<<
>>

ГЛАВА VII ВОЗМОЖНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ ФИТОИНДИКАЦИИ ДЛЯ ДИАГНОСТИКИ ТИПОВ ЛЕСА

Возможность перехода от фитоиндикации экологических режимов местообитаний к диагностике как наличного, так и наиболее потенциаль­но устойчивых в данных условиях типов леса не должна бы вызывать сомнений.

Так как фитоиндикационно установленные типы режимов фак­торов легко могут быть скоординированы с амплитудами толерантности любых видов, то несложно и рассчитать КС данного местообитания для каж­дого из интересующих нас видов с целью дать сравнительную оценку их ценозостроительным возможностям как в существующем сообществе, так и в перспективе на будущее.

С другой стороны, применение упорядоченной системы фитомер, чем в сущности является фитоиндикационная экологическая таблица, в неопределенно большой степени интуитивно выделенным единицам типо­логии лесов или классификации растительных сообществ вообще вызывает сомнения у сторонников фитоиндикации в определенности и реальности объекта индикации такого рода, а у сторонников вдохновенной интуи­ции — в полезности фитоиндикационного метода.

Таким образом, вопрос сводится к тому, какие типы леса (в смысле того, на каких критериях основано их выделение) могут быть диагно- зированы де факто и в потенции на основании фитоиндикационных построений. Для ответа на этот вопрос следует уяснить, во-первых, что входит в диагноз типа леса: какие явления, какие связи между ними и, во-вторых, что из этого можно индицировать по растительному покрову.

При самом примитивном взгляде на проблему, может возникнуть вопрос: как это можно и зачем это нужно индицировать тип раститель­ного покрова по растительному покрову? В действительности же инди­цируется не наличный видовой состав растительного покрова данного участка, а его потенции, его динамика, что означает в сущности инди­кацию не собственно синтаксономической принадлежности растительного покрова данного участка, а условий среды на данном участке, и уже в сопоставлении с ними диагнозируются динамические потенции налич­ного растительного покрова.

Задача, таким образом, сводится к сопостав-

185

13.Зак.448

лению индицированного экотопа с экологическими потребностями видов, популяции которых либо заходят на данный участок, либо имеют возмож­ность сообразно характеру и способам своего расселения попадать на него с окружающих или более отдаленных территорий.

В то же время еще в тридцатые годы В.Н. Сукачев писал, что тип леса мог бы быть вполне достаточно определен составом растений и комплексом прямодействующих факторов. Необходимость при лесотиполо­гических исследованиях изучать и почвенно-грунтовые условия, и рельеф он относил целиком на счет невозможности или, по крайней мере, очень большой трудности непосредственного определения комп­лекса прямодействующих факторов [Сукачев, 1938].

Практически то же говорится и в его определении типа леса уже на уровне теории биогеоценологии: ’’Тип леса — это объединение участков леса (отдельных лесных биогеоценозов), однородных по составу древес­ных пород, по общему характеру других ярусов растительности, по фауне, по комплексу лесорастительных условий (климатических, почвенно-грун­товых и гидрологических), по взаимоотношениям между растениями и средой, по восстановительным процессам и по направлению смен на этих участках леса ...” [Сукачев, Зонн, 1961, с. 47].

Но из этих необходимых для диагноза типа леса признаков комплекс режимов прямодействующих факторов, или комплекс лесорастительных условий как раз и является основным объектом фотоиндикации, в смысле изложенных в этой книге взглядов, а из биотической среды экосистем наиболее удобен для прямого наблюдения и диагностически наиболее значим растительный покров, потенциальная динамика которого опять же может быть выведена из сопоставления экологических особенностей видов с тем же комплексом режимов прямодействующих факторов.

Из изложенного выше можно сделать вывод о возможности применения фотоиццикации.в диагностике типов леса, если исходить из признания воз­можности фитоиндикационной оценки режимов прямодействующих фак­торов.

Однако идол непосредственного (инструментального) измерения режимов прямодействующих факторов еще властвует умами большинства исследователей (геоботаников, лесоводов и особенно почвоведов), хотя отдельные авторитеты и допускают несколько крамольные высказывания: ’’Прямое измерение отдельных факторов стоит дорого, а отдельные фак­торы без учета их взаимодействия мало что могут сказать об экологи­ческих условиях” [Миркин, Шеляг-Сосонко, 1980, с. 9] 1

В то же время не вызывает споров тот факт, что измерить режимы пря­модействующих факторов в их динамике и взаимосвязи хотя бы прибли­зительно относительно возможно только в стационарных условиях при многолетних наблюдениях. Для маршрутных и даже детально-маршруп^гх исследований значение индикационных приемов в целом не отвергается никем, но многими отвергается шкально-балльная оценка режимов факторов.

В защиту шкально-балльной оценки, о ее преимуществах в смысле большей ее экологичности по сравнению с инструментальными измене­ниями физико-химических характеристик абиотической среды говорилось в начале книги. Здесь же стоит добавить, что фитоиндикация может быть с успехом применена в диагностике синтаксонов лишь при условии экбло- 186 гичности их классификации или типологии. Это значит, что такая типоло­гия или классификация должна основываться на достаточно четких пред­ставлениях об экологических потребностях видов, о сущности экологи­ческих режимов, о принципах изменения этих режимов под влиянием популяций видов, в достаточной мере обладающих эдификаторными (средотрансформирующими) возможностями. Это значит, что все под­меченные эмпирически закономерности могут быть сформулированы, типизированы (классифицированы) только в случае установления их экологической причинности.

Все еще не объясненное или объясняемое интуитивно может связы­ваться с классификационными или типологическими схемами лишь пред­положительно и приблизительно, и только в рабочем порядке. Никаких выводов и утверждений на основании интуитивных предположений при отсутствии их экологического обоснования делаться не должно.

Интуи­тивно можно решить, как, где и когда проводить наблюдения или экспе­рименты, но толковать их результаты и выводить закономерности интуи­тивно нельзя.

Как иллюстрация и довод в пользу сказанного выше приводятся при­меры фитоиндикации режимов пяти основных прямодействующих эко­логических факторов конкретных участков по растительному покрову и диагностики, на основании сопоставления полученных характеристик режимов с экологическими потребностями видов, типологической при­надлежности наличного растительного покрова, а также видового состава и типологической принадлежности потенциального коренного фитоценоза.

Пример предлагается заведомо сложный для диагноза потенциального коренного типа леса на основании фитоиндикационных данных — участок 80—90-летней культуры ели с небольшой примесью сосны (по-видимому, старшего возраста) и дуба, сформировавшей к настоящему времени прак­тически равноценный естественному тип леса: ельник условно лещиновый (фактически бузинно-рябиновый) зеленчуковый, находящийся в послед­ние десятилетия под воздействием постоянных и интенсивных рекреа­ционных нагрузок в связи с расположением рядом с кольцевой автодо­рогой напротив быстро застраиваемого микрорайона Москвы (Хлебни­ковский лесопарк Клязьминского леспаркхоза, кГв. 96, юго-восточный угол).

Ниже приводится краткая характеристика состояния растительного покрова на лето 1980 г.

Сомкнутость крон 0,5—0,7; полнота древостоя 0,7 ± 0,06; высота пер­вого яруса: ель и сосна — 28—32 м, дуб — 23—25 м; сомкнутость второго яруса 0,1—0,2; высота второго яруса 9—14 м; сомкнутость подроста

< 10%; сомкнутость подлеска 15—25%; общее проективное покрытие травостоя около 70%; общее проективное покрытие мхов

< 10%. В первом ярусе древостоя: береза пониклая, дуб, рябина, бредина; в подросте: ель, липа, дуб, осина; в подлеске: рябина, бузина, жимолость, крушина, бредина, калина, волчье лыко, малина. В травостое присутст­вуют: сныть, живучка ползучая, копытень, кочедыжник женский, бук­вица, осока пальчатая, ландыш, скерда болотная, ежа, щучка, щитовник мужской, щитовник игольчатый, овсяница гигантская, таволга вязолист- ная, земляника лесная, зеленчук, герань лесная, гравилат алеппский, гра-

187

вилат речной, зверобой пятнистый, ожика волосистая, марьянник дубрав­ный, мицелис, перловник, мятлик дубравный, калган, Черноголовка, лютик кашубский, лютик ползучий, костяника, норичник шишковатый, золотая розга, крапива двудомная, вероника дубравная, вероника лекарственная, фиалка собачья, фиалка сверху голая, фиалка удивительная.

В моховом покрове преобладают: атрих волнистый, брахитеций шероховатый, эврин- хий Зеттерштедта, мний близкий.

Режимы основных прямодействующих факторов были индицированы методом определения их среднего балла. Факторы и их шкалы даются по разработке 1976 г. -{Цыганов, 1976].

Тепловой режим ценоклимата 6, 53, т.е. промежуточный между суб- бореоидным и северонеморальным. Ужесточение зонального североие- морального типа терморежима произошло преимущественно под воз­действием сомкнутого темнохвойного насаждения, способствующего в силу значительного задержания снега на кронах более глубокому про­мерзанию почвы в начале зимы, вследствие большого затенения, задер­живающего стаивание снегового покрова и оттаивание почвы весной и препятствующего ее прогреванию в летние месяцы.

Режим континентальности ценоклимата 3, 4, т.е. несколько ближе к суб­океаническому, чем к полуконтинентальному. Этот режим несколько смягчен по сравнению с региональным и опять-таки влиянием сомкнутого темнохвойного насаждения, несколько уменьшающего годичные и суточ­ные колебания температур воздуха и почв (особенно суточные колебания и в большей степени почв, чем воздуха), а также способствующего сохра­нению большой влажности воздуха под пологом древостоя.

Обобщенный режим увлажнения почв 13,24, т.е. близок к влажно­лесному, но несколько влажнее его. Это означает преобладание в течение вегетационного сезона промывного гидроморфного типа водного режима почв. Капиллярная кайма почти весь год находится в пределах корнеоби­таемого слоя деревьев, кустарников и большинства ipss. 5 SSCSnnrlS, раинелетний и все дождливые периоды почва полностью насыщена влагой, наблюдаются явления, характерные для временно избыточного увлажнения. Внутрипочвенный сток боковой, по дренирующим прослойкам. Главные источники поступления влаги — осадки и боковая инфильтрация, Расход воды — боковой внутрипочвенный сток, транспирация и в значительно меньшей степени испарение, Режим Грунтовых ВОД — УСЇІИКФЙВІИИЙСЯ, компенсированный подземным оттоком и транспирацией.

Влияние дре­востоя, тем более темнохвойного, в плакорных условиях при относительно тяжелых почвах несколько осушающее. Поэтому разреживание елового порога, пусть даже с частичной заменой его лиственным, приведет к сдвигу режима увлажнения в сторону более влажного.

Обобщенный солевой режим почв 5,77, т.е. близок к пермезотрофному гпикофильному, но несколько беднее. Это означает преобладание восста­новительных процессов над выщелачиванием, когда выщелачиваются периодически лишь наиболее растворимые соединения и относительно постоянно происходит гидрогенная аккумуляция окислов железа и марганца, а также глинных минералов. Содержание солей приблизительно порядка 110-170 мг/л. Возможна незначительная аккумуляция углекисло­го кальция (содержание НСОз порядка 10-40 мг на 100 г почвы). Величина

88

pH обычно порядка 5,5-6,5, причем наблюдается следующий ряд ее нарас­тания: участки под кронами елей -> окна -> участки под кронами дуба. Тип гумуса влажный модермуллевый, с некоторым преобладанием грубых фракций, но с тенденцией перехода к состоянию с преобладанием мулля.

Обобщенный режим освещенности-затенения 3,2, т.е. несколько тенис­тее светлолесного. Это означает, что еловый по преимуществу древостой в значительной мере расстроен, т.е. среди участков с нормальной сомкну­тостью древостоя встречается много окон и редин, где тип режима зате­нения не тенистолесной, как это должно быть в темнохвойном насаждении, а представляет собой различные степени перехода от рединно-полянного к светлолесному.

Коэффициенты общей комфортности данного участка (КК) составляют: по терморежиму ценоклимата - 45%, по режиму континентальности — 78% (т.е. по климатопу в целом — 35%), по обобщенному режиму увлаж­нения почв—93%, по обобщенному солевому режиму почв — 65% (т.е. по эдафотопу в целом - 60%, а по хоротопу в целом - 21%), по режиму освещенности-затенения в среднем — 55% и по экотопу в целом и среднем — 12%. Тенденция изменения режимов под влиянием изменения состояния эдификаторной популяции состоит в постепенном смещении режимов прямодействующих факторов: терморежима ценоклимата — к северо­неморальному (повышение КК), режима континентальности ценокли­мата - к полуконтинентальному (понижение КК), режима увлажнения почв - к сыровато-лесному (незначительное повышение КК), солевого режима почв — в сторону эвтрофикации (повышение КК) и режима зате­нения — в сторону осветления (повышение КК). Таким образом, АТСцено­климата вследствие противоречивости изменения слагающих его режимов, по-видимому, или незначительно повысится, или останется практически без изменения, КК эдафотопа - повысится, КК хоротопа в целом - тоже повысится и КК экотопа в целом также станет больше.

В зафиксированных status quo условиях породы, слагающие древесный ярус, имеют следующие коэффициенты удовлетворительности условий среды (КС):

ель — 85% по терморежиму, 84% по режиму континентальности (71% по климатопу в целом), 78% по режиму увлажнения почв, 85% по солевому режиму почв (66% по эдафотопу в целом и 47% по хоротопу в целом), 92% по режиму затенения и 43% по совокупности всех пяти режимов (по экотопу в целом);

дуб — 41% по терморежиму, 84% по режиму континентальности (34% по климатопу в целом), 95% по режиму увлажнения почв, 59% по соле­вому режиму почв (56% по эдафотопу в целом и 19% по хоротопу в целом), 65% по режиму затенения и 12% по совокупности всех пяти режимов (по экотопу в целом);

сосна — 85% по терморежиму, 83% но режиму континентальности (71% по климатопу в целом), 88% по режиму увлажнения почв, 85% по солевому режиму почв (75% по эдафотопу в целом и 53% по хоротопу в целом), но < 0 по режиму затенения, и, следовательно, непригодны условия по экотопу в целом, хотя в участках, где световой режим приближается к рединно-полянномуКС, по режиму затенения может повышаться до- 33 -66%, повышая тем самым общий КС местообитания до 17—35%;

189

осина — 99% по терморежиму,. 36% по режиму континентальности (36% по климатопу в целом), 86% по режиму увлажнения почв, 96% по солевому режиму почв (83% по эдафотопу в целом и 30% по хоротопу в целом); так же как и для сосны, непригоден режим затенения, но в участках, где световой режим приближается к рединно-полянному, общий КС местообитания может быть повышен до 10—20%;

береза пониклая — 99% по терморежиму, 83% по режиму континен­тальности (83% по климатопу в целом), 86% по режиму увлажнения почв, 85% по солевому режиму почв (73% по эдафотопу в целом и 61% по хоротопу в целом); режим затенения тоже в среднем непригоден, но в больших рединах и окнах может улучшаться, повышая тем самым общий КС до 20—40%;

липа — 81% по терморежиму, 84% по режиму континентальности (68% по климатопу в целом), 86% по режиму увлажнения почв, 93% по солевому режиму почв (80% по эдафотопу в целом и 54% по хоротопу в целом), 92% по режиму затенения и 50% по совокупности всех пяти режимов (по экотопу в целом).

Кроме того, учитывая рассмотренные тенденции изменения режимов, следует иметь в виду, что условия местообитания будут меняться различ­ным образом (в смысле улучшения или ухудшения) для разных пород. Так, сдвиг терморежима в сторону более теплого зонального типа несколько понизит КС по нему для ели и сосны, но несколько повысит для дуба и липы. Сдвиг режима континентальности (контрастности) ценоклимата в сторону полуконтинентального ведет к понижению соот­ветствующих КС у дуба и липы при одновременном повышении их у сосны, осины и березы. Для ели же, учитывая гибридный характер ее по­пуляций в данном регионе, смещение режима континентальности может иметь знг ение лишь в смысле изменения соотношения выгодности приз­наков, унаследованных от ели европейской и ели сибирской. Тенденция к некоторому повышению увлажнения почв направлена к повышению КС по этому фактору у всех названных пород, кроме дуба. В то же время некоторая эвтрофикация местообитания, помимо основной при­чины (уменьшения эдификаторного значения популяции ели), сопря­женная с увеличением увлажнения, повышает соответствующие КС для дуба, липы и осины, но понижает для сосны, ели и березы.

Тенденция к некоторому осветлению на ближайшее время повышает КС всех пород. В дальнейшем же режим затенения может относительно стабилизироваться где-то вблизи оптимума теневыносливых пород или прогрессировать дальше в сторону осветления, повышая тем самым ка­чество среды для светолюбивых пород.

По величине КС для хоротопа в целом (совокупность местных клима­тических и эдафических режимов без учета ценотически обусловленного режима затенения) породы выстраиваются в такой ряд: береза (61), липа (54), сосна (53), ель (47), осина (30), дуб (19).

По величине КС для экотопа в целом (с учетом среднего балла режима затенения) ряд получается иной: липа (50), ель (43), дуб (12).

Светолюбивые породы из ряда выпадают.

Таким образом, можно заключить, что в естественных условиях ель и липа на этом местообитании относительно равноконкурентоспособны

190

что, захватив территорию первой, и та и другая несколько трансформи­руют режимы прямодействующих факторов в благоприятную для себя сторону. В то же время, поскольку ель изменяет экологические режимы сильнее, соответственно сильнее сказывается на состоянии экотопа и расти­тельного покрова снижение эдификаторной роли ее популяции в процессе изреживания насаждения.

Что касается позиций дуба, то он явно менее конкурентоспособен на данном местообитании (как, впрочем, и в данном регионе вообще), но все же его общий КС в лесных экотопах, как правило, не ниже КК данных экотопов, что свидетельствует о его способности давать устойчивую при­месь в коренных сообществах местообитаний такого типа и образовывать достаточно устойчивые насаждения при устранении более конкурентоспо­собных ели и липы.

Обращает на себя внимание высокий КС хоротопа такого рода для березы,что заставляет считать ее породой № 1 по потенции вселения на любой осветлившийся участок данной и подобных ей территорий и в силу этого всегда присутствовать в виде некоторой примеси в коренных насаждениях и чаще других пород формировать вторичные насаждения.

В меньшей степени в силу биологических особенностей хвойного дерева способна выступать в качестве примеси или вторичной породы в хоротопах такого типа сосна, тоже имеющая в них очень высокий КС. Большей частью явление сосны в таких ролях обусловлено пироген­ными или антропогенными причинами.

Достаточно высокий КС хоротопа для осины наряду с явно выражен­ной тенденцией его повышения при существующих направленностях сдвигов всех режимов дает основания считать ее также потенциаль­ной постоянной примесью любых образующихся на данной территории фитоценозов.

Наконец, стоит отметить, что клен имеет в подобных существующему на данном участке экотопах общий КС даже выше, чем у липы, что поз­воляет считать и его одним из участников древостоя коренного типа леса. Отсутствие же его на данном конкретном участке объясняется, скорее всего, причинами случайного характера.

В подлеске при существующем сочетании режимов и их ближайших по­тенциях изменения наиболее устойчивые позиции имеют малина, жимо­лость, калина и бредина. У этих видов наибольшие общие КС должны еще повыситься вследствие благоприятности для этих видов сдвига режимов по всем факторам. Что касается позиций остальных видов, то они несколь­ко лучше у волчьего лыка (достаточно высокий КС и благоприятность перспектив по большинству факторов) и бузины (благоприятность пер­спектив почти по всем режимам), а у рябины и крушины относительно хуже (неблагоприятный в сумме эффект наметившейся динамики режимов или низкий КО. В то же время не следует упускать из виду, что все наз­ванные выше виды, кроме бредины, являются орнитохорами и их расселе­ние в большой степени зависит от характера посещения данных участков птицами. Несколько слов следует сказать о позиции лещины, которая отсутствует на данном участке также из-за того, что сойки не занесли ее семена сюда. Учитывая то, что КС лещины здесь достаточно высок (16%, явно выше общего КК) и из всех наших кустарников она обладает, 191

по-видимому, наибольшими эдификаторными потенциями, следует счи­тать ее присутствие довольно обычным и даже закономерным для эко­топов данного типа, чем и оправдывается название данного ельника условно лещиновым. В то же время стоит оговориться, что по режиму увлажнения почв лещина находится здесь вблизи границы своего эколо­гического ареала и на пределе своих доминантных возможностей.

Что касается травостоя, то в нем в лучших условиях находятся попу­ляции лютика кашубского, копытня, мятлика дубравного, живучки, кочедыжника, осоки пальчатой, зеленчука, фиалки удивительной, норич­ника, Черноголовки, щучки и вероники дубравной (высокие и относитель­но высокие КС и положительные для данных видов сдвиги всех или большинства режимов). Относительно устойчивы позиции крапивы, лан­дыша, щитовника мужского, лютика ползучего, гравилатов, герани лесной и щитовника игольчатого. В той или иной степени ухудшаются, но обладают достаточным запасом устойчивости позиции земляники, сныти, марьянника, скерды, перловника, овсяницы гигантской, зверобоя и калгана.

Все изложенное позволяет определить коренной тип леса на данном участке как биогеоценоз, имеющий фитоценотическую основу с липой и елью в роли соэдификаторов, с участием дуба и клена в первом ярусе, единичной примесью березы и осины, лещиной, жимолостью, калиной, брединой и волчьим лыком, как основными видами подлеска, с гос­подством в травостое мезофильного пермезотрофно-семиэвтрофного неморального широкотравья, при участии заметного количества более влаголюбивых трав, и слабо развитым моховым покровом, образованным в основном видами семейства брахитециевых.

Таким образом, мы видим, что индицируется, как, впрочем, и опре­деляется сочетанием режимов прямодействующих факторов, не какой- то определенный тип леса как коренной для данного местообитания, а некий диапазон экологически относительно равнозначных типов.

По-видимому, логично заключить, что это обстоятельство может рас­сматриваться в качестве лишнего довода в пользу концепции поликли­макса, как она изложена Уиттекером [Уиттекер, 1980].

Вновь поднимаемая на щит концепция моноклимакса, равно как и постулат дискретности растительных ассоциаций, пока что находит наи­более веские аргументы в свою пользу лишь в пристрастиях интуиции отстаивающих их авторов. В этом смысле весьма ценная своим динами­ческим подходом монография ’’Закономерности динамики биоценозов” [Разумовский, 1981] оставляет сожалеть о приверженности автора посту­лированию своих интуитивных пристрастий. Чего стоит хотя бы категори­ческое отрицание автором континуума, признание которого якобы возвра­щает нас к чистой аутэкологии и перечеркивает геоботанику в целом. Также сомнительно разделение видов на ценофильные и ценофобные, попытка догматизировать дискретность сообществ, претензии дать окон­чательный список климаксовых ассоциаций. В сущности, стремление рас­сортировать все многообразие растительного покрова по ящикам карто­теки противоречит основной идее монографии — упорядочению теории динамики биоценозов.

С нашей точки зрения, гораздо ближе к истине положения, что разли-

192

чаемость фитоценозов ’’зависит от особенностей изменения градиентов среды и специфики самой растительности, где непрерывность и дискрет­ность сочленяются в диалектическое единство”, что ’’число фитоценозов зависит от нашего определения масштаба неоднородностей внутри фито­ценоза”, что ’’фитоценозы не являются исторически сложившимися груп­пами растений, так как отдельные виды, за исключением некоторых узких специалистов-паразитов, эволюционируют независимо, а сам процесс эволюции носит сеткообразный характер” и ’’любой наблюдаемый нами фитоценоз — некое сечение через пучок временно сближенных (разные виды на разное время!) трендов развития отдельных видов” [Миркин, 1981, с. 825].

Что же касается нашего примера, то более определенно, чем собст­венно коренной тип леса, индицируется его жизненная форма [Крылов, 1974]: темнохвойно-широколиственный лес с гемигигрофильно-мезо- фильным травяным покровом.

Более конкретно набор видов на всех стадиях сукцессий, включая и климаксовую, ограничивается флорой региона и региональной потен­циальной флорой эдафотопа данного типа. Ограничение выбора проис­ходит по принципу совместимости видов с характером изменений среды развитыми популяциями потенциальных здификаторов.

В рассмотренном примере потенциальные эдификаторы — в первую очередь ель и липа. Климаксовыми сообществами здесь будут ельники с липой и липняки с елью, и липо-ельники, реже — ельники или липня­ки — все с примесью дуба и незначительным участием других пород, включая и светолюбивые, с теневыносливыми гигромезофитами и мезо­фитами в подлеске и покрове. Тот или иной вариант климакса зависит от истории формирования растительного покрова данной местности и от состояния в ней популяций отдельных видов в периоды интенсификации изменений экологических режимов.

Из сказанного выше о потенциальных флорах экотопов следует, что близкими КС, а следовательно, и близкими потенциями по формированию устойчивых популяций обладают многие виды. Это заставляет нас считать, что каждому местообитанию соответствует определенный набор климак­совых сообществ, ОТНОСЯЩИХСЯ к одной или близким жизненным формам. Количество таких сообществ зависит от общей комфортности место­обитаний.

Чем меньше КК, чем ближе местообитание к экстремуму по какому- либо фактору, тем меньше возможностей варьирования у климаксовой растительности, тем больше она соответствует моноклимаксу.

Чем выше КК, чем дальше от экстремумов режимы факторов, тем больше разнообразие климаксовых сообществ, тем более они соответст­вуют поликлимаксу.

Для практики лесного хозяйства зто означает, что далеко не во всех, а лишь в немногих случаях экологическая обстановка заставляет нас вести хозяйство на одну породу. В большинстве случаев нам представля­ется выбор из ряда экологически относительно равноценных видов.

В заключение стоит пожалуй еще коснуться списка видов в табл. 55. Ко­нечно же он не укладывается в рамки флоры подзоны хвойно-широколист­венных лесов и автор вполне отдает себе в этом отчет. Однако, считая прин- 193

кипы анализа растительного покрова изложенные в данной работе универ­сальными, автор должен был дать возможность оценить и апробировать их и исследователям работающим в других природных зонах. Кроме того, автор имел в виду, что наибольший интерес его разработки вызвали у специалистов, работающих в области интродукции растений. Именно поэто­му в состав списка включено довольно много экзотов, в первую очередь деревьев и кустарников.

Автор глубоко убежден, что именно фитоиццикационная оценка условий среды, с учетом закономерностей ее изменений при замене одного расти­тельного покрова другим, может быть наиболее надежным критерием оценки пригодности того или иного местообитания или местоположения для размещения, культивирования или охраны тех или иных видов. Это одинаково справедливо как для хозяйственных, так и для научных или эстетических целей.

Оценка экологического состояния и экологических возможностей лю­бых местоположений или местообитаний — первейшее условие рационали­зации любого использования их под естественным или искусственным рас­тительным покровом.

Наконец, не лишнее может быть заметить, что ортодоксальное следова­ние позициям лишь одной какой-либо научной школы не отвечает требова­ниям современной науки. В отличие от политических партий научные школы отражают не антагонистические противоречия различных классов общества, а различные стороны одной и той же истины. Поэтому, игнорируя взгляды и достижения какой-либо школы, мы неминуемо суживаем свой кругозор.

<< | >>
Источник: Цыганов Д.Н.. Фитоиндикация экологических режимов в подзоне хвойно-широ­колиственных лесов. М.: Наука,1983.. 1983

Еще по теме ГЛАВА VII ВОЗМОЖНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ ФИТОИНДИКАЦИИ ДЛЯ ДИАГНОСТИКИ ТИПОВ ЛЕСА: