ЭРАТОСФЕН (275—195 гг. до н. э.)

Греческий ученый Эратосфен известен как географ, астроном, геометр, философ и поэт.

Уроженец Кирены, глава Александрийской библиотеки, Эратосфен много сделал для развития античной географии.

Свои измерения Эратосфен производил при помощи употреблявшегося в Александрии измерителя времени — скафе (выдолбленное полушарие, чашка), состоящего из полого полушария с колышком внутри, прикреплен­ным перпендикулярно к касательной центра. Колышек этот отбрасывает тень на внутреннюю боковую поверхность скафе, по длине этой тени опре­деляли время в солнечный день. Эратосфен, на основании измерения этой тени, и построил свои вычисления.

Он знал, что во время летнего солнцестояния в полдень лучи солнца доходят в Сиене до дна самых глубоких колодцев, значит, солнце в то время находится в зените, гномон и скафе тогда не дают тени. В то же самое время в Александрии, находящейся, по мнению Эратосфена, на одном меридиане с Сиеной, гномон отбрасывает тень, длину которой Эра­тосфен и наблюдал. Далее, рассуждает Эратосфен, если определить отно­шение длины тени к большой окружности на скафе, то оно должно быть равно отношению дуги меридиана между Сиеной и Александрией ко всему меридианному кругу земли.

ным ¹∕₅₀. Приведенное рассуждение можно наглядно представить себе при помощи следующего чертежа.

Пусть концентрические круги означают: TT — земное и CC — небес­ное полушарие в разрезе по меридиану в плоскости этой страницы; пусть точка О центр мира (неба и земли), линия ЕЕ — экватор, точки Sy— Сиейу, Al— Александрию, S — солнце, линии SySи А/S — направление солнечных лучей в полдень 21 июня (они параллельны ввиду почти беско­нечного расстояния земли от солнца), линии OSyи OAl—радиусы земли, Gn — гномон, Sk — скафе. Углу «, составленному направлением солнеч­

ного луча с продолжением ра­диуса (колышек скафе), соот­ветствует дуга, покрытая тенью на внутренней стороне скафе, а углу β, составленному радиу­сами земли, соответствует дуга меридиана между Сиеной и Александрией; углы а и β рав­ны между собою, как накрест лежащие, а потому и величины соответствующих им дуг, выра­женных в градусах, тоже равны. Отсюда, если длина тени от ко­лышка скафе равна ’/so большо­го круга скафе, то и дуга мери­диана, заключенная между Сие­ной и Александрией, тоже

равна ’/so длины всего меридианного круга земли. А так как расстоя­ние этих городов друг от друга равно 5 000 стадий, то, следовательно, вся окружность земного шара равна 5 000 X 50, т. е. 250 000 стадий. Хорошо

понимая несовершенство своих вычислений, Эрастофен рассматривал этот результат как весьма приближенный. Несколько позже он прибавил 2 000 стадий к 250 000 с целью делимости на 360 (вавилонское деление круга на 360 градусов было ему известно). 252 000 X 157,5 м (длина греч. стадий в метрах) = 39,690 км, т. е. получилась цифра почти соответствую­щая той, которой мы определяем длину большого круга земли в настоящее время. Отсюда I⁰меридиана равен

, τ.

Метод Эратосфена был совершенно верен, но данные его слишком приблизительны:

1) скафе как угломерный инструмент и вместе с тем хронометр яв­ляется, конечно, очень неточным прибором;

2) длина дорог измерялась временем прохождения каравана, что очень неточно;

3) допущение, что Александрия и Сиена лежат на одном меридиане, неверно (λ Александрии = 29^o5Γ в. д., а Сиены = 32^o58'в. д.);

4) предположение, что Сиена лежит точно под тропиком Рака—’Также неверно ( φ Сиены = 24^o7'с. ш.).

Другой очень важной заслугой Эратосфена было создание географи­ческой карты населенной земли, на основании новых, более точных дан­ных. Пользуясь данными Александрийской библиотеки, Эратосфен был знаком со всеми географическими сведениями, накопившимися здесь после походов Александра Македонского в Азию, а также доходившими из раз­ных стран через посредство многочисленных греческих моряков и торгов­цев. Из этих сведений можно было вывести приблизительное заключение об относительном положении и расстояниях различных пунктов в извест­ной тогда области земного шара и ориентировать их к некоторому числу точек, определенных астрономически по географической широте. Опреде­лений долгот при тогдашних недостаточных научных средствах еще не было, да и определения широт были очень неточны.

Подобно своему предшественнику Дикеарху, Эратосфен делил землю линией, проходящей через Средиземное море от Геркулесовых Столбов до Исского залива, и продолжил ее вдоль южного подножья азиатского хребта Тавра, тянувшегося, как полагали, до восточной окраины Азии. Эратосфен воспользовался этой линией потому, что вдоль нее лежало несколько точек, в которых были сделаны определения широт. Кроме этой основной линии, опять-таки по примеру Дикеарха, Эратосфен под прямым углом к ней про­вел меридианную линию через Александрию, Родос (где она перекрещи­валась с основной параллелью), Византий, устье Борисфена, причем счи­тал, что все эти пункты лежат на одной прямой.

7 меридианов через известные ему пункты, но не в равных расстояниях друг от друга, а приблизительно. Всего Эратосфен на своей карте провел

8 параллелей и столько же меридианов. Таким образом, он указал впервые на возможность и необходимость строить карту на основе географической сетки. За начальный меридиан Эратосфен принимал линию — Мероэ, Алек­сандрия, Родос, Борисфен. Как широта (φ), так и долгота (λ) мест в то время определялись или линейными мерами (числом стадий от начального меридиана), или отвлеченным числом, полученным из наблюдений гномона.

Эратосфен создал полную систему общего землеведения и изложил ее в сочинении, которое назвал «Географические очерки», приложив к ним карту известного в то время мира, о которой мы уже говорили выше. В своем труде он очистил землеведение от мифов, легенд, исключил исто­рический элемент, взамен которого ввел физико-географический. Восточной и северной Азии, а также западной и южной Африки в настоящем своем виде на карте Эратосфена, конечно, не могло быть, так как о них в то время не было известно. Отсутствие точных данных не помешало ему со­вершенно правильно предположить, что Атлантический океан соединяется с Индийским и что Африку поэтому можно обойти морским путем. Но

Каспийское море он ошибочно считал огромным заливом Северного Ледо­витого океана (шириной в 37 000 стадий, а длиной в 112 800 стадий) и думал, что можно обойти и вокруг Азии морским путем. По Эратосфену, ширина суши более чем вдвое превышает длину. В общем Эратосфен представлял себе неизвестные пространства, окружающие со всех сторон известный мир, обширным океаном, и потому его следует считать представителем «океани­ческой теории» античного времени.

Величайший греческий астроном Гиппарх из Никеи, живший около 150 г. до н. э., привыкший к математической точности, восстал против Эратосфена за допущение им неточностей, гипотез и ошибок при составле­нии географической карты земли и написал специальный трактат против Эратосфена. В этом трактате Гиппарх признавал единственно научным и правильным приемом составления карт только такой, который основан на астрономических определениях координат наносимых на карту точек. В этом отношении он, конечно, бы неправ, так как приближенные приемы картогра­фирования практикуются нами до сих пор, а без них мы, пожалуй, не имели бы и вовсе карт. Гиппарх, однако, и сам пытался создать географическую карту мира, но она у него вышла хуже эратосфеновой. Средиземное море у него, как и у Эратосфена, изображено было довольно пра­вильно.

Замкнутость его суши принята была Гиппархом за типическую и поло­жена им в основу всех представлений о форме земной поверхности. Это обстоятельство коренным образом изменило в его представлении и общую картину земли: место суши, омываемой вокруг водой, у него заняло море, помещающееся в обширной котловине среди компактных масс суши. Индийский океан, наподобие Средиземного моря, оказался у Гиппарха замкнутым сушей: с севера берегами южной Азии, а с юга неведомым еще континентом. В Тапробане (о. Цейлон) он склонен был видеть начало этого другого континента, где, возможно, живут антиподы. Этот взгляд Гиппарха стал характерным для целых двух тысячелетий человеческих исканий, в нем уже заключались основы континентальной теории в проти­вовес океанической, и географического мифа о Южном континенте, играв­шем такую важную роль в истории географии. Гиппарх ввел в научный обиход термины «географическая широта» и «географическая долгота» и вавилонское деление круга на 360 градусов, 60 минут, 60 секунд и изо­брел астролябию, которой с некоторыми усовершенствованиями пользуем­ся и мы.

Есть известия и о других географических сочинениях Эратосфена, как, например, о его поэме «Гермес», но ни одно из сочинений до нас не дошло, о них мы знаем только по цитатам из сочинений Плиния Старшего, Поли­бия и особенно Страбона.

Выдержки из сочинений Эратосфена были собраны проф. Б. Дитмаром и опубликованы в журнале «Землеведение» (т. XXXI, вып. 4, 1929 г.). Отрывок из статьи Б. Дитмара «География» Эратосфена» приведен ниже.

«ГЕОГРАФИЯ» ЭРАТОСФЕНА

Книга I

Эратосфен отвергает точку зрения на Гомера как на великого географа и мыслителя. Для поэта одна забота — нравиться, а до истины ему нет никакого дела. Гесиод правдивее Гомера. Начало географии положили Анаксимандр и Г е кат ей. Эратосфен для своей географии пользовался сочинениями пред­шественников и рассказами многих очевидцев. Сведения об обитае­мой зе.уле значительно расширились при Александре Македонском и nocge него. О фигуре земли и изменениях, ею претерпеваемых. Эратосфен разделяет мнения Ст р ат о на и Kc а нф а. Возра­жения Геродоту относительно гипербореев

Эратосфен, начиная свой «Трактат географии», говорит, что с самых отдаленных времен все люди имели желание сооб­щать публике свои сведения по географии. Так, Гомер внес в свою поэму то, что он знал об эфиопах, а также о жителях Египта и Ливии. Относительно Эллады и соседних стран он приводил даже слишком многие подробности, называя Фисбу «обильной голубями», Галиарт — «богатым травой», Анфе- дон — «лежащим на краю», Лелею — «у источников Ke- фиса» и пр.

Гомер верно излагает только то, что близко к нам и что существует среди эллинов... рассказы же о странствованиях Одиссея относятся к разряду вымышленных, и только тогда можно будет открыть, куда именно плавал Одиссей, когда ука­жут кожевника, который тачал мешок для ветров.

Поэт заботится только о том, чтобы развлекать, а не по­учать. Что прибавляется к достоинству поэта тем, что он знает многие местности, военное искусство, земледелие, риторику и другие предметы?

По мнению Эратосфена, поэзия является изложением старушечьих сказок, в которых дозволяется все, что может развлечь слушателей.

Эратосфен считает Гомера и толкователей его рас­сказов болтунами. Заблуждение же тех лиц, которые считают странствования Одиссея не вымышленными, но действительно имевшими место, можно доказать противоречием между ними: одни помещают Сирен в Пелориаде, другие — в Сиракузах, отстоящих от первого места более чем на две тысячи стадий, а также и тем, что Сирены — это скала с тремя вершинами, раз­деляющая Кумский и Посейдониатский заливы.

Гесиод, напротив, знал о странствованиях Одиссея, именно, что последний был в Сицилии и Италии. Это подтвер­ждается тем обстоятельством, что у Гесиода упоминаются не только те местности, о которых говорит Гомер, но также Этна, Ортигия, небольшой островок около Сиракуз и Тиренны.

Гомер же не знал всего этого и не желал приурочивать стран­ствования Одиссея к известным местностям... «Кто-нибудь мо­жет подумать, что поэт желал поместить странствования Одис­сея в местах, к западу лежащих, но что он отступил от действи­тельности частью потому, что кое-чего он не знал с точностью, частью же потому, что он и не имел в виду излагать так, как было на самом деле, но что во всем он рассчитывал на страш­ное и более чудесное...» Гомер наиболее чудесно сообщал об отдаленных странах потому, что в рассказах о них легче можно было говорить неправду. .

Гомер говорит, что зефир дует из Фракии, но ведь зефир дует с запада, из Иберии, тогда как Фракия туда не прости­рается.

Гомер не знал, что есть несколько устьев Нила, не знал даже самого названия реки; Гесиод же знал, потому что упоминает об этом.

Эратосфен говорит, что первыми, решившимися за­няться описанием земли, были философы Анаксимандр из Милета, ученик и согражданин Фалеса, и Гекатей Милетский. Анаксимандр первый составил географиче­скую карту, а Гекатей — первую рукопись (о геогра­фии), о чем мы узнаем из других его сочинений... Эрато­сфен говорит, что в его время Ничего не знали о Понте и Адриатическом море, и советует не-доверяться легко первому попавшемуся, пространно излагая причины, по которым не сле­дует этого делать, как, например, в рассказах о Понте и Адриа­тическом море. Эратосфен говорит, что древнейшие народы плавали с целью грабежа или торговли, но они не пускались в открытое море, а держались берега, как, например, Язон, кото­рый, оставивши корабль, направился сухим путем из Колхиды в Армению и Мидию. В древности никто не отваживался пла­вать по Египетскому морю, подле Ливии, Сирии или Киликии. Эратосфен, показав, насколько расширилась область све­дений об обитаемой земле для потомства после Александра Македонского и уже при его жизни, — так как Александр открыл нам большую часть Азии и весь север Европы до Истра,— переходит к рассуждению о фигуре всей земли вообще. Обитаемая земля имеет вид круга не наподобие, впрочем, выточенного колеса, потому что имеет некоторые неровности... Далее Эратосфен излагает те многочисленные изменения, которые происходят от действия воды, огня, сотрясений, испа­рений и других подобных явлений. Шаровидность земли проис­ходит от устройства всего мира, а перемены нисколько не изме­няют фигуры всей земли: столь значительное теряется в огром­ном. Впрочем, эти перемены производят некоторые изменения в обитаемой части земли и зависят от разных причин.

По словам Эратосфена, наиболее важный вопрос со­стоит в следующем: почему в двух и трех стадиях от моря, внутри материка, встречаются часто в большом количестве раковины, створки и херамиды, а также озера с морской водой, как, например, в окрестностях храма Аммона, на пути, ведущем к нему и простирающемся на 3 000 стадий? Много рассыпано здесь створок, много еще и теперь находят соли и бьющую вверх морскую воду. Кроме того, показывают обломки морских судов, которые, по преданию, выброшены через какое-нибудь отвер­стие в почве, наконец, столбики с надписью «Коринфских Феоров». Эратосфен присоединяется к мнению физика Стратона, а также К с а н ф а -лидийца. Ксанф утверждает, что во времена Артаксеркса была сильная засуха, так что высохли реки, озера, колодцы; что он сам нередко видел вдали от моря камни, имевшие форму раковин, а также отпечатки, имевшие форму гребней и херамид; находил также озера с морской водой среди армян, матиенов и в нижней Фригии, вследствие чего он убежден, что некогда равнины эти были «орем.

По мнению Стратона, Эвксинское море не имело прежде того прохода, что у Византия, но что те реки, которые в него вливаются, прорвали его силой своего течения, после чего вода вошла в Пропонтиду и Геллеспонт. То же самое произошло и с Нашим морем, именно: проход у Геракловых Столбов образо­вался вследствие того, что море было переполнено реками, и когда вода вытекла, то низменные части дна обнажились. При­чины этого факта следующие: во-первых, что дно нынешнего моря и внутреннего не одно и то же; во-вторых, что и теперь еще тянется от Европы до Ливии полоса земли наподобие ленты, находящаяся под морем, как бы свидетельствуя, что прежде внутреннее и внешнее моря не составляли одного бассейна. Далее он говорит, что воды Понта наиболее мелки, но что очень глубоки моря Критское, Сицилийское и Сардинское. Так как в первое море текут очень большие реки с севера и с востока, то оно наполняется илом, а остальные моря остаются глубокими. В этом полагает он причину того, почему наименее соленая вода в Понте и почему течение его совершается в направлениях понижения дна. Ему кажется, что весь Понт со временем будет запружен илом рек, если сохранятся подобные течения и в бу­дущем, потому что и теперь уже обратилась в болото левая сторона Понта, где лежит Солмидес, местности, соседние к Истру и называемые у моряков «Стефой», а также пустыня Скифская. По его мнению, и то возможно, что храм Аммона прежде находился у моря и теперь лежит на материке вслед­ствие того, что часть воды из моря вытекла. Он предполагает, что оракул сделался известен и знаменит благодаря своему

положению при море, ибо столь далекое расстояние от моря, в каком он находится теперь, делает непонятным его извест­ность и славу. Впрочем, и Египет в древности омывался морем до болот, лежащих в окрестностях Пелусия подле горы Касия и Сирбонидского озера, потому что и теперь еще, по его словам, находят в Египте, когда роют соляные копи, углубления с пес­чаным дном, наполненные раковинами, как будто страна была покрыта морем. Кроме того, все окрестности Касия и так назы­ваемых Герр представляли неглубокие пространства, примы­кавшие к Эритрейскому заливу. Когда количество воды в море убыло, тогда эти местности сделались открытыми, но Сирбонид- ское озеро осталось, впоследствии же было прорвано и оно и обратилось в болото. Точно так же и берега озера Мириды больше всего походят на берег моря, нежели реки.

К тому, что сказано об Аммоне и Египте, Эратосфен прибавляет, что, по его мнению, гора Касий также была по­крыта морем, равно как и все то место, где находятся так назы­ваемые теперь Герры, которые составляли болото, соприкасав­шееся с заливом Эритрейского моря.

Эратосфен полагает, что внутреннее море хотя и со­ставляет один общий бассейн, однако не имеет одного и того же уровня, даже в соседних частях. Он ссылается при этом на архитекторов, именно: он говорит, что Деметрий имел на­мерение перерезать Пелопоннесский перешеек, чтобы открыть свободное плавание для кораблей, но что его удержали от исполнения замысла архитекторы, объявившие после измере­ний, что море в Коринфском заливе выше того, что у Кенхр, поэтому, если бы он перерезал промежуточную между ними полосу земли, то переполнился бы водою из Коринфского за­лива тот пролив, что подле Эгины, затоплены были бы Эгина и соседние с ней острова; самое плавание через перешеек ока­залось бы бесполезным. Вследствие этой же неровности, по мнению Эратосфена, имеет свое течение Еврип, а главным образом Сицилийский пролив, который подвергается измене­ниям, похожим на приливы и отливы в океане: течения пере­меняются дважды каждый день и каждую ночь, подобно тому как океан имеет дважды прилив и дважды отлив. Приливу соот­ветствует течение, которое идет из Тирренского моря в Сици­лийское, как бы от высшего уровня воды, почему течение это называется «нисходящим». Соответствует оно приливу и по­тому, что оно начинается и оканчивается в то самое время, как и приливы: начинается при восходе луны и заходе, а прекра­щается, когда луна вступает на меридиан, над землей ли или под землей. Противоположное течение, соответствующее отливу, называется «выходящим»; оно начинается во время нахожде­ния луны на меридиане на обоих полушариях, подобно тому

как и отливы в океане, а оканчивается с достижением луной пунктов восхода и захода.

По мнению Эратосфена, все внешнее море образует один бассейн, так.что Западное и Эритрейское моря состав­ляют собственно одно море. Отсюда он делает заключение, что море, лежащее за Геракловыми Столбами, и Эритрейское имеют одну и ту же высоту и общее течение.

Эратосфен говорит, что Наше море не образует одного течения с Эритрейским, но вследствие обилия воды (приноси­мого реками) оно только приблизилось к последнему; кроме того, он говорит, что Наше море у Лехея и Кенхреи не имеет одной и той же высоты поверхности. Эратосфен полагает, что Наше море было прежде озером, которое, наполняясь водой из рек, получило излишек и вылилось за пределы через проход у Геракловых Столбов, как через катаракт. Внешнее море, уве­личиваясь все более и более, образовало по прошествии неко­торого времени одно общее течение, составило одну поверх­ность с внутренним, а вследствие перевеса морской воды и первое получило свойство моря.

По мнению Эратосфена, во времена Троянской войны еще не было разрыва материка у Геракловых Столбов, и потому внешнее море у перешейка между Египетским морем и Араб­ским заливом было на одном уровне с внутренним и, будучи выше перешейка, покрывало последний, а после того как про­рыв у Геракловых Столбов (Гадиры) совершился, внутреннее море понизилось и обнажило сушу, что подле Касия и Пелусия, до Красного моря.

Эратосфен разделяет ложное мнение некоторых своих предшественников, которые полагали, что есть какая-то другая река, носящая одно название с Петром, которая будто бы впа­дает в Адриатическое море, отделившись от того Истра: от этого последнего целый народ истров, через страну которых он про­текает, получил свое имя; и будто бы Язон совершил обратное плавание от Колхиды этим путем. Эратосфен говорит, что, по свидетельству Б е р г а я, Аравийский залив представляет озеро, что Диотим,'сын Стромбиха, стоявший во главе афин­ского посольства, плыл вверх по Кидну из Киликии к реке Хоаспис, которая течет возле Суз, и что он пришел в Сузы через сорок дней. Хотя об этом рассказывал сам Диотим, но Э р а т о- с ф е н удивляется, как возможно, чтобы Кидн пересекал Евфрат и Тигр, впадая в Хоаспис.

Г е р о д о т говорит, что никаких гипербореев нет, потому что нет и гипернотов, но Эратосфен замечает, что такое доказательство Г еродота похоже на софизм, состоящий в том, что отрицается существование людей, радующихся не­счастью ближнего, тем, что нет людей, радующихся счастью

других. Так точно может быть и гиперноты существуют: если нот не дует в Эфиопии, то он дует ниже этой области. Странно было бы, признавая, что ветер дует при всяком климате и что везде южный ветер называется нотом, странно было бы утверждать, что есть страна, где этого не происходит. Совер­шенно напротив, не только Эфиопия, но и вся область, лежащая выше нее, до самого экватора должна иметь наш нот. Если это так, то Геродота следует упрекать за то, что он называет гипербореями тот народ, у которого борей вовсе не дует, потому что хотя поэт говорит об этом в баснях, но их толкователи должны понимать истину, т. е. что под бореями разумеется народ, обитающий на крайнем севере. Пределом северных стран служит полюс, а южных — экватор; тот же самый предел суще­ствует относительно ветров. Вслед за этим Эратосфен возражает тем, которые утверждают, очевидно, выдуманное и невозможное — одно наподобие сказки, другое — под видом действительной истории.

Книга II

Эратосфен считает необходимым ввести в географию положения математики и физики. Форма земли и ее величина. Вычисление рас­стояний по меридианам и параллелям. Разделение суши. Неправиль­ность деления людей на эллинов и варваров

Во второй книге Эратосфен пытается исправить геогра­фию и предлагает собственные мнения. Он советует ввести в географию положения математики и физики — это справед­ливо: его мнение, что земля, как и весь мир, шарообразна и заселена кругом и другие подобные мысли верны. Эрато­сфен пространно трактует о фигуре земли и доказывает, что вся земля вместе с влажным элементом шарообразна, равно как и небо.

После этого, определяя ширину обитаемой земли, Эрато­сфен утверждает, что от Мероэ по меридиану до Александрии 10 000 стадий: отсюда же до Геллеспонта около 8 100 стадий, потом до Борисфена 5 000 стадий; наконец, от параллельного круга, проходящего через Фулу, которая, по словам Пифея, отстоит от Британии к северу на шесть дней плавания и лежит близко к Ледовитому морю, еще около 10 000 стадий. Итак, если прибавить еще для стран, лежащих выше Мероэ, 3 400 ста­дий, чтобы обнять остров египтян, Кинамомофор и Тапробану, то получим 38 000 стадий.

Определяя длину обитаемой земли, Эратосфен утверж­дает, что в самом узком месте от границ Индии до реки Инда 16 000 стадий, а если принять во внимание мысы Индии, то

длина увеличится на 3 600 стадий; а оттуда до Каспийских во­рот 14 000 стадий; потом до Евфрата 10 000 стадий; от Евфрата до Нила 5 000 стадий; до устьев Канабо еще 1 300; далее до Карфагена 13 500; до Геракловых Столбов не менее 8 000. В общей сумме длина превышает ширину на 70 800 стадий. Но к этому, думает Эратосфен, необходимо прибавить тот изгиб Европы, который лежит вне Геракловых Столбов, нахо­дится против иберийцев и направляется к западу; он имеет не менее 3 000 стадий; кроме того, различные мысы этого берега и между ними мыс в стране остимиев, называемый Кабеем, и прилежащие сюда острова, крайний из которых Уксисама, отстоят, по словам Пифея, на три дня плавания. Сказавши это, Эратосфен присоединяет крайние области около мысов, а также около остимиев, Уксисамы и тех островов, о которых он говорит, потому что все эти страны расположены далее к се­веру и они кельтские, а не иберийские. ∣K означенным расстоя­ниям длины он прибавляет еще 2 000 стадий на западе, 2 000 на востоке, чтобы ширина не оказалась более половины длины.

После этого Эратосфен старается подробно доказать, что согласно с самой природой промежуток между востоком и западом больше другого. «Согласно с природой, — говорит он, — населяемая земля должна иметь наибольшую длину между восходом и заходом солнца, как мы говорили, и если верно мнение математиков, что земля образует шар, соединяя свои оконечности. Так, если бы обширность Атлантического моря не препятствовала нам, то можно было бы переплыть из Иберии в Индию по одному и тому же параллельному кругу, что составляет дополнение к упомянутому расстоянию, превос­ходящее третью часть целого круга, если только круг, прохо­дящий через Афины, имеет меньше 200 000 стадий, тот круг, по которому мы измеряли упомянутое расстояние между Индией и Иберией».

«Вслед за этим Эратосфен говорит, что много рассуж­дали о материках, что одни разделяли их реками Нилом и Ta- наисом, представляя материки островами; другие же с помощью перешейков, один из которых простирается между Каспийским морем и Понтом, а другой между Эритрейским и Экрегматом, представляя, таким образом, материк полуостровами. При этом он замечает, что для него непонятно, каким образом подобное исследование может принести пользу, и что это разногласие есть только спор людей, дебатирующих наподобие Демо­крита, потому что, говорит он, «если нет точных границ как для Колита и Мелиты, именно столбов или стен, тогда можно говорить вообще, что это Колит, а то Мелита, но нельзя точно определить пограничную линию. Вот почему относительно неко­торых стран происходили споры, как, например, аргивян и лаке­

демонян относительно Фиреи, у афинян и беотян относительно Оропа. Впрочем, эллины, различая три материка, имеют в виду не всю населенную землю, но только ту часть, которую зани­мают сами, и противолежащую ей, именно Карию, на которой живут ионяне и соседние с ионянами народности; потом с те­чением времени они подвигались вперед, и когда число извест­ных им стран увеличилось, они распространили деление и на них».

Эратосфен считает, что от Итаки до Коркиры 300 ста­дий; от Эпидамна до Фессалоники 900. Промежуток между Массалией и Столбами Геракла он определяет в 7 000 стадий. Эратосфен насчитывает в Европе три полуострова: один простирается до Столбов Геракла, другой тянется до Сицилий­ского пролива, на нем лежит Италия, третий — до Малей, на котором обитают все народности между Адриатическим морем, Евксином и Танаидом. Эратосфен считает экваториальный круг равным 252 000 стадий. От Александрии до Сиены он счи­тает 5 000 стадий, от Сиены до Мероэ — 5 000, а от Мероэ до параллельного круга Кинамомофора 3 000, а отсюда до эква­торов 8 800 стадий.

Книга III

Древняя карта земли нуждается в исправлении

В третьей книге своей «Географии» Эратосфен, сде­лавши карту обитаемой земли, разделяет ее на две части ли­нией, которая простирается с запада на восток параллельно экваториальной линии. Оконечностями этой линии он считает: на западе Геракловы Столбы, а на востоке — крайние части тех гор, которые составляют северную границу Индии. Линию он проводит от Столбов Геракла через Сицилийский пролив, южные оконечности Пелопоннеса и Аттики — до Родоса и за­лива Иссика. При этом Эратосфен добавляет, что до сих пор упомянутая линия идет через море и прилегающие к нему материки, потому что самое Наше море тянется, таким образом, в длину от Киликии, потом почти прямо линия эта тянется вдоль хребта Тавра до Индии. Тавр, говорит он, протягиваясь по пря-, мой линии от моря, начинающегося у Столбов Геракла, разде­ляет в длину всю Азию на две части, северную и южную, по­этому Тавр, равно как и море, простирающееся сюда от Столбов Геракла, находится под параллельным кругом, прохо­дящим через Афины.

После этого Эратосфен высказывает мнение, что необ­ходимо исправить древнюю географическую карту, потому что восточные части гор по этой карте отклоняются далеко на север,

а вместе с ними идет в том же направлении Индия, уклоняясь к северу больше, чем она лежит на самом деле. Достоверность сказанного он подтверждает следующим соображением: Во-первых, многие писатели единогласно противополагают южные оконечности Индии стране Мероэ, руководясь сходством метеорологических и небесных явлений; отсюда же до наиболее северных стран Индии, лежащих подле Кавказских гор, по словам Патрокла, которому следует более других доверять, вследствие важности занимаемого им положения и знания гео­графии,— 15 000 стадий. От Мероэ до параллельного круга в Афинах почти столько же, — вследствие этого северные части Индии, смежные с Кавказскими горами, оканчиваются у этого круга.

Другое доказательство, приводимое им, то, что расстояние от залива Иссика до моря Понта, идущее по направлению от юга к северу к местностям подле Амиса и Синопы, около 3 000 стадий, т. е. столько, сколько имеют горы в ширину. «На­правляясь же от Амиса к экваториальному востоку, мы прежде всего встречаем Колхиду, потом узкий проход, который ведет к морю Гирканскому, а вслед за этим (лежит) дорога в Бактрию и к скифам, живущим на другой стороне ее, причем горы остаются направо от дороги; эта же самая линия к западу от Амиса идет через Пропонтиду и Геллеспонт». От Мероэ до Гел­леспонта 18 000 стадий, столько именно, сколько от южной стороны Индии до тех частей, которые лежат около бактрийцев. Еще должно прибавить 3 000 стадий к тем 15 000, которые со­ставляют пространство Индии, тогда как первые (3 000) — ширину хребта.

Эратосфен говорит, что Патрокл не согласен с Ме­га с ф е н о м в вопросе о длине северной стороны Индии: M е- г а с ф е н определяет эту границу в 16 000 стадий, аПатрокл вычитает из этого числа тысячу. Эратосфен говорит, что, имея под руками описание некоего автора, он придерживался расчетов этого последнего, не доверяя ни M е г а с ф е н у, ни Патроклу вследствие их разногласия и потому, что их рас­сказы не заслуживают доверия. Они рассказывают о людях, спящих на своих ушах, о безротых, безносых, одноглазых, длинноногих и с пальцами, обращенными назад. Они же возоб­новили гомеровскую басню о сражении пигмеев с журавлями, назвавши их людьми в три ладони величиной. Они же расска­зывают о журавлях, вырывающих золото, о панах гвоздеголо­вых, о землях, поглощающих быков и оленей с рогами, — и в этих рассказах уличают друг друга в неверности.

По словам Эратосфена, Деимах говорит, что Индия лежит между осенним равноденствием и зимним тропиком, а Мегасфен утверждает, что в южных частях Индии заходят 7 Боднарский

Медведицы и бросают свет в противоположные стороны, — между тем, по мнению Эратосфена, ни одно из этих явле­ний не совершается в пределах Индии. Эратосфен почти совсем согласен с Филоном, описавшим свое плавание в Эфиопию, в том, что там за 45 дней до летнего солнцестояния солнце бывает в зените, то же самое показывает отношение гномона к тени на тропиках и на экваторе.

Эратосфен, разделивши населяемую землю линией, идущей с запада на восток, на две части — северную и юж­ную, пытается разделить каждую из них на возможное число частей, называя эти последние «сфрагидами»...