2. Метафизика атомизма

Но такое отвлеченное понятие истинно сущего, единого, в связи с отрицанием реальности мира было односторонностью, на которой не могли застыть мысль и чувство человека. Истина не только едина и суща—она конкретна, многообразна и многочастна в своем единстве. Полнота должна заключать в себе множество, соединять в себе все индивидуальное, чувственное—и вот, прежде всего явилась попытка спасти чувственное, индивидуальное множество от абстрактного единства элейцев, и притом так, чтобы сохранить за этим множеством характер истинно сущего, как это понятие было формулировано элейцами. Противоречие между рациональным и чувственным, между умопостигаемым единством и материальным множеством было слишком сильно, и если элейцы отрицали множество во имя метафизического единства, то естественно возникла другая школа, разрешившая это единство в метафизическое множество абсолютных неделимых атомов, стоящее за природой: оно обосновывает природу в ее полноте, но само не объясняется никакими причинами. По этому самому бытие этих атомов определялось как сверхчувственное и обосновывалось метафизическими умозрениями о природе истинно сущего в его отношении к явлению.

Левкипп, по преданию, сам элеец, ученик Парменида и Зенона, исходит из элейского понятия вечного и неизменного истинно сущего, но вместе с тем он хочет признать и множество вещей, их движение и генезис. Соглашаясь с Зеноном и Мелиссом, что движение и множество немыслимы без пустоты (которая есть небытие), он допускал реальность пустоты наряду с полнотою, небытие — наряду с бытием. Есть множество и движение—значит, есть и пустота. Абсолютное происхождение или уничтожение немыслимы: атомисты признают вместе с Пармени- дом, что «ничто не возникает из небытия и ничто сущее не разрешается в небытие» Они признают только сложение и разложение атомов, причем каждый из этих бесчисленных атомов получает все предикаты «сущего» Парменида. Атомы вечны и неизменны, не происходят и не уничтожаются; они абсолютно неделимы и непроницаемы; они совершенно полны, однородны и не имеют в себе никакой пустоты. В действительности мы не находим таких атомов: это потому, что они чрезвычайно малы и по незначительности своей величины (5іа аціхротт|та xamp;v oyxcov) совершенно недоступны чувствам человека[549].

Атомы движутся в пустоте и в случае совпадения производят какое-либо видимое сложное образование, в случае разделения — видимое разрушение, уничтожение данного сложного тела. Действие и страдание сводятся, таким образом, к внешнему случайному соприкосновению атомов, генезис—к их сложению, уничтожение—к разложению. Множество не может произойти из единства, ни единство— из множества, но всякое изменение и действие, все существующее производится либо разделением тел посредством пустоты, либо же сплетением, сочетанием множественного, проникновением материальных частиц в пустые промежутки, или поры, тел (откуда, например, объясняются все явления роста и питания). Таким образом, всякий генезис или уничтожение обусловливаются лишь количественным изменением в соотношении атомов и пустоты [550].

«Левкипп и его сподвижник Демокрит определяют стихии сущего как полное и пустое», признавая полноту бытием, а пустоту небытием, «вследствие чего они утверждают, что бытие существует столько же, сколько и небытие, и тело—столько же, сколько пустота: как полное, так и пустое суть материальные причины вещей».

Видимые явления текут, изменяются непрестанно, растут и разрушаются, движутся, исчезают и появляются. Они всецело проникнуты полным и пустым, все состоит из вещества и пустого пространства. Полное наполняет пустое, пустота разделяет частицы вещества друг от друга: это как бы материализация пифагорейского мировоззрения. Но подобное разделение тел пустотою не может простираться до беспредельности, что Демокрит доказывает аргументацией Зенона: абсолютная делимость уничтожила бы всякую величину[552]. Левкипп доказывал неделимость, атомность конечных элементов вещества непосредственно из понятия сущего: каждое сущее есть вполне сущее, в сущем же нет никакого небытия, а следовательно, и никакой пустоты. Если же в них (т. е. в атомах) нет пустоты, а деление без пустоты невозможно, то и атомы не могут делиться [553].

Все остальные свойства атома выводятся подобным же путем. Из полноты и неделимости атомов вытекает их абсолютная непроницаемость, плотность, или твердость (сттєрєа, vaaxd). По словам Цицерона, это «тела неделимые вследствие твердости»[554]. Отсюда следует и то, что атомы не подвержены никакому изменению, ибо сущее, как таковое,— неизменно и пребывает вечно равным самому себе. В атоме нет частиц и пустых промежутков, а потому нет места для проникновения других частиц; тело, не принимающее, не пропускающее в себя никакого другого тела, не подвержено никакому действию, изменению или обмену вещества[555]. Должны быть неделимые твердые тела, учил Левкипп, иначе будут сплошные промежутки, одна сплошная пустота; ибо делимость, проницаемость предполагают пустоту.

Атомы просты и однородны, ибо сущее однородно сущему, полнота—полноте. Если бы действующее и то, что испытывает действие, были бы безусловно разнородны, то не было бы возможно никакое взаимодействие; если оно и возможно между различными вещами, то все же оно предполагает нечто общее между ними[557]. Кроме того, всякое различие, как доказал Парменид, есть следствие небытия; там, где есть лишь чистое, «полнейшее» бытие без всякой примеси небытия,—там возможна лишь одна и та же неизменная природа этого истинно сущего бытия[558]. Наши субъективные чувства свидетельствуют нам о качественных различиях тел, но самым первоначальным телам—атомам мы не можем приписывать этих различных эмпирических свойств; мы должны приписывать им лишь то, без чего сущее, определяемое как тело, безусловно, не может быть мыслимо. Сущее есть полнота, а не тот или другой вид вещества, отличный от других и постольку исключающий их собою. Каждое определенное качество подлежит изменению, генезису, существует здесь, отсут- ствует там; постольку оно не есть абсолютно сущее и в известных отношениях заключает в себе небытие. Сущее есть только полное сущее, абстрактная сущность, и больше ничего. «Атомистическое учение о сущем,—говорит Целлер,—отличается во всех этих отношениях от элей- ского только тем, что оно переносит на множество единичных субстанций предикаты единой и всеобщей субстанции Парменида»

Подобный диалектический переход от абстрактного единства субстанции к абстрактному множеству неделимых субстанций весьма естествен и даже необходимо требуется мыслью, которая не может застыть в отвлечении, но логически развивает его противоположные моменты. Такое явление повторялось в истории не раз: Лейбниц противопоставил единой субстанции Спинозы множество индивидуальных субстанций-монад. В Индии абстрактный монизм религиозной философии, часто столь близкий к элейскому, издревле породил противоположность материалистического атомизма, представляющего еще более поучительные аналогии с греческим: оба вызваны одною и тою же потребностью [559].

Сказанного достаточно, чтобы выяснить метафизическую природу атомизма как по историческому, так и по догматическому его значению. Относительно такого понимания атомизма сходятся мнения всех древних. Так же смотрит на свое учение и сам Демокрит. По словам Секста Эмпирика, он отвергает объективную истину чувственного явления (avaipei та lt;paivo|jieva таи; аіст9г|стєсті); ничто из являющегося чувственно не сообразно истине: оно сообразно только субъективному сознанию (8oJ^a). Истина же заключается в вещах, лишь поскольку они суть атомы и пустота. Субъективным сознанием, или мнением, обусловлены чувственные свойства, каковы сладость, горечь, тепло, холод, цвет: истинны только атомы и пустота. Поэтому то, что почитается за существующее и является чувственным,— все это не по истине; а истинны только атомы и пустота[560]. В другом сочинении (ev тоц xpaxuv- тгіріоц6*), где Демокрит, по-видимому, задается целью спасти реальность явлений, мы находим, однако, следующие рассуждения: «Мы не знаем ничего достоверного, как есть по существу, а знаем лишь то, что изменяется сообразно с положением нашего тела и тел, сталкивающихся с нашим, сопротивляющихся ему», т. е. мы познаем лишь результат изменения, а не самые вещи. Далее Демокрит различал два рода познания, рациональное и чувственное, из коих первое достоверно, второе же не способно к восприятию истины. «Есть два вида познания, из коих одно—законное, другое—незаконнорожденное, темное; к последнему относятся все ощущения: зрение, слух, вкус, обоняние, осязание; законное же, истинное познание свободно от всего этого». Необходимость такого истинного рационального познания, столь очевидная для ученика элейских мыслителей, доказывается уже тем, что в области малогоу т. е. конечных элементов вещества, или атомов,—чувственное познание совершенно упраздняется: там оно уже не может ни видеть, ни слышать, ни обонять, ни вкушать, ни осязать. «Следовательно,— заключает Секст,— и, по Демокриту, критерий вещей есть понятие (Xoyoq), которое он именует законнорожденным познанием»