Преображение личности.
Соборность Церкви имеет два аспекта. Объективно соборность Церкви означает единство Духа. “Едином Духом мы вси во едино Тело крестихомся” (1Кор.12:13). И Дух Святой, который есть Дух любви и мира, не только воссоединяет разделенных индивидов, но и в каждой отдельной душе становится источником внутреннего мира и целостности.
Субъективно соборность Церкви означает то, что она является известным единством жизни, братством или общением, союзом любви, “совместной жизни.” Образ тела есть заповедь любви. “Такой любви требует от нас св. Павел, любви, которая связывала бы нас друг с другом, так чтобы мы уже не могли бы более быть отделены друг от друга... Св. Павел требует, чтобы наш союз был бы столь же совершенным, как союз членов одного тела.”[xcviii] Новизна христианской заповеди любви заключается в том, что мы должны любить ближнего как себя. Это более, чем ставить его на один уровень с собой, отождествлять его с собой; это значит видеть самого себя в другом, в любимом, а не в самом себе... Здесь лежит предел любви; любимый есть наше “второе Я” (alter ego), такое “Я,” которое дороже нам самих себя... В любви мы сплавляемся воедино. “Свойство любви таково, что любящий и любимый уже не двое, но один человек.”[*] Более того: истинная христианская любовь видит в каждом из братьев “самого Христа.” Такая любовь требует самоотдачи, совершенного самообладания. Такая любовь возможна только в соборном раскрытии и преображении души. Заповедь соборности дана каждому христианину. Мера его духовного возраста есть мера его соборности. Церковь соборна в каждом из своих членов потому, что соборное целое не может быть построено или составлено иначе, как через соборность своих членов. Никакое множество, каждый член которого обособлен и непроницаем, не может стать братством. Единство может стать возможным только через взаимную братскую любовь всех братьев. Эта мысль очень ярко выражена в хорошо известном видении Церкви как строящейся башни (ср. с “Пастырем” Ермы). Эта башня созидается из отдельных камней — верующих. Верующие эти “живые камни.”[xcix] В процессе построения они пригоняются один к другому, потому что они гладки и хорошо приспособлены один к другому; они так тесно пригнаны друг ко другу, что их грани уже не видны и башня выглядит, как сделанная из одного камня. Это символ единства и целостности. Но заметьте, в такой постройке могут быть употреблены только гладкие, кубические камни. Были и другие камни, красивые, но круглые, и они оказались бесполезны для строительства; они не пригонялись друг ко другу, были неподходящи для постройки — ?? ?????????? — и их пришлось поместить около стен.[c] В древнем символизме “округлость” была знаком отъединения, самодовольства и самоудовлетворения — teres atque rotundus.[ci]И как раз этот дух самоудовлетворения и мешает нам войти в Церковь. Камень должен прежде всего сгладиться, чтобы смочь войти в стену Церкви. Чтобы войти в соборность Церкви, мы должны “отвергнуть себя.” Нам нужно справиться со своим себялюбием в духе соборности, дабы смочь войти в Церковь. И в полноте церковного общения осуществляется соборное преображение личности.Но самоотвержение и отречение от себя не значит, что личность наша угасает, что она должна раствориться в множестве. Соборность не есть корпоративность или коллективизм. Наоборот, самоотвержение расширяет сферу нашей личности; через самоотвержение мы обладаем внутри себя всем множеством; мы включаем многих в свое собственное “Я.” В этом заключается подобие с Божественным Единством Святой Троицы. В своей соборности Церковь становится тварным подобием Божественного совершенства. Отцы Церкви говорили об этом с большой глубиной. На Востоке св. Кирилл Александрийский; на Западе св. Иларий[cii]. В современном русском богословии митрополит Антоний очень правильно сказал: “Бытие Церкви не может быть сравнено ни с чем на земле, потому что на земле нет единства, но только разделение.
Нечто подобное этому есть только на небе. Церковь есть совершенно новое, необычайное и единственное в своем роде бытие на земле, “уникум,” который не может быть определен никакими понятиями жизни мира. Церковь есть подобие Святой Троицы, подобие, в котором многие становятся единым. Почему бытие это, также как и бытие Святой Троицы, ново для ветхого человека и непостижимо для него? Потому что личность в плотском сознании есть бытие самодоограниченное, коренным образом противопоставленное каждой другой личности.”[ciii] “Таким образом христианин должен в меру своего духовного развития освободиться от создания прямого противопоставления между “Я” и “не-Я,” он должен коренным образом изменить основные свойства человеческого самосознания”[civ]. В этом именно изменении и состоит соборное возрождение духа.Существуют два типа самосознания и самоутверждения: обособленный индивидуализм и соборность. Соборность не есть отрицание личности, и соборное сознание не является ни родовым, ни расовым. Это не общее сознание, не совместимое сознание многих и не Bewusstsein uberhaupt немецких философов. Соборность достигается не исключением живой личности, не переходом в план абстрактного логоса. Соборность есть конкретное единство в мысли и чувстве. Соборность есть чин, или порядок, или установка личного сознания, восходящего до “уровня соборности.” Это вершина (telos) личного сознания, осуществляемая в творческом развитии, а не в уничтожении личности.
В соборном преображении личность получает силу и власть выражать жизнь и сознание целого, и это не в качестве безличного средства, а в творческом и героическом действии. Мы не должны говорить: “в Церкви каждый достигает уровня соборности,” но “каждый может, и должен, и призван достичь его.” Не всегда и не каждым достигается этот уровень. В Церкви тех, кто достиг его, мы называем Учителями и Отцами, потому что мы слышим от них не только их личное исповедание, но и свидетельство Церкви; они говорят нам из соборной полноты, полноты благодатной жизни.