ЭтикаАристотелевой доксографии
B текстах Аристотеля значительное место занимает критический разбор учений его предшественников. При этом автор достаточно подробно излагает позицию и аргументы критикуемой стороны, хотя эта «сторона» не всегда точно персонифицирована (например, критикуя учение об идеях, Аристотель не отделяет в должной степени взгляды Платона от взглядов его последователей).
Поведение Аристотеля как критика выглядит безупречным на фоне позиций, подобных той, что выражена Парменидом в стихах, где он говорит о философах, признающих существование небытия: «He доказать никогда, что небытие существует. He допускай свою мысль к такому пути изысканья. Небытия ни познать... не можешь, ни в слове выразить. Ты избежишь дурного пути изысканья, - что измышляют невежды, люди о двух головах. Беспомощно ум их блуждает. Бродят они наугад, глухие и вместе слепые» (7, с. 295). Аристотель, напротив, подчеркивает необходимость уважения к другим философам, даже к тем, чьи взгляды не разделяет. B «Никомахъвой этике» он предваряет критику платоновского взгляда на благо как на идею словами о том, что предстоящее изыскание «вызывает неловкость, потому что идеи ввели близкие нам люди». «И все-таки, - продолжает Аристотель, - наверное, лучше - во всяком случае, это наш долг - ради спасения истины отказаться даже от дорогого и близкого, особенно ec- ли мы философы. Ведь хотя и то и другое дорого, долг благочестия - истину чтить выше» (11, 1096al0-15).
Общая позиция в отношении предшественников сформулирована в «Метафизике». Здесь Аристотель подчеркивает, что никто не в состоянии достичь истины «надлежащим образом», но никто и не терпит полной неудачи: каждый, кто говорит о природе, добавляет к истине мало или ничего, но когда все это складывается, получается заметная величина (10, 993b). «И справедливо, - утверждает философ, - быть признательным не только тем, чьи мнения мы можем разделить, но и тем, кто высказался более поверхностно: ведь и они в чем-то содействовали истине, упражняя до нас способность [к познанию].
B самом деле, если бы не было Тимофея, мы не имели бы многих лирических песен; а если бы не было Фринида, то не было бы Тимофея. To же можно сказать и о тех, кто говорил об истине, - от одних мы позаимствовали некоторые мнения, а благодаря другим появились эти» (10, 993bl0-15).Аристотель сравнивает по степени убедительности рассуждения разных философов, порой позволяет себе делать предположения о том, что мог бы сказать тот или иной из его предшественников по тому или иному вопросу. B подобном духе он пишет об Анаксагоре: «Что касается Анаксагора, то если предположить, что он принимает два элемента, такое предположение больше всего соответствовало бы его учению, хотя сам он отчетливо об этом не говорит; однако он необходимо последовал бы за теми, кто направил бы его к этому» (10, 989a30). Даже прямо заявляя об ошибочности взглядов своих предшественников, Аристотель сохраняет сдержанность в выражениях. При этом критика всегда происходит в рамках обстоятельного обзора и «разбора», она основательна и относится к существу дела.
***
Проведенное рассмотрение примеров классических философских текстов показывает, что анализ, основанный на применении метода аргументационных карт, позволяет не только фиксировать и исследовать основные «обосновательные» блоки, но также обнаруживать имеющиеся «логические провалы» и другие важные объекты топографии текста, для изучения которых требуются соответствующие концептуальные средства, в том числе до известной степени аналогичные используемым в теории литературы и литературоведении. Интеллектуальная фабула, темы и мотивы, принцип контраста (отличный как от логического противоречия, так и от онтологического антагонизма), компенсация «промежуточных» читательских разочарований великодушным автором - далеко не маловажные факторы, определяющие в конечном счете «успех» философского текста, его «эффективность». B исследовании философского текста может оказаться уместным и использование об- разов-метафор (пример тому - употребление А.Ф.
Лосевым образа охоты как ключевого образа диалогов Платона для характеристики специфики этих диалогов).Особая смысловая нагрузка приходится в тексте на идеи - понятийно-высказывательные комплексы, включающие положения о существовании объекта, достойного человеческих устремлений, о его достижимости для человека, вознаграждении в случае достижения, а также о том, что для этого следует делать. Такого рода идеи вовсе не обязательно имеют очевидную связь с аргументационной конструкцией. Высказывательные компоненты «идеи идеи» прекрасного в платоновском «Пире» не являются тезисами аргументационных конструкций. Они, как и понятийные компоненты этой идеи, образуют аргументационный ресурс, который в данном тексте не используется, но может быть осознан читателем post factum как основание для множества утверждений, сделанных ранее героями диалога. Что касается степени использования аргументационного ресурса, то в этом отношении различаются не только тексты разных авторов (например, Платона и Аристотеля), но и тексты одного автора (аристотелевские «Аналитики» и «Никомаховаэтика»).
При всех различиях в авторском стиле Платона и Аристотеля очевидно происхождение их текстов из коммуникативной ситуации. У этих текстов есть автор и есть адресат, и автору небезразлично, как будет текст адресатом воспринят. Дискурсивно-логические, художественные и психологические средства у Платона, логические, психологические и дидактические приемы у Аристотеля, - все это служит целям изложения авторских мыслей, привлечения читательского внимания и, выражаясь современным языком, обеспечению доступа к знаниям.
Характеризуя глубинную художественность Аристотелева текста, Т.В.Васильева пишет: «Даже тот, кто читает аристотелевские сочинения в косноязычных и полуслепых, а зачастую и попросту непроглядно темных переводах на новые языки, не может не почувствовать присутствия Музы по той глубине мысли, раскрываемой до дна во всех своих поворотах и разветвлениях, которой мы никогда не подозревали и которую тем не менее сразу же узнаем как старую знакомую - Аристотель ничего не придумывает такого, с чем простому человеку не приходилось бы сталкиваться, он только продумывает до конца то, что большинство людей пропускает без внимания, чем пользуется безотчетно.
Как в произведениях поэзии в незнакомых людях мы узнаем знакомые черты, так в ученых трудах Аристотеля мы, наконец, узнаем, в каком значении мы ежедневно употребляем слова, не задумываясь об их смысле, почему верим одним утверждениям и не верим другим и как нужно строить свое рассуждение, чтобы нам всегда верили и чтобы оно было истинным...» (30, с. 154).B отличие от автора «трансцендирующего», не отделяющего собственное «постижение»~от изложения, автор, стремящийся достичь понимания своего произведения читателем и выбирающий для этого знакомые читателю формы, рискует оказаться в ситуации несоответствия формы содержанию. Так, использование мифов Платоном дает историкам философии основания говорить о подобном несоответствии в его текстах.
«Платон, - замечает А.Н.Чанышев, - прибегал к мифам и аллегориям... сознательно ради популяризации своей концепции и для усиления художественности своего учения... Однако мифологическая форма изложения делает учение Платона там, где она применяется, расплывчатым и неточным. Миф образен, а образ невозможен вне пространственно-временного континуума, тогда как высшая реальность у идеалиста Платона существует вне времени и пространства. Поэтому когда Платон поясняет свое идеалистическое учение мифами и аллегориями, возникает противоречие между формой и содержанием» (139, с. 329). Среди авторов, чьи труды оказали существенное влияние на развитие философии и культуры, трудно найти такого, кто не был бы уличен современниками или потомками в тех или иных противоречиях. Этот факт, конечно же, не может служить достаточным основанием для того, чтобы утверждать нецелесообразность указаний на противоречия вообще. Скорее, он побуждает задуматься о наличии некоего баланса между смысловым богатством текста (или «системы»), увеличивающим риск появления противоречий, и уровнем «логического мастерства» автора, позволяющим свести к минимуму как число таких противоречий, так и их значимость.
B проведенном выше анализе текстов противоречие рассматривалось главным образом как психологический и художественный прием, а теме доказательности было уделено совсем немного внимания, поскольку изначально полагалось, что философская аргументация в общем смысле не требует непременной доказательности. Реализация авторского подхода к аргументации на примере анализа конкретных текстов предшествовала подробному обоснованию этого подхода, который, конечно же, должен содержать рассмотрение и других трактовок аргументации. Обсуждение вопроса о том, что такое философская аргументация, неизбежно предполагающее обсуждение темы «аргументации вообще» - дело следующей главы этой книги.