<<
>>

ЭтикаАристотелевой доксографии

B текстах Аристотеля значительное место занимает критический разбор учений его предшественников. При этом автор достаточно подробно излагает позицию и ар­гументы критикуемой стороны, хотя эта «сторона» не всегда точно персонифицирована (например, критикуя учение об идеях, Аристотель не отделяет в должной сте­пени взгляды Платона от взглядов его последователей).

Поведение Аристотеля как критика выглядит безуп­речным на фоне позиций, подобных той, что выражена Парменидом в стихах, где он говорит о философах, признающих существование небытия: «He доказать ни­когда, что небытие существует. He допускай свою мысль к такому пути изысканья. Небытия ни познать... не можешь, ни в слове выразить. Ты избежишь дурного пути изысканья, - что измышляют невежды, люди о двух головах. Беспомощно ум их блуждает. Бродят они наугад, глухие и вместе слепые» (7, с. 295). Аристотель, напротив, подчеркивает необходимость уважения к другим философам, даже к тем, чьи взгляды не разде­ляет. B «Никомахъвой этике» он предваряет критику платоновского взгляда на благо как на идею словами о том, что предстоящее изыскание «вызывает нелов­кость, потому что идеи ввели близкие нам люди». «И все-таки, - продолжает Аристотель, - наверное, лучше - во всяком случае, это наш долг - ради спасения исти­ны отказаться даже от дорогого и близкого, особенно ec- ли мы философы. Ведь хотя и то и другое дорого, долг благочестия - истину чтить выше» (11, 1096al0-15).

Общая позиция в отношении предшественников сформулирована в «Метафизике». Здесь Аристотель подчеркивает, что никто не в состоянии достичь исти­ны «надлежащим образом», но никто и не терпит пол­ной неудачи: каждый, кто говорит о природе, добавля­ет к истине мало или ничего, но когда все это складыва­ется, получается заметная величина (10, 993b). «И справедливо, - утверждает философ, - быть призна­тельным не только тем, чьи мнения мы можем разде­лить, но и тем, кто высказался более поверхностно: ведь и они в чем-то содействовали истине, упражняя до нас способность [к познанию].

B самом деле, если бы не было Тимофея, мы не имели бы многих лирических пе­сен; а если бы не было Фринида, то не было бы Тимо­фея. To же можно сказать и о тех, кто говорил об исти­не, - от одних мы позаимствовали некоторые мнения, а благодаря другим появились эти» (10, 993bl0-15).

Аристотель сравнивает по степени убедительности рассуждения разных философов, порой позволяет себе делать предположения о том, что мог бы сказать тот или иной из его предшественников по тому или иному воп­росу. B подобном духе он пишет об Анаксагоре: «Что касается Анаксагора, то если предположить, что он принимает два элемента, такое предположение больше всего соответствовало бы его учению, хотя сам он отчет­ливо об этом не говорит; однако он необходимо последо­вал бы за теми, кто направил бы его к этому» (10, 989a30). Даже прямо заявляя об ошибочности взглядов своих предшественников, Аристотель сохраняет сдер­жанность в выражениях. При этом критика всегда про­исходит в рамках обстоятельного обзора и «разбора», она основательна и относится к существу дела.

***

Проведенное рассмотрение примеров классических философских текстов показывает, что анализ, основан­ный на применении метода аргументационных карт, позволяет не только фиксировать и исследовать основ­ные «обосновательные» блоки, но также обнаруживать имеющиеся «логические провалы» и другие важные объекты топографии текста, для изучения которых тре­буются соответствующие концептуальные средства, в том числе до известной степени аналогичные используе­мым в теории литературы и литературоведении. Интел­лектуальная фабула, темы и мотивы, принцип контрас­та (отличный как от логического противоречия, так и от онтологического антагонизма), компенсация «проме­жуточных» читательских разочарований великодуш­ным автором - далеко не маловажные факторы, опреде­ляющие в конечном счете «успех» философского текста, его «эффективность». B исследовании философского текста может оказаться уместным и использование об- разов-метафор (пример тому - употребление А.Ф.

Лосе­вым образа охоты как ключевого образа диалогов Пла­тона для характеристики специфики этих диалогов).

Особая смысловая нагрузка приходится в тексте на идеи - понятийно-высказывательные комплексы, включа­ющие положения о существовании объекта, достойного человеческих устремлений, о его достижимости для чело­века, вознаграждении в случае достижения, а также о том, что для этого следует делать. Такого рода идеи вовсе не обя­зательно имеют очевидную связь с аргументационной конструкцией. Высказывательные компоненты «идеи идеи» прекрасного в платоновском «Пире» не являются те­зисами аргументационных конструкций. Они, как и поня­тийные компоненты этой идеи, образуют аргументацион­ный ресурс, который в данном тексте не используется, но может быть осознан читателем post factum как основание для множества утверждений, сделанных ранее героями ди­алога. Что касается степени использования аргументаци­онного ресурса, то в этом отношении различаются не толь­ко тексты разных авторов (например, Платона и Аристоте­ля), но и тексты одного автора (аристотелевские «Аналити­ки» и «Никомаховаэтика»).

При всех различиях в авторском стиле Платона и Аристотеля очевидно происхождение их текстов из ком­муникативной ситуации. У этих текстов есть автор и есть адресат, и автору небезразлично, как будет текст адреса­том воспринят. Дискурсивно-логические, художествен­ные и психологические средства у Платона, логические, психологические и дидактические приемы у Аристо­теля, - все это служит целям изложения авторских мыс­лей, привлечения читательского внимания и, выражаясь современным языком, обеспечению доступа к знаниям.

Характеризуя глубинную художественность Аристо­телева текста, Т.В.Васильева пишет: «Даже тот, кто чи­тает аристотелевские сочинения в косноязычных и по­луслепых, а зачастую и попросту непроглядно темных переводах на новые языки, не может не почувствовать присутствия Музы по той глубине мысли, раскрывае­мой до дна во всех своих поворотах и разветвлениях, которой мы никогда не подозревали и которую тем не менее сразу же узнаем как старую знакомую - Аристо­тель ничего не придумывает такого, с чем простому че­ловеку не приходилось бы сталкиваться, он только про­думывает до конца то, что большинство людей пропус­кает без внимания, чем пользуется безотчетно.

Как в произведениях поэзии в незнакомых людях мы узнаем знакомые черты, так в ученых трудах Аристотеля мы, наконец, узнаем, в каком значении мы ежедневно упот­ребляем слова, не задумываясь об их смысле, почему верим одним утверждениям и не верим другим и как нужно строить свое рассуждение, чтобы нам всегда ве­рили и чтобы оно было истинным...» (30, с. 154).

B отличие от автора «трансцендирующего», не отде­ляющего собственное «постижение»~от изложения, ав­тор, стремящийся достичь понимания своего произве­дения читателем и выбирающий для этого знакомые читателю формы, рискует оказаться в ситуации несоот­ветствия формы содержанию. Так, использование ми­фов Платоном дает историкам философии основания говорить о подобном несоответствии в его текстах.

«Платон, - замечает А.Н.Чанышев, - прибегал к ми­фам и аллегориям... сознательно ради популяризации своей концепции и для усиления художественности своего учения... Однако мифологическая форма изло­жения делает учение Платона там, где она применяет­ся, расплывчатым и неточным. Миф образен, а образ невозможен вне пространственно-временного контину­ума, тогда как высшая реальность у идеалиста Платона существует вне времени и пространства. Поэтому когда Платон поясняет свое идеалистическое учение мифами и аллегориями, возникает противоречие между формой и содержанием» (139, с. 329). Среди авторов, чьи труды оказали существенное влияние на развитие философии и культуры, трудно найти такого, кто не был бы уличен современниками или потомками в тех или иных проти­воречиях. Этот факт, конечно же, не может служить достаточным основанием для того, чтобы утверждать нецелесообразность указаний на противоречия вообще. Скорее, он побуждает задуматься о наличии некоего ба­ланса между смысловым богатством текста (или «систе­мы»), увеличивающим риск появления противоречий, и уровнем «логического мастерства» автора, позволяю­щим свести к минимуму как число таких противоре­чий, так и их значимость.

B проведенном выше анализе текстов противоречие рассматривалось главным образом как психологичес­кий и художественный прием, а теме доказательности было уделено совсем немного внимания, поскольку из­начально полагалось, что философская аргументация в общем смысле не требует непременной доказательнос­ти. Реализация авторского подхода к аргументации на примере анализа конкретных текстов предшествовала подробному обоснованию этого подхода, который, ко­нечно же, должен содержать рассмотрение и других трактовок аргументации. Обсуждение вопроса о том, что такое философская аргументация, неизбежно предполагающее обсуждение темы «аргументации во­обще» - дело следующей главы этой книги.

<< | >>
Источник: Алексеев А.П.. Философский текст: идеи, аргументация, образы.- М.,2006. — 328 с.. 2006

Еще по теме ЭтикаАристотелевой доксографии: