юридическим фактом, порождаю­щим их возникновение. Согласно Закону о СМИ существу­ют: а) правовое состояние журналиста и б) правовое состояние лица, приравненного к журналисту. Журналис­том признается лицо, занимающееся редактированием, созданием, сбором или подготовкой сообщений и материа­лов для редакции зарегистрированного средства массовой информации, связанное с ней трудовыми или иными дого­ворными отношениями либо занимающееся такой деятель­ностью по ее уполномочию (ст. 2). В этом определении соединены три компонента: функции журналиста, наличие обязательной регистрации СМИ, характер правовых отно­шений между журналистом и редакцией.

Лицами, приравненными к журналистам, признаются, во-первых, штатные сотрудники редакций, занимающиеся редактированием, созданием, сбором или подготовкой со­общений и материалов для многотиражных газет и других СМИ, продукция которых распространяется исключитель­но в пределах одной организации; а во-вторых, авторы, не связанные с редакцией СМИ трудовыми или иными дого­ворными отношениями, но признаваемые ею своими вне­штатными авторами или корреспондентами при выполне­нии ими поручений редакции.

Запрос информации. Запрос информации можно оп­ределить как обращение редакции или журналиста к госу­дарственным органам и организациям, общественным объе­динениям и должностным лицам с целью получения сведений об их деятельности.

Закон о СМИ допускает запрос информации как в уст­ной, так и в письменной форме. Это означает, что устное обращение журналиста, скажем, к мэру или министру с просьбой дать интервью есть не что иное как запрос инфор­мации в устной форме. Следовательно, ответы интервьюи­руемого на вопросы журналиста следует рассматривать как ответ на запрос информации. Данный тезис особенно важен с учетом того, что п. 3 ст. 57 освобождает журналиста от ответственности за содержание информации, если она по­лучена в ответ на запрос информации.

Закон предусматривает четыре основных варианта реа­гирования на запрос информации.

Первый: предоставление информации. Запрашиваемую информацию обязаны предоставлять руководители соот­ветствующих органов, организаций и объединений, их за­местители, работники пресс-служб либо другие уполномо­ченные на то лица в пределах их компетенции.

Второй: отказ в предоставлении информации. Он возмо­жен только в том случае, если запрошенная информация содержит сведения, составляющие государственную, ком­мерческую или иную специально охраняемую законом тай­ну. Уведомление об отказе вручается представителю редак­ции в 3-х дневный срок со дня получения письменного запроса информации. В уведомлении должны быть указа­ны причины, по которым запрашиваемая информация не может быть отделена от сведений, составляющих специаль­но охраняемую законом тайну.

Третий: отсрочка в предоставлении информации. Такой вариант будет законен, если запрашиваемые сведения не могут быть представлены в 7-дневный срок со дня получе­ния письменного запроса. Уведомление об отсрочке вруча­ется в том же порядке и в те же сроки, что и уведомление об отказе. В тексте должны быть указаны причины, по кото­рым запрашиваемая информация не может быть представ­лена в 7-дневный срок, а также дата, к которой требуемые сведения будут готовы.

Четвертый: волокита с использованием всевозможных бюрократических ухищрений.

Закон о СМИ предоставляет редакции юридическую воз­можность обжаловать в суд как отказ и отсрочку, так и несоблюдение соответствующими должностными лицами установленного порядка работы с запросами. Если суд при­знает обжалуемое решение или действие (бездействие) не­правомерным, он выносит решение об обоснованности жа­лобы, обязывает устранить допущенное нарушение (предоставить запрошенную информацию) и возместить ре­дакции понесенные убытки, включая неполученные дохо­ды (упущенную выгоду). Правда, практика обращения к судебной процедуре обжалования отказа в предоставле­нии журналисту информации развита весьма слабо.

Например, главный редактор газеты «Невская заря» (г. Всеволожск, Ленинградская обл.) на протяжении не­скольких лет конфликтует с местной администрацией, от­стаивая свое право освещать происходящие в регионе собы­тия без вмешательства со стороны местных чиновников. В свою очередь, администрация не реагирует на обращения редакции. Тогда редакция решила прибегнуть к процедуре официального запроса информации. Документы предостав­лены не были. Обращение с жалобой в районный суд приве­ло к тому, что суд обязал местную администрацию предос­тавить редакции всю затребованную информацию1.

Обратим внимание на то, что ст. 58 Закона о СМИ квали­фицирует нарушение права редакции (ст. 39) и журналиста (п. 1 ч. 1 ст. 47) на запрос и получение информации как серьезное правонарушение — ущемление свободы массовой информации. Поскольку неправомерный отказ в предос­тавлении информации может быть формой принуждения журналиста к отказу от распространения информации, по­стольку он — при определенных условиях — может повлечь уголовную ответственность по ст. 144 УК РФ.

Применительно к экологической информации законода­тельство устанавливает дополнительные гарантии ее от­крытости. Очевидно, что получателем информации может быть и журналист. Ст. 237 УК РФ предусматривает уго­ловную ответственность за сокрытие или искажение ин­формации о событиях, фактах или явлениях, создающих опасность для жизни или здоровья людей либо для окру­жающей среды. Кроме того, ст. 8.5. КоАП РФ предусматри­вает ответственность за сокрытие, умышленное искажение или несвоевременное сообщение лицами, обязанными со­общать такую информацию, полной и достоверной инфор­мации о состоянии окружающей природной среды и при­родных ресурсов, об источниках загрязнения или иного вредного воздействия на окружающую природную среду и природные ресурсы, о радиационной обстановке и т.д. Протокол об административном правонарушении в таком случае составляют должностные лица органов внутренних дел, а дела рассматривают должностные лица государ­ственных органов, осуществляющих геологический, сани­тарно-эпидемиологический и т.п. контроль. Наказание — административный штраф на граждан в размере от пяти до десяти МРОТ, на должностных лиц — от десяти до двадцати МРОТ, на юридических лиц — от ста до двухсот МРОТ.

Ограничение доступа к информации. В настоящее время в России имеется довольно развитое законодатель­ство о защите информации. Его основные положения были впервые сформулированы в Указе Президента Российской Федерации «О дополнительных гарантиях права граждан на информацию» от 31 декабря 1993 года № 2334, провозг­ласившем принципы информационной открытости. Ныне все эти принципы составляют концептуальную основу Фе­дерального закона «Об информации, информатизации и защите информации» от 20 февраля 1995 года.

Согласно упомянутому закону (п. 3 ст. 10) к информа­ции с ограниченным доступом запрещено относить:

а) законодательные и другие нормативные акты, устанавливающие правовой статус органов государственной власти и местного самоуправления, организаций, обществен­ных объединений, а также права, свободы и обязанности граждан, порядок их реализации;

б) документы, содержащие информацию о чрезвычайных ситуациях, экологическую, метеорологическую, де­мографическую, санитарно-эпидемиологическую и другую информацию, необходимую для обеспечения безопасного функционирования населенных пунктов, производствен­ных объектов, безопасности граждан и населения в целом;

в) документы, содержащие информацию о деятельности органов государственной власти и местного самоуправления, об использовании бюджетных средств и других госу­дарственных и местных ресурсов, о состоянии экономики и потребностях населения, за исключением сведений, отне­сенных к государственной тайне;

г) документы, накапливаемые в открытых фондах библиотек и архивов, информационных системах органов го­сударственной власти и местного самоуправления, общественных объединений, организаций, представляющие общественный интерес или необходимые для реализации прав, свобод и обязанностей граждан.

Перечисленные выше категории сведений не могут отно­ситься ни к государственной тайне, ни к служебной, ни к какой-либо иной. Однако законодательство о защите инфор­мации, построенное по принципу концентрических окруж­ностей, знает еще и перечни сведений, которые не могут объявляться государственной тайной, но могут быть, на­пример, служебной тайной.

На практике нередко возникают споры о том, каков должен быть режим информации, которая по своей темати­ке одновременно подпадает под действие ст.ст. 5 и 7 Зако­на Российской Федерации «О государственной тайне». Простой и наглядный пример: можно ли считать секрет­ной информацию об аварии атомной подводной лодки, в результате чего произошло радиационное заражение ок­ружающей среды. С одной стороны, такая информация должна быть признана секретной, поскольку содержит сведения «о ядерных энергетических и специальных физи­ческих установках оборонного значения» (п. 1 ст. 5). С дру­гой стороны, она не может быть засекречена, поскольку содержит сведения «о чрезвычайных происшествиях и катастрофах, угрожающих безопасности и здоровью граж­дан» (абз. 2 ст. 7). Наконец, нельзя не учитывать, что сокрытие или искажение информации об обстоятельствах, создающих опасность для жизни или здоровья людей, либо для окружающей среды, является уголовно-наказуе­мым деянием (ст. 237 УК РФ).

Сопоставление формулировок ст.ст. 5 и 7 Закона РФ «О государственной тайне» позволяет предложить следу­ющее разрешение подобных коллизий. Ст. 5 дает перечень сведений, которые «государственную тайну составляют». Ст. 7 содержит перечень сведений, которые «не подлежат отнесению к государственной тайне и засекречиванию». Поскольку все, что не подпадает под действие ст. 5, не является секретным, постольку ст. 7 на эту сферу также не распространяется. Следовательно, при решении вопроса об обоснованности засекречивания конкретных сведений сле­дует не только исходить из соображений целесообразности (ч. 4 ст. 6), но и учитывать изъятия из положений ст. 5, установленные ст. 7.

Применим теперь изложенные выше рассуждения к на­шему примеру. По всем правилам логики мы должны прий­ти к следующему выводу: сведения «о ядерных энергети­ческих и специальных физических установках оборонного значения» составляют государственную тайну только по­стольку, поскольку не содержат информации «о чрезвы­чайных происшествиях и катастрофах, угрожающих бе­зопасности и здоровью граждан». И наоборот: сведения «о чрезвычайных происшествиях и катастрофах, угрожаю­щих безопасности и здоровью граждан» не могут быть засек­речены, даже если касаются «ядерных энергетических и специальных физических установок оборонного значения».

Следует подчеркнуть, что всякое ограничение права че­ловека на информацию должно быть соразмерно конститу­ционно признаваемым целям такого ограничения. Отсюда следует, что «в тех случаях, когда конституционные нормы позволяют законодателю установить ограничения закрепля­емых ими прав, он не может использовать такие способы регулирования, которые посягали бы на само существо того или иного права, ставили бы его реализацию в зависимость от решения правоприменителя, допуская тем самым произ­вол органов власти и должностных лиц, и, наконец, исклю­чали бы его судебную защиту». Определяя средства защиты государственных интересов, законодатель «должен исполь­зовать лишь те из них, которые для конкретной правоприме­нительной ситуации исключают возможность несоразмерно­го ограничения прав и свобод человека и гражданина; при допустимости ограничения того или иного права в соответ­ствии с конституционно одобряемыми целями государство должно использовать не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные этими целями меры; публичные интересы, перечисленные в ст. 55 (ч. 3) Конституции Россий­ской Федерации, могут оправдать правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения адекватны социаль­но необходимому результату; цели одной только рациональной организации деятельности органов власти не могут слу­жить основанием для ограничения прав и свобод»2.

Особую категорию составляют персональные данные, т.е. сведения о фактах, событиях и обстоятельствах жизни граж­данина, позволяющие идентифицировать его личность. Их Федеральный закон «Об информации, информатизации и защите информации» относит к категории конфиденци­альной информации. В соответствии с Конституцией он запрещает сбор, хранение, использование и распростране­ние информации о частной жизни, а равно информации, нарушающей личную тайну, семейную тайну, тайну пере­писки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений физического лица без его согласия, кроме как на основании судебного решения. В то же время закон (п. 4 ст. 11) вводит обязательное лицензирование деятель­ности негосударственных организаций и частных лиц по обработке и предоставлению пользователям персональных данных. Очевидно, что на профессиональную работу жур­налистов это не распространяется.

Еще одна категория конфиденциальной информации — коммерческая тайна. Понятие коммерческой тайны имеет принципиальное значение. Согласно п. 1 ст. 139 ГК РФ, к этой категории относится информация, одновременно отве­чающая следующим условиям: а) она имеет действитель­ную или потенциальную коммерческую ценность в силу неизвестности ее третьим лицам; б) к ней нет свободного доступа на законном основании; в) ее обладатель принима­ет меры к охране ее конфиденциальности.

В этой связи обращает на себя внимание постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Фе­дерации от 24 ноября 1998 года № 3900/98 по иску ТОО «Театр актера и куклы «Гонг»» к МУП «Редакция газе­ты «Каменский рабочий»» и др. о запрете публикации программ передач телекомпании «Гонг». Ссылка истца на то, что программа передач является результатом творчес­кой деятельности и подлежит охране авторским правом, была судом отклонена. Суд заключил, что программы пере­дач представляют собой информацию о передачах и време­ни их выхода в эфир, а значит не являются объектом автор­ского права.

В то же время, согласно ст. 128 ГК РФ информация является объектом гражданских прав, которая в соответ­ствии со ст. 139 ГК РФ может охраняться как служебная или коммерческая тайна либо в режиме промышленной собственности. При этих условиях действует запрет на использование информации без согласия ее правообладате­ля. Но «для режима служебной или коммерческой тайны главным требованием является неизвестность информации третьим лицам, отсутствие свободного доступа к охраняемой информации, то есть обеспечение ее владельцем условий конфиденциальности». Поскольку названным требованиям программы телепередач не соответствовали — они сначала публиковались истцом в бесплатной газете «Удача» и лишь затем перепечатывались ответчиками, — постольку в иске было отказано.

Сведения, которые не могут составлять коммерческую тайну, определяются законом и иными правовыми акта­ми. Одним из таких актов является постановление Прави­тельства РСФСР «О перечне сведений, которые не могут составлять коммерческую тайну» от 5 декабря 1991 г. №35.

В случае разглашения коммерческой тайны п. 2 ст. 139 ГК РФ предусматривает возложение обязанности возмес­тить причиненные убытки на лиц, незаконными методами получивших информацию. Такая же обязанность возлага­ется на работников, разгласивших коммерческую тайну вопреки трудовому договору, в том числе контракту, и на контрагентов, сделавших это вопреки гражданско-право­вому договору. Следовательно, если журналист не нарушил закон, получая информацию, то за разглашение сведений, составляющих коммерческую тайну, он ответственности не несет.

Подчеркнем, что упомянутые выше законы, включая Гражданский кодекс, в вопросах охраны тайн не делают различия между журналистом и любым другим граждани­ном, между редакцией СМИ и любым другим юридическим лицом. Однако Закон о СМИ построен по иной схеме. В свя­зи с этим возникает вопрос о том, каким образом сопряга­ются эти нормативные акты в доктрине и на практике. Представляется, что приоритет Гражданского кодекса над другими законами касается исключительно отношений, ре­гулируемых гражданским законодательством и исчерпыва­ющим образом перечисленных в ст. 2 ГК РФ. Иное реше­ние означало бы неоправданную экспансию частноправовых регуляторов в сферу публичного права. Кроме того, необхо­димо учитывать один из основополагающих общеправовых принципов: lex specialis derogat general! («специальный закон вытесняет общий»).

Обратим внимание также на то, что предусмотренный ст. 139 ГК РФ правовой режим коммерческой тайны в равной мере распространяется и на служебную тайну. Сле­довательно, понятие служебной тайны не тождественно по­нятию служебной информации ограниченного распростра­нения. В том случае, когда такая информация не отвечает перечисленным в указанной норме Гражданского кодекса критериям (коммерческая ценность, неизвестность треть­им лицам, принятие мер по охране конфиденциальности), она не может считаться служебной и, следовательно, спе­циально охраняемой законом тайной.

Согласно ст. 13.14. КоАП РФ разглашение информации с ограниченным доступом является административным пра­вонарушением (за исключением случаев, когда разглаше­ние такой информации влечет уголовную ответственность). При этом не имеет значения, каким именно федеральным законом ограничен доступ к этой информации и каково ее содержание. Предусмотренное Кодексом наказание — ад­министративный штраф на граждан в размере от пяти до десяти МРОТ, на должностных лиц — от сорока до пятиде­сяти МРОТ. Дела по данной статье возбуждаются прокуро­ром без составления протокола и рассматриваются судьей.

Следует обратить внимание на то, что субъектом право­нарушения здесь может быть только виновное физическое лицо, которое получило доступ к информации с ограничен­ным доступом в связи с исполнением служебных или про­фессиональных обязанностей. По аналогии со ст. 2 Закона РФ «О государственной тайне» формула «получить доступ» означает санкционированное полномочным должностным лицом ознакомление конкретного лица со сведениями, со­ставляющими информацию с ограниченным доступом. Сле­довательно, журналист может быть привлечен к ответствен­ности по ст. 13.14. КоАП РФ только в случае разглашения конфиденциальной информации, к которой он был допу­щен официально и под условием ее неразглашения. Под­черкнем, что ст. 41 Закона о СМИ также запрещает редак­циям разглашать в своих материалах и сообщениях сведения, предоставленные гражданином с условием сохра­нения их в тайне.

Институт аккредитации. Упорядочению контактов с журналистами, в принципе, призван служить институт ак­кредитации. Согласно ст. 48 Закона о СМИ правила аккре­дитации не являются едиными для всех; они устанавлива­ются самими органами государственной власти и местного самоуправления, организациями, учреждениями, органа­ми общественных объединений, аккредитующими при себе работников прессы. Редакции имеют право подавать заяв­ки на аккредитацию своих журналистов, однако их удов­летворение зависит от того, соответствуют ли они установ­ленным правилам аккредитации. В свою очередь, сами эти правила должны соответствовать законодательству.

Во-первых, эти правила не должны ущемлять свободу массовой информации или права журналиста, поскольку поиск, получение, производство и распространение массо­вой информации не подлежат ограничениям за исключени­ем установленных федеральным законом.

Во-вторых, правила аккредитации не должны вступать в противоречие с другими федеральными законами и подза­конными актами Российской Федерации.

В-третьих, правила аккредитации должны гарантиро­вать, что аккредитовавшие журналиста органы и организации будут предварительно извещать его о заседаниях, совещаниях и других мероприятиях, обеспечивать стенограммами, протоколами и другими документами, создавать благопри­ятные условия для аудио- и видеозаписи, фото- и ки­носъемки.

Закон о СМИ (ст. 61) допускает возможность судебного рассмотрения споров, связанных с аккредитацией. Так, отказ в аккредитации может быть обжалован на том осно­вании, что — с точки зрения редакции — действующие в данном органе или организации правила аккредитации на­рушают закон либо неправильно применены. Предметом жалобы может стать и нарушение прав аккредитованного журналиста. Наконец, лишение аккредитации также мо­жет быть обжаловано в суд. Оно будет считаться правомер­ным в двух случаях. Во-первых, если журналистом или редакцией нарушены установленные правила аккредитации — при условии, конечно, что сами эти правила обоснованны и законны. Во-вторых, если вступившим в законную силу решением суда установлен факт распространения не соответ­ствующих действительности сведений, порочащих деловую репутацию организации, аккредитовавшей журналиста.

Для правильного формирования судебной практики по жалобам о лишении аккредитации большое значение имеет постановление Конституционного Суда Российской Феде­рации от 31 июля 1995 г. по делу о проверке конституцион­ности Указа Президента Российской Федерации от 30 ноября 1994 г. № 2137 «О мероприятиях по восстановле­нию конституционной законности и правопорядка на тер­ритории Чеченской Республики» и ряда других актов. Пред­метом рассмотрения было — среди прочих — и постановление Правительства РФ «Об обеспечении государственной безо­пасности и территориальной целостности Российской Фе­дерации, законности, прав и свобод граждан, разоружения незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и прилегающих к ней регионов Се­верного Кавказа» от 9 декабря 1994 г. № 1360.

Данный правительственный документ содержал специ­альное положение (абз. 2 п. 6), предписывавшее Временно­му информационному центру при Госкомпечати РФ немед­ленно лишать аккредитации журналистов, работающих в зоне вооруженного конфликта, за передачу недостоверной информации, пропаганду национальной или религиозной неприязни. В своем постановлении Конституционный Суд отметил, что Закон о СМИ (ч. 5 ст. 48) дает исчерпывающий перечень оснований для лишения журналистов аккредита­ции. Следовательно, упомянутая норма, как вводящая но­вые, не предусмотренные законом основания и порядок ли­шения журналистов аккредитации, «противоречит ст. 29 (ч. 4 и 5), закрепляющей право на свободу информации, ст. 46, гарантирующей судебную защиту прав и свобод, а также ст. 55 (ч. 3) Конституции Российской Федерации».

Важным прецедентом является также решение Верхов­ного Суда РФ по жалобе ЗАО «Общественное российское телевидение» и группы его журналистов на постановле­ние Государственной Думы № 1182-11 ГД от 5 марта 1997 г. о приостановлении их аккредитации на один ме­сяц. Постановление палаты ставило телекомпании ОРТ в вину, что «любая серьезная, волнующая население тема, обсуждаемая в Государственной Думе... либо не освещается Общественным телевидением России, либо искажается до неузнаваемости... с единственной целью — дискредитиро­вать депутатов Государственной Думы и Государственную Думу в целом».

Верховный Суд РФ признал обжалуемое постановление недействительным, положив в обоснование своего решения следующие аргументы. Во-первых, институт аккредитации является для журналистов одним из законных способов реализации конституционного права свободно искать и по­лучать информацию в целях дальнейшего производства и распространения массовой информации. Во-вторых, при­нятое Государственной Думой постановление в определен­ной степени ограничивает права аккредитованных журна­листов, отсутствующие у неаккредитованных журналистов. В-третьих, постановление нарушает права и интересы ЗАО ОРТ, поскольку ограничения прав аккредитованных жур­налистов ОРТ объективно приводят к нарушению его прав и интересов по производству и распространению массовой информации. В-четвертых, суд отверг ссылку ответчика на то, что Положением об аккредитации журналистов СМИ при Государственной Думе предусмотрено приостановле­ние аккредитации при нарушении ими требований положе­ния, а также в случае возбуждения в отношении него уго­ловного или гражданского дела по факту распространения сведений, порочащих честь и достоинство депутата. Со­славшись на ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федера­ции, суд указал, что применимым федеральным законом в данном случае является Закон о СМИ, который не содер­жит такого ограничения как приостановление аккредита­ции, из чего следует, что соответствующая норма Положе­ния об аккредитации не соответствует федеральным законам, а следовательно, не подлежит применению при разрешении спора в суде.

Кроме того, суд обратил внимание на то, что вменяемая журналистам «недостоверность освещения работы Государ­ственной Думы» (то есть распространение не соответствую­щих действительности сведений) может быть основанием для лишения журналистов аккредитации лишь при нали­чии вступившего в законную силу решения суда и при условии, что «такие не соответствующие действительности сведения, распространенные журналистом либо редакци­ей, порочат честь и достоинство организации, аккредито­вавшей журналиста»3.

Защита источника информации. В отечественную правовую систему этот институт был впервые введен зако­ном СССР «О печати и других средствах массовой инфор­мации». Российский Закон о СМИ не только сохранил, но и развил его. Тем самым он предвосхитил появление консти­туционной нормы, допускающей возможность освобожде­ния от обязанности давать свидетельские показания (ст. 51 Конституции Российской Федерации).

Институт защиты источника информации, во-первых, распространяется на свободу обмена корреспонденцией — никто не вправе вскрывать, знакомиться и оглашать содер­жание писем и телеграмм, поступающих в редакцию, под­слушивать телефонные разговоры сотрудников, иначе как на основании судебного решения. Во-вторых, он обязыва­ет редакции СМИ и их сотрудников сохранять в тайне поступающую к ним от граждан доверительную информа­цию. В-третьих, он обязывает редакции (ч. 2 ст. 41) и журналистов (п. 4ч. 1 ст. 49) не разглашать персональные данные, позволяющие идентифицировать личность автора письма или иного сообщения в редакцию, если тот огово­рил сохранение их в тайне. Закон освобождает редакцию от обязанности сохранять в тайне источник информации, ког­да соответствующее требование поступило от суда в связи с находящимся в его производстве делом.

Новый Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 года № 174-ФЗ подкрепляет институт защиты источника информации, введенный За­коном о СМИ. В ч. 2 ст. 144 УПК Российской Федерации устанавливается: «По сообщению о преступлении, распрос­траненному в средствах массовой информации, проверку проводит по поручению прокурора орган дознания или сле­дователь. Редакция, главный редактор соответствующего средства массовой информации обязаны передать по требо­ванию прокурора, следователя или органа дознания имею­щиеся в распоряжении соответствующего средства массовой информации документы и материалы, подтверждаю­щие сообщение о преступлении, а также данные о лице, предоставившем указанную информацию, за исключением случаев, когда это лицо поставило условие о сохранении в тайне источника информации».

Защита источника информации имеет солидную между­народно-правовую базу. В частности, Софийская Деклара­ция ЮНЕСКО 1997 г. гласит: «Журналиста нельзя при­нуждать к разглашению источников информации». Эта же мысль прослеживается в практике Европейского суда по правам человека. Так, в марте 1996 года, рассматривая дело «Goodwin против Великобритании», суд усмотрел на­рушение ст. 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод в приказе, требовавшем от журналиста раскрыть источники информации. Суд посчи­тал, что «защита журналистских источников информации является одним из основных условий существования свобо­ды печати»4.

В развитие упомянутых резолюций Комитет Министров Совета Европы принял Рекомендацию № R (2000) 7 отно­сительно права журналистов не раскрывать свои источни­ки информации. Этот документ рекомендует государствам-членам СЕ осуществлять в национальном законодательстве и придерживаться на практике следующих принципов:

1. Журналист вправе не раскрывать информацию, иден­тифицирующую ее источник.

2. Такое же право принадлежит другим лицам, которые благодаря своим профессиональным отношениям с журна­листами могут узнать об информации, идентифицирующей ее источник (речь может идти о редакторе, работодателе,

корректоре, секретаре и т.д.).

3. Право журналистов не раскрывать информацию, иден­тифицирующую ее источник, не должно подвергаться иным ограничениям, чем те, которые упомянуты в ст. 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных

свобод. Раскрытие информации, устанавливающей источ­ник, не должно считаться необходимым, если нельзя убеди­тельно установить, что, во-первых, не существует разумной альтернативы раскрытию или эти альтернативные меры уже исчерпаны, и во-вторых, если законный интерес в раскры­тии определенно перевешивает общественный интерес в нераскрытии, имея ввиду, что:

а) доказана первостепенная необходимость раскрытия;

б) обстоятельства носят достаточно важный и серьезный характер;

в) необходимость в раскрытии вытекает из общественных потребностей;

г) обоснованность раскрытия может подвергаться контролю со стороны Европейского суда по правам человека.

4. В судебном деле против журналиста, возбужденном на основании утверждения о якобы имевшем место нанесении ущерба чести и репутации какого-либо лица, власти с целью установления правдивости или неправдивости такого утверждения должны рассматривать все свидетельства, ко­торые им доступны на основании национального процессу­ального права, и не могут требовать для этой цели раскрытия журналистом информации, идентифицирующей ее источник.

5. Должны соблюдаться следующие условия процедуры раскрытия источника:

а) ходатайства и просьбы со стороны компетентных ор­ганов власти об инициировании действий, направленных на раскрытие информации, устанавливающей источник, должны предприниматься только должностными лицами или органами власти, имеющими законные полномочия по раскрытию информации;

б) журналисты должны быть поставлены властями в известность об их праве не раскрывать информацию, уста­навливающую источник, а также об ограничениях на это

право до того, как будет высказана просьба о раскрытии;

в) санкции против журналистов за нераскрытие информации, устанавливающей источник, должны налагаться только судебными властями в ходе судебных разбирательств;

г) журналисты должны иметь право на пересмотр други­ми судебными властями наложенных на них санкций за нераскрытие информации, устанавливающей источник;

д) в тех случаях, когда журналисты соглашаются рас­крыть информацию, идентифицирующую источник, компетентные власти должны принять меры по ограничению масштабов раскрытия и сами должны уважать конфиденциаль­ность такого раскрытия.

6. Не должны допускаться перехват сообщений журналистов или их работодателей, установление наблюдения за ними и их контактами, а также обыски и выемки в их личных или служебных помещениях имущества или кор­респонденции, если цель этих действий состоит в том, что­бы лишить журналистов права не раскрывать информа­цию, идентифицирующую ее источник. В тех случаях, когда информация, устанавливающая источник, получена орга­нами предварительного следствия или суда с помощью лю­бого из вышеуказанных действий, должны быть приняты меры по предотвращению последующего использования этой информации в качестве свидетельства в судах, если это раскрытие не оправдано по условиям вышеприведен­ных принципов.

7. Установленные принципы не ограничивают национальное законодательство в вопросе об освобождении обви­няемого от необходимости свидетельствовать против само­го себя.

Доступ журналистов к информации о работе орга­нов предварительного следствия и суда. Общие правила поиска, получения и распространения журнали­стом информации несколько видоизменяются примени­тельно к некоторым специфическим сферам. Одной из таких сфер являются предварительное следствие и судеб­ная деятельность.

Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федера­ции, продолжая установившуюся традицию, закрепляет недопустимость разглашения данных предварительного рас­следования. В ч. 3 ст. 161 УПК РФ установлено: «Данные предварительного расследования могут быть преданы глас­ности лишь с разрешения прокурора, следователя, дознава­теля и только в том объеме, в каком ими будет признано это допустимым, если разглашение не противоречит интересам предварительного расследования и не связано с нарушением прав и законных интересов участников уголовного судопро­изводства. Разглашение данных о частной жизни участни­ков уголовного судопроизводства без их согласия не допус­кается». Разумеется, это правило не распространяется на публикацию в СМИ тех сведений, которые самостоятельно добыты журналистами, в том числе получены ими от участ­ников уголовного судопроизводства, которые в таком слу­чае и несут ответственность за разглашение данных предва­рительного следствия.

Конституционный принцип открытости судопроизвод­ства, во-первых, служит гарантом точного соблюдения норм материального и процессуального права при исследовании материалов дела, снижая тем самым вероятность судебной ошибки. Во-вторых, гражданский контроль за работой су­дебных органов — непременный атрибут демократическо­го правового государства. В-третьих, режим открытости судопроизводства и публичности оглашения судебных ак­тов — важное средство правового воспитания граждан, формирования цивилизованного правосознания. Однако расширение гласности здесь тормозится отсутствием пра­вовых норм, детально регулирующих права и обязанности представителей СМИ в суде.

С одной стороны, журналисты вправе присутствовать на любых судебных процессах, поскольку согласно ч. 1 ст. 123 Конституции Российской Федерации и ст. 241 УПК РФ разбирательство дел во всех судах открытое, за исключени­ем предусмотренных процессуальным законодательством случаев. С другой стороны, действующее процессуальное законодательство практически не упоминает представите­лей СМИ и не относит их к числу лиц, наделенных правом знакомиться с материалами дела.

Ситуация отчуждения в отношениях между судьями и журналистами точно описана в Рекомендациях Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации от 16 июля 1997 года. Здесь отмечается, что «многие жур­налисты, не обладая необходимым объемом правовых зна­ний, в своих выступлениях подчас искаженно представля­ют деятельность судов, ход и результаты судебных процессов, высказывают юридически некомпетентные суж­дения и оценки, неверно ориентирующие читателей, чем деформируют их правосознание, а также допускают некор­ректные выпады в адрес судов и отдельных судей, умаляя тем самым авторитет судебной власти». С другой стороны, «многие судьи под любым предлогом стараются уклониться от вопросов журналистов, запросов редакций средств мас­совой информации. Встречаются случаи, когда критическое выступление в адрес суда или высказанное в прессе сомнение в правильности того или иного решения необос­нованно воспринимается судьями как вмешательство в от­правление правосудия, оскорбление судебной власти, ума­ление чести, достоинства и деловой репутации суда».

Высшая квалификационная коллегия судей внесла конк­ретный вклад в преодоление описанного выше отчуждения, рекомендовав «допускать журналистов на заседания квали­фикационных коллегий, а в необходимых случаях самим приглашать их на свои заседания, чаще передавать им обще­ственно значимую информацию о своей работе», а также «принимать к своему производству жалобы и заявления журналистов на нарушения их прав со стороны судей»5.

Для налаживания контактов между судами и СМИ дав­но предлагается поставить их на правовую почву. Первый шаг на этом пути был сделан в постановлении Пленума Верховного Суда СССР № 15 от 5 декабря 1986 года «О дальнейшем укреплении законности при отправлении пра­восудия», где указывалось, что граждане, присутствующие в зале суда, имеют право вести записи, а фото- и киносъем­ка допускается с разрешения председательствующего по делу6. Правда, уже тогда было ясно, что вопрос о фонозаписи данным постановлением не решен. И еще полтора десятка лет одни судьи приравнивали магнитофонную за­пись к видеозаписи и на этом основании запрещали, дру­гие, напротив, рассматривали ее как разновидность записи и, следовательно, не нуждающуюся в разрешении. Пробле­ма разрешилась, и то лишь отчасти, в новом УПК РФ, где ч. 5 ст. 241 устанавливает: «Лица, присутствующие в от­крытом судебном заседании, вправе вести письменную за­пись. Проведение фотографирования, видеозаписи и (или) киносъемки допускается с разрешения председательствую­щего в судебном заседании и с согласия сторон, если это не создает препятствий для судебного разбирательства. Прове­дение аудиозаписи не допускается, если это создает препят­ствие для судебного разбирательства». Отсюда следует, что аудиозапись в судебном заседании разрешается всегда, ког­да это не препятствует разбирательству.

Соответствующие шаги навстречу журналистам уже сде­ланы судейским сообществом. Так, Кодекс чести судьи Российской Федерации, утвержденный Постановлением Со­вета судей Российской Федерации от 21 октября 1993 г., обязывает судью «с уважением и пониманием относиться к стремлению средств массовой информации освещать дея­тельность суда и оказывать им необходимое содействие, если это не будет мешать проведению судебного процесса или использоваться для оказания воздействия на суд». В то же время сам судья «не вправе делать публичных заявле­ний, комментариев, выступлений в прессе по делам, нахо­дящимся в производстве суда до вступления в силу поста­новлений, принятых по ним».

Наибольший интерес к налаживанию конструктивного взаимодействия со СМИ проявляет Высший Арбитражный Суд Российской Федерации. Специальным Информацион­ным письмом предусмотрено:

обеспечить возможность ознакомления журналистов со временем проведения судебных заседаний по конкретным спорам, представляющим интерес для СМИ;

предоставлять возможность журналистам, присутству­ющим в зале, вести записи по ходу судебного процесса, имея при этом в виду, что фото-, кино- и видеосъемка в зале суда могут производиться только по разрешению председа­тельствующего по делу, который вправе продлить ранее определенное время съемок или разрешить их проведение непосредственно в ходе заседания. В то же время съемка не должна влиять на объективное ведение заседания и свободу волеизъявления участвующих в деле лиц;

выдавать журналисту судебный акт, вступивший в за­конную силу, по просьбе руководства редакции или агент­ства, интересы которых он представляет. В исключитель­ных случаях с согласия лиц, участвовавших в деле, и при наличии ходатайства руководства редакции или агентства журналист может ознакомиться с иными материалами дела, рассмотренного в судебном заседании. Просьбы СМИ о пре­доставлении материалов нерассмотренных судебных дел удовлетворению не подлежат7.

Доступ журналистов к информации о работе пред­ставительных и исполнительных органов власти. Дру­гая специфическая сфера, в которой права журналиста на поиск, получение и распространение информации претер­певают определенные изменения, — деятельность Прези­дента, Парламента, Правительства.

Федеральный закон «О порядке освещения деятельнос­ти органов государственной власти в государственных средствах массовой информации» касается почти исклю­чительно телерадиовещания. Данный акт достаточно от­кровенно отражает депутатскую ментальность в вопросе об информационной открытости собственной деятельности. Так, ст. 6 обязывает федеральные государственные телера­диокомпании включать в информационные программы со­общения о решениях, заявлениях, обращениях и действи­ях палат, пресс-конференциях их председателей, о визитах их делегаций за рубеж. Кроме того, им предписано ежене­дельно выпускать в эфир обзорные информационно-просве­тительские 45-минутные программы об итогах работы па­лат, их комитетов и комиссий, депутатских объединений, о проведении парламентских слушаний и т.д. Причем поря­док вещания передач разрабатывается по представлению пресс-служб палат.

Обязательными являются и ежемесячные теледебаты представителей депутатских объединений, очередность уча­стия в которых определяется по согласованному решению фракций или жребием. Для выступлений депутатов по ка­налам местных государственных телерадиокомпаний За­кон устанавливает периодичность — один раз в два месяца с подачей заявки не позднее чем за 2 недели. Если в одной программе участвует несколько депутатов, то каждому да­ется не менее 7 минут.

Самую большую опасность может представлять обращен­ное ко всем государственным телерадиокомпаниям требова­ние, «предусматривать в иных публицистических, информа­ционных и информационно-аналитических программах всестороннее и объективное информирование телезрителей и радиослушателей о работе федеральных органов государ­ственной власти», о позициях депутатских объединений в Государственной Думе, депутатов Совета Федерации и депутатов Государственной Думы. Поскольку критерии всесторонности и объективности являются оценочными ка­тегориями, постольку данная норма может использовать­ся для борьбы с теми журналистами, которые позволяют себе высказывать нелицеприятные суждения о конкрет­ных депутатах или их объединениях. Все это довольно резко контрастирует с Резолюцией ПАСЕ 820 (1984) «Об отношениях парламентов со средствами массовой ин­формации», проявляющей максимум такта по отношению к СМИ.

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Комментарии Центра «Право и средства массовой информации». М., 1999. С. 120-121.

[2] Постановление Конституционного Суда РФ от 18 февраля 2000 г. № 3-П по делу о проверке конституционности п. 2 ст. 5 ФЗ «О прокуратуре Российской Федерации» в связи с жалобой гражданина Б.А. Кехмана.

[3] См. Решение Верховного Суда Российской Федерации от 25 марта 1997 года № ГКПИ 97-132.

[4] Case-law concerning Article 10 of the European Convention on Human Rights. — Directorate General of Human Rights. Strasbourg, 2000. P. 24, 49.

[5] См.: Российская юстиция. 1997. N° 9. С. 26.

[6] Бюллетень Верховного Суда СССР. 1987. № 1. С. 10—11.

[7] Информационное письмо «О некоторых вопросах работы арбитраж­ных судов Российской Федерации по взаимодействию со средствами мас­совой информации» от 27 мая 1998 года № С1-7/С1-392.

--------------------------------------------------------------------------------

Назад • Дальше

СодержаниеСодержание

Назад • Дальше