СООТНОШЕНИЕ ЭВРИСТИЧЕСКОЙ И РЕГУЛЯТИВНОЙ ФУНКЦИИ ФИЛОСОФСКИХ ПРИНЦИПОВ в ФОРМИРОВАНИИ НОВОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Проведенный нами анализ становления фундаментальных теоретических понятий классической механики (конструкта "инерция"), классической электродинамики (конструкта "электромагнитное поле"), релятивистской физики (конструкта "псевдоевклидовое пространственно- временное многообразие") и квантовой физики (конструкта "квантовый объект") показывает, что исходные понятия новой фундаментальной теории, т.е. принципиально новые теоретические идеи нельзя получить ни посредством индуктивного обобщения опытных данных ("нет прямого логического пути от опыта к теории" (Эйнштейн)), ни из старых

'При анализе возникновения новых идей в процессе формирования научной теории следует понимать под идеей и понятие, и наглядное представление, обладающих эвристическими возможностями по отношению к некоторой проблеме для её разрешения. В качестве примера можно привести представление. Оно противоречиво: это не просто чувственный образ, а опосредованный чувственный образ и может участвовать в формировании новой идеи и как вспомогательный образ (гештальт), и как исходный теоретический образ (теоретическое представление).

теоретических понятий путем дедукции1, а формируются они в процессах творческого воображения. Последнее представляет собой подлинный источник генерации принципиально новых идей и принципов в науке. Только в процедурах умозрительного исследования (как уже знаем, оно включает в себя идеализацию старого знания целью получения "идеалов", выбор гештальта-наглядного структурного образа; процедуру замещения элементов гештальта идеалами и т.д.) возможно построение умозрительных понятий - конструктов. Дело в том, что процедура замещения элементов гештальта приводит к построению умозрительной модели, а приписывание содержания этой модели некоторой предметной области (процедура генерализации) - конструкту. (Термин этот возник в позитивистской литературе в середине XX столетия (Маргенау Г., 1950)). В свою очередь, приписывание конструкту некоторый не содержащийся в его определении признак приведет к построению умозрительного принципа. Между тем, умозрительные понятия (конструкты) могут быть спекулятивными, т.е. не допускающие опытную проверку или теоретическими - допускающие её. Только опыт решает истинность или ложность этих конструктов. Отсюда становится ясным смысл тезиса Пуанкаре: "Творить - значит выбирать, различать".

Умозрительный аспект содержания теории связан не только с умозрительным происхождением фундаментальных теоретических понятий, но и выбором их из множества умозрительных понятий.

'В истории философии можно проследить и индуктивистов (абсолютизировавших и пропагандировавших индуктивный метод исследования): Бэкона, Гершеля, Уэвелла и др., и дедуктивистов (абсолютизировавших и пропагандировавших, в свою очередь, дедуктивные средства исследования): Декарта, Лейбница, Спинозу - каждый из которых считали свои методы универсальными в смысле "логики открытия". Однако уже Кант показал их ограниченную применимость. Эвристические возможности научной индуктивной логики в формировании научной теории ограничены эмпирическим исследованием - обнаружением элементарных эмпирических (отчасти, интегральных эмпирических) законов. Стало быть, индуктивным методом обусловлено происхождение эмпирических понятий и представлений (идей) и индуктивизм отождествляет последние с теоретическими понятиями и представлениями, т.е. индуктивисты Нового времени не различали их (а позже Милль и др. отождествляли феноменологическую конструкцию с научной теорией). Эвристические возможности дедуктивной логики в формировании научной теории, в свою очередь, ограничены феноменологической конструкцией на стадии эмпирического исследования, нефундаментальным теоретическим исследованием, так как поиск нового нефундаментального теоретического закона решается посредством процедуры дедуктивного вывода ("теоретическое доказательство" // См.: Бранский В.П. Философские основания синтеза релятивистских и квантовых принципов. С. 37), и теоретической гипотезой на стадии фундаментального теоретического исследования, ибо с ней связано дедуктивное развертывание фундаментального теоретического закона. В общем, дедуктивизм в методологическом плане отождествляет научную (физическую) теорию с теоретической гипотезой, ставшей дедуктивной системой, обладающей функциями объяснения и предсказания.

уже было отмечено, что окончательный выбор остается за опытом. Стало быть, физическая теория оказывается умозрительным знанием, согласующееся с эмпирическим знанием, т.е. синтезом умозрения и эмпирии1.

Как показал анализ способов генерации упомянутых выше "четырех наиболее значительных конструктов в истории физики" (Р.

Нами было показано, что в смелом (в условиях конкуренции с электродинамикой Ампера-Вебера) выборе принципа близкодействия в качестве теоретической программы будущей классической электродинамики Максвелл руководствовался четырьмя принципами: методологическим (метаэмпирическим) принципом универсальности закона сохранения энергии философско-онтологическим (метаумозрительным) принципом несовпадения сущности и явления,

'Об этом см. подробнее: Бранский В.П. Философские основания синтеза релятивистских и квантовых принципов.

философско-онтологическим (метаумозрительным) принципом несовпадения сущности и явления, философско-онтологическим (метаумозрительным) принципом взаимосвязи пространства, времени и взаимодействия. Можно показать, что сторонники теорий дальнодействия (Ампер, Нейман, Вебер и др.) руководствовались в своем выборе несовместимым с названным выше принципом Фарадея-Максвелла, принципом совпадения сущности и явления: "Сущность наблюдаемых явлений - сходное в этих явлениях, т.е. также наблюдаема"1. Значит, этот неверно сформулированный философский принцип сыграл антиэвристическую роль в выборе ими принципа дальнодействия (по аналогии теорией тяготения Ньютона) в качестве теоретической программы альтернативной максвелловской электродинамики.

Историко-методологическая реконструкция выбора принципов специальной теории относительности (СТО): постоянства (инвариантности) скорости света и специального принципа относительности выявила, что Эйнштейн в качестве селекторов использовал два методологических принципа, т.е. онтологические принципы (причинности, к примеру), доведенные до "состояния, пригодного для использования" (Эйнштейн): наблюдаемости и простоты. Вместе с тем, согласно нашему анализу, основная проблема заключалась вовсе не в выборе исходных принципов СТО, а в выборе интерпретации преобразований Лоренца. При рассмотрении переходов (селективных ситуаций) "Лоренц-Эйнштейн" и "Пуанкаре-Эйнштейн" можно обнаружить следующее: продуктивность принципа объективной относительности пространства и времени (онтологического принципа определенного типа), сыгравшего роль философского селектора в выборе интерпретации теоретической схемы СТО Эйнштейном и контрпродуктивность селективного принципа объективной универсальности ньютоновских пространства и времени (материалистического, но вместе с тем, носящего догматический характер), приведшего Лоренца к контракционной гипотезе и селективного принципа конвенциональности пространства и времени (согласно которому пространственные и временные отношения зависят от условного соглашения сообщества ученых, стало быть, от сознания, т.е.

Подробный историко-физический анализ построения общей теории относительности (ОТО) Эйнштейном свидетельствует о том, что

'Нетрудно догадаться о том, что выбор принципа дальнодействия Ампером, Вебером и др. противоречит, в частности, максвелловскому принципу взаимосвязи пространства, времени и взаимодействия.

селективная функция философских принципов проявляется не менее рельефно, если не более, чем в построении и интерпретации СТО. Если конкретизировать последнее, то селективную функцию в выборе общего принципа относительности и принципа единства гравитации и метрики (ПЕГМ) как исходных принципов ОТО Эйнштейном проявили следующие философские принципы: принцип наблюдаемости Маха, очищенный от примесей берклианства; принцип относительности пространства и времени, выбранный под влиянием философии Декарта и принцип причинности Спинозы и Канта.

Вообще говоря, как показывает анализ формирования СТО и ОТО, что онтологический аспект мировоззрения определяет ту относительно априорную установку, с позиции которой Эйнштейн подходил к изучаемым СТО и ОТО предметным областям. Эта установка заключалась в том, что Эйнштейн всегда стремился к геометризации взаимодействия, исходя из принципа относительности движения1. Таким образом, при изучении любого объекта исследователь смотрит на него, исходя из той онтологической "модели" реальности, которую считает правильной или изменяет её, так сказать, в нужном (правильном) направлении. Это случилось как раз с Эйнштейном: в связи с отказом от эфирной гипотезы ему пришлось "деформировать" пространственно-временную онтологию, вместо того, чтобы сжать быстро движущееся тело в направлении его движения (как поступили Лоренц и Пуанкаре). Значит, в процессе принятия СТО в самом деле конкурировали не три теории, а две методологии: Лоренца-Пуанкаре и Эйнштейна. Если методология Эйнштейна требовала исключения "универсальных сил" из теории (принцип Г. Рейхенбаха) за счет изменения онтологии, т.е. классических пространственно-временных представлений, то методология Лоренца- Пуанкаре настаивала на введении в теорию этих сил за счет сохранения старой онтологии, т.е. тех же ньютоновских пространства и времени.

Несколько сложнее обстоит дело с нерелятивистской квантовой механикой (НКМ). Оно связано тем, что НКМ является плодом творчества так называемого "коллективного теоретика" (М. Планка, А. Эйнштейна, Л. де Бройля, Н. Бора, В. Гейзенберга, Э. Шредингера, М. Борна и др.). Каждый участник "коллективного" творчества осуществляет лишь некоторые из необходимых (логико-методологическом и историческом аспектах) процедур, обеспечивающих построение новой фундаментальной физической теории. Под этими процедурами имеются в виду процедуры эмпирического, нефундаментального теоретического, умозрительного и

'Эта априорная установка, сыгравшая на этапах создания СТО и ОТО положительную роль в творчестве Эйнштейна, т.е. в первой половине его, но во второй половине его творчества, т.е. в попытке построения Эйнштейном единой теории поля сыграла отрицательную роль.

фундаментального теоретического исследований, которых последовательно проходит формирующаяся новая теория. В НКМ эмпирическое исследование представлено экспериментальными исследованиями излучения абсолютно черного тела (Луммера, Принсгейма и др.) и эмпирическое знание - эмпирическими законами: Стефана-Больцмана для общего излучения, смещения Вина и предельными - Рэлея-Джинса для больших температур и Вина для малых температур. Последние как интегральные законы можно получить посредством дедукции из феноменологической конструкции - феноменологической "теории" М. Планка, содержащей новый конструкт - "квант действия" умозрительного происхождения. При открытии "кванта действия" М. Планк руководствовался двумя методологическими принципами: простоты законов природы и дискретности строения уровней материи (и материальных объектов). В некотором роде принцип простоты законов природы "дедуцирован" Планком из его мировоззренческого принципа единства физической картины мира. В свою очередь, принцип дискретности навеян Планку во время его интенсивного изучения тепловых явлений с помощью статистики Больцмана, основанной на молекулярно-кинетической теории.

Как мы показали, НКМ вследствие действия коллективного творчества ученых ("коллективного теоретика") как бы состоит из относительно независимых друг от друга отдельных подтеорий, которые, в свою очередь, составляют нефундаментальное теоретическое исследование НКМ, сформулированной на математическом языке теории линейных самосопряженных операторов. К ним относятся комплексные теории А. Эйнштейна ("корпускулярно-волновой дуализм"), Л. де Бройля (теория "волн материи"), метафорическая (гибридная) теория Н. Бора ("полуклассическая модель атома") и фрагментные теории Э. Шредингера ("волновая квантовая механика") и Гейзенберга-Борна-Йордана ("матричная квантовая механика"). В ретроспективе каяедая из них прошла явно и неявно все стадии формирования фундаментальной теории подробно феноменологической "теории" М. Планка (включая умозрительную). Безусловно, их подлинный статус в структуре НКМ определился после её окончательного построения коллективным теоретиком.

Историко-методологический анализ формирования и выбора принципа дополнительности в качестве интерпретации НКМ Н. Бором показал, что в становлении последнего оказали существенное влияние кроме философских идей С. Кьеркегора и X. Гёффдинга и психологической идеи У. Джемса о расщепленности сознания у некоторых лиц на части, существующих одновременно и дополнительном отношении друг к другу,

послужившей основой для переключения гештальта у Бора. А выбор Бором корпускулярно-волнового дуализма (КВД) в качестве объекта интерпретации диктовался отказом его от формального подхода В. Гейзенберга к интерпретации НКМ. В этом выборе Бор оттолкнулся не от математического формализма как Гейзенберг, а от логики, т.е. посредством отказа от дееспособности закона исключенного третьего в квантовой теории, назвав этот отказ "дополнительностью". Как в случае с Эйнштейном, связанный с отказом от эфирной концепции в построении СТО, этот отказ Бора повлек за собой изменение ("деформацию") онтологии - взаимоисключаемости классического пространственно- временного и классического причинного описания, причем классическое пространственное и классическое временное описания исключают классическое причинное, лишь будучи взяты совместно. Таким образом, квантовая механика как и релятивистская физика имеет дело с миром иной онтологической природы, чем классическая механика. Поэтому в рамках копенгагенской интерпретации возникает антиномия - противоречие (в отличие от логического противоречия) в границах применимости классических понятий. Можно предположить, что своеобразный принцип антиномичности познания, навеянный негативной диалектикой Канта, выполнил селективную функцию при выборе принципа дополнительности Н. Бором в качестве интерпретации КВД не в пользу каким-либо другим физическим принципам (в том числе принципу унитарности JT. де Бройля).

После проведенных нами историко-методологических реконструкций классической (механики Галилея и электродинамики Максвелла) и неклассической (СТО, ОТО и НКМ) физики нетрудно проследить, что эвристическая функция философских принципов по своей природе является не дедуктивной (вопреки натурфилософии и неонатурфилософии), а селективной (согласно концепциям эвристического реализма). С методологической точки зрения, выбор (селекция) представляет собой взаимодействие трех его компонент: 1) субъекта исследования (научные работники), селективных средств и критериев (селекторов) и селективных ситуаций (тезаурусов выбора). Значит, выбор невозможен при отсутствии одного из этих компонентов. Например, если научный работник недостаточно квалифицирован (компетентен в селекторах и тезаурусе выбора) или отсутствуют соответствующие селектор или тезаурус, которые обеспечивают однозначный выбор. Несколько слов о тезаурусе применительно к анализируемому выше случаю. Должен быть в наличии по меньшей мере не менее двух вариантов умозрительных концепций (идей, конструктов, теорий, парадигм и т.п.), из которых можно выбирать. То есть некоторое множество их. Между тем, последнее образуется путем умозрительного

конструирования необычных комбинаций из старого знания, т.е. в процессах творческого воображения (а не путем индуктивного вывода из опыта или дедуктивного вывода из известных принципов), причем одна из этих комбинаций (при их достаточно большом количестве) должна обладать способностью объяснять известные (в данной предметной области) эмпирические закономерности и предсказывать в согласии с экспериментом новые эмпирические закономерности. Тем самым приходим к так называемому селективному парадоксу , который разрешается с помощью философских принципов.

Вообще говоря, возможности умозрительного конструирования необычных комбинаций старого знания (новых идей и принципов) практически неограниченны и потому следует различать множество возможных комбинаций от действительных комбинаций. Можно предположить, исследователь строит действительные комбинации, исходя из своей онтологической установки, тем самым осуществляя (сам того не замечая, т.е. попутно) потенциальную селекцию не из действительных, а из возможных комбинаций. При этом тот или иной исследователь может в явном виде не осознавать те онтологические установки (принципы), из которых он исходит, и даже вообще исключить какое-либо влияние философии в научном исследовании. Более того, он вовсе не заметит "конструктивную" функцию философии, совпадающую с "потенциальной" селекцией (помогающей не только отбирать возможные комбинации, но и якобы "создавать" их).

При выборе действительных комбинаций ("актуальная" селекция) философские принципы могут привлекаться как имплицитно, так и эксплицитно. В общем, известны в истории философии науки XIX-XX вв. пока только два случая практического (эксплицитного) применения концепции эвристической роли философских принципов в формировании новой фундаментальной физической теории: рассмотренные ранее нами принцип Маха в построении ОТО Эйнштейном и принцип онтологического негеоцентризма в построении квантовой клепсодинамики В.П. Бранским . В остальных случаях (в том числе рассмотренных нами ранее) эвристические возможности философии

использовались неявно (имплицитно).

Теперь, когда установлено, что эвристическая функция философских принципов по своей природе является селективной, то возникает законный вопрос: всякая ли селективная функция эвристична? Выше мы отмечали несколько случаев антиэвристичности (контрпродуктивности) селективных философских принципов, например, в интерпретации теоретической гипотезы СТО. Значит, селективная функция философских принципов в общем случае может быть как эвристической (продуктивной), так и антиэвристической (контрпродуктивной), т.е. зависит от каждого конкретного случая их применения (в зависимости какие принципы в какой предметной и информационной области применяются, иначе говоря, селективная функция философских принципов относительна)1.

Одна из задач нашего исследования заключалась в том, чтобы показать, что отечественной философии науки принадлежит приоритет разработки эвристической роли философии в формировании (а не только в интерпретации) новой теории2 На Западе, начиная с Лейбница, позже с Пуанкаре подходили к проблеме выбора в научном исследовании очень осторожно, даже робко. Их заслуга заключается в том, что они обратили внимание на особое значение этой проблемы для научного творчества. В XX в. продолжили эту линию постпозитивисты, так сказать, "второго эшелона" - С. Тулмин, М. Вартофский и др. Несомненно, они признавали эвристическую роль философии в формировании новой теории, но уж очень робкой и ограниченной форме. Но они представляют, безусловно,

второстепенную ("второй эшелон") из двух тенденций в постпозитивистской философии науки XX столетия. Главная её тенденция ("первый эшелон") бесспорно связана с именами К. Поппера, И. Лакатоса, Т. Куна и П. Фейерабенда. Как мы показали в первой части этого исследования, они в основном придерживались линии полного отрицания эвристической роли философии в формировании новой теории, а приписывали философии скорее регулятивную (интерпретационную) роль в ней. Дело в том, что они пришли к полному отказу от идеала объективно-истинностного научного знания, принизив роль опыта до полного его отрицания. Это произошло потому, что Поппер, Лакатос и др. в своей своеобразной негативной философии науки проигнорировали связь её с мировой философской традицией, т.е. оторвали последнюю от "материнского молока".

Общими усилиями отечественных философов и методологов науки, обеспечивших вышеупомянутый приоритет, созданы глобальные (синтетические) методологические концепции формирования научной теории (в основном они представлены в работах М.В. Мостепаненко, B.C. Степина и В.П. Бранского), которых можно объединить под общим названием эвристического реализма1 и противопоставить постпозитивистским концепциям. На наш взгляд, такое название не только оправдывает указанный приоритет, но и подчеркивает, что, во-первых, в них специально рассматриваются проблемы взаимоотношения философии и науки, роль философии в генезисе новых научных идей и в проверке этих идей на опыте (интерпретации) и др.; во-вторых, они более или менее адекватны реальной практике научного познания и, в-третьих, в этих концепциях воплощены сущность и основные критерии, того, что мы называем наукой (понятие объективной истины, требования эмпирической проверяемости и логической непротиворечивости). По этим пунктам концепции эвристического реализма нисколько не уступают "модным" постпозитивистским концепциям, а может быть, значительно превосходят их. "Речь идет о такой концепции, которая выдерживает сравнение, - говорил на "круглом столе" о концепции B.C. Степина В.А. Лекторский, -

с самыми популярными сегодня в мире философскими теориями науки (К. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса и др.), а в ряде отношений, на мой взгляд, их превосходит"1. Одной из задач данного исследования, как уже повторяем, является подтверждение этого обстоятельства, характерного для современной философии науки. Дело в том, что сколь ни парадоксально, но этому обстоятельству способствовала в немалой степени та идеологическая конфронтация ("железный занавес"), которая существовала в те времена между Западом и Востоком. Она по большому счету защитила отечественных исследователей от увлечения не только новомодными "протокольными предложениями", "фальсификациями" и им подобными, но и от распинания объективной истины, как устаревшего и бесполезного метафизического понятия. Наши западные коллеги в своей эволюции от фальсификационализма К. Поппера через анархизм П. Фейерабенда до деконструктивистского антилогоцентризма Ж. Деррида, Ж. Делёза, Ф. Гваттари и др. перешли ту критическую точку, отделяющую философскую деятельность от антифилософской деятельности (последний термин введен в обиход В.П. Бранским), тем самым - философию от антифилософии. Таким образом, западная философская мысль эволюционирует от абсолютизации ложных научных теорий (К. Поппер и др.), через отрицание различий между наукой и мифом (П. Фейерабенд), к абсолютизации хаоса (деконструктивный постмодернизм Деррида и др.). Меяеду тем надо различать деконструктивный постмодернизм от конструктивного постмодернизма. Последний представлен в философии науки концепциями эвристического реализма.

В первой части нашего исследования мы показали рациональный смысл постпозитивистских концепций "первого эшелона" зарубежной философии науки, почти угадавших (но не более) некоторых принципиальных положений, касающихся методологических закономерностей формирования новой фундаментальной теории. В отличие от концепций эвристического реализма отечественной философии науки они (постпозитивисты), "упираясь" в эти закономерности почти что, как говорится, если не "лбом", то "локтями" (и потому) не смогли внятно их сформулировать и вследствие этого пришли к ранее нами проанализированным неправильным выводам.

Говоря в общем, можно отличить правильную (значит, адекватную реальной практике научного исследования и истории науки) методологическую концепцию, как выразился однажды Гейзенберг, "серьезную" философию (и методологию) от неправильной

методологической концепции (значит, частично адекватной реальной практике научного познания и её истории) или "ложной" методологии на основании их методологических прогнозов, т.е. предсказаний. Серьёзная методология отличается тем, что среди множества её предсказаний имеется хотя бы одно истинное, т.е. способное выдержать метапроверку. У ложной методологии среди множества её предсказаний, стало быть, не имеется ни одного истинного, т.е. не обладает эвристической функцией по отношению к формирующейся теории. Таким образом, критерием, оценивающим степень "серьёзности" той или иной методологической концепции, служит метаисследование. В этом заключается его эвристическая роль.

На наш взгляд, критикуемые нами главные методологические концепции постпозитивистского толка относятся к псевдометодологиям, если их можно так называть. Смысл этого термина заключается в том, что в этих концепциях существует асимметрия между объяснительной и предсказательной функциями (или вовсе отсутствует последняя, тем самым нарушается их взаимосвязь). По этой причине они "довольствуются" как предшествовавшие им неопозитивистские концепции (в особенности, концепции логического анализа науки) методологическим объяснением процессов функционирования (а не генезиса, формирования) и развития (смены) уже существующих научных теорий, т.е. готового научного знания. Поэтому от постпозитивистов ускользает, так сказать, вся интенсивная "жизнь" становящейся теории и тем самым они не рассматривают эвристическую функцию философии в формировании нового знания. Следовательно, постпозитивистам остается "довольствоваться" только историко-научной интерпретацией готовых научных теорий, т.е. анализом регулятивной функции философии (стало быть, методологических регулятивов) в научном исследовании.

Остановимся очень кратко на концепциях "второго эшелона" позитивизма (ибо Г. Маргенау представитель "второго эшелона" неопозитивизма, а "первый эшелон" его представлен именами М. Шлика, Ф. Франка, Р. Карнапа, О. Нейрата, JT. Витгенштейна и др., а М. Вартофский, С. Тулмин и др. представляют "второй эшелон" постпозитивизма). Робкий и ограниченный подход представителей этого эшелона к эвристической роли философии в формировании новой научной теории заключается их в формальном подходе к последней. Суть его заключается в тех методологических правилах, которыми должны руководствоваться исследователь при построении новой истинной теории. "Все эти правила (соответствие новой теории старой, способность её к дальнейшим обобщениям, простота и т.п.), - пишет В.П. Бранский, - однако, характеризуют не атрибуты объективной реальности, а те или

иные познавательные процедуры, рассматриваемые безотносительно к реальности"1. Сказанное, безусловно, относится к методологической концепции Г. Маргенау2, исходящей из отождествления физической реальности с истинным знанием о ней. Познание конструирует саму эту реальность таким образом, чтобы она совпадала с комплексом "верифактов". Такой своеобразный неосолипсизм вызван к жизни отказом Маргенау от обсуждения и поиска, по его выражению, "онтологических костылей" для методологических правил, иначе говоря, от обсуждения онтологических оснований познавательных процедур, приводящих к построению теории согласующейся с экспериментом. Ограниченность концепции Маргенау связана не с признанием эвристической роли методологических правил в осуществлении операции выбора, а заключается в отказе от обсуждения "достоверных основ для обозначения мыслью" (Мадхьямика Прасангика), т.е. того, что лежит в основе тех или иных методологических правил (и познавательных процедур заодно) и вопроса: почему именно эти правила, а не другие; иначе, принципа относительности селективной функции философских принципов. Именно забвение последнего принципа приводит концепции, опирающиеся на эмоциональные (бессознательное эстетическое чувство "красоты"; Пуанкаре, Дирак и др.) и формальные (рациональные - методологические правила и др.; Маргенау и др.) селекторы как на определяющие (первичные) факторы, к агностическим и мистическим (первые) и солипсистским (вторые) выводам.

Проблему объяснения отношения ме5вду метафизикой и наукой, а не описания этого отношения ставит М. Вартофский в своей в некотором

'Бранский В.П. Проблема выбора в фундаментальном теоретическом исследовании и принцип отражения. С. 22. В этой статье с точки зрения используемых селекторов все западные концепции выбора со времен Пуанкаре автор подразделяет на две группы: 1) иррациональные и 2) формальные. Первая группа концепций основана на использовании в качестве селектора выбора эстетическое чувство (Пуанкаре, Дирак и др.): из множества возможных программ (умозрительных комбинаций) выбирается та, которая кажется исследователю "красивой" ("элегантной", по Дираку), т.е. соответствующей мировоззренческому идеалу ученого. Поэтому выбор на основе эстетического чувства в итоге сводится к выбору на основе философских принципов. "Красота" теории связана с правилом проблемной простоты: прежде независимые фундаментальные проблемы оказываются связанными в новой теории и получают в ней решение из одного источника (метод потенциальной дедукции). Напоследок заметим, что селективный критерий красоты в методологическом плане обсуждается: James W. McKallister. Beanty and Revolution in Sciens. Cornell University Press. Ithaka and London, 1996.

2Margenau H. The Nature of Physical Reality. - New-York, 1950. Эта концепция, отождествляя объект исследования и результат исследования напоминает ранее нами обсужденную буддийскую концепцию Читтаматры - все есть "проекция ума" (и теорию "принципиальной координации" Р. Авенариуса).

роде программной статье "Эвристическая роль метафизики в науке"1. В отличие от постпозитивистов "первого эшелона" (Поппера, Куна и др.), отрицавших объективную истину и вследствие этого пришедших к отрицанию самого смысла научной деятельности, он, в противовес им, утверждает, что "метафизическое убеждение в существовании объективности или объективной истины и опирается эвристическая функция метафизики в науке"2. Это замечание М. Вартофского является очень существенным. Дело в том, что главная цель философии как эвристики заключается не в непосредственном обнаружении объективной истины (последнее является задачей опыта, эксперимента), а в преодолении селективного парадокса (для чего, вообще говоря, осуществляется выбор умозрительной концепции из множества умозрительных принципов в качестве теоретической программы формирующейся научной теории). Иначе говоря, для того, чтобы экспериментально проверить единственно истинную умозрительную концепцию (обладающую функциями объяснения и предсказания) в данной предметной области, её надо предварительно выбрать. Как раз здесь привлечение философских принципов в качестве внеэмпирических и внетеоретических селекторов не только возможно, но и жизненно необходимо для становящейся теории. Вот это обстоятельство не учли (не заметили) постпозитивисты "первого эшелона" в силу того, что они частично или полностью отрицали роль опыта как критерия истины. Да им он (опыт) и не нужен, ибо они предали забвению объективную истину. Поэтому, как уже ранее мы писали, представители "первого эшелона" постпозитивизма пришли к полному отрицанию эвристической роли философии в научном исследовании.

Итак, признание эвристической роли философии (метафизики) в формировании новой теории, но в очень робкой и ограниченной форме, М. Вартофским заключается в следующем. По М. Вартофскому, во- первых, "метафизика выражает в систематической и явной форме наиболее глубокие и характерные особенности здравого смысла"3; во- вторых, именно систематическая структурность, референциальность и

'Вартофский М. Эвристическая роль метафизики в науке// Структура и развитие науки: Из бостонских исследований по философии науки / Сборник переводов; общ. ред. Б.С. Грязнова и В.Н. Садовского, пер. с англ. A.JI. Никифорова. - М.: Прогресс, 1978. С. 79-80. При этом он замечает, что Поппер не разрешил эту проблему, а Агасси и Кун даже не поставили её. В числе первых из зарубежных философов и методологов науки М. Вартофский поставил (и озвучил) в явной форме проблему эвристической роли философии в формировании новой научной теории и положил начало её исследования. Также см.: Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. - М.: Прогресс, 1988. 2Вартофский М. Указ. статья. С. 101. 3Вартофский М. Указ. статья. С. 101.

абстрактность метафизики обеспечивают её эвристичность; в-третьих, метафизика в качестве концептуальной модели выступает как эвристика и, в-четвертых, метафизика есть эвристика для науки благодаря тому, что она создает основные модели научного понимания" . Между тем, согласно его мысли, метафизика в качестве метамодели "второго уровня" (а в качестве минимальной модели (каждой научной теории, т.е. модели) "первого уровня" она стремится стать адекватной реальности), "то есть модели систематической конструкции теорий, она выполняет эвристическую функцию в построении теорий, а также способствует выдвижению различных её интерпретаций, то есть конструированию моделей, или альтернативных отображений, "первого уровня" в той или иной научной области" . Отсюда ясно, что метафизика в качестве метатеории, стало быть, систематической методологии формирования научных теорий (моделей "первого уровня") может выполнять эвристическую функцию в построении новой теории. Ещё раз подчеркнем, что в основании этой функции, по М. Вартофскому, лежит метафизическое убеждение ("постоянно вновь выдвигаемая метафизическая гипотеза" (М. Вартофский)) о существовании некоторой фундаментальной реальности (отожествляемой им с объективной истиной), являющейся базисом научного понимания. По его мысли, это убеяедение выражалось в разнообразных теоретических формах в науке и философии. Вот некоторые из них: Логос Гераклита, Единое Парменида, платоновское единство бытия и познания, принцип достаточного основания, "аксиома", принцип единообразия природы, закон экономии, принцип наименьшего действия, принцип простоты и непротиворечивости . По нашему мнению, совсем не случайно М. Вартофским перечислены эти идеи и принципы, эвристическая функция которых в формировании новых теорий не вызывает сомнений. Но он об этом нигде в своей статье не подчеркивает. Вместе с тем, Вартофский уверен в том, что "существует один принцип, на основе которого возможно любое объяснение и любая рациональная интерпретация, а это означает, что существует одна объективная истина, один логос, относительно которого наши объяснения и теории являются адекватными или неадекватными, истинными или ложными" . Этот принцип, восходящий к концептуальной революции ионийцев (например, "Все есть вода" Фалеса Милетского), выполняет эвристическую функцию, формулируя, по Вартофскому, условие объективности в науке.

Сказанное выше свидетельствует о том, что М. Вартофский в решении вопроса эвристической роли метафизики в науке продвинулся в "очень незначительной степени" (Б. Грязнов, В. Садовский) . Это связано с тем, что у него понятие метафизики носит очень расплывчатый и аморфный характер. Несмотря на это выше мы попытались выяснить из контекста его статьи какие именно метафизические идеи и принципы выполняют эвристическую функцию в формировании нового знания в науке. М. Вартофский, на наш взгляд, очень далек от понимания эвристики как селекции на основе метафизики (из его "намеков" невозможно это увидеть и угадать). Но при этом его великая заслуга заключается в том, что в отличие от постпозитивистов "первого эшелона" не "растворил" метафизику в научном знании (как Кун в парадигме или Лакатос в исследовательской программе), а отделил её от научного знания в качестве эвристической метамодели, помогающей в построении и интерпретации новых теорий.

Дарвиновскую теорию эволюции видов путем естественного отбора к разработке концепций структуры и развития научного знания в качестве основополагающего гештальта привлекали К. Поппер, Д. Кэмпбелл, С. Тулмин и др. Остановимся на концепции "эволюционирующих популяций понятий и объяснительных процедур" С. Тулмина . На основании аналогии с биологической эволюцией он предпринял попытку построить концепцию изменения научного знания как теорию эволюции "концептуальных популяций". С. Тулмин обнаружил в них следующие ключевые аналогии: а) биологические популяции - концептуальные популяции; б) биологическая мутация и селекция - интеллектуальная инновация и интеллектуальный отбор; в) выживание или вымирание видов в борьбе за существование - концептуальные изменения как результат двустороннего процесса концептуальной изменчивости и интеллектуального отбора и г) выживают те концептуальные новации, которые лучше других "приспособились" к требованиям интеллектуальной среды. "Именно далеко идущие параллели, - пишет С. Тулмин, - между экологическим объяснением органических изменений и

дисциплинарным объяснением интеллектуального развития придают смысл распространению экологической терминологии с органической эволюцией на интеллектуальную. В интеллектуальной истории любая действительная проблемная ситуация создает некоторый спектр возможных интеллектуальных новаций" . Там, где создается спектр возможностей, немедленно возникает проблема выбора. "В подобных случаях отбор какого-то одного определенного интеллектуального новообразования, - указывает С. Тулмин, - оправдывается демонстрацией того, что он успешнее других решает спорные концептуальные проблемы науки и таким образом увеличивает её объяснительный потенциал; если это выполнено, концептуальное изменение получает тем самым вполне удовлетворительное "объяснение"" .

В качестве одного из селекторов интеллектуального отбора концептуальных вариантов С. Тулмин указывает на возможность "лучше делать объяснительную работу", т.е. на функцию объяснения научной теории. При этом он подчеркивает: "Признанные дисциплинарные критерии выбора всегда множественны, а иногда даже направлены в противоположные стороны; так что предложенное теоретическое изменение может быть в высшей степени привлекательным в одном отношении и ретроградным - в другом" . Тут же он задается вопросом: "В какой мере можем мы пожертвовать последовательностью или красотой ради незначительного усовершенствования способности к предсказанию? Как выигрыш в простоте в одном отношении может компенсировать нам утрату простоты в другом отношении?" Из контекста этих вопросов узнаем об остальных селекторах, к которым С. Тулмин отдает предпочтение: логическая последовательность, чувство красоты, предсказательная сила, простота теории. Между тем, по Тулмину, ученым приходится выбирать в пользу одну из достоинств концептуального варианта: между универсально применимыми и абсолютно последовательными, точными и исчерпывающими в своих предсказаниях формальными системами, в то же время которые обладали бы удобной системой символов и были бы интуитивно простыми, располагали бы изящным математическим аппаратом и простой системой счисления . В

этой связи можно заметить, что он подметил (и догадывается) то, что ранее мы описали (в связи с выбором специального принципа относительности СТО), что некоторые селекторы выполняют как эвристическую, так и антиэвристическую функцию в выборе научных идей и принципов, т.е. зависит от каждого конкретного случая применения селекторов (если можно дать название этой зависимости, то назовем её принципом относительности эвристической функции селекторов). Этот принцип утверждает о том, что использование селекторов зависит от предметной и информационной области. Другими словами, селектор должен обладать селективной функцией там, где обсуждаются проблемы, к которым он имеет отношение. Нашу мысль подтверждает следующая обширная цитата С. Тулмина: "...рассматривая достоинства конкурирующих научных теорий - как и любых других творческих нововведений, - мы должны обращать внимание на критерии отбора, которые действительно руководят выбором между имеющимися концептуальными нововведениями в каждый отдельный момент времени. Из этой гипотезы вытекает следующее следствие: критерии, используемые с полным правом в данной специфической научной ситуации, по- видимому, зависят от контекста - в той же степени, в какой моральные критерии зависят от действия. В ходе истории эти критерии могут в определенной степени прогрессивно совершенствоваться, как это показал А. Макинтайр для моральных оценок, а И. Лакатос - для стандартов математического доказательства" . Здесь, на наш взгляд, не случайно тулмин обращается в своем, так сказать, контекстуальном подходе к селекторам, учитывающему их историческую изменчивость (по нашему, учитывающему принцип относительности эвристической функции селекторов), к параллели между моральными и дисциплинарными (научными) селекторами. Так как "философы больше не могут диктовать принципы, с которыми ученые обязаны согласовывать свою теоретическую работу... " и "выбор между концептуальными вариантами, существующими в определенное время, ориентирован на установленные критерии отбора и не обязательно в каждом случае приводит к модификации теории" , то, как он считает, что эти ограничения ставят философию в один ряд с этикой . Отсюда ясно, что Тулмин отрицает селективную функцию онтологических принципов в теоретических построениях, приравнивая философию с этикой. Как и Маргенау, он предпочитает формальные селекторы в выборе концептуальных новаций,

а не содержательные (фнлософско-онтологические принципы). Более того, Тулмин как и постпозитивисты "первого эшелона" полностью снимает вопрос об истинности научного знания и тем самым игнорирует роль опыта в проверке этих новаций. С точки зрения Тулмина, возникновение новых идей - это "реакция" интеллектуальной экологии (и "концептуальной популяции") на изменившиеся условия интеллектуальной "среды". Эти возникшие (новые) идеи-новации должны пройти через интеллектуальный отбор, где нет стандартных критериев выбора инноваций.

Согласно Тулмину, приобретение одних достоинств (например, гелиоцентрическая система мира Н. Коперника связностью и последовательностью превосходит птоломееву) инновацией часто сопровождается утерей других (птоломеева система в лице коперниковой системы утратила свои вычислительные преимущества) . Или, к примеру, принятие волновой теории света Юнга и Френеля в начале XIX в. потребовало жертвы некоторыми реальными достоинствами корпускулярной теории ньютонианцев. Выходит, по Тулмину, в течение некоторого времени существует весьма тонкое равновесие между достоинствами и недостатками соперничающих теоретических систем . Последнее обстоятельство, по нашему мнению, можно назвать "селективным равновесием" в выборе между теоретическими системами, вызванной к жизни эвристической и антиэвристической функциями определенных селекторов по отношению к данной предметной и информационной области. Несомненно Тулмину (и Куну) удалось подметить это динамическое (и драматическое) равновесие между селекторами и, если можно так называть, антиселекторами, которые "несоизмеримы" и "вовлекают ученых в сложные интеллектуальные расчеты" (С. Тулмин). Рациональный смысл "селективного равновесия", которое чревато всегда "финальным" выбором, заключается в том, что в мировоззрении ученых парадоксально сочетаются селекторы и антиселекторы, приводящие к драматической ситуации "половинчатого" открытия, случившегося с Лоренцем и Пуанкаре, когда они в фигуральном смысле "упирались лбом" в специальный принцип относительности, но остановились на полпути к этому открытию. Это связано с тем, что продуктивность селекторов была нейтрализована контрпродуктивностью антиселекторов (или контрселекторов) .

Проведенный нами выше анализ концепции С. Тулмина показал, что рациональное объяснение интеллектуального отбора теоретических нововведений у него как у всех западных философов науки получается только "задним числом" (ретроспективно), иначе говоря тогда, когда такой отбор был произведен и показал свою продуктивность. Поэтому все постпозитивисты (включая их "второй эшелон", признающего эвристическую роль философии в формировании новой теории, но в очень осторожной и ограниченной форме) не смогли разглядеть за формальными (или методологическими правилами) и эмоциональными (иррациональное чувство красоты) селекторами "замаскированные" содержательные (и притом рациональные) философско-онтологические принципы.

В числе существенных причин того, что западные философы науки не разглядели за эмоциональными и формальными селекторами содержательные (и притом универсальные и способные выдержать метапроверку истинные) философско-онтологические селекторы в выборе программных принципов новой фундаментальной научной теории можно назвать то обстоятельство, что они не заметили в структуре формирующейся теории ранее упомянутый нами селективный парадокс. Это произошло благодаря тому, что эти философы подвергали методологическому объяснению готовое научное знание. Таким образом, западная философия науки страдает от недостатка, который можно назвать ретроспективной асимметрией объяснительной и предсказательной функциями (или вовсе отсутствием последней) у неё. Это, во-первых. Во-вторых, как мы показали ранее, западная философия науки, как правило, подменяла (и отождествляла) научную теорию как основную исходную единицу методологического анализа менее развитыми формами научного знания: феноменологической конструкцией (высшей формой эмпирического знания) - индуктивизм (Милль, Мах и их последователи неопозитивисты-"редукционисты"), умозрительной концепцией - конвенционализм (Пуанкаре, Дюгем и их последователи неопозитивисты - логические конвенционалисты: Карнап, Гемпель, Айдукевич и др.), теоретической гипотезой, ложной теорией - фальсификационизм (Поппер и попперианцы: Г. Альберт, Г. Ленк и др.), теоретической программой - программизм (Лакатос и др.), парадигмой (Кун и др.), пролиферацией умозрительных моделей - методологический анархизм (Фейерабенд и др.), эволюционирующей популяцией научных

понятий - эволюционная эпистемология (Тулмин, Кэмпбелл и др.) и т.д. Поэтому западная философия науки не смогла адекватно представить генезис и структуру фундаментальной научной теории и определить - какова роль и происхождение каждого элемента этой структуры. Следовательно, она не выявила в содержании научной теории умозрительный аспект, связанный с возникновением принципиально новых идей, и свела к нулю эмпирический аспект, подразумевающий связь этих идей с опытом. Дело в том, что логические позитивисты подменяют (и отояедествляют), например, объективную научную истину с логической непротиворечивостью и сторонники фальсификационизма - правдоподобием. Напомним, ранее уже мы подчеркивали низведение роли опыта постпозитивистами до полного отрицания (например, программизм Лакатоса).

Вообще говоря, западная философия науки, если что-нибудь говорила о выборе, то весьма опосредованно: о выборе гипотез, проблем, парадигм, концептуальных новаций, моделей, конструктов и т.д. В отличие от неё наша отечественная постмодернистская философия науки ведет речь о непосредственном (даже об одноактном, а не многоактном) выборе конкретно-научных принципов фундаментальных теорий, будучи сложными синкретическими образованиями вбирают в себя все перечисленные выше понятия (гипотезы, модели и др.), однако, к ним не сводятся. При этом. Напомним, она считает, что целью непосредственного выбора с помощью истинных философских принципов является преодоление селективного парадокса1, чтобы сделать возможным опытную проверку теоретической гипотезы.

Также в числе причин, из-за чего западные философы науки, так сказать, упустили приоритет в разработке проблемы эвристической роли философии в формировании новой научной теории, можно указать то, что они подменяли (и отождествляли) философию с логическим анализом языка науки (неопозитивизм), теорией научного познания - эпистемологией (и методологией в отрыве от онтологии и гносеологии - постпозитивизм) или весьма аморфным образованием - метафизикой (М. Вартофский и др.). Отсюда ясно, что в неопозитивизме эвристическая функция философии вовсе не обсуждается, а подменяется (и отождествляется) регулятивной (скорее "косметической") функцией логического анализа языка науки, а, напротив, в критическом

рационализме (фальсификационизме) она обсуждается, но отожествляется с "переинтерпретацией" или переформулировкой философских проблем в проблемы научного метода (Поппер). Это, все- таки ближе к регулятивной, нежели к эвристической функции. А остальные "растворили" философию - кто в научно-исследовательской программе (Лакатос), кто в парадигме (Кун). Анархистская методология Фейерабенда с его принципом "все сгодится" имплицитно стирает всякую грань между эвристической и антиэвристической функциями философских принципов, что влечет за собой отрицание вообще селективной функции последних. Следует сказать, это характерно всей западной философии науки. Она в целом утверждает, что никаких рациональных и содержательных (онтологических) селекторов выбора теорий не существует. Таким образом, вся западная философия науки, в силу указанных выше причин, в XIX-XX вв. не смогла не только разработать проблему эвристической роли философии в формировании новой теории, но и корректно поставить саму эту проблему.

После того как установлен приоритет отечественной постмодернистской философии науки в разработке проблемы эвристической роли философии в формировании новой теории в компаративистском анализе методологических концепций "первого и второго эшелонов" постпозитивизма и эвристического реализма можно продолжить рассмотрение селективной функции философских принципов в формировании новой фундаментальной теории. После разрешения селективного парадокса философскими средствами дальнейший выбор программных принципов осуществляется методом потенциальной дедукции (потенциальной проверки). Уже после этого можно "развернуть" становящуюся теорию вплоть до актуальной проверки посредством эксперимента наиболее перспективного её варианта, т.е. путем перебора (проб и ошибок)

В связи с разрешением селективного парадокса с помощью философских принципов возникает новая проблема: по какому критерию выбираются сами философские принципы (своеобразный выбор выбора). Таким образом, складывается ранее упомянутая нами селективная ситуация, связанная на этот раз с выбором историко-философской концепции, т.е. мировоззрения исследователя. Выбор мировоззрения, несомненно, зависит от тезауруса универсальных метатеорий

научный работник теперь уже в

качестве метаисследователя при построении "своей философии" должен исходить из мировой философской (и историко-философской) традиции.

При это вновь возникает проблема селектора при выборе метатеоретических принципов 2-го порядка. Рассуждая в том же направлении последовательно, можно прийти к бесконечной иерархии актов выбора, т.е. так называемому "метаселективному парадоксу". Данный парадокс разрешается благодаря "упрощающему" влиянию абстрагирования при переходе с одного уровня метаисследования на другой (более высокий). Дело в том, что при переходе к более высоким уровням метаисследования множество возможных метатеорий

последовательно уменьшается, причем резко.

Стало быть, выбор самих метатеоретических принципов (на некоторой ступени иерархии метатеорий) становится возможным путем метапроеерки, т.е. без привлечения метатеоретических принципов более высокого порядка1.

До сих пор мы рассматривали селективную функцию философских принципов в выборе программных теоретических принципов формирующейся теории. Отобранные с помощью философии программные принципы (в свою очередь) служат "дисциплинарными" селекторами (в смысле физической дисциплины) в выборе фундаментального теоретического закона, ибо последний не может быть получен дедуктивным путем из первых. Это обстоятельство можно обосновать (и показать) двояким образом. Во-первых, можно обосновать онтологически, т.е. тем, что между понятиями "сущность" (постигаемая программным теоретическим принципом) и "общий эссенциальный закон" (постигаемый фундаментальным теоретическим законом) по степени общности нет никакой разницы и поэтому отпадает необходимость дедуктивных отношений между ними. И, во-вторых, можно обосновать гносеологически (и вследствие этого методологически). При этом надо допустить, что программный теоретический принцип и фундаментальный теоретический закон суть одно и то же (процедура отожествления). Чем более ИЗ предыдущего ЯСНО, ЧТО ПО степени общности МЄ5ВДУ ними нет различия. Однако нельзя их отожествлять. Если их считать одним и тем же, то естественным было бы следующее наше утверждение: нефундаментальный теоретический закон, объясняющий

феноменологическую конструкцию (высшую форму эмпирического знания), может быть получен дедуктивным путем непосредственно из программного теоретического принципа (или принципов как бы минуя фундаментальный теоретический закон, исходя из их тожества). Но как мы помним, программный теоретический принцип, будучи имея

'Бранский В.П. Философские основания проблемы синтеза релятивистских и вкантовых принципов. С. 72-73.

умозрительную природу происхождения, "изобретается" посредством замещения конструктами элементов формального гештальта-старой математической структуры, а, в свою очередь, нефундаментальный теоретический закон может быть выражен с помощью принципиально новой математической структуры. Однако последнюю нельзя получить дедуктивно из старой математической структуры, так как синтаксически они выражаются на существенно разных искусственных языках. Вот эти два обоснования делают понятным, почему фундаментальный теоретический закон нельзя вывести дедуктивно из программного теоретического принципа и почему необходим выбор.

Как показал историко-методологический анализ ряда фундаментальных физических теорий (от механики Галилея до квантовых теорий), что дело обстоит именно так, как выше нами обосновано. Между тем, заметим, что преяеде чем выбрать с помощью дисциплинарного (физического) селектора (например, программного теоретического принципа классической электродинамики (КЭД) Максвелла - принципа близкодействия) фундаментальный теоретический закон, то этот принцип как и философско-онтологический селектор нужно довести до состояния, пригодного для использования (продолжая наш пример, сопоставить конструкту "наблюдаемые электромагнитные взаимодействия" величину "силу тока", а конструкту "электромагнитное поле" - величину "скорость"). Далее, в результате процедуры квантификации Максвелл получил квантифицированный дисциплинарный селектор близкодействия: "наблюдаемым силам токов соответствуют ненаблюдаемые скорости изменения электромагнитного поля". В последующем он должен быть формализован, переведен на новый математический язык и подвергнут к потенциальной проверке методом потенциальной дедукции. Только после этих процедур данный селектор становится, так сказать, "готовым к употреблению". Если продолжим наш пример с КЭД Максвелла, то придем к следующему: чтобы выбрать с помощью "готового" селектора фундаментальный теоретический закон КЭД, необходимо было найти независимо от него выражение для электрокинетического количества движения. По другому говоря, здесь имеем дело с требованием, согласно которому, что теория должна оперировать с наблюдаемыми величинами (принцип наблюдаемости)1.

Итак, на стадии фундаментального теоретического исследования

'Об этом см. подробнее: главу "Исторпко-методологическая реконструкция выбора принципа электродинамики Максвелла" данного исследования. Также см. о весьма драматическом выборе основного уравнения ОТО Эйнштейном главу: "Историко-методологическая реконструкция процесса становления и выбора принципов общей теории относительности (ОТО)" данного исследования. Поэтому не будем перегружать примерами данный текст.

существуют селективные ситуации, связанные с выбором программных теоретических принципов и фундаментальных теоретических законов. Выбор последних на самом деле означает выбор математического аппарата становящейся теории. Математические структуры, будучи формальными метатеориями по отношению к формальным математическим структурам физических теорий, не только объясняют последних, но и выполняют селективную функцию отбора теоретических законов. При этом они выполняют косвенную (вспомогательную) селекцию теоретических принципов, т.е. в некотором роде оказывают помощь философии в отборе этих принципов. Значит, формальные метатеории выполняют производную селективную функцию по отношению к селективной функции философских принципов. В итоге программные теоретические принципы производят количественную формальную селекцию, отбирая математический формализм формирующейся теории, а философские принципы - качественную содержательную селекцию этих же принципов.

Качественная содержательная селекция программных принципов фундаментальной физической теории, стало быть, требует адекватной проверки этих же принципов, чтобы окончательно принять теорию в качестве достоверного научного знания. Поэтому в содержании фундаментальной теории наряду с умозрительным аспектом, связанным с возникновением принципиально новых идей (и последующей качественной содержательной селекцией из их числа программных теоретических принципов), выделяется эмпирический аспект, подразумевающий связь этих идей (программных теоретических принципов) с экспериментом, опытом. Последняя невозможна без их количественной проверки. В связи с этим, возникает необходимость в количественной формальной селекции, т.е. в отборе таких теоретических программ, которые допускают количественную формулировку. Такой отбор производится не только на основе программных теоретических принципов, но и с учетом методологических правил соответствия и конструктивной простоты. Более того, он (отбор) использует селективную функцию математических аксиом (и их следствий - теорем).

В качестве примера можно привести как Э. Шрёдингер пришел к своему знаменитому волновому уравнению для стационарной задачи электрона в рамках квантовой механики. Для получения этого уравнения, используя оптово-механическую аналогию Гамильтона, он выбрал волновое уравнение в частных производных Гамильтона-Якоби с граничными условиями, выражавших задачу о колебаниях струны как формальный гештальт. Замещая в структуре этого гештальта элемент, связанный с функциональной величиной, новой структурой. Содержащей "пси"-

функцию, Шредингер полагает, что она представляет собой произведение переменных, зависящих только от трех координат. При этом, вводя постоянную вместе с логарифмом, он предположил, что она должна иметь размерность действия. На основе, таким образом, полученного формального метаконструкта далее Шрёдингер формулирует формальный метаумозрительный принцип ("аксиому"), содержание которого сводится к следующему: это уравнение может быть преобразовано так, что квадратичная форма от "пси" и её первых производных будет равна нулю. Он нашел условие квантования, отыскав такую функцию "пси", которая дает экстремальное значение интегралу от квадратичной формы функции. Стало быть, эта вариационная проблема и заменяет у него квантовые условия. Таким образом, под влиянием идеи JT. де Бройля о двойственной корпускулярно-волновой природе материальных частиц ("дуализм волны- частицы") Шрёдингер выбрал такую математическую структуру, в которой выделялись бы дискретные значения какой-либо переменной. Этот выбор направлялся квантовым условием Зоммерфельда. Чтобы решить задачу о собственных значениях Шрёдингеру пришлось в него вставить дебройлевское соотношение . Из сказанного выше следует, что Шредингеру в ходе проведения формального метаумозрительного исследования удалось отобрать свое знаменитое уравнение волновой квантовой механики. При этом надо заметить, что готового математического тезауруса для такого отбора в процессе построения НКМ не было. Поэтому Шрёдингеру пришлось заняться формальным метаисследованием по созданию новой математической структуры, необходимую для выражения фундаментального теоретического закона.

Очень поучительным примером выбора теоретического закона для иллюстрации нашей концепции является "драматический" выбор основного уравнения общей теории относительности (ОТО) Эйнштейном . На нем мы вкратце остановимся. Первоначальный феноменологический подход к ОТО с его плоским пространством и искривленным временем сыграл в некотором роде антиэвристическую функцию на бернском и пражском этапах становления ОТО. Последующий цюрихский этап её становления связан с поиском адекватного математического аппарата

будущей фундаментальной теории на основании принципа эквивалентности. В начале Эйнштейн остановил свой выбор на дифференциальной геометрии, а от неё с помощью своего друга М. Гроссмана он переходит к римановой геометрии. В ходе формального исследования в предметной области ОТО вместе с Гроссманом Эйнштейн руководствовался в качестве математического селектора формализмом Борна из его работы по релятивистским проблемам физики твердого тела, который имел "риманову подсказку" и вдохновил его на поиск ковариантности. На основании содержательных физических требований Гроссман выбрал дифференциальные уравнения гравитационного поля, связанных с дифференциальными инвариантами и дифференциальными

ковариантами квадратичной формы dS2 = gMVdxMdxv. В процессе

очень сложного формального исследования Гроссман нашел "архиважные" для будущей ОТО "четырехзначковый символ Кристоффеля", тензор Риччи и контравариантный тензор второго ранга, образованный из производных фундаментального тензора. При этом последний явился формальным гештальтом для дальнейшего поиска тензора, такого рода, что уравнение Ньютона-Пуассона являлось предельным случаем.

Между тем формальный аппарат тензорного исчисления и римановой геометрии как формальные математические селекторы "подсказывали" Эйнштейну и Гроссману как сделать последний шаг и тензору Риччи, являющийся сверткой по двум индексам четырехзначкового символа Кристоффеля, определяющего структуру римановой геометрии.

Когда Эйнштейн и Гроссман по существу пришли к уравнению Риччи, то им пришлось от него отказаться. Так был сделан им роковой для них выбор, затормозивший развитие ОТО на 2-3 года. Этот контрпродуктивный выбор был произведен Эйнштейном и Гроссманом в пользу необщековариантных уравнений, но вместе с тем таких, чтобы входящие в них величины образовывали тензор относительно линейных преобразований. Согласно авторитетному мнению В.П. Визгина, контрпродуктивный выбор метафорической (гибридной) тензорной теории тяготения Эйнштейна-Гроссмана (теория Э-Г) обусловлен тем, что в новой познавательной ситуации, возникшей после геометризации гравитации и выдвижения принципа ковариантности, столь мощные селекторы - принципы соответствия, причинности и сохранения выполнили антиэвристическую функцию, направив формальное исследование матаппарата ОТО по "ложному следу". Так ли это было? Нет, это не так. Эти "испытанные во многих сражениях за принятие истинной теории никак не могли "подвести", т.е. сыграть негативную роль в становлении ОТО. Дело заключалось в другом. Ошибочный выбор

теории Э-Г в некотором смысле был предопределен неправильным пониманием принципа причинности по отношению к общековариантным уравнениям. Позже Эйнштейн обнаружил ещё один физический селектор в пользу этого выбора, продиктованный ковариантностью закона сохранения энергии-импульса в условиях поля тяготения лишь относительно линейных преобразований. Вообще говоря, вплоть до 1915 г. Эйнштейн не знал элементарных свойств тензоров. Остальные доводы, оправдывающие эвристическую роль принципов сохранения и соответствия приведем чуть позже.

Венский этап развития ОТО показал, что селективные ситуации, связанные с комплексной теорией Абрагима, фрагментной теорией Нордстрёма, псевдотеорией Ми и гибридной теорией Э-Г составили содержание весьма гипотетического нефундаментального теоретического исследования (и знания) окончательной ОТО. В этот период Эйнштейн совместно с Фоккером выбрали формальный гештальт основного уравнения ОТО.

Берлинский этап становления ОТО связан с переходом от метафорической теории Э-Г к окончательной ОТО. Эта смена (выбор) обусловлена отказом от ограниченной ковариантности, которая не включала в себя равномерное движение, т.е. уравнения гравитационного поля могли быть ковариантны лишь относительно линейных преобразований (атематический селектор), это, во-первых; во-вторых, смещение перигелия Меркурия получилось вдвое меньше наблюдаемого (эмпирический селектор) и, в-третьих, полученное в октябре 1914 г. доказательство единственности гравитационного лагранжиана оказалось неверным (ошибочный результат как селектор). В первой ноябрьской статье 1915 г. он выбрал вариант ОТО с помощью аксиомы ковариантности всех систем уравнений относительно преобразований с определителем 1 в качестве математического селектора. Во второй ноябрьской статье Эйнштейн предложил, что уравнения должны

удовлетворять выражению g = 1 , но в то же время они должны быть

инвариантны относительно унимодулярных преобразований. Эти требования являются своеобразными математическими селекторами отбора вида уравнения. В третьей ноябрьской статье он сделал два крупных открытия - предсказания: а) количественное объяснение - предсказание прецессии перигелия Меркурия - без "необходимости делать какие-либо предположения"; при этом Эйнштейн получил значение, равное (45+85"); б) "Световой луч, проходящий вблизи поверхности Солнца, должен испытывать отклонения на угол 1,7" (вместо 0,85")". Эти предсказания теории впоследствии блестяще подтвердились астрономическими наблюдениями.

Знаменитая четвертая (от 25 ноября 1915 г.) статья наконец-то после долгого и упорного, полного драматизма формального исследования привела Эйнштейна к основному уравнению ОТО:

R»v =-%{TMV -(H2gMVT) (1)

Это уравнение соответствует ранее упомянутому нами гештальту, элементы которой замещены соответствующими математическими выражениями.

Почти одновременно (разница в пять дней) с Эйнштейном Д. Гильберт несколько иным путем получил основное уравнение ОТО. При выводе его в отличие от Эйнштейна применил вариационный принцип и тождества Бьянки. Поэтому закон сохранения энергии-импульса у Эйнштейна выступает в качестве ограничения (селектора). Если бы к этому времени он знал тождества Бьянки, то получил бы закон сохранения энергии- импульса почти автоматически из общей ковариантности уравнения (1). При законе сохранения энергии-импульса, т.е. при дисциплинарном

физическом селекторе ранее упомянутое выражение yj g = 1 , сыгравшее

роль одного из основных математических селекторов во второй и третьей статьях, теперь уже выполняет функцию вспомогательного (подсобного) математического селектора при отбора лишь удобной системы координат.

Если уж сравнить достигнутый результат четвертой берлинской статьи Эйнштейна с результатом цюрихского этапа ОТО (полученного в рамках теории Э-Г), то они (Эйнштейн и Гроссман) пришли к уравнению (1), "только" без второго члена в правой части (-\/2guv7). В этом "только" заключался весь драматизм поиска основного уравнения ОТО.

В связи со сказанным выше, т.е. с драматизмом поиска (1) надо учесть принципиальное различие между методологиями, касающихся анализа "готовой" теории (ОТО) и становящейся теории (ретро-ОТО). С точки зрения методологии "готовой" теории основное уравнение (1) - теоретическая схема ОТО является лишь "обобщением" (Э.М. Чудинов) формулы Пуассона А(р = 4TlGp, т.е. получается легко, просто и изящно: в левую часть уравнения вместо А ср ставится тензор кривизны Ruv в правую вместо плотности р — тензор энергии-импульса '/„,.. а вместо гравитационной константы G - релятивистская гравитационная константа X и второй член -\/2gurR вводится в левую часть, так как в целом таким образом полученное гравитационное уравнение ОТО

К, -U2gMVR = X-TMV (2)

должно соответствовать законам сохранения1. Методология "готовой" теории ОТО, стало быть, полностью элиминирует из методологического анализа все этапы (бернский, пражский, цюрихский и венский) её становления, кроме последнего - берлинского, связанного с четвертой ноябрьской стать ей 1915 г. Как будто не было на свете того, полного драматизма поиска уравнений гравитационного поля Эйнштейном совместно с Гроссманом и др. Вообще говоря, в формуле Пуассона несомненно содержится эвристический указатель на форму возможного теоретического закона гравитационного поля, но действительным эвристическим содержанием её является принцип соотеетстеия. Контравариантный тензор второго ранга, образованный из производных фундаментального тензора должен был служить селектором выбора тензора такого типа, что формула Пуассона являлась его предельным случаем. Таким образом, из методологии анализа "готового" знания выпадает вся интенсивная "жизнь" его становления, связанная с различными селективными ситуациями (выбор теоретической программы, теоретического закона, фундаментальный теоретический и селективный парадоксы как своеобразные селекторы выбора, выбор гештальтов и других процедур умозрительного исследования, ошибки и заблуждения ученых как селекторы смены направления научного поиска и др.). Поэтому западная философия науки не замечала умозрительный аспект в содержании научной теории, связанный с возникновением множества умозрительных комбинаций и последующим выбором из них такого варианта, который объяснял бы известные эмпирические законы и предсказал бы новые. Отсюда следует, что она уделяла свое основное внимание к анализу готового знания и, стало быть, в её поле зрения чаще оказывалась регулятивная (а не селективная) интерпретационная функция философии (и методологии).

Как показал методологический анализ, селективная функция программных теоретических принципов (в свою очередь, отобранных на основе философских принципов), ограничивающая множество возможных математических структур (выбор гипотетических уравнений), необходима, но не достаточна. Из выбранного подмножества знаковых структур происходит дальнейшее ограничение их с помощью методологических принципов соответствия, простоты, объяснительной и предсказательной силы и т.д. Вместе с тем, рассматриваемая нами количественная реализация новой качественной программы (отбор теоретического закона)

'Уравнение (1) можно преобразовать и получить тождественное ей уравнение (2). Об этом см. подробнее: Указанная глава данного исследования. Согласно ретро-ОТО, Эйнштейн первоначально получил (1), а не (2), которое приводится во всех учебниках и вообще в литературе, посвященной ОТО,

предусматривает также привлечение к ней (дополнительно) дисциплинарных физических селекторов типа принципов: инвариантности физических законов относительно фундаментальных групп преобразований (например, лоренц-инвариантность и связанный с ней специальный принцип относительности; калибровочная инвариантность в калибровочных теориях квантовых полей и инвариантность, обусловленная унитарной симметрией в ТЭЧ), вариационных (например, принцип наименьшего действия или экстремальная форма законов), симметрии, сохранения, дополнительности и др.

Наряду с качественной программой в отборе новой количественной программы (теоретического закона) важную роль играют не только методологические и физические (дисциплинарные) селекторы, но и известные математические закономерности (аксиомы) или их модификации, получаемые в процессах формального метаумозрительного исследования. Мы уже это показали на примерах формирования математических формализмов НКМ и ОТО.

Итак, формирование физической теории, дойдя до стадии теоретической схемы (после того как выбор фундаментального теоретического закона состоялся), превращается из селективно-эвристического исследования, связанного с умозрительным аспектом содержания теории, в (физико- математическое (дедуктивноеj), связанное с выводом из фундаментального теоретического закона нефундаментальных теоретических законов, объясняющих известные эмпирические законы и предсказывающие новые эмпирические законы, согласующиеся с экспериментом1. Поэтому так называемое "дедуктивное развертывание" теоретической схемы связано с получением следствий, проверяемых на опыте. Следовательно, в противовес умозрительному аспекту, воплощающему генезис и селекцию новых физических идей, противопоставляем эмпирический аспект в содержании теории, подразумевающий связь этих идей (посредством дедукции из них следствий) с опытом.

С методологической точки зрения, стало быть, процедура выбора (селекции) теоретических принципов из умозрительных прямо противоположна процедуре вывода (дедукции). "Вывод связан, - пишет

'При этом надо иметь ввиду, что чисто качественное исследование на уровне теоретической программы какой-либо предметной области без привлечения количественных (физико- математических) процедур исследования превращается в натурфилософское (ранее нами подвергнутое критике), исключающее возможность экспериментальной проверки. Что касается теоретической схемы, то она как воплощение теоретического закона представляет собой некоторое уравнение (или система уравнений), схематизирующее реальность (в этой связи вспомним "мировую схематику" Е. Дюринга, критикуемую Ф. Энгельсом), ибо закон всегда не полон, не завершен.

В.П. Бранский, - с логической зависимостью принципов, т.е. возможностью их взаимной дедукции друг из друга; выбор, напротив, - с логической независимостью принципов (их невыводимостью друг из друга)"1. Логическая зависимость обусловлена, в общем, вхождением в принципы одинаковых конструкторв, а независимость - вхождением разных конструктов. Если бы все умозрительные принципы были зависимыми, стала бы возможной некая "дедуктивная машина", совершающая перманентные открытия, ибо тогда из любых спекулятивных принципов можно было бы путем изощренной дедукции получить истинные теоретические принципы. Но тогда мы не ушли бы далеко от идеала старой натурфилософии, которую уже критиковали. По причине логической независимости принципов, входящих в разные умозрительные концепции, становится необходимостью процедура выбора в научном исследовании. Неизбежность выбора, безусловно, запрещает дедуктивную (и индуктивную) "логику открытия", поскольку процедура выбора не является логической операцией2. Несколько "опережая события", можно сказать, что процедура селекции первична (и определяет) по отношению к процедуре дедукции как производной. Этот тезис требует своего обоснования.

Фундаментальный теоретический закон нежели другой, чем феноменологическая конструкция, так как вместо эмпирических понятий содержит уже теоретические конструкты и записывается на принципиально новом математическом языке (в отличие от нового эмпирического, так и от старого теоретического языка). При этом можно заметить, что этот закон содержит те же конструкты, что и принципы, посредством которых он был выбран.

Выше мы уже писали о том, что эмпирический аспект содержания теории связан с дедуктивным развертыванием схемы, в результате которого получаются следствия, проверяемые на опыте. С этого момента теоретическая схема превращается в теоретическую гипотезу. На этой стадии теоретическое знание становится дедуктивной системой, которая обладает функциями объяснения и предсказания. Но это вовсе не означает, что после формулирования фундаментального теоретического

'Бранский В.П. Философские основания проблемы синтеза релятивистских и квантовых принципов. САП.

Логическая структура научного творчества, так сказать, "логика открытия" рассматривается в работах О.Ф. Серебрянникова, А.И. Ракитова, B.C. Библера и др. Интуицию как неосознанный логический процесс представляют, в частности, М.В. Попович, Е.С. Жариков и И.В. Бычко. Как считают П.В. Копнин, JI.M. Косарева - из отечественных и Р. Акофф, Ф. Эмери - из зарубежных исследователей научного творчества, что формирование нового знания происходит посредством логических выводов, автоматически или свернуто протекающих в мозгу человека.

закона, нахождения выражающих его уравнений, основные препятствия преодолены и дальше исследование пойдет почти автоматически, по алгоритмам дедуктивного вывода. Теоретическое исследование на стадии гипотезы не тождественно дедуктивному методу в формальной логике. Имея немало общего с дедуктивным логическим выводом, научное исследование на этом этапе лишь в целом по направленности совпадает с ним, являясь в то же время довольно сложным процессом сочетания различных познавательных процедур и методов.

Математический формализм или аппарат физической теории не является чисто формальной системой. А вся теория в целом формальным языком в строгом логическом смысле. Только приближенно можно считать математический аппарат физической теории как формальнологическое исчисление, разворачивающееся в соответствии с правилами математического оперирования и символической логики. Лишь отдельные фрагменты этого аппарата строятся подобным образом. Сами эти фрагменты отбираются в соответствии с программными и другими дисциплинарными теоретическими принципами. Таким образом, здесь при "сцеплении" этих фрагментов сочетаются селективные и дедуктивные моменты в научном исследовании. Вообще физическую теорию можно считать лингвистической системой (формальным языком) в той степени, в какой остается корректным разделение её на теоретическую схему и математический формализм. Сами по себе математические выражения (и структуры) не имеют физического смысла и только благодаря интерпретации на системе не фундаментальных теоретических конструктов (по B.C. Степину, абстрактных объектов), составляющих теоретическую схему, они получают физический смысл. Следовательно, отношение математического формализма к теоретической схеме можно (до определенной степени) рассматривать как своего рода семантическую интерпретацию гипотезы. Разные интерпретации теории как синтаксической структуры (и системы) строго фиксированы определенной предметной областью, а, с другой стороны, в том. Что семантическая и эмпирическая интерпретации внутренне взаимосвязаны через эйдетическую интерпретацию. Интерпретация гипотезы (имеющая указанную трехчленную структуру) связывает между собой два разных языка: язык теоретических конструктов, входящих в фундаментальный теоретический закон и язык эмпирических понятий, на котором описываются опытные данные1.

'В некотором роде математику можно представлять как чисто формальную систему (или синтаксис), которая получает определенную интерпретацию при её применении к естественнонаучным и другим теориям. Одна и та же математическая структура (и система) используется в разных теориях. Стало быть, абстрактная математическая структура может

Возвращаясь к проблеме соотношения селекции и дедукции, можно заметить, что особенностью процедуры выбора в отличие от процедуры вывода является то, что результат выбора имеется в наличии (в "готовом к употреблению" виде, безусловно, в случае актуальной селекции, а не потенциальной, в которой конструктивная и эвристическая функции селекторов совпадают), тогда как результат вывода создается в процессе вывода. В таком смысле процедура вывода чисто внешне схожа с потенциальной селекцией, ибо последняя совершает выбор не из действительных, а из возможных умозрительных комбинаций, т.е. процедура выбора осуществляется одновременно с конструированием множества вариантов "новых" комбинаций. Таким образом, в ходе потенциальной селекции реализуются лишь те, которые согласуются с мировоззренческими принципами исследователя, оставляя, так сказать, "за бортом" тех возможных умозрительных комбинаций компонент старого знания, которые не "созвучны" этим принципам. Следовательно, создается иллюзия имплицитного "изобретения" новых вариантов умозрительного знания в процессе потенциальной селекции, придающей внешнюю схожесть с процедурой вывода.

Вслед за В.П. Бранским, под "выводом" мы понимаем операцию, с помощью которой некоторая формула (или система формул) преобразуется в некоторую другую формулу (или систему формул). "Выбор же с этой точки зрения есть операция, посредством которой определенная формула (система формул) выделяется из множества других формул (систем формул)"1. В этой цитате идет речь о выборе количественной программы теории на основании её качественной

быть интерпретирована в разных вариантах (а не в одном). Синтаксис формального языка, а математический язык - формальный язык, включает в себя алфавит, правила построения формул, исходные определения и правила вывода. Алфавит состоит из множества знаков различной природы (например, функциональные, технические (скобки, запятые и т.д.), предметные, обозначающие исходные элементы изучаемой предметной области теории: "масса", "заряд", "спин" и др. в ТЭЧ и т.д.). Правила построения формул, определения, аксиомы и правила вывода могут быть выражены в виде различных отношений (или функций), заданных на множестве знаков алфавита. Значит, при задании синтаксиса указывается его алфавит и совокупность отношений. Отсюда следует, что в сравниваемых теориях первое, что необходимо сделать - это выяснить их алфавиты и совокупности отношений, т.е. их синтаксисы. В аксиоматизированных теориях это легче всего сделать. 'Бранский В.П. Эвристическая роль философских принципов в формировании физической теории // Эвристическая и прогностическая функции философии в формировании научной теории / Под ред. проф. В.В. Ильина. - JL: Изд-во ЛГУ, 1976. С. 7. Термин "вывод". В.П. Бранским употребляется в смысле классической символической логики. Вообще говоря, само понятие логики (и логического) в данной работе употребляется для обозначения общей теории вывода. В этом контексте, говоря о соотношении логики и методологии можно сказать, что логика является частью методологии. Поэтому всякая логическая операция является методологической, но не всякая методологическая операция является логической.

программы и математических аксиом, но с учетом логических требований к ним: непротиворечивости и др. Здесь надо учесть то обстоятельство, что за словом "выделяется" имеется ввиду то, что формула (система формул) выбирается из тезауруса готовых формул (систем формул) в качестве количественной программы теории. Но вместе с тем не следует забывать рассмотренный ранее нами случай, когда готовый тезаурус математических структур отсутствует. Тогда, как мы увидели, приходится исследователям изобретать (или модифицировать) математические структуры (и аксиомы) в соответствии с новыми физическими закономерностями.

Можно предположить, что количественная программа физической теории представляет собой аксиоматическую систему, образованную из фундаментального теоретического закона (теоретической схемы, ставшей по существу теоретической гипотезой после того, как её дедуктивно "развернули"), воплотившего собой некоторый набор аксиом (физических по своей природе, т.е. содержательных), обладающих логической непротиворечивостью, необходимой полнотой и логической независимостью друг от друга1 (напомним: их не выводимость друг из друга обусловливает необходимость выбора аксиом) и нефундаментальных теоретических законов (физический аналог математических теорем), полученных из него дедуктивным путем и объясняющей известный эмпирический закон и предсказывающий новый эмпирический закон. Таким образом, в соответствии с объяснительной и предсказательной функциями фундаментального теоретического закона (и аксиоматического метода) гипотетическое нефундаментальное теоретическое исследование как бы "раздваивается" на дедуктивные "ветви" объяснения и предсказания эмпирического знания. Стало быть, главной проблемой нефундаментального теоретического исследования в гипотетическом варианте становится поиск нового нефундаментального теоретического закона посредством так называемого "теоретического

доказательства", суть которого является дедуктивный вывод. "Чтобы найти истинный закон, - пишет В.П. Бранский, надо отыскать правильное ("строгое") доказательство. Исследователь находит подобное доказательство путем выбора из множества возможных доказательств такого, которое удовлетворяет известным логическим и математическим аксиомам и теоремам" . При этом если выбор системы логических правил сделан верно и исходные посылки вывода истинны, то результатом вывода будет нефундаментальное теоретическое понятие; в этом смысле дедукция обеспечивает возможность получения нового, но выбор может быть сделан и иначе, иными будут и получаемые следствия. Иначе говоря, селекция более общая познавательная процедура, чем дедукция. Дело в том, что в первом приближении можно дедукцию рассматривать как "выбор" заключения (следствия) на основе выбора исходных посылок и правил дедуктивного вывода, т.е. как частный случай селекции.

Сказанное выше находит хорошую иллюстрацию в процессах поиска основного закона ОТО. Как уже мы показали, этот поиск сопровождался грандиозным гипотетическим нефундаментальным теоретическим исследованием, содержание которого составили комплексная теория тяготения Абрагама, фрагментная теория Нордстрёма, псевдотеория Ми и метафорическая (гибридная) теория гравитации Эйнштейна-Гроссмана. То же самое можно сказать и в адрес НКМ. Её окончательному формированию предшествовало не менее, если не более грандиозное нефундаментальное теоретическое исследование. Его содержание образовали следующие: комплексная теория корпускулярно-волнового дуализма света А. Эйнштейна, метафорическая (гибридная) теория - модель атома Н. Бора, комплексная теория "волн материи" JT. де Бройля и фрагментные теории - матричная и волновая варианты НКМ Гейзенберга и Шрёдингера . Все перечисленные здесь теории являются таковыми по

отношению (или на фоне) к обобщенной НКМ, сформулированной на математическом языке самосопряженных операторов. В этом сопоставлении процессов формирования двух великих теорий XX века есть некоторое различие между ними, которое нашло свое выражение в словах "сопровождалось" и "предшествовало" по отношению к нефундаментальному теоретическому исследованию их. Суть этого различия состоит в том. Что к построению ОТО не "предшествовало" не только нефундаментальное теоретическое исследование (поэтому оно носит гипотетический характер), но и эмпирическое исследование как в построении других фундаментальных теорий (в том числе НКМ).

В русле сказанного выше, мы склонны думать о том, что ранее нами рассмотренная иерархия метафорических теорий, причем в несколько поколений (от становления релятивистской квантовой механики (РКМ), т.е. от уравнения Дирака (1928 г.), включая систему уравнений Баргмана- Винера (1948 г.), до становления квантовой теории поля (КТП); докалибровочный период развития КТП охватывает время от создания теории фейнмановского взаимодействия (1949 г.) до открытия механизма Хиггса (сюда входят аксиоматическая КТП, групповой и аналитический подходы и унифицирующий нелинейный подход Гейзенберга) и калибровочный период (1964 г. - по настоящее время, от открытия механизма Хиггса до попыток построения гранд- и суперкалибровочных теорий), построенных на подступах к общей ТЭЧ, составляет, на наш взгляд, нефундаментальное теоретическое исследование будущей единой ТЭЧ. Здесь нами указана иерархия поколений метафорических теорий, выражающих тенденцию, стремящуюся сохранить неизменным понятие макроскопического пространства-времени Минковского. В целом эту тенденцию представляет квантово-полевой подход к общей ТЭЧ.

Противоположную к этой вторую тенденцию - тенденцию на каком-то этапе развития квантово-полевого подхода видоизменить макроскопическое пространство-время Минковского выражает так называемый хроногеометрический подход к общей ТЭЧ. В русле этой тенденции можно обнаружить иерархию дистонных метафорических (теория пространственной решётки; Флинт, Амбарцумян и др., 1927-1938 гг. теория операторов координат; Снайдер, 1947-1948 гг. и т.д.) и диотонных метафорических (квантовая геометро динамика; Уилер, 1967 г., теория планкеонов; Станюкевич, 1969 г., теория фридмонов; Марков, 1976; теория деситтеронов; Роман, 1979 г. и т.д.) теорий. Впрочем, чтобы быть корректным следует заметить, что венчающий их суперструнный подход замыкает не весь хроногеометрический подход к ТЭЧ, а его

континуальный вариант, при котором видоизменяются те или иные геометрические свойства макроскопического пространства-времени Минковского без отказа от аксиомы непрерывности (размерности в теориях расширенной супергравитации и суперструн).

Итак, с помощью определенной иерархии поколений метафорических теорий (и моделей, а также комплексных и фрагментных теорий) "коллективный теоретик" подходит к построению новой фундаментальной теории. Безусловно, между ними существуют дедуктивные отношения. Иерархичность поколений метафорических теорий (и моделей) и их теоретических законов находит онтологическое обоснование в иерархичности форм проявления иерархической сущности и иерархии эссенциальных законов.

Таким образом, являясь по сути закономерным этапом становления (и развития) фундаментальных физических теорий, метафорические теории (и модели) появляются в структуре физического исследования тогда и только тогда, когда построение новой фундаментальной теории (ОТО, НКМ и ТЭЧ) по причине сложности объекта её исследования (предметных областей гравитационных и квантовых явлений, элементарных частиц и квантовых полей, относящихся мега- и микромирам) сильно затруднено. Значит, периодическая генерация метафорических (комплексных и фрагментных) теорий в истории науки является позитивной необходимостью, играющей эвристическую роль в процессе формирующейся фундаментальной теории. Если возникновение метафорической теории выполняет эвристическую функцию, то метафоризм, т.е. попытка раскрыть сущность принципиально новых явлений с помощью старых теоретических понятий (и законов), что может до поры до времени выдерживать опытную проверку, но ведет к теоретическим парадоксам, выполняет антиэвристическую функцию. Последняя обнаруживается в отождествлении метафоризмом новой формирующейся теории с метафорическим вариантом старой теории, хотя появляющиеся в структуре метафорической теории теоретические парадоксы, являясь своеобразными селекторами1, как раз служат эвристическим сигналом того, что новые явления выходят за границы

применимости старых понятий и пора исследователям приступить к построению новых фундаментальных понятий. Нетрудно заметить, что такая ситуация создалась в различных подходах к построению общей ТЭЧ.

В свете сказанного выше так называемая стандартная гипотетико- дедуктивная модель - интерпретация теории требует серьезных уточнений. "В первую очередь, - пишет B.C. Степин, - требует уточнения и конкретизации основной тезис концепций, согласно которому развертывание теории (получение из принятых аксиом их теоретических следствийО осуществляется как чисто дедуктивный процесс, основанный на логическом выводе из утверждений верхних ярусов системы утверждений нижних ярусов вплоть до получения высказываний, сравнимых с опытом"1. Согласно концепции B.C. Степина, математический аппарат физической теории нельзя понимать как формальное исчисление, развертывающееся только в соответствии с правилами математического (и логического) оперирования. Поэтому лишь отдельные фрагменты этого аппарата строятся в согласии с последними2. Следовательно, теоретическое доказательство, связанное с поиском нового нефундаментального теоретического закона, осуществляется, по мысли B.C. Степина, посредством построения ("конструирования") частных теоретических схем на основе новых абстрактных объектов (в отличие от абстрактных объектов фундаментальной теоретической схемы) и превращает вывод каждого следствия из основных уравнений теории в особую теоретическую задачу. Стало быть, дедуктивное развертывание теории принимает вид решения таких задач, т.е. форму теоретического ("строгого") доказательства. "Решение некоторых задач, - указывает B.C. Степин, - с самого начала описывается в теории и предлагается в качестве образцов, в соответствии с которыми должны решаться все остальные задачи"3. В качестве таких "образцовых" (парадигмальных1, в смысле Т.

Куна) задач он приводит примеры вывода из законов Ньютона закона малых колебаний, закона движения тела в поле центральных сил, законов вращения твердых тел и т.д., а в электродинамике Максвелла - вывод из уравнений Максвелла законов Био-Савара, Кулона, Ампера, Фарадея и др. Так, например, вывод закона Кулона связан с преобразованием уравнений Максвелла на основе новой теоретической модели, которая характеризует электростатическое поле точечного источника. При этом предполагают, что поле генерируется точечным зарядом и "направляется" по радиусу-вектору, проведенному из точки, в которой находится этот заряд. Стало быть, поток электрического поля определяется через шаровую поверхность с определенным радиусом, построенную вокруг точечного заряда. Таким образом, на основе указанной модели переписывают уравнения Максвелла (вначале для постоянного электрического поля, а затем для расчета величины потока поля через шаровую поверхность). Значит, путем сочетания аксиоматико- дедуктивных методов с генетически-конструктивными процедурами построения моделей осуществляется, по B.C. Степину, дедуктивное развертывание теории (в данном случае, дедуктивный вывод из уравнений Максвелла закона Кулона).

На наш взгляд, генетически-конструктивный метод (подход) построения знаний B.C. Степина, причем выступающий в форме своего содержательного варианта - теоретической схемы, есть упрощенное понимание селекции. Суть его заключается в предположении о том, что эвристическая функция научных идей может проявляться не только в селекции, но и в "конструктивной" функции, т.е. в создании множества новых абстрактных объектов теоретических схем. Последнее B.C. Степин связывает с так называемым конструктивным введением объектов в теорию . Мы уже знаем о том, что новые конструкты и принципы создаются в процессах умозрительного исследования, т.е. с помощью стихийной игры творческого воображения и не нуждаются в "конструктивной" функции каких-либо вспомогательных принципов. "Единственное, в чем нуждается умозрительное исследование для своего успеха, - пишет В.П. Бранский, - это ограничение числа возможных комбинаций, (поскольку такое ограничение является предварительным

условием создания множества действительных комбинаций). Но такое ограничение есть не что иное, как особый вид селекции (имплицитная (неявная) "потенциальная")"1. Напомним, об этом уже мы писали ранее. Поэтому лишь заметим, что "потенциальная" селекция в отличие от "актуальной" селекции (не имеющей "творческого" характера по отношению к умозрительному знанию, но обладающей таким характером по отношению к теоретическому знанию) проявляет "творческий" характер: из множества возможных комбинаций старого знания ученый воплощает лишь те, которые допускаются его мировоззренческими установками. Следовательно, генетически-конструктивный метод B.C. Степина, связанный с конструктивным обоснованием теоретической модели, в действительности является селективным методом (дедуктивным он не может быть по своей "генетической" природе), так как определяется " идеей конструктивности". Последняя как методологическое правило указывает (и выбирает) пути построения адекватной интерпретации математического аппарата теории. Основным средством этой интерпретации, по B.C. Степину, является конструктивное введение абстрактных объектов. При этом правило конструктивности позволяет обнаруживать в "теле" теории неконструктивные объекты (элементы), приводящие к парадоксам. А они, как мы знаем, являются селекторами отбора "конструктивных" элементов теории.

Как показано выше, дедуктивное развертывание теории (теоретическое доказательство), целью которого является поиск нового нефундаментального теоретического закона (в форме фрагментной, комплексной и метафорической теорий), представляет собой сочетание процедур селекции и дедукции, аксиоматико-дедуктивных приемов с генетическим ("конструктивно-селективным") методом исследования. Схематически это можно представить следующим образом: АДСі —> П , (KQ) АДС: —>АДСз ->...-> АДСК -^Пт (КСк) -^Пс (КСФ) -> (КСП) —>АДСа —>АДСь ->...

АДСі - аксиоматико-дедуктивная (формализованная) система феноменологической конструкции (например, закон излучения М. Планка);

Пэ - эмпирический парадокс (селектор-сигнал к переходу КСі - конструктивно-селективному методу исследования);

АДСг, АДСз,... АДСК - аксиоматико-дедуктивные системы фрагментных, комплексных и метафорических теорий, представляющих в совокупности нефундаментальное теоретическое исследование, предшествующее умозрительному исследованию (или одновременно

"протекающему" с ним в случае с НКМ: комплексная теория корпускулярно-волнового дуализма света А. Эйнштейна, метафорическая теория-модель атома Н. Бора, комплексная теория "волн материи" JT. де Бройля и фрагментные теории - матричный и волновой варианты НКМ соответственно В. Гейзенберга, Э. Шрёдингера);

Пх - теоретический парадокс (селектор-сигнал к переходу умозрительному исследованию, в структуре которого возникает Пс - селективный парадокс, требующий для своего разрешения в качестве селекторов философские принципы - КСф: к примеру, рассмотренные нами полуклассическая модель атома Бора и его копенгагенская интерпретация НКМ);

КСП - выбор с помощью программных теоретических принципов теоретического закона (например, с помощью принципа "дуализма частицы-волны" JT. де Бройля Шредингер выбирает и "конструирует" своё знаменитое волновое уравнение);

АДСа , АДСЬ, АДСс,...- дедуктивное развертывание теории (совпадающее иногда с гипотетическим нефундаментальным теоретическим исследованием как в случае с ОТО: комплексная теория тяготения Абрагама, фрагментная теория Нордстрёма, псевдотеория Ми и метафорическая теория гравитации Эйнштейна-Гроссмана), объясняющее старый нефундаментальный теоретический закон и предсказывающее новый, согласующийся с опытом. Эта схема-"цепочка" показывает, что аксиоматико-дедуктивные (формализованные) процедуры исследования основаны (и потому производны, вторичны) на генетических (селективно- конструктивных) исследовательских процедурах. Но вместе с тем хочется заметить, что данная схема-цепочка значительно упрощает действительную познавательную ситуацию. Согласно ей, теория предстает как бы линейная последовательность одноуровневых законов, хотя они разделены различного рода парадоксами, отделяющими друг от друга эти уровни (эмпирический, нефундаментальный и фундаментальный теоретический). Внутри каждого уровня эмпирические и теоретические законы образуют определенную иерархию. Так, например, эмпирический уровень образует иерархию элементарных, интегральных и фундаментального эмпирического законов. Кстати, между ними существуют (и осуществляются) прямые индуктивные и обратные дедуктивные переходы. Нефундаментальный теоретический уровень образует иерархию фрагментных, комплексных и метафорических (гибридных) теорий, связанных дедуктивными отношениями. Более того, как мы убедились, рассматривая квантово-полевой и хроногеометрический подходы к общей ТЭЧ, что подуровень метафорических теорий образует, в свою очередь, иерархию в несколько

поколений этих теорий (и фундаментальных моделей). Можно полагать, что между ними существуют также дедуктивные переходы. Таким образом, в действительности теория (становящаяся теория как диссипативная система в особенности) представляет собой нелинейную систему разноуровневых иерархий и подиерархий научных законов.

Продолжая рассматривать соотношение селекции и дедукции в научном исследовании, хочется привести ещё один довод в подкрепление нашего тезиса о том, что процедура селекции первична (и определяет) по отношению к дедукции как процедуре производной и, стало быть, регулятивная функция методологических принципов в формировании новой теории подчинена (и производна от) селективной функции философских принципов . Как известно в классической логике существует аксиома выбора. Суть её заключается в следующем утверждении: для любых попарно непересекающихся и непустых классов есть такой, что содержит по одному элементу из каждого класса . Но как мы знаем, выбор - это операция принципиально нелогическая (это положение ранее нами обосновано) и селекторы, на основе которых производится выбор, являются внелогическими за тем исключением, когда устанавливается осмысленность и полнота умозрительной концепции, отбираемой в качестве теоретической программы будущей теории. Здесь в дополнении к селективной функции философских принципов применяются логические селекторы - принципы непротиворечивости, полноты и независимости аксиом . Так как аксиома выбора как логический принцип "не работает" в

конкретно научных селективных ситуациях, то следует её переформулировать с учетом тех полученных нами методологических результатов по исследованию селективной познавательной процедуры с аксиомы выбора на выбор аксиом (о чём мы рассуждаем с начала нашего исследования)1. В такой формулировке определяющая роль селекции и его первичность по отношению к дедукции не вызывает сомнений, ибо она совершается до аксиоматики теории, связанной с дедуктивным выводом из фундаментального теоретического закона (который уже предварительно выбран) нефундаментальных теоретических законов, объясняющих старый фундаментальный эмпирический закон и предсказывающий новый фундаментальный эмпирический закон.

Не раз мы отмечали то, что эмпирический аспект содержания теории подразумевает связь новых идей с опытом. В качестве новой теоретической идеи безусловно тут выступает программный теоретический принцип (аксиома). Он как синкретическое (сложное) образование воплощает в себе и понятие, и наглядное представление или единство того и другого и обладает необходимой эвристической (селективной) функцией для успешного выбора фундаментального закона становящейся теории. Система таких принципов (или один такой принцип) образует, напомним, теоретическую программу (систему аксиом) будущей теории. Также напомним о том, что на стадии своего дедуктивного развертывания фундаментальный теоретический закон, до этого существовавший в форме теоретической схемы, превращается в теоретическую гипотезу, так как дедуктивное развертывание схемы приводит к проверяемым на опыте предсказаниям. Стало быть, на стадии гипотезы теоретическое знание впервые становится дедуктивной

системой, обладающей функцией объяснения и предсказания1.

Говоря в общем, логическую схему гипотетико-дедуктивного рассуждения один из авторитетнейших исследователей логики науки К.Г. Гемпель представляет следующим образом:

Сі, С2 ... Ск Li, L2 ... Lr (1)

Е

Здесь Сі, Сг ... Ск - утверждения об определенных фактах (например, о положениях и импульсах определенных небесных тел в определенное время), a Lb L2 ... Lr - общие законы (гипотезы) (например, законы классической небесной механики) и Е - предложение о том, что объясняется, предсказывается или ретросказывается . Считается, что

Гемпель впервые четко связал объяснение (следовательно, предсказание и ретросказание) с дедуктивным выводом, это, во-первых; во-вторых, с дедуктивным выводом из законов и, в-третьих, сформулировал логические условия адекватности. Последние включают в себя следующие требования: а) экспланандум (объясняемое) должен быть логическим следствием эксплананса (объясняющее, включающее в себя "утверждения об антецедентных условиях и общие законы" (Гемпель)) ; б) эксплананс обязательно должен состоять из общих законов ("утверждений строго универсальной фирмы или строго универсальные утверждения" типа "Все случаи Р являются случаями Q" (Гемпель)), действительно необходимых для дедуктивного выведения экспланандума; в) эксплананс должен содержать эмпирический аспект, т.е. должен быть принципиально проверяем на опыте и г) предложения, составляющие эксплананс должны быть истинными (эмпирическое условие адекватности). На наш взгляд, "антецедентные условия" представляют собой начальные условия или эмпирический базис теории, а пункты в) и г) - требованиями, подразумевающими, во-первых, связь новых идей (аксиом или программных принципов теории) с опытом и, во-вторых, первоначальную проверку этих принципов методом потенциальной дедукции для их принятия.

По Гемпелю, в рамках аксиоматизированной теоретической системы Т, совокупность предложений, утверждаемых ею, подразделяется на два класса: "исходные предложения, или постулаты (также называемыми аксиомами), и выводимые предложения, или теоремы [курсив Гемпеля - Д.О.]" . Таким образом, эти два класса предложений образуют то, что ранее мы имели в виду под дедуктивным развертыванием теоретической схемы (теоретическое доказательство), однако, с учетом той "длинной цепочки" АДСК иерархических подтеорий нефундаментального теоретического исследования и дедуктивных отношений между ними. Между тем, согласно Гемпелю, если исходные термины (по нашему, теоретические конструкты) и постулаты (программные теоретические принципы) аксиоматизированной системы (фундаментальной теории) определены, то доказательство теорем (по нашему, нефундаментальных теоретических законов), то доказательство теорем (по нашему,

нефундаментальных теоретических законов), т.е. вывода производных предложений из исходных, можно производить посредством чисто формальных правил дедуктивной логики , которым подчиняются математические преобразования одних формул (или системы формул) в другие формулы (или системы формул). Следовательно, считает он, "для дедуктивного развития аксиоматизированной системы совершенно не нужно приписывать смысл ни исходным, ни выводимым выражениям" . С нового абзаца, однако, Гемпель проясняет ситуацию по отношению к естественнонаучным теориям: "...дедуктивная система может функционировать как теория эмпирической науки только в том случае, если ей придана интерпретация с помощью ссылки на эмпирические явления" . Значит, расположение этих двух мыслей Гемпеля рядом (через абзац) подтверждает идею единства (и взаимодополнительности) формализации и интерпретации научного знания. Последняя осуществляется, по его мысли, с помощью интерпретатиеных предложений, связывающих некоторые термины теоретического словаря с терминами наблюдения . По другому это означает, что ранее нами

рассмотренная (на многих примерах из истории физики: от механики Галилея до квантовой теории) трёхэтапная (семантическая, эйдетическая и эмпирическая) интерпретация связывает теоретические конструкты (термины теоретического словаря, по Гемпелю) с эмпирическими понятиями (терминами наблюдения). Поэтому на ней подолгу не будем останавливаться, но лишь отметим, что так называемые правила соответствия обеспечивают интерпретацию: переходы от теоретического к эмпирическому и от эмпирического к теоретическому. Под этими переходами мы имеем в виду объяснение известного эмпирического закона с помощью одного нефундаментального теоретического закона, дедуцированного из фундаментального теоретического закона и предсказание нового эмпирического закона (независимого от известного эмпирического закона) с помощью другого (независимого от первого) нефундаментального теоретического закона, дедуцированного из указанного закона. Между тем заметим, что соответствие (взаимооднозначное в некоторой степени) между нефундаментальными теоретическими конструктами и эмпирическими понятиями устанавливаются не процедурами селекции и дедукции, а посредством а) построения теоретических моделей, соответствующих данным конструктам и б) выполнения мысленных экспериментов, т.е. мысленного взаимодействия указанных моделей с эмпирическим представлением о приборе (по Степину, мысленных экспериментов с абстрактными объектами теоретических схем). В итоге проведения мысленного эксперимента возникает новая эмпирическая модель, обеспечивающая связь гипотезы с опытом. Тем самым мы завершили краткое рассмотрение процедур связи новых идей с опытом, т.е. эмпирического аспекта содержания научной теории.

Итак, на заключительной стадии формирования теории (когда она освобождается от "селективных философских подпорок и строительных лесов", применявшихся при "возведении здания научной теории" (перефразируя Э.А. Бёрта) или то же и что когда "убираются комнаты уже построенного дома" (JT. Витгенштейн)) роль философии заключается в уточнении (и интерпретации) почти что готового знания. Это обстоятельство впервые ясно было осознано представителями неопозитивистской философии науки в XX в. Логические позитивисты, замещая традиционную гносеологию аксиоматико-дедуктивной формой построения научного знания, а философии оставляют лишь регулятивную (а не эвристическую) функцию, т.е. упорядочивающую логическую структуру и уточняющую интерпретацию готового знания (вследствие отожествления ими философии и логического анализа языка науки первой оставляют лишь аналитическую (и регулятивную) функцию).

Действительно, по отношению к готовому знанию философские (методологические) принципы выполняют функцию не селекторов, а методологических регулятиеое, участвуя в интерпретации математического формализма теории и усовершенствовании логической структуры последней. В период подготовки к изложению уже готовой научной теории философия участвует в "косметическом ремонте" наряду с аксиоматико-дедуктивной логикой.

Значит, так называемый "контекст обоснования" западной философии науки представляет собой в некотором роде в содержании теории её эмпирический аспект, а "контекст открытия" - её умозрительный аспект. Следовательно, в рамках "контекста открытия" идет творческий поиск (генерирование и отбор) новых идей (глобальных и локальных) в науке, а в рамках "контекста обоснования" ведется поиск, но другого рода - аксиоматико-дедуктивного обоснования этих идей, чтобы связать их с опытом (и что немаловажно корректно (доказательно) изложить их). В некотором смысле дедуктивное развертывание теории, т.е. вывод из фундаментального теоретического закона нефундаментальных теоретических законов (вместе образующих аксиоматико-дедуктивную формализованную систему, которую иногда отождествляют с физической теорией - этим грешат неопозитивисты из зарубежных, а из отечественных, в частности, М.В. Мостепаненко (лишь в отчасти)), совпадает (и отчасти тождественно) с изложением готовой теории. Поэтому готовая, аксиоматически изложенная физическая теория воспринимается ими как аксиоматико-дедуктивная система и отождествляется с ней.

По этой причине из поля зрения философии науки ускользал "контекст открытия" - умозрительный аспект содержания формирующейся теории, иначе, генерация и отбор, если можно так выразиться, идейного материала и оставался в этом поле зрения "контекст обоснования"1. Стало быть,

'Если вернуться к дедуктивно-номологической схеме объяснения (1) Гемпеля-Оппенгейма, то можно заметить, что обозначенные в ней законы (Lb...L2,...L), согласно ранее нами рассмотренной концепции о том, что теория в формальном отношении представляет собой нелинейную систему разноуровневых иерархий и подиерархий научных законов, являются иерархиями законов, образующие разные (1-й, 2-й,... r-й) уровни эмпирического и теоретического постижения явлений и разнопорядковой сущности, скрытой за ними и иерархии эссенциальных законов. В свою очередь, каждый уровень образует аксиоматико- дедуктивную систему, являясь своего рода теоретическим доказательством "теорем" - нефундаментальных теоретических законов, выведенных из "фундаментального" теоретического закона ("аксиомы") данного уровня. При этом мы отметили, что между этими законами существуют индуктивные и дедуктивные переходы, но преобладают последние. Безусловно, 1-й уровень образует иерархия эмпирических законов, в которой вначале преобладают индуктивные переходы (при накоплении элементарных эмпирических законов), а позже на стадии феноменологической конструкции - дедуктивные. Далее, на более

асимметрия между ними (как следствие существовавшей асимметрии между философско-методологическими исследованиями становящегося и готового знания) предопределила отождествление (неправомерное по сути) эвристической и регулятивной функции философских принципов и вследствие этого замещение философских селекторов методологическими регулятивами в построении научных теорий. Тем самым, подавляющее большинство методологов и философов от науки не смогло корректно поставить проблему эвристической роли философских принципов в формировании новой фундаментальной теории, но тем более её разрешить.

Проведенное выше исследование позволяет сделать некоторые выводы (но с учетом тех промежуточных итогов, которые выделены в тексте и их заново здесь не будем приводить):

Историко-методологические реконструкции формирования ряда фундаментальных физических теорий (от механики Галилея до квантовой теории) позволяют выявить в их содержании умозрительный аспект, связанный с возникновением принципиально новых физических идей и эмпирический аспект, подразумевающий связь этих идей с опытом. В процессах формирования, функционирования и развития (смены) фундаментальных физических теорий, стало быть, возникает необходимость сочетания познавательных процедур селекции и дедукции.

Как показал анализ "селективного парадокса", в формировании фундаментальной физической теории участие философских принципов необходимо. Их эвристическая функция в научном исследовании всегда селективна. Конструктивная функция философских принципов в самом деле является упрощением их селективной функции (как потенциальной селекции в отличие от актуальной). Восхождение от эмпирии к теории обязательно предполагает выбор, как необходимую компоненту творческого процесса. С методологической точки зрения, процедура выбора (селекции) прямо противоположна процедуре вывода (дедукции) в научном исследовании. В этом смысле процедура селекции первична (и определяет) по отношению к процедуре дедукции как производной. Стало быть, регулятивная функция методологических принципов подчинена (и производна от) эвристической функции философских принципов.

Выбор, с методологической точки зрения, представляет собой взаимодействие трёх компонент: а) научные работники как субъекты научного исследования; б) селекторы (селективные критерии и средства

высоких этажах иерархической организации теории находятся нефундаментальные теоретические законы, образующие иерархию фрагментных, комплексных и метафорических (даже в несколько поколений в случае ТЭЧ теорий), так сказать, с разной "глубиной" иерархичности теоретических законов.

выбора) и в) тезаурусы выбора (селективные ситуации).

На всех стадиях научного исследования с необходимостью существуют тезаурусы, которые разрешаются по-разному и различными селекторами. Поэтому селективная функция критериев выбора - селекторов не только возможна, но и необходима.

На стадии развитого эмпирического нефундаментального теоретического исследования существуют тезаурусы: а) при поиске математической структуры для построения феноменологической конструкции и 2) при выборе старого фундаментального теоретического закона (и законов) для построения иерархии фрагментных, комплексных и метафорических теорий, т.е. в целом дедуктивного (теоретического) доказательства и участвуют математические селекторы - законы математических структур (аксиомы), логические селекторы - логические принципы непротиворечивости, независимости и полноты и методологические селекторы - принципы соответствия, конструктивной простоты, симметрии, сохранения, объяснительной и предсказательной силы и др.

На стадии умозрительного исследования (в процессах концептуальной и эйдетической интуиций, т.е. стихийной игры творческого воображения) при выборе компонентов умозрительного знания (идеала, гештальта и др.) играют селективно-умозрительные критерии, связанные с эвристическими возможностями наглядных образов и моделей (принцип наглядности). В процессах указанных интуиций, в "механизмах" которых эвристические наглядные средства играют решающую роль в процедурах замещения (происходят потенциальная и актуальная селекции наглядных образов и моделей). Актуальная селекция связана с получением осмысленных умозрительных принципов (концепций) с помощью логического селектора - принципа непротиворечивости.

На стадии фундаментального теоретического исследования возникают глобальные селективные ситуации, связанные с выборами теоретической программы, теоретического закона (или системы таких законов) и с принятием теории (окончательная селекция). Первая ситуация разрешается с помощью философских принципов, а вторая - физических теоретических принципов, и, наконец, третья - постановкой реального эксперимента. При этом актуальная селекция программных теоретических принципов посредством философских принципов усиливается (и уточняется) методом потенциальной дедукции, а теоретического закона (или системы законов), т.е. математического аппарата теории - математическими аксиомами, логическими принципами и методологическими правилами (см.: пункт 5 этих выводов). На стадии

теоретической гипотезы формирующаяся теория становится дедуктивной системой, обладающей функциями объяснения и предсказания.

Можно показать, что нет однозначных селекторов выбора (их селективная функция всегда относительна (и они образуют определенную иерархическую систему селективных критериев, в которой, с одной стороны, решающую роль играют философские принципы, а с другой стороны - реальный эксперимент, опыт. В промежутке между ними селективную функцию выполняют различного рода парадоксы (четыре вида парадоксов - эмпирический, теоретический, теоретико- эмпирический и селективный, т.е. они являются не только тезаурусами выбора, но и селекторами), дисциплинарные (физические) теоретические принципы, математические аксиомы, логические принципы и др.

Необходимость сочетания селекции и дедукции в научном исследовании обосновывается тем, что согласно методологической концепции эвристического реализма, представляющей конструктивную постмодернистскую философию науки, по сути, физическая теория представляет собой форму достоверного знания, которая является селективно-аксиоматическим по своей структуре (включает дедуктивный момент) имеет объяснительную и предсказательную функции и включает интерпретацию формального (математического) аппарата с помощью конструктов (понятий особого рода).