Фиванская гегемония. Пелопид, Эпаминонд, Левктра, Мантинея (379-362 гг. до Р. X.)

Определения Анталкидова мира были строго приводимы в испол­нение не только в области Пелопоннесского союза, но и во всей оста­льной Греции. Союзы государств были уничтожены, и Греция распа­лась на множество независимых, управляемых самих собой, но мелких и поэтому слабых государств.

Аргос был истощен последней войной; Коринф находился в пол­ной власти всесильной спартанской партии. Таким образом всякое со­противление в Пелопоннесе являлось невозможным, и Спарта обрати­ла уже свои смелые взоры за его пределы. На Халкидском полуострове греческая колония Олинф, усилившаяся торговлей, выказывала сме­лые стремления, невыносимые для спартанской гордости. Олинф изг­нал царя македонского Аминта II из большей части его владений, присвоил себе род гегемонии над греческими городами в тех странах и подружился с соседними храбрыми и воинственными фракийцами. Пользуясь богатыми запасами корабельного леса и золотыми рудника­ми и рассчитывая на сильное войско вновь образованного халкидского союза, Олинф обнаруживал намерение распространить свое господст­во еще дальше.

Во время похода против Олинфа спартанский полководец Фебид, следуя со своими войсками за братом своим Эвдамидом, совершил по­

стыдное нарушение международного права. Когда он во время похода достиг Беотии и расположился на продолжительный отдых как раз под стенами Фив, в лагерь к нему явился предводитель спартанской пар­тии в городе Леонтиад и предложил овладеть замком Кадмеей. На­падение на замок врасплох было совершено в жаркий летний день (в 383 г.), когда улицы были безлюдны, мужчины были в Народном со­брании, а женщины присутствовали на празднестве в Кадмее. Женщи­ны были взяты заложницами, а предводитель демократов Немений был заключен в оковы. Остальные демократы под предводительством Пелопида успели спастись бегством в Афины. В Фивах было введено олигархическое правление, и во главе его стали Леонтиад, единомыш­ленник его Архий, Филипп и Гипат. Хотя спартанское правительство и сделало вид, что оно недовольно насильственным поступком своего полководца и государственным переворотом Леонтиада, но легко до­пустило последнего убедить себя, что фиванцы лишь при олигархиче­ском правлении могут быть надежными друзьями Спарты. С этим со­вершенно согласился и Агезилай, который при этом сослался на часто употреблявшееся старинное правило, что выгодное государству есть и справедливое. Тогда без дальнейшего промедления признали новое правление в Фивах и для охраны его расположили в Кадмее гарнизон в 1500 человек.

Для виду Фебид был присужден за свой своевольный поступок к де­нежному штрафу. Что касается Исмения, то он был обвинен Леонтиа- дом в «государственной измене» за то, что принимал в качестве друга варваров (персов) участие в войне против Спарты.

Почти четыре года продолжалось в Фивах грозное правление тира­нов, когда беглецы, одушевляемые отважным призывом пламенного Пелопида, уговорились между собой и приняли великодушное реше­ние пожертвовать своей жизнью для избавления своего родного города от деспотизма тирании. Для этой цели они вошли в соглашение с еди­номышленниками в Фивах: с Филлидом, Хароном и Горгидом. Здесь главой заговора сделался Филлид, который мог с успехом выполнить эту роль еще и потому, что он был тайным секретарем при обоих поле­мархах, Архие и Филиппе. В тот вечер, когда положено было испол­нить замысел, Филлид должен был пригласить к себе на пир обоих по­лемархов, а другой знатный фивянин, Харон, назначил свой дом сбор­ным местом для заговорщиков. Со своей стороны, изгнанники,

которые должны были явиться на помощь к своим единомышленни­кам, условились с ними, что большая часть их (300—400 человек) собе­рется на границе Беотии, а двенадцать, в том числе Пелопид и Меллон, поспешат в Фивы, чтобы сначала умертвить ночью фивских тиранов.

Переодевшись крестьянами и взяв с собой собак и охотничьи при­надлежности, двенадцать заговорщиков отправились в Фивы. В сумер­ки разными воротами проникли они в город и поодиночке вошли в дом Харона. Здесь провели они ночь в ожидании следующего дня. Прежде всего должны были быть умерщвлены Архий и Филипп, пировавшие в

Вид Фив с Кадмеей.

это время в доме Филлида. В то время как заговорщики ожидали с ду­шевным беспокойством в доме Харона, последний был позван к поле­мархам, которые обратились к нему с вопросом, правда ли, что в горо­де находятся заговорщики. Харон успокоил их и обещал обстоятельно исследовать это дело.

Вслед за тем от главного жреца в Афинах, Архия, к олигарху Архию прибыл гонец с письмом, в котором разоблачался весь план заговора. На замечание посланца, что письмо заключает в себе чрезвычайно важные известия, пьяный Архий возразил: «Оставим серьезные дела до завтра».

Вскоре в дом Филлида явились переодетые в женское платье Харон, Меллон и прочие заговорщики. Филлид предложил полемархам при­гласить прекрасных женщин. Лишь только заговорщики вошли в залу.

как они выхватили мечи и поразили Архив и Филиппа. Вместе с ними пал и смотритель храма Каберих, бросившийся с мечом на заговорщи­ков. Между тем Пелопид и Кефисодор взяли на себя трудное дело справиться с Леонтиадом, человеком сильным и мужественным, в соб­ственном его доме. Когда на их стук отворились двери, они ворвались в дом, повалили слуг и поспешили в спальню Леонтиада. Леонтиад бро­сился к дверям и поразил Кефисодора. Но Пелопид несмотря на полу­ченную им самим рану повалил Леонтиада на пол и убил его. Гипат пы­тался спастись бегством, но был настигнут и умерщвлен.

Затем заговорщики отправились в темницу, освободили находив­шихся там 150 узников, отправили гонцов на границу к своим соумыш­ленникам и в Афины и под звуки труб провозгласили на торговой пло­щади и на улицах, что тираны убиты, а город свободен. Тогда в городе под­нялись шум и смятение: одни ликова­ли, другие пришли в смущение. В эту минуту явились Эпаминонд, Горгид и остальные соучастники в заговоре и постарались восстановить в городе порядок и спокойствие.

Эпаминонд.

На следующее утро было созвано народное собрание, и Меллон, Харон и Пелопид были назначены виотарха- ми (союзными начальниками).

Пелопид был знатного происхождения и обладал большим со­стоянием. Он был горячий патриот и поэтому ненавидел надменные притязания Спарты. Он не был лишен научного образования, но из­любленным поприщем его деятельности были палестра (школа гимна­стики), воинские упражнения и жизнь на войне. Эпаминонд также происходил из благородного рода, но был беден и никогда не пользо­вался случаем к обогащению. Он также прилежно посещал палестру и укреплял свое тело гимнастическими упражнениями, но любимейшим его занятием были беседы с философами, в особенности пифагорей­цем Лизисом. Высокое образование Эпаминонда, его скромность и

воздержание, справедливость и возвышенный характер в соединении со свободой в обращении, патриотизмом, храбростью и военными да­рованиями ставят его в ряду величайших людей эллинской истории. Пелопид и Эпаминонд были связаны неразрывными узами дружбы, и единственным предметом их соперничества могло быть величие их отечества. В войне со Спартой им представился случай показать свое соревнование.

По получении известия об освобождении Фив заговорщиками спартанский царь Клеомброт поспешил с войском в Беотию, но нашел замок Кадмею уже занятым. После нескольких незначительных сты­чек он вернулся в Пелопоннес, оставив в Беотии часть войск под нача­льством гармоста феспийского С ф о д р и я. Между тем фиванцы не только были заняты приведением в оборонительное положение своего города и его округа, но старались усилить себя союзами с другими го­родами и в особенности с Афинами.

Но положение дел быстро изменилось, когда Сфодрий, соблазнен­ный предшествовавшим поступком Фебида против Фив и в подража­ние ему, выступил ночью из Феспий и вторгся в Афинскую область с намерением напасть врасплох на не вполне еще укрепленный Пирей. Но он успел дойти только до Элевзина; здесь застал его рассвет, и он возвратился, опустошив и разорив Аттику. Все афиняне пришли в не­годование, и старая вражда к Спарте пробудилась с новой силой. Когда же узнали, что в ответ на жалобу афинян на нарушение общего мира со стороны спартанцев последовало полное оправдание Сфодрия, то фивская партия одержала полнейший перевес. Союз с Фивами был не­медленно заключен.

Впрочем, все усилия Афин были устремлены главным образом на восстановление своего флота. Они призвали все города и острова к от­падению от Спарты, обещая им взамен того полную свободу и равно­правность. На это воззвание с величайшей готовностью отозвались хи­осцы, византийцы, родосцы, митиленцы, все города Эвбеи и другие. Афины, всех сильнее ненавидевшие господство Спарты, были выбра­ны сборным местом всех союзников. Каждый из них получил место и голос в союзном совете, сделал соответствующий взнос, а Афинам пре­доставлено было ведение всего дела. На призыв отечества явились два искусные полководца, отважный Ха брий и храбрый Тимофей, сын Конона. Тимофей с необыкновенным дипломатическим искусст­вом привлек 24 города к новому Афинскому союзу.

Весной 378 года Агезилай предпринял первый поход в Фивы, но был побежден новой тактикой Хабрия. Хабрий приказал своим легко­

вооруженным воинам опуститься на одно колено, упереть на него щит и, прикрыв таким образом свое тело, встречать неприятеля наклонен­ным копьем. Это новое построение привело Агезилая в такое изумле­ние, что он не решился на нападение, но с неудовольствием отступил в Феспию, а вскоре затем возвратился в Пелопоннес. Заступивший на его место в Феспиях Ф е б и д был заманен фиванцем Горгидом в засаду и разбит им. Также точно был безуспешен и второй поход Агези­лая в Беотию (в 377 г.). И заменивший Агезилая Клеомброт, который попытался в 376 году взять приступом Киферонский горный проход,

вынужден был отступить, не достигнув цели. Горьким опытом при­шлось убедиться Спарте, что храбрые и искусные воины живут не на одном Эвроте.

Теперь все свои надежды она перенесла на войну на море. Но афи­нянин Хабрий одержал блестящую победу при Наксосе над спартан­цем Поллидом (в 376 г.). Тимофей привлек на сторону Афин имевшую важное значение Корциру и другие острова и приморские города и раз­бил лакедемонский флот при Левкаде, в Акарнании (в 375 г.). Когда же, в довершение всего, Хабрий присоединил к Афинскому союзу и греческие города на Фракийском берегу, И ф и к р а т произвел опус­тошительный набег на берега Пелопоннеса, а Пелопид в Тегирском проходе, при Орхомене, командуя «священным отрядом» (состояв­шим из 300 связанных между собой дружбой юношей), разбил сильное спартанское войско, то Спарта почувствовала утомление от войны. Желание мира сделалось в Спарте всеобщим. Надежда встретить такое же желание в Афинах оправдалось. И здесь наступило величайшее ис­тощение. Тесная связь между Фивами и Афинами, обоими врагами Спарты, продолжалась недолго. Фивы отказались внести свою часть в общую военную казну. Будучи главой всей Беотии, Фивы стали в неп­риязненные отношения к Фокиде и выгнали всех жителей из Феспии и Платеи, двух городов, которые пользовались уважением всей Греции и дружбой Афин. Это возбудило неудовольствие в афинянах.

Кроме того, богатые афинские граждане были обременены денеж­ными взносами на военные потребности, и эти причины увеличили стремление к миру и побудили афинян вновь сблизиться со спартанца­ми. Решено было открыть в Спарте конгресс, на который все греческие государства отправили своих послов. Афины и Спарта скоро сговори­лись между собой, и мир был заключен на условиях Анталкидова мира (в 371 г.) Главным условием этого мира была полная независи­мость всех государств. Спартанцы обязывались отозвать из всех мест свои гарнизоны и гармостов. Только Фивы воспротивились этому миру, вполне понимая, что именно у них отнимет он всю власіь и все приобретенные ими преимущества над беотийскими городами. Имен­но в этом смысле, в качестве фиванского уполномоченного, говорил в собрании Эпаминонд и беспощадно изобличал лицемерие спартанцев, которые пользовались до сих пор мирными условиями, прикрываемы­ми благозвучными словами «свобода и автономия», единственно лишь в интересах своего собственного властолюбия. Пылая гневом, вскочил тогда Агезилай со своего места и вскричал: «Желаете ли вы освободить города Беотии?» — «Да, — отвечал,Эпаминонд с лаконической кратко­стью, — когда вы даруете свободу периекам». Тогда Агезилай вычерк­нул Фивы из числа союзников; остальные послы приняли мирные условия и разъехались по домам. Последствием конгресса, согласно желанию Спарты, было отпадение от Фив всех их союзников.

Со страхом смотрели фиванцы на приближение выступившего про­тив них под начальством Клеомброта спартанского войска, которое состояло из 10 000 гоплитов и 1000 всадников. Однако на союзные го­рода, которые приняли участие в этом походе по большей части по принуждению, спартанцы не могли положиться, почему феспийцы, например, были отпущены еще до сражения. Эпаминонд вступил в битву несмотря на то, что войско его состояло лишь из 6000 пехоты и 400 всадников. Оба войска встретились при Левктре (в июле 371 г.). Столкновение было ужасно. В самом начале боя фиванская конница опрокинула спартанскую. Последняя должна была отступить на свою пехоту. Вследствие этого произошло замешательство. Этим воспользо­вался Пелопид и произвел со своим священным отрядом стремитель­ное нападение. В то же время Эпаминонд двинул вперед свое левое крыло, составленное из отборнейших войск и построенное глубоким строем по 50 человек в ряду, чтобы нанести решительный удар неприя­тельской линии. Правое крыло Эпаминонда было защищено слабо и построено в косом порядке для того, чтобы иметь возможность в слу­чае надобности направить его вперед или назад. Этот «косой» боевой порядок служил своей собственной защите. Спартанское войско не могло долго выдержать сильного натиска направленного на один пункт нападения. Мертвые тела громоздились друг на друге целыми рядами; царь Сфодрий и его сын Клеоний пали, смертельно раненные. Тогда мужество покинуло спартанцев, они начали отступать и наконец обратились в бегство. Более 1000 лакедемонян и между ними 400 пол­

ноправных спартанских граждан (гомойев) пало на поле сражения. Разбитое войско просило через вестников о выдаче мертвых тел и о за­ключении перемирия для их погребения, что означало торжественное признание своего поражения.

Велико было смущение и горесть, распространенные в Спарте из­вестием об этом поражении. Но правительство и народ не изменили своему врожденному достоинству, и даже только что начавшееся праз­днество гимнопедий (которое состояло из музыкальных и гимнастиче­ских упражнений юношества) не было прервано. Только вечером был разослан по домам список убитых, но с точным приказанием воздер­живаться от всяких громких сетований. Вместо бесполезной скорби немедленно приступили к самым энергичным мерам. Было устроено всеобщее вооружение, которое распространялось на всех мужчин до шестидесятилетнего возраста включительно, в том числе и на осво­божденных до того времени от военной службы должностных лиц. Между тем положение дел настолько изменилось, что военные дейст­вия на некоторое время должны были прекратиться.

Фиванцы надеялись при содействии Афин и тирана города Фер Язона^[60], главного предводителя (тагоса) союзных городов в Фессалии, совершенно уничтожить Спарту. Но афиняне оставили без всякого от­вета предложение фиванских послов; Язон же, хотя и приблизился со своими войсками, но не для принятия участия в военных действиях, а чтобы самому получить возможность играть роль третейского судьи. Честолюбие его стремилось к тому, чтобы достигнуть со временем ге­гемонии над всей Грецией. На этот раз Язон удовольствовался приня­тием на себя посредничества, последствием чего было спокойное от­ступление спартанских войск в свое отечество. На обратном пути своем спартанцы встретили вновь собранные войска под начальством Архидама, заступившего на место своего больного отца Агезилая. Спартанцы находились в большом затруднении: они не знали, как со­блюсти при настоящих обстоятельствах древний строгий закон, кото­рый подвергал публичному лишению чести бежавших с поля сраже­ния. Множество лиц подлежало такому наказанию, а между тем воины были необходимы. За разрешением этого затруднительного вопроса обратились к Агезилаю. Он воскликнул в собрании: «Оставьте на этот раз законы в покое!»

Мирное посредничество Язона только на время прекратило непри­язненные действия. Блеск победы при Левктрах придал бодрости всем противникам Спарты. Самым сильным одушевлением был охвачен Пелопоннес. Многие города и в их числе Мантинея и Тегея, утомлен­ные спартанским игом, начали принимать самостоятельное и вызыва­

ющее положение. Мантинеяне восстановили свой город, окружили его стенами и снова переселились в него из своих деревень, не обращая внимания ни на какие угрозы Агезилая. Кроме того, было решено сое­динить всю Аркадию в одно нераздельное государство; столицей и местопребыванием его правительства был назначен вновь построен­ный город Мегалополь, то есть большой город. Здесь должны были происходить собрания представителей всех городов и деревень арка- дийского союза и решаться все дела о войне, о мире, о союзах, о дого­ворах, о пошлинах и налогах, короче говоря — все вопросы, касающие­ся управления и правосудия.

Чтобы воспрепятствовать осуществлению этого замысла, Агезилай вторгся со спартанским войском в Аркадию. Но тут, призванные на помощь аркадянами, вмешались и Фивы. Эпаминонд и Пелопид пове­ли войско в Пелопоннес, чтобы поддержать аркадян и вытеснить спар­танцев. Хотя при своем прибытии они не застали уже вновь отступив­шего со своим войском Агезилая, но желание отомстить Спарте и по­ложить навсегда конец ее владычеству побудило Эпаминонда и Пелопида перейти со своим 70 000 войском окружающие Лаконию горы и вступить в самую область Спарты. В течение пяти столетий ни одна вражеская нога не ступала на эту землю. Спартанцы преисполни­лись ужасом при виде поднимавшихся облаков дыма, который обличал приближение неприятеля, опустошавшего все на пути своем огнем и мечом. Агезилай явился спасителем своего родного, «лишенного стен», города. С мужеством и благоразумием приступил он к необходи­мым мерам обороны. Были призваны все свободные мужчины, спо­собные носить оружие. Агезилай также вооружил 6000 илотов, обещав им за это свободу. То был опасный опыт. И действительно, он привел к возмущению, которое Агезилай, зорко следивший за всеми подозрите­льными движениями, подавил, однако, в зародыше.

Хотя Эпаминонд и попытался взять приступом высоты, господст­вовавшие над Спартой, но безуспешно. Узнав о приближении войск, спешивших на помощь из Сикиона, Эпидавра и Коринфа, он отступил и затем ограничился тем, что разорил всю Лаконию и уничтожил даже корабельную верфь в Гифии. Теперь наступило время, когда он полу­чил возможность осуществить давно лелеянный, излюбленный им план восстановления Мессении. Послы его отовсюду спешили при­звать к возвращению на родину рассеянных потомков древних мессен- цев. Многие из них отозвались на призыв Эпаминонда, собрались в страну своих предков, соединились с массой бежавших из войска ило­тов и периеков и построили у подошвы горы Итомы новый город Мессению, который сделался местопребыванием правительства са­мостоятельного государства.

Дурное время года, вследствие чего войско Эпаминонда начало тер­петь разные лишения, и весть о приближавшемся к спартанцам вспо­могательном афинском отряде заставили его очистить Пелопоннес. Восстановлением независимого Мессенского государства, присоеди-

лившегося к враждебным Аркадии и Аргосу, Эпаминонд нанес Спарте смертельный удар.

На обратном пути Эпаминонд столкнулся на перешейке с афин­ским отрядом, бывшим под начальством Ификрата. Но Эпаминонд искусно обошел его и благополучно вернулся в отечество. Здесь ожи­дал его далеко неутешительный прием. Низкие завистники, во главе которых находился народный оратор Менеклид, обвинили Эпами- нонда и Пелопида в том, что они пробыли в звании виотархов долее установленного законом срока. Эпаминонд принял всю вину на одно­го себя, явился в суд и с достоинством сказал: «Закон обвиняет меня. Хорошо, я заслуживаю смерти. Но требую, чтобы на могиле моей вы написали следующее: «Фиванцы казнили Эпаминонда за то, что он при Левктрах повел их на лакедемонян, которым они прежде не смели показаться на глаза, и доставил над ними победу, за то, что спас отече­ство, осаждал Спарту, которая почла себя счастливой, избегнув своего падения, и за то, что он построил Мессену и окружил ее крепкими сте­нами». Пристыженные судьи удалились один за другим, даже и не по­пробовав что-либо возразить Эпаминонду.

Против Аркадийского союза и Мессенского государства, возник­ших благодаря победоносным действиям Фив, восстали многочислен­ные враги. К спартанцам присоединились афиняне, побуждаемые за­вистью к Фивам, ахеяне, сикионяне и коринфяне. Вследствие этого Эпаминонду в 369 г. пришлось предпринять второй поход в Пелопон­нес. С войском из 8000 гоплитов ему удалось прорвать неприятельскую линию на перешейке, состоявшую из 20 000 человек, и восстановить уничтоженную было связь с Аркадией и Мессенией.

Между тем Пелопид перенес фиванское оружие и на север, где он явился решителем всевозможных споров. Так, он играл роль третей­ского судьи между враждовавшими соискателями македонского пре­стола и в обеспечение мира взял с собой в Фивы в качестве заложника юного Филиппа, будущего царя Македонии. Вскоре новые замеша­тельства вызвали Пелопида в Фессалию, где Александр, тиран Фер- ский, свирепствовал с бесчеловечной жестокостью. Призванные на помощь преследуемыми, Пелопид и Исмений отправились в качестве послов ко двору Александра, но здесь они были схвачены и заключены в темницу. Для освобождения их фиванцы отправили войско, в кото­ром Эпаминонд, не выбранный более в виотархи по окончании срока занятия им этой должности, служил простым воином. Под предводи­тельством других виотархов войско чуть было не потерпело поражение от Александра. К счастью, воины единогласно избрали Эпаминонда своим начальником. Он спас войско, появился перед воротами Фер и принудил тирана немедленно освободить пленных (367 г.).

Эти внутренние раздоры дали иностранным государствам повод ко вмешательству. Сами греческие государства искали благосклонности персидского царя Артаксеркса Мнемона. Афины и Спарта отправили послов в Сузу; туда же поспешил и Пелопид со стороны Фив. Каждое

из этих государств домогалось получить от царя выгодное право по­средничества. Пелопид своим мужественным поведением и диплома­тическим искусством, с которым он напомнил о старинном соратни- честве фиванцев и персов во время похода Дария и изобразил в самых блестящих красках настоящее могущественное положение Фив, на­столько сумел отодвинуть на второй план остальных послов, что право посредничества было предоставлено Фивам. Постановление об этом гласило: «Все греческие государства, в том числе и Мессения, призна­ются независимыми; афиняне обязуются отозвать свой флот, другими словами, отказаться от своего господства на море; не желающие же подчиниться этому решению должны быть принуждены к тому силой оружия».

Приведение в исполнение этого мирного договора и право решать споры в качестве третейского судьи было предоставлено фиванцам. Весной следующего года для выслушания условий мирного договора и для клятвенного их утверждения были созваны в Фивы уполномочен­ные всех греческих городов. Но здесь вполне обнаружилось, как мало еще укрепилось значение Фив, несмотря на их недавние победы. По­слы отказались утвердить мирный договор; посол же аркадян, Лико- мед, утверждал, что место собрания должно быть там, где происходила война, а именно в Аркадии. Собрание разошлось, не придя ни к како­му соглашению, и война и борьба партий снова возобновились.

И третьим походом в Пелопоннес, направленным в Ахайю, не уда­лось Эпаминонду утвердить порядка, напротив того, внутренние неу­рядицы в государствах повсюду еще больше усилились. Дикие и суро­вые аркадяне после смерти способного мантинеянина Ликомеда впол­не доказали, что они не способны еще играть столь смело принятой ими на себя важной роли. Вместо того, чтобы действовать в общем единодушном согласии, отдельные города союза терзали друг друга в кровавых распрях. Мантинея и Тегея, стремясь каждая завладеть Ме- галополем, вступили в вражду между собой.

Между аркадянами и жителями Элии вспыхнула открытая война. В Олимпии прямо во время игр обе стороны вступили в вооруженную схватку. Между тем Фивы лишились одного из своих великих руково­дителей — Пелопида. В одном сражении с Александром Ферским, пре­следуя с необыкновенным жаром обратившегося в бегство тирана, он слишком отдалился от своих и был поражен копьем одним из телохра­нителей Александра (364 г.). Но еще бодрствовал великий дух Эпами­нонда. Для того, чтобы уничтожить господство афинян на море, Эпа­минонд построил уже 100 кораблей и убедил Хиос, Родос и Византию отложиться от Афин. Теперь он сознавал необходимость ввести поря­док в запутанные отношения Пелопоннеса и упрочить за Фивами по­ложение между тамошними союзниками. Он вступил в Пелопоннес с войском, усиленным фессалийцами и эвбеянами. Аргос, Сикион, Мессена, Мегалополь и Тегея присоединились к нему. Эпаминонд расположился у последнего из этих городов. Противники, подкреп­

ленные афинянами, находились у Мантинеи и ожидали прибытия спартанского отряда под начальством Агезилая.

Эпаминонд, узнав о выступлении Агезилая, пошел прямо на Спар­ту. НоАгезилай, получив об этом известие от одного перебежчика, уве­домил отом сына своего Архидама, приказав ему вместе с тем укрепить город, а сам поспешил с конницей форсированным маршем к Спарте

Смерть Эпаминонда.

Хотя Эпаминонд проник до городской площади, но здесь его встрети­ли находившиеся под начальством Агезилая и его сына и готовые на отчаянный бой спартанцы и уничтожили дальнейшие покушения. Тогда Эпаминонд выступил в обратный поход и направился к Манти- нее, чтобы напасть на стоявшее там неприятельское войско (362 г. до Р. X.). Победа была необходима, чтобы загладить стыд отступления от Спарты и ободрить воинов. Нападение произведено было с величай­шим ожесточением. С самого начала предводимое самим Эпаминон- дом крыло обратило неприятеля в бегство. Он преследовал его с из­лишней запальчивостью и был поражен в грудь неприятельским дро­тиком; древко выпало, но железное острие осталось в груди.

Когда Эпаминонда принесли в стан, врачи объявили, что он умрет тотчас, как вынут железо из раны. Нажимая рану рукой, он попросил свой щит. Ему показали его и объявили о победе фиванцев. «Хоро­шо, — сказал он, — и так я довольно жил. Позовите ко мне теперь Диа- фанта и Иоллида». Ему отвечали, что оба храбрые полководца убиты. «О, в таком случае посоветуйте фиванцам заключить мир!» После этого Эпаминонд приказал вынуть железо из раны. В эту минуту один из не­утешных друзей его воскликнул: «Ты умираешь, Эпаминонд! О, если б, по крайней мере, ты оставлял сыновей!» На это восклицание, испуская последний вздох, Эпаминонд отвечал: «Я оставляю после себя двух бессмертных дочерей: победы при Левктрах и Мантинее».

Победа при Мантинее не принесла Фивам ожидаемых плодов. Все осталось в прежнем беспорядке и нерешительном положении. Хотя и наступило спокойствие, но оно было спокойствием изнеможения и следствием персидского посредничества. Но так как мир этот утверж­дал независимость Мессении, то Спарта не присоединилась к нему. Восьмидесятилетний Агезилай не мог примириться с мыслью мирно окончить дни свои в своем униженном родном городе. Она подвигла его на новую деятельность. Он надеялся, что, может быть, милостивая судьба позволит ему быть еще чем-нибудь полезным своему отечеству. Смятение в персидской монархии подавало Агезилаю сладкую надеж­ду стяжать новую воинскую славу. Наместники безнаказанно восста­вали против персидского царя или воевали друг с другом, причем мно­гократно пользовались услугами греческих наемных войск и предво­дителей.

Самой мятежной областью выказался в это время Египет. Здесь в то самое время, когда персы вели войну на острове Кипре против Эваго- ра, себенитский князь Нахт-хор-хеб привел страну в обороните­льное положение и набрал в Греции войско и предводителей. Главное начальство он вверил одному из знаменитейших того времени наем­ных вождей — афинянину X а б р и ю. Хабрий занял твердую позицию на Пелузийском рукаве Нила и укрепил ее окопами. Отсюда он наблю­дал за всеми выходами из Сирии и овладевал всем, что приближалось к нему из пустыни. Артаксеркс Мнемон послал Фарнабаза с войском из 200 000 человек, но во главе его также поставил одного афинянина по имени И ф и к р а т. В то же время Артаксеркс настоял в Афинах на ото­звании Хабрия из Египта. Сначала все шло хорошо. Египетские вой­ска, оберегавшие берега, были опрокинуты и открыли дорогу в Мем­фис. Но медленность Фарнабаза испортила все, что было так хорошо сделано Ификратом. Между тем Нахт-хор-хеб оправился, совершенно разбил при Мендесе персов и принудил их к отступлению. Фарнабаз вновь направился в Сирию, Ификрат отплыл в Афины, а Египет на четверть столетия освободился от персидского ига.

Нахт-хор-хеб умер в 364 году. Его преемник Тахо равным образом пользовался каждым удобным случаем выказать свою ненависть к Персии. Он соединился с восставшими враждебными сатрапами Пе­

редней Азии и с 8000 египетских воинов, 10 000 греческих наемников и 200 кораблями бросился на Финикию. К этому-то Тахо отправился престарелый Агезилай и поступил к нему на службу, чтобы получить возможность отомстить Персии.

Но вместо того, чтобы предоставить Агезилаю главное предводите­льство, Тахо доверил ему лишь вспомогательные войска, чем Агезилай был весьма оскорблен. Едва Тахо высадился в Финикии, как в тылу у него в Египте вспыхнуло восстание, которым управлял некто Нахт- небеф. Агезилай немедленно присоединился к Нахт-небефу. Он примкнул к нему со своими войсками, помог победить Тахо и упрочил захваченную им власть. В награду за столь счастливую поддержку но­вый царь подарил Агезилаю 230 талантов. С этими средствами Агези­лай надеялся снова помочь своему отечеству при смутах, которые в это время охватили Пелопоннес. На обратном пути Агезилай был выбро­шен бурей на ливийский берег. Здесь умер он на восемьдесят четвер­том году своей жизни (в 361 году до Р. X.) и с ним рушилась надежда Спарты восстановить прежнее свое положение в Пелопоннесе. Но и величие Фив со смертью Эпаминонда пришло также в упадок. Что ка­сается Афин, то они, по словам одного современного государственно­го мужа, представляли только обломки того корабля, которым некогда правил Перикл. Греция лежала теперь бессильная, истекая кровью из тысячи ран, нанесенных неистовством партий и себялюбием. Не менее изнеможено и потрясано во всех своих основах было государство ее ис­конного, непримиримого врага — персов. Богатство Персии никого более уже не устрашало, а только привлекало к себе, как добыча. Но для нового оживления мира судьба уже предназначала царство, кото­рое вмещало в себе спартанскую мощь и усвоило в фивских войнах не­обыкновенное военное искусство. Вместе с тем оно было достаточно сильно, чтобы покорить Грецию, овладеть персидской добычей и пре­доставить всем творческим силам более широкое поприще. Этим госу­дарством, до тех пор не только не обращавшим на себя внимания, но даже презираемым, была Македония.

21.