§ 4. «Парадокс сингулярного существования»
Мы видим, что парадокс возникает при отрицательном ответе на вопрос: согласны ли мы мысленно различать «существование в мысли» и «существование вне мысли»?
Если мы (первый «рог» дилеммы) не желаем различать два способа существования т. е. «существование в мысли» и «существование вне мысли», то из этого следует, что мы не можем утверждать, что то, что реально не существует, существует в мысли. Следовательно, мы не можем отрицать существование чеголибо (как в мысли, так и вне мысли), что (по крайней мере, в случае существования вне мысли) крайне неудобно. Именно этот «"рог" дилеммы» и именуется «парадоксом сингулярного существования».
Если же мы (второй «рог» дилеммы) согласны различить два способа существования, то в этом случае мы сталкиваемся с описанными выше трудностями. Как мы увидели из аргументации, приведённой выше, которую можно было бы назвать аргументацией Секста Беркли Канта, при признании одного и того же объекта представленным (или имеющим «проявления» [199]) в двух областях области того, что существует вне мысли, и области того, что существует в мысли, встает следующий вопрос: каким образом мы можем мысленно соотнести два указанных проявления одного и того же объекта? В соответствии с вышеизложенной аргументацией эта операция соотнесения является проблематичной.
Ведь у нас не может быть оснований утверждать, что два проявления объекта относятся к одному и тому же объекту. Тем не менее, неприемлемость «первого "рога" дилеммы» столь очевидна, что большинство попыток выпутаться из парадокса сингулярного существования относятся ко «второму "рогу" дилеммы».* * *
Среди тех философов, которые признают только один способ существования существование вне мышления (удостоверяемое, в конечном итоге, на основании чьихлибо чувственных данных), весьма распространена попытка провозгласить любое суждение вида «х не существует» бессмысленным. Но тогда синтетически истинные суждения вида «драконы не существуют» также окажутся бессмысленными, что крайне неудобно [200].
Как известно, Б. Рассел полагал, что следует приписывать истинностное значение «ложь» суждениям вида «золотая гора не существует». Делать это следует на том основании, что, по Б. Расселу, для каждого упоминаемого в какомлибо суждении х (здесь х = «золотая гора») к исходному суждению должно добавляться в качестве конъюнкта суждение «х существует» что можно трактовать как следствие принципа экзистенциального обобщения. Если такой подход интерпретировать как попытку преодолеть «парадокс сингулярного существования», то такая попытка вряд ли может быть признана удачной. Действительно, слишком много суждений, обычно полагаемых несомненно истинными, объявляются Б. Расселом ложными. Это приводит, например, к серьезным трудностям для человека, пожелавшего написать биографию Бертрана Рассела: как бы ему ни хотелось, он не сможет написать предложение «Б. Рассел писал о золотой горе», ведь, в соответствии с подходом Б. Рассела, это суждение ложно [201]. Также возникают трудности и с математическими объектами.
Помимо этого еще одна трудность заключается в том, что первый конъюнкт «золотая гора существует» объявляется отнюдь не бессмысленным, а ложным суждением. Если мы понимаем это суждение, то мы понимаем термин «золотая гора». Если этот конъюнкт ложен, то мы утверждаем, что экстенсионал термина «золотая гора» отсутствует.
Но поскольку это суждение не является бессмысленным, то предполагается, что мы понимаем, что такое «золотая гора» иначе мы не смогли бы оценить на истинность суждение «золотая гора не существует». Это значит, что мы мыслим экстенсионал термина «золотая гора». Но, как мы видели выше, если принимается только один способ существования способ существования экстен сионала, то не существует никаких актов мышления, а это противоречит признанной выше обязательности мышления интенсионала. Наконец, из позиции Б. Рассела также следует положение «все интенсионалы не существуют», которое, как мы видели выше, парадоксально.Насколько мы можем судить, существует множество других попыток обойти этот парадокс. Например, предлагается (Р. БарканМаркус) новое прочтение квантора существования: не «существует», а «при подстановке некоторого термина» [202]. В этом случае трудностей, связанных с «экзистенциальным обобщением» (т. е. трудностей с приписыванием существования каждому предмету мысли), казалось бы, не возникает. Действительно, в этом случае выражение «золотая гора не существует» будет интерпретироваться не как «если переменная х принимает значение ' золотая гора', то существует х такой, что х не существует», но мы должны говорить: «при подстановке некоторого, имеющегося, например, в языке, термина 'золотая гора' на место переменной х, х не существует» [203]. Как видим, во втором случае удалось избежать противоречия. Однако при упоминании термина «золотая гора» мы вынуждены говорить, что этот термин «имеется» в языке или хотя бы в индивидуальном сознании говорящего, ведь отсутствующий термин не может быть подставлен на место переменной х. Получается, что, хотя изначально наличие существования в мышлении (наряду с существованием вне мышления) и отрицалось, мы оказались вынужденными неявно его признать.
Как ещё один способ преодолеть «парадокс сингулярного существования» можно трактовать разработку интенсиональной логики, а также разведение интенсионального и экстенсионального контекстов.
В первом случае в суждении, в которое входит некоторый термин, подразумевается содержание понятия (интенсионал), обозначаемого этим термином. Во втором случае подразумевается объем понятия (экстенсионал, референт, денотат), обозначаемого этим термином. В суждениях, термины которых оказываются в интенсиональном контексте, не действует принцип экзистенциального обобщения [204]. Очевидно, что необходимым условием для возникновения «парадокса сингулярного существования» является признание «принципа экзистенциального обобщения», поэтому можно было бы надеяться, что разведение контекстов поможет преодолеть этот парадокс.На наш взгляд, эти надежды не оправдываются, и обосновать это можно с помощью тех же самых аргументов, которые мы приводили при анализе позиции Б. Рассела. Все суждения, в которых упоминаются драконы, супермен, феникс, золотая гора и пр., относятся именно к интенсиональному, а не к экстенсиональному контексту (ввиду очевидного отсутствия экстенсионала), и о том, что указанные вещи существуют в том же самом смысле, в котором существуют денотаты терминов, относящихся к экстенсиональному контексту, не говорится. Тем не менее, фиксировать наличие таких понятий, как «дракон», «супермен», «нынешний король Франции», «золотая гора», и пр. в нашем мышлении необходимо хотя бы для того, чтобы можно было проверить наличие вне мышления соответствующих им референтов. Таким образом, мы все равно вынуждены утверждать интенциональность нашего мышления, его направленность на интен сионал входящего в суждение термина, который в какомто смысле дан нашему мышлению или существует для него, вне зависимости от того, существует ли экстенсионал [205]. Мы видим здесь такое же, как и выше, неявное признание двух способов существования, что изначально отрицалось.
Таким образом, мы видим, что многие рассмотренные попытки «не парменидовского» решения парадокса основываются на (явном или неявном) признании и мысленном выделении или различении двух способов существования существования в мышлении и существования вне мышления.
В свою очередь, это признание является вынужденным, и возникает оно изза того, что принцип экзистенциального обобщения и закон запрещения противоречия не позволяют предицировать «несуществование» чемулибо, но, поскольку под «существованием» изначально понималось «существование вне мышления», то запрет на предицирование несуществования чему бы то ни было кажется неприемлемым. Действительно, обычно полагается (и в рассматриваемой здесь аналитической традиции это мнение по большей части разделяется), что «реальные» вещи могут существовать, а могут и не существовать, и мы можем удостовериться в их существовании с помощью чувственного восприятия. Исключение составляют такие сущности, как, например, эйдосы плотиновского мира Ума, поскольку Ум допустимо интерпретировать как совокупность всего мыслимого, которая существует и не может не существовать ср. с парменидов ским положением из В 2. 3 DK: h men Oprnq eativ te kai Wg ouk eati mh eivai [206]. Однако оценка плотиновского подхода к мышлению и сущему в сопоставлении с подходом Парменида представляет собой отдельную тему для исследования.Будет ли решением проблемы сказать, что «существование в мысли», которое передаётся квантором, и «существование вне мысли», которое передаётся предикатом разные существования? Назовём первое существование, например, «экзистированием», а второе «субсистированием». В этом случае самопротиворечивое суждение «существует х такой, что х не существует» будет читаться без противоречия, например, так: «экзисти рует х такой, что х не субсистирует». Однако само мысленное выделение этих двух видов или способов существования приводит к отмеченному выше затруднению.
Если мы хотим сделать это затруднение более очевидным, изложим аргументацию в наиболее общем виде так, чтобы она могла быть применима как к ранее рассматривавшейся позиции Канта, так и ко всем тем, кто признает два способа существования. Пусть имеются два вида или способа существования («существование в мысли» и «существование вне мысли»).
Пусть один из них («существование в мысли») характерен для того, что актуально мыслится, другой же («существование вне мысли») для 'чегото иного по отношению к тому, что актуально мыслится', т. е. для чегото иного по отношению к предмету мышления [207]. Пусть также имеется ' то, что актуально мыслится' кемто, обязательно обладающее своим способом существования, а также имеется 'чтото из иного по отношению к тому, что актуально мыслится' кемто, обязательно обладающее своим способом существования.Из приведённых допущений следует, что «существование вне мысли» есть 'то, что присуще чемуто из того, что не мыслится актуально'. Попытка помыслить последнее неизбежно потерпит фиаско, ведь для этого мне пришлось бы помыслить 'не то, что я мыслю' или 'то, что я не мыслю', что выглядит невозможным. Следовательно, мы никогда не сможем помыслить «существование вне мысли» поскольку мы понимаем это понятие через 'то, чему оно присуще', а последнее оказалось немыслимым. Однако помыслить «существование вне мысли» необходимо, чтобы развести два способа существования. Следовательно, мысленное выделение двух способов существования не смогло бы состояться.
Итак, «парадокс сингулярного существования» оказывается серьёзным парадоксом, и тривиального выхода из него, повидимому, не существует. Нетривиальность этого парадокса видна также из его связи с разобранными выше затруднениями относительно «способов существования», которые имеют весьма длинную историю.
само по себе «существование вне мысли» характерно для такого объекта, который существует «реально», вне мышления, в «действительном мире», вне зависимости от того, предполагаем мы или нет соответствующий этому «реальному» объекту имеющийся в мышлении предмет мышления. Этот предмет мышления сам по себе полагается, в свою очередь, существующим в мышлении, вне зависимости от того, полагаем мы или нет, что вне мышления имеется соответствующий ему «реальный» объект см. предыдущую сноску. Нет необходимости принимать в качестве дополнительных допущений два следующих положения: «предмет существует в мышлении и только там» и «объект существует вне мышления и только там». Если предмету присуще существование вне мышления, то ему присуще то, что характерно для иного по отношению к предмету, следовательно, предмет оказывается иным по отношению к самому себе. Аналогично, если объекту как чемуто иному по отношению к мыслимому предмету, существующему в мышлении, присуще существование в мышлении, то ему присуще то, что характерно для иного по отношению к объекту. Тогда объект оказывается иным по отношению к самому себе. Следовательно, два указанных положения выводятся из принятых выше допущений. Однако все это приводится лишь в качестве пояснения, в дальнейшем рассуждении эти два положения не фигурируют, обходятся они и без понятия «объект».